Лет мужчине было под сорок, может чуть меньше.— Как думаешь, не помрет? — Уточнил ещё раз озабоченно Шамиль.— Может, — кивнул Виноградов.— Придется тогда потерпеть немного… Ты присматривай за ним, майор! — Собеседник ещё раз сверкнул зеркальными блюдцами очков:— Где деньги?— Какие деньги? Ах, вот оно что… Прошу вас! — Владимир Александрович изогнулся и вытянул из-под себя оставленный перед этим в машине сверток.Шамиль забрал его, отвернулся. Затем отдал команду водителю, и застоявшаяся «нива» начала медленно разворачиваться на дороге…Все должно было на этот раз окончиться хорошо.Виноградов уже знал это, но затылком, почти физически ощутил облегчение в момент, когда очередной изгиб трассы навсегда отрезал от них остатки попавшей в засаду колонны и автоматчиков на скалах.В молчании проехали километра два — впереди машина Шамиля, за ней джип с гвардейцами.Скорость была приличная. Не такая, конечно, как во время недавней погони, но тоже на грани допустимого — сидящих в «ниве» трясло и швыряло из стороны в сторону.— Стой! Стой…Шамиль обернулся с переднего сидения:— Что такое?Автомобиль сбавил ход и прижался к обочине.— Смотри. Вроде, помирает? — Владимир Александрович показал на своего соседа. Тот почти сполз куда-то в узкое пространство между сиденьями и сотрясался от кашля, и судорожной кровавой рвоты.Шамиль выругался и ударил ладонью о колено:— Что делать, слушай? Вот, сволочь!— Аптечка в машине есть?— Конечно! Всякие медикаменты, туда-сюда…Виноградов был даже рад представившейся возможности оказаться хозяином положения:— Вытаскивайте его наружу, только аккуратно.… Запрокинутое лицо чуть порозовело.— Делать еще?— Давай! Все равно уже.Владимир Александрович нащупал вену и, кажется, попал с первого раза — содержимое ампулы перелилось из шприца в кровь умирающего. Теперь глаза его смотрели на окружающий мир равнодушно, без сожаления и злобы.— Это ненадолго.Человек, лежащий на придорожных камнях, разлепил губы и что-то сказал. Шамиль, судя по интонации, ответил отказом, а потом повернулся к Виноградову:— Он просит, чтобы ты ушел…— Нет проблем, — майор сделал движение, чтобы встать. Все люди Шамиля остались поодаль, у машин, и он тоже не прочь был оставить умирающего наедине с их командиром.— Но я сказал, что ты не понимаешь по-нашему.— Так и есть.— Сиди. Можешь понадобиться.Фраза прозвучала совсем невежливо. Владимир Александрович хотел даже напомнить, что не служит в республиканской гвардии и вообще не понял толком, что произошло — но предпочел пока на обострение не идти.— Ладно. Беседуйте!Шамиль кивнул и сразу же приступил к делу.Он спрашивал.Мужчина отвечал. Иногда начинал говорить сам, но быстро уставал, заходился в кашеле — и Виноградову приходилось использовать все скудные медицинские навыки и подручный аптечный запас, чтобы привести умирающего в чувство.Владимир Александрович понимал только отдельные слова, такие как: «журналист», «заложник»,»доллар»… Было ещё несколько терминов и выражений, заимствованных из русского языка, но в правильности их восприятия майор был не совсем уверен.Так продолжалось минут десять.Потом лежащий на камнях человек сказал что-то насчет Аллаха, закрыл глаза и затих.— Эй, чего он? — Тронул Виноградова за рукав Шамиль. — Все?— Все, — подтвердил Владимир Александрович, проделав необходимые манипуляции с веками и пульсом.Затем протер ладони мокрой от спирта марлей:— Ну? Может, обьяснишь теперь?Шамиль поднялся во весь рост и молча, сверху вниз начал рассматривать Виноградова. Владимир Александрович тоже встал с корточек и этим уравнял шансы.— Ладно… Слушай!