Дело, конечно, прошлое, но есть у меня подозрение, что и побег организовала Штази. Больно уж профессионально все было сделано, любителям такое не под силу. И тех двоих пристрелили, сдается мне, не случайно.
Они были не нужны. Нужен был Пилигрим.
— Зачем?
— Спроси. Если найдешь у кого.
— А у нас-то как он оказался?
Нифонтов еще походил по кабинету, потом занял свое начальственное кресло за письменным столом и словно бы с брезгливостью захлопнул папку с досье и отодвинул ее от себя.
— Как ты думаешь, Константин Дмитриевич, с кем мы боремся? — спросил он.
— Лет десять назад я бы ответил: с происками мирового империализма. А сейчас… — Голубков пожал плечами. — С теми, кто мешает новой России.
— Я тоже так думал. Но последнее время мне все чаще кажется, что это не так. Мы не с противниками новой России боремся. А в основном с нашей собственной дурью.
Даже не знаю, как ее правильнее назвать — советской или российской. Совковой, в общем. Сначала создаем проблемы, а потом их в поте лица решаем. И слишком часто — в кровавом поте.
— Ты имеешь в виду Афган и Чечню?
— И их тоже, — подтвердил Нифонтов. — Так вот, Пилигрим. Как он оказался у нас.
Очень просто. Незадолго до первого путча КГБ вывез его сначала в Таллин, а потом в Москву. Соорудили надежные документы, дали «крышу». И даже сделали пластическую операцию.
— На кой черт он нам был нужен?
— Это ты у Крючкова, тогдашнего председателя КГБ, поинтересуйся. Решили, видно, что пригодится. Ценный кадр. Четыре языка, включая арабский. Огромные связи.
Широкая известность в узких кругах.
— А дальше?
— А дальше и произошла та самая дурь. Когда началась вся эта заварушка с ГКЧП-1 и с разгоном КГБ, о нем просто забыли.
— То есть, как забыли?! — поразился Голубков.
— Да очень просто. Ты никогда не обращал внимания, как в канцеляриях и бухгалтериях теряют бумаги? Упал листок между столами и лежит ребром. На одном столе нет, на другом тоже нет, а между столами сверху не виден. А под стол заглянуть — это же нагибаться нужно! Так и с Пилигримом вышло. Когда взялись трясти КГБ, до того ли было, чтобы лазить под столами в поисках потерянного листка! В «конторе» только после нашего запроса узнали, что Пилигрим числится за отделом 12-С. Начальник отдела хлопал себя по ляжкам с лампасами, как гусь, который хочет взлететь. И повторял только одну фразу из трех слов. Не буду цитировать. А потом спросил: «Что же теперь с ним делать?»
— А что с ним делать? — хмуро переспросил Голубков. — Выдать его к чертовой матери Интерполу, и пусть они сами разбираются, где и за что его осудить: в Израиле, в Италии или в Лондоне. Это будут уже не наши проблемы.
— Ошибаешься. Не можем мы его выдать. Придется же объяснять, как он оказался в Москве.
— У нас есть на кого валить. Кагэбэшные дела. Тем более что так оно и есть.
— А как ты объяснишь, почему мы укрывали его целых семь лет? Не КГБ укрывало, а ФСБ — служба безопасности новой России. Про листок между столами расскажешь? Кто же тебе поверит? Забыли, а? Детский сад. А поверят — еще хуже. Выставить себя на посмешище перед всем миром — кто же на это пойдет?
— Я бы пошел, — сказал Голубков, закуривая новую сигарету. — Да, пошел бы. Мало мы весь мир смешили? Ну еще раз посмешим. Зато избавимся от этой головной боли.
— Я бы тоже пошел, — подумав, кивнул Нифонтов. — Но не нам с тобой это решать. А те, кому решать, и слушать не захотят. Престиж России! Шутка?
— А интервью, которое Пилигрим хочет взять у Рузаева, — шутка? Ты сам прекрасно представляешь, какую сенсацию он хочет испечь. Этой встречи нельзя допустить.
— Как? Никаких преступлений на территории России он не совершал. А если и совершал, то мы о них ничего не знаем. Нам его даже задержать не за что.
— Проживание по фальшивым документам, — подсказал Голубков.
Нифонтов только рукой махнул:
— Ерунда. Доказать, что они фальшивые, будет очень непросто, в КГБ работали профессионалы. Но даже если докажем, что? Полгода тюрьмы? Депортация? А это все равно что отпустить щуку в реку. И вечно держать его под колпаком мы не можем.
При его опыте он вполне может уйти и все-таки связаться с Рузаевым.
— Есть третий вариант, — напомнил Голубков. — Тебе его предлагали?