Судя по тому, что услышал майор, его собственные представления о степени человеческой низости были так же далеки от реальности, как мечты курсистки прошлого века.Оказывается журналистов никто не похищал. Они сами, добровольно сделались «заложниками» кровожадных бандитов.— Зачем? Славы захотелось? — Поморщился Виноградов.— Не только…Страсть Самошина к игре давно уже привела его к состоянию, которое принято деликатно называть «серьезными финансовыми затруднениями». А хозяин того самого казино, которое любил посещать молодой человек, был по странному совпадению уроженцем ныне мятежной горной республики — и даже возглавлял в городе диаспору своих соплеменников.Некоторое время на проигрыши молодого человека смотрели сквозь пальцы, используя его в качестве «карманного журналиста» и источника в средствах массовой информации. Но когда долги перешли грань, отработать которую мелким стукачеством и заказными репортажами Самошин уже никогда бы не смог, его пригласили на беседу в лесок…Оттуда изворотливый телевизионщик вышел не только живым-невредимым, но и с одобренным планом компенсации ущерба. Идея заключалась в том, чтобы инсценировать похищение сьемочной группы, получить выкуп и поделить его по справедливости.В случае успеха Самошин с Гвоздюком получали по двадцать пять тысяч и всемирную славу, а организаторы и исполнители операции — всего лишь жалкие полторы сотни тысяч долларов…Остальное было делом техники.Гвоздюк согласился сразу, после первой же бутылки — риска никакого, но деньги реальные. Неделя потребовалась на то, чтобы через постоянно действующие криминальные каналы организовать «встречу» в горах, потом какое-то время готовились «сенсационные материалы», как повод для начала «журналистского расследования», ещё несколько дней корпункт согласовывал в Москве командировку.Наконец, Самошин с оператором прилетели в район трубопровода. Поснимали для виду пару дней, а потом… «Похищение» прошло как по нотам — водитель из местных все везде подтвердил, шум в прессе поднялся неимоверный, забила в колокола общественность!Немного подержав всех в напряжении и неизвестности, организаторы акции разослали по дюжине адресов видеокассету с сюжетом о Самошине и Гвоздюке и требованиями выкупа.Сначала Москва вместе с официальными властями республики пыжилась и надувала щеки. И те, и другие грозились стереть террористов в порошок, призывали к принципиальности, категорически отвергая любой торг с преступниками… Но потом страсти чуть поутихли, и вскоре на базу, где скучали «заложники» пришла весть о готовности заплатить за журналистов требуемую сумму.Затем сообщили о том, что деньги уже тайком переправлены из России на базу республиканской гвардии и вскоре предстоит обмен.Однако, следующим вечером в дом, где спали «заложники» пробрался пользуясь беспечностью охраны некий человек. Он предьявил журналистам записку от Виноградова, сообщил о предстоящем штурме базы, о способах сигнализации и о том, что в какой момент боя делать.Самошин, разумеется, сообщил о визите своим деловым партнерам. Шпиона схватили и выяснив, кто он и зачем послан, довольно быстро замучили до смерти на глазах у обоих русских. Затем банда снялась с базы, предварительно оборудовав её минами и «наглядной агитацией» в виде изуродованного трупа.Конечно, Самошин тоже переживал кровавые последствия своего «сотрудничества» с преступниками. Но его оператор… Гвоздюк просто-напросто сорвался. Он вообще был послабее характером, к тому же — пьяница, последнее время сутками находившийся на грани истерики.В новом секретном убежище Виктор Гвоздюк, рыдая, сыпал угрозами все рассказать первому встречному менту, когда их выпустят на свободу. Разумных доводов и аргументов он не воспринимал, и Самошину не оставалось ничего другого, кроме как вновь призвать на помощь «партнеров».