— Да, — кивнул Нифонтов. — Предлагали подумать. Я сказал, что категорически против. Убрать неудобного человека — простой выход. Но после этого мы становимся на одну доску с преступниками. Это мы уже проходили по полной программе.
Голубков усмехнулся:
— Удивляюсь, Александр Николаевич, как ты умудрился стать генерал-лейтенантом с такими взглядами.
— А я не удивляюсь, что ты так и остался полковником. Потому что у тебя такие же взгляды. Хочешь взглянуть на этого красавца?
Не дожидаясь ответа, Нифонтов достал из сейфа средней толщины папку. В ней было два больших конверта из плотной коричневой бумаги. В одном была стандартная ориентировка Интерпола с черно-белым фотоснимком разыскиваемого преступника, описанием его примет и довольно длинным перечислением имен, которыми он пользовался. В конце стопки листков было пять цветных снимков, весьма качественно выполненных на лазерном принтере.
— Досье Пилигрима, — пояснил Нифонтов. — Я позаимствовал его на время в ФСБ. Все данные собраны Интерполом. О нашем участии в его многотрудной судьбе — ни слова.
То ли действительно в его агентурном деле ничего больше не было, то ли на всякий пожарный зажали или даже уничтожили.
Голубков всмотрелся в снимки. Два из них были сделаны в тюрьме, а три — явно скрытно — на улице то ли Вены, то ли Берлина. На них был запечатлен среднего роста, худощавого сложения человек лет тридцати с длинными черными волосами, перехваченными сзади в «конский хвост», с правильными суховатыми чертами лица, с тонким прямым носом. Голубков профессиональным взглядом отметил: сросшиеся на переносице густые черные брови, тонкие губы, необычно длинные мочки плотно прижатых к голове ушей, впалые щеки.
— Таким он был лет десять назад, — объяснил Нифонтов и извлек из второго конверта еще несколько крупных цветных снимков. — А вот такой он сейчас. Это уже наши ребята снимали.
Голубков перебрал снимки и даже головой потряс:
— Да это же не он!
Круглолицый блондин с прической ежиком, короткая шея, нормальные, даже чуть оттопыренные уши, белесые небольшие брови, пухлые губы, нос морковкой.
Голубков разложил в два ряда снимки: сверху интерполовские, под ними — наши.
Долго сравнивал и уверенно повторил:
— Не он.
— Ну, даже если ты не узнал… Стоило бы поздравить профессора, который делал эту операцию. Специалист был суперкласса. Мечтал, говорят, получить Ленинскую премию за свои методы лазерной и пластической хирургии. По закрытому списку, само собой.
— Получил?
— Пулю в лоб он получил. В декабре 93-го года. Эстонская прокуратура квалифицировала это как дело об ограблении и убийстве. Преступники не были найдены.
— У него было что грабить? — спросил Голубков.
— Было. Его центр делал всякие операции. В том числе и коррекцию женских фигур и грудей. Для западных немцев в основном. И стоила эта работа недешево. Так что в сейфе у него было чем поживиться. Непонятно другое: для чего нужно было поджигать центр. Причем так, что погибли все архивы. Впрочем, почему непонятно?
Как раз понятно.
— Тебе не кажется, Александр Николаевич, что в нашем деле трупы накапливаются слишком быстро?
— Не факт, — возразил Нифонтов. — Он же не только Пилигриму делал пластическую операцию. Но и многим другим. А кому? Боюсь, мы этого никогда не узнаем. Так что не будем спешить с выводами. Для нас главное сейчас, что это — Пилигрим. Можешь не сомневаться. Запроси досье, у нас оно есть. В нем — заключение экспертизы.
Они целую неделю над ним работали.
Нифонтов звонком вызвал помощника, сложил листки и все снимки в папку и приказал:
— Сделайте для нас копию. А дело верните в ФСБ в отдел Г2-С. Дубли наших снимков тоже приложите, пусть будут. Копию — полковнику Голубкову.
Помощник вышел.
— Такие-то вот дела, — констатировал Нифонтов. — Дай-ка мне еще сигарету. Он прикурил и поморщился:
— И как ты это говно куришь?
— Привык. На «Мальборо» не зарабатываю, да и слабые. Есть что-то еще? — осторожно поинтересовался Голубков.
— Да, есть. Две новости. Как всегда, одна плохая, а вторая… — Очень плохая, — предположил Голубков.
— Я бы так не сказал. Хорошей ее, пожалуй, не назовешь, но и очень плохой тоже.
Неопределенная.
— С нее и начни, — посоветовал Голубков. — Плохими новостями я уже по горло сыт, не худо передохнуть.
— Передохни, — согласился Нифонтов. — Не уверен, правда, что это у тебя получится. Новость такая. Один из руководителей МИДа, мы с ним еще с Анголы знакомы, сообщил мне, что около двух месяцев назад Израиль довел до нашего сведения, что располагает информацией о том, что Пилигрим находится в России.