Журналист собственноручно поднес другу стакан водки с растворенной в нем ампулой. «Лекарство» подействовало, и через несколько минут можно было диагностировать тихую и почти безболезненную смерть Гвоздюка от острой сердечной недостаточности.А вскоре пришло известие, что полковник Асхабов решил все же играть честно. Те, кому положено, получили валюту и оставили в условленном месте «мазду» с Самошиным и тело покойного Гвоздюка.После этого участникам «похищения» и расправы над близким родственником знаменитого Шамиля надо было срочно сматываться за кордон, в Россию. Но перевалы и горные тропы перекрыли усиленные наряды республиканской гвардии, поэтому пришлось выжидать момент.Наконец, поступили сведения о том, что специально созданная Асхабовым оперативно-поисковая группа вернулась в крепость. И что сам Шамиль, её командир, сопровождает московского курьера.Банда тронулась в путь, на границу. Но на территории, которую контролировал уже известный Виноградову «полевой командир»-орденоносец, колонну разгромили…— Остальное ты знаешь, — сплюнул под ноги Шамиль.— Не все. Допустим… Допустим, это правда. А когда они должны были отдать «долю» Самошину?— Шутишь! Зачем ему деньги? Никто и не собирался.Владимир Александрович хмыкнул:— С кем поведешься… Верю! А что это за деньги в пакете?— Пятьдесят тысяч долларов.— Я разве спрашивал — сколько?Шамиль поправил очки:— Они отдали половину, чтобы без обид. Половину оставили себе, чтобы по-честному…— Кто? — Не сразу понял Виноградов.— Ну, те, кто перебил бандитов и отнял у них наш выкуп.— Ага, — Кажется, майор постепенно начал улавливать сложную, основанную на тысячелетиях грабежей и разбоев логику и этику взаимоотношений между вооруженными группировками горной республики. — Значит, сотня вам, сотня им за работу. Верно?— Верно, — кивнул с облегчением Шамиль. — И из нашей половины я им ещё половину заплатил. За «кровника».— За какого?— За этого, — Шамиль показал на труп под ногами. — Такой обычай… Если сам не успел, можно своего «кровника» у других людей выкупить. Понимаешь?Майор догадался, что лежащий сейчас на камнях человек являлся или главарем банды «похитителей», или одним из тех, кто пытал и убил брата его собеседника:— Поздравляю. Но… не дороговато ли получилось?— Честь дороже! — Почти без акцента ответил Шамиль.Спорить было глупо. В таких вопросах порядочные люди денег не считают — тем более, если они не свои.— Все. Поехали.— Подожди, — Виноградов снова присел рядом с трупом.— Поехали!— Сейчас, — руки Владимира Александровича начали торопливо обшаривать карманы лежащего. — Сейчас…— Чего ищешь? Бумажку?Майор поднял глаза и увидел листок, переправленный когда-то от него «заложникам»-журналистам:— Отдай.Шамиль сунул записку обратно за пазуху:— Нет. Она мне ещё понадобится.— Тебе? — Пожал плечами, вставая, Владимир Александрович. — Думаешь, таким компроматом можно меня шантажировать?— Шантажировать? — Удивился собеседник.— Записке этой всегда найдется тысяча обьяснений.Но Шамиль уже сообразил, о чем идет речь, и покачал отрицательно бородой:— Не волнуйся, майор! Просто я хочу показать её тому парню. Еще разок, последний… Понял?Виноградов посмотрел в лицо собеседнику — туда, где за темными стеклами очков прятался единственный глаз:— Чего же непонятного… А потом?— Потом я её разорву. Или пришлю тебе на память, хочешь?— Куда?— Домой! — Видимо, такая озорная мысль Шамилю понравилась. — Точно домой прямо, слушай!Владимир Александрович поморщился — спрашивать, откуда местной контрразведке известен его адрес было наивно и глупо.— Поехали теперь?— Поехали. Итак опаздываем, скоро темнеть начнет.
* * * Следующий вечер застал Виноградова в гостиничном номере, рядом с военным аэропортом.— Замотался? Смотрю, засыпаешь…— Есть немного. — Сказывались долгие часы горной дороги, ночная равнина, встреча на блок-посту и ещё несколько десятков километров по своей территории. — — Ладно. Наливай по последней.— А больше и нет!В здоровяке, сидящем напротив, трудно было сейчас узнать того самого «прапорщика внутренних войск», который встречал и провожал Владимира Александровича у границы.Чистенькая полевая форма, два ряда орденских планок над левым карманом, погоны с большими звездами… Чувствовалось, что и в костюме от Валентино он чувствует себя так же естественно и вольготно.— Давай, Женя! — Поднял стакан Виноградов.— Будь здоров.Бутылку на двоих собеседники уже усидели, но водка забирала слабо. Впрочем, задача напиться до неприличия и не ставилась.— Хорошая штука… — Человек, которого Владимир Александрович назвал Женей, в очередной раз повертел перед носом ТТ и положил пистолет на стол. — Уважаю! Давай меняться?— Подарок… — Майору вспомнилось прощание с Шамилем — на трассе, уже перед проволочным заграждением, отделявшим республику «в составе России» от самой России.— Понимаю, — кивнул Женя. — Святое дело.Но Виноградов уже махнул рукой:— Забирай! Все равно ведь пришлось бы сдавать.— Саныч… Спасибо! Сочтемся.— Ладно, брось. Ерунда.— Нет, Саныч, — собеседник сгреб со скатерти пистолет. — Я тебе завтра к самолету такую вещь принесу… Такую! Не пожалеешь, честное слово.— Брось, а? — Взгляд Владимира Александровича упал на остатки прозрачной влаги в стакане:— Слушай, что там по поводу Гвоздюка? Говоришь, подтвердилось?— Абсолютно! Гексафортин, лошадиная доза… Тут и здоровое-то сердце никакое не выдержит.— И что теперь?— А ничего. Наверху решили шума не поднимать, все работаем по официальной версии.— Во, бля… политики!— Не то слово, — согласился Женя.— Кстати, а здесь московскую программу показывают? — Виноградов сначала посмотрел на циферблат «ориента», потом на убогий гостиничный телевизор.— Конечно. В общем-то, только её ретранслируют…Владимир Александрович потянулся и с трудом достал кнопку.— В сеть надо воткнуть, — напомнил собеседник.— Точно!Они ещё продолжали смеяться, когда экран нехотя осветился изнутри. Информационный выпуск уже начался, и голос за кадром вел официальный репортаж:«…ском зале Кремля Президент России принял представителей средств массовой информации.»Камера дала крупный план, затем продемонстрировала стайку хорошо одетых мужчин и женщин. После короткого комментария опять показали Ельцина, читающего речь:«В это непростое для страны время…»Зрителям дали возможность немного полюбоваться на Президента и выслушать из его уст пару общих тягучих фраз.А потом снова пошел закадровый комментарий:«Борис Ельцин вручил ряду журналистов высокие награды за личное мужество, проявленное при выполнении профессионального долга…»— Вон, гляди! — Впился глазами в экран Владимир Александрович.— Вижу… Вылез, сволочь.Алексей Самошин действительно стоял одним из первых, между директором крупнейшей российской телекомпании и какой-то старушкой в черном кружевном платке.«Медаль ордена „За заслуги перед Отечеством“, которой посмертно награжден оператор Виктор Гвоздюк, получает его мать…»Старушка вышла вперед и заплакала.— Сейчас нашего покажут.Точно. Камера с чувством запечатлела трогательное рукопожатие Бориса Николаевича и улыбающегося счастливца:«За выдержку и стойкость, которые помогли достойно вынести тяготы и ужасы бандитского беспредела, тележурналисту Алексею Самошину вручаются именные золотые часы от Президента Российской Федерации!»