— Мама родная! — изумился Голубков. — А они-то как об этом узнали?!
— Понятия не имею. Возможно, в Штази у них был «крот», а после кончины ГДР БНД поделилось с Моссадом информацией из захваченных архивов. Моссад умеет работать.
И терпения им не занимать. Эйхмана, как ты знаешь, они искали больше двадцати лет. И все же нашли, аж в Южной Америке. Хотя ему тоже сделали пластическую операцию. Выкрали, судили в Тель-Авиве и повесили. На поиски Пилигрима у них ушло всего восемь лет.
— Это был официальный запрос об экстрадиции?
— Нет. Неофициальная информация. То, что на дипломатическом языке называется импульс. Дали знать. И предложили обсудить эту деликатную для нас проблему.
— В чем они увидели ее деликатность для нас?
— Думаю, как раз в том, о чем мы с тобой говорили. Наша дурь. Листок между двумя столами. Этого ни в жизнь не понять ни немцам, ни штатникам. А евреи поняли. Не забывай, что там на четверть наш народ, как пел Высоцкий. И уж что-что, а совковую психологию они понимают.
— Что ответили наши?
— А как ты сам думаешь?
— Ничего? — предположил Голубков.
— Вот именно, ничего. Сделали вид, что не восприняли импульса. Решение чисто совковое, но в данной ситуации, возможно, правильное. А вот то, что они не передали полученную информацию в ФСБ, это я считаю настоящим блядством, извини за выражение. Мы могли бы уже два месяца назад вычислить Пилигрима.
— Твою мать! — проговорил Голубков. И повторил, подумав:
— Твою мать! Ладно, выкладывай последнюю новость. Чтобы уж мало не было.
— Мало не будет, — пообещал Нифонтов. — Через два дня после публикации интервью Рузаева Пилигрим с группой горнолыжников из юношеской сборной «Динамо» и со своей любовницей вылетел на Кольский полуостров, в Хибины, на турбазу «Лапландия». Хотя обычно весной тренировались на Чегете.
— Кто у него любовница?
— Манекенщица из дома моделей «Шарм». Информация собирается. Так вот, через четыре дня они вернулись. Руководству спортклуба Пилигрим объяснил, что трасса в Хибинах не годится для тренировок, подъемник сломан, а в гостинице температура всего плюс двенадцать градусов.
— Это действительно так?
— Возможно. Но важно другое. Через день после возвращения Пилигрим сделал первую попытку выйти на контакт с корреспондентом Н. Не понял?
— Пока нет, — признался Голубков.
— Плохо ты географию знаешь. В двадцати километрах от турбазы «Лапландия» находится Северная атомная электростанция. Теперь понял?
— Святые угодники! Он хочет предложить Рузаеву взорвать Северную АЭС?!
Нифонтов только пожал плечами:
— А что еще можно взорвать, чтобы вызвать новую войну в Чечне? Вокзалы взрывали, московское метро взрывали. Кремль? Белый дом? Так мы его сами из танков долбали.
Не думаю, что, если его взорвут, это вызовет в ответ взрыв всенародного возмущения. А что еще? «Арзамас-16»? Там все перекрыто так, что комар не пролетит. А Северная АЭС — глушь. Охрана — соответствующая. То, что надо.
Полковник Голубков уважал своего начальника, но на этот раз не склонен был с ним соглашаться.
— Чушь! — заявил он. — Полная ахинея! Да ты только представь себе, что это значит — взорвать АЭС! Нейтрализовать охрану — раз. Какая бы она ни была, так ведь не деды же с берданками сидят! Доставить взрывчатку — два. Изолировать персонал. Уложить заряды — тоже нужно знать, где и какие! А проблема ухода?
Херня все это на постном масле. Киношная трепотня. Сколько уже существуют АЭС? А был хоть один взрыв? Не считая, конечно, Чернобыля. Или даже попытка захвата? Не было!
— Была, — возразил Нифонтов. — И не попытка, а самый настоящий захват. И знаешь где? На том самом «Арзамасе-16». Причем вся охрана была предупреждена и стояла на ушах. А «Арзамас-16» — это тебе не Северная АЭС. Там вокруг не леса, а деревни, каждый новый человек на виду. И скрытых засад навтыкали через каждые сто метров. И все же произвели захват. Причем просочились очень интересно.
Посидели в библиотеке и выяснили, что как раз на территории «Арзамаса» находятся остатки часовни преподобного Серафима Саровского, а рядом — Дивеевский монастырь. Легенда была такая: разработка маршрута для поездки детей из воскресных школ по святым местам, связанным с Серафимом Саровским. А эти места как раз и располагались по периметру объекта. И все прошло как по маслу. Так-то, Константин Дмитриевич. А ты говоришь — не было. Было. Как раз после того случая и перестроили всю систему охраны «Арзамаса-16».