Крупно: коробочка, белый атлас, циферблат и пластинки браслета. Комментатор чуть не захлебнулся от восторга, но на экране уже показывали следующего героя…— «Ролекс», наверное. Или «Омега».Голос сидящего напротив здоровяка вывел Владимира Александровича из оцепенения:— Что? Прости, не расслышал.— Думаю, дорогая вещь эти часики.— Дорогая… Выпить нету больше?— Сейчас принесу, — подполковник по имени Женя уже поднимал свое крупное, тренированное тело из-за стола.— Ладно, сиди. Не стоит, — вздохнул Виноградов…ЭПИЛОГМашина плавно сбавила ход и прижалась к поребрику.— Выходим?— Да, здесь. — Молодой человек в светлом, почти до пят, плаще оказался на тротуаре раньше Самошина и даже успел помочь журналисту открыть дверь:— Прошу!— Спасибо, — «девятка» с неприметным номером сразу исчезла в направлении Артиллерийского музея, и мужчины остались вдвоем на набережной:— Место красивое. Одно из моих любимых в городе…Справа была Стрелка Васильевского острова, а за серой и неподвижной рекой таял в дымке Зимний дворец. Бурые от времени бастионы Петропавловки, шпиль, дебаркадер…Самошин вдохнул прохладный запах Невы и поинтересовался:— Вы сами питерский? Или оттуда?Спутник вместо ответа ещё раз внимательно огляделся. И не обнаружив ничего подозрительного, приказал:— Идите вперед до мостика. Я сразу за вами.— Послушайте, к чему все это?— Конспирация, — улыбнулся мужчина в плаще.— Да, понятно. Но мы же битый час петляли по городу! Дважды пересаживались… И вы сами говорите, что «хвоста» нет, верно?— Верно.— Тогда уж проще было сразу отдать деньги — и все!Собеседник пожал плечами:— Не знаю. Мое дело — обеспечить скрытность и безопасность встречи. А потом уж разбирайтесь…Мужчина в плаще догнал Самошина только за полосатой будкой контролера.— Куда теперь? — Обернулся журналист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
* * * Следующий вечер застал Виноградова в гостиничном номере, рядом с военным аэропортом.— Замотался? Смотрю, засыпаешь…— Есть немного. — Сказывались долгие часы горной дороги, ночная равнина, встреча на блок-посту и ещё несколько десятков километров по своей территории. — — Ладно. Наливай по последней.— А больше и нет!В здоровяке, сидящем напротив, трудно было сейчас узнать того самого «прапорщика внутренних войск», который встречал и провожал Владимира Александровича у границы.Чистенькая полевая форма, два ряда орденских планок над левым карманом, погоны с большими звездами… Чувствовалось, что и в костюме от Валентино он чувствует себя так же естественно и вольготно.— Давай, Женя! — Поднял стакан Виноградов.— Будь здоров.Бутылку на двоих собеседники уже усидели, но водка забирала слабо. Впрочем, задача напиться до неприличия и не ставилась.— Хорошая штука… — Человек, которого Владимир Александрович назвал Женей, в очередной раз повертел перед носом ТТ и положил пистолет на стол. — Уважаю! Давай меняться?— Подарок… — Майору вспомнилось прощание с Шамилем — на трассе, уже перед проволочным заграждением, отделявшим республику «в составе России» от самой России.— Понимаю, — кивнул Женя. — Святое дело.Но Виноградов уже махнул рукой:— Забирай! Все равно ведь пришлось бы сдавать.— Саныч… Спасибо! Сочтемся.— Ладно, брось. Ерунда.— Нет, Саныч, — собеседник сгреб со скатерти пистолет. — Я тебе завтра к самолету такую вещь принесу… Такую! Не пожалеешь, честное слово.— Брось, а? — Взгляд Владимира Александровича упал на остатки прозрачной влаги в стакане:— Слушай, что там по поводу Гвоздюка? Говоришь, подтвердилось?— Абсолютно! Гексафортин, лошадиная доза… Тут и здоровое-то сердце никакое не выдержит.— И что теперь?— А ничего. Наверху решили шума не поднимать, все работаем по официальной версии.— Во, бля… политики!— Не то слово, — согласился Женя.— Кстати, а здесь московскую программу показывают? — Виноградов сначала посмотрел на циферблат «ориента», потом на убогий гостиничный телевизор.— Конечно. В общем-то, только её ретранслируют…Владимир Александрович потянулся и с трудом достал кнопку.— В сеть надо воткнуть, — напомнил собеседник.— Точно!Они ещё продолжали смеяться, когда экран нехотя осветился изнутри. Информационный выпуск уже начался, и голос за кадром вел официальный репортаж:«…ском зале Кремля Президент России принял представителей средств массовой информации.»Камера дала крупный план, затем продемонстрировала стайку хорошо одетых мужчин и женщин. После короткого комментария опять показали Ельцина, читающего речь:«В это непростое для страны время…»Зрителям дали возможность немного полюбоваться на Президента и выслушать из его уст пару общих тягучих фраз.А потом снова пошел закадровый комментарий:«Борис Ельцин вручил ряду журналистов высокие награды за личное мужество, проявленное при выполнении профессионального долга…»— Вон, гляди! — Впился глазами в экран Владимир Александрович.— Вижу… Вылез, сволочь.Алексей Самошин действительно стоял одним из первых, между директором крупнейшей российской телекомпании и какой-то старушкой в черном кружевном платке.«Медаль ордена „За заслуги перед Отечеством“, которой посмертно награжден оператор Виктор Гвоздюк, получает его мать…»Старушка вышла вперед и заплакала.— Сейчас нашего покажут.Точно. Камера с чувством запечатлела трогательное рукопожатие Бориса Николаевича и улыбающегося счастливца:«За выдержку и стойкость, которые помогли достойно вынести тяготы и ужасы бандитского беспредела, тележурналисту Алексею Самошину вручаются именные золотые часы от Президента Российской Федерации!»Крупно: коробочка, белый атлас, циферблат и пластинки браслета. Комментатор чуть не захлебнулся от восторга, но на экране уже показывали следующего героя…— «Ролекс», наверное. Или «Омега».Голос сидящего напротив здоровяка вывел Владимира Александровича из оцепенения:— Что? Прости, не расслышал.— Думаю, дорогая вещь эти часики.— Дорогая… Выпить нету больше?— Сейчас принесу, — подполковник по имени Женя уже поднимал свое крупное, тренированное тело из-за стола.— Ладно, сиди. Не стоит, — вздохнул Виноградов…ЭПИЛОГМашина плавно сбавила ход и прижалась к поребрику.— Выходим?— Да, здесь. — Молодой человек в светлом, почти до пят, плаще оказался на тротуаре раньше Самошина и даже успел помочь журналисту открыть дверь:— Прошу!— Спасибо, — «девятка» с неприметным номером сразу исчезла в направлении Артиллерийского музея, и мужчины остались вдвоем на набережной:— Место красивое. Одно из моих любимых в городе…Справа была Стрелка Васильевского острова, а за серой и неподвижной рекой таял в дымке Зимний дворец. Бурые от времени бастионы Петропавловки, шпиль, дебаркадер…Самошин вдохнул прохладный запах Невы и поинтересовался:— Вы сами питерский? Или оттуда?Спутник вместо ответа ещё раз внимательно огляделся. И не обнаружив ничего подозрительного, приказал:— Идите вперед до мостика. Я сразу за вами.— Послушайте, к чему все это?— Конспирация, — улыбнулся мужчина в плаще.— Да, понятно. Но мы же битый час петляли по городу! Дважды пересаживались… И вы сами говорите, что «хвоста» нет, верно?— Верно.— Тогда уж проще было сразу отдать деньги — и все!Собеседник пожал плечами:— Не знаю. Мое дело — обеспечить скрытность и безопасность встречи. А потом уж разбирайтесь…Мужчина в плаще догнал Самошина только за полосатой будкой контролера.— Куда теперь? — Обернулся журналист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12