— Кто производил захват?
— Ну, было в то время одно подразделение, — неохотно ответил Нифонтов. — Теперь его уже нет. Этого я нашим мудозвонам никогда не прощу.
— Ты никогда раньше не говорил, что служил в «Вымпеле», — заметил Голубков.
— А я и сейчас тебе этого не сказал. Понял?
— И все-таки нет, — подумав, убежденно проговорил Голубков. — Нет. Не пойдут они на это.
— Кто? — рявкнул Нифонтов так, что из приемной испуганно заглянул помощник. — Кто, твою мать, не пойдет? Рузаев? Пилигрим? Они пойдут на все!
— Они не смогут этого сделать.
— А вот это уже другой вопрос, — вполне мирно, мгновенно смирив вспышку ярости, согласился начальник управления. Он передвинул по столешнице папку с досье. — Вникай, Константин Дмитриевич. И думай. Решать проблему Пилигрима приказано нам.
Не хочешь спросить — почему?
— Не хочу, — буркнул Голубков. — Потому что сами высунулись. А кто высовывается, на тех и грузят.
— Вот именно. Все свои дела — в сторону. Абсолютно все. У тебя сейчас только одно дело — это. Все, что понадобится, получишь немедленно. Ко мне — в любое время дня и ночи. Куратор в курсе. Решать нужно быстро. Во-первых, евреям может осточертеть ожидание. И они вполне способны предпринять действия, которые нам не понравятся. Выкрадут Пилигрима — и дело с концом. Уж если смогли найти, смогут и выкрасть. При нашем нынешнем расп… разгильдяйстве то есть, — не проблема. И будем мы потом до морковкина заговенья рассказывать про листок между столами. Но главное другое — обстановка в Чечне. В общем, действуй. Интервью Рузаева особенно внимательно перечитай. В него сейчас многие вчитываются. И не только в России.
Полковник Голубков взял папку и молча пошел к выходу.
— Кстати, — остановил его Нифонтов, — что значит слово «пилигрим» — знаешь?
— Странник. Что-то в этом роде.
— По Далю: «Паломник, путешественник-богомолец», — уточнил Нифонтов. — Вот только каким богам он сегодня молится?
III
Выйдя из кабинета начальника управления, полковник Голубков спустился в цокольный этаж, где располагался особо тщательно охраняемый информационный отдел, приказал срочно подобрать и доставить ему все, что есть по Пилигриму. В просторной рабочей комнате оперативного отдела Голубков провел планерку со своими замами и ведущими сотрудниками, распределяя между ними дела, которые были под его личным контролем.
Через час, когда он вернулся в свой небольшой, со стандартной канцелярской мебелью кабинет, на его письменном столе уже лежала стопка бумаг, еще теплых от принтера или ксерокса. Но он не спешил приниматься за них. Сначала нужно было разобраться в себе — в своих ощущениях от этого неожиданно свалившегося на него дела.
А они были — как любят выражаться депутаты Госдумы — очень неоднозначными.
Голубков бросил папку с докладной запиской и материалами аналитического отдела на стол, остановился у окна и стал рассеянно рассматривать молодых охранников в штатском, лениво прохаживавшихся возле старинных, узорчатого литья ворот… Версия Нифонтова об упавшем между стол ими листке была остроумной. Но чем больше Голубков думал об этом, тем менее убедительной она казалась. Потеряли. Все, конечно, бывает, любая глупость возможна, особенно когда рушатся великие империи и разгоняют такую контору, как КГБ — имперский оплот.
И все-таки.
А если допустить, что Нифонтов прав в своих предположениях насчет побега Пилигрима из тюрьмы в Дармштадте, то тут вообще никакими случайностями уже и не пахло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Они были не нужны. Нужен был Пилигрим.
— Зачем?
— Спроси. Если найдешь у кого.
— А у нас-то как он оказался?
Нифонтов еще походил по кабинету, потом занял свое начальственное кресло за письменным столом и словно бы с брезгливостью захлопнул папку с досье и отодвинул ее от себя.
— Как ты думаешь, Константин Дмитриевич, с кем мы боремся? — спросил он.
— Лет десять назад я бы ответил: с происками мирового империализма. А сейчас… — Голубков пожал плечами. — С теми, кто мешает новой России.
— Я тоже так думал. Но последнее время мне все чаще кажется, что это не так. Мы не с противниками новой России боремся. А в основном с нашей собственной дурью.
Даже не знаю, как ее правильнее назвать — советской или российской. Совковой, в общем. Сначала создаем проблемы, а потом их в поте лица решаем. И слишком часто — в кровавом поте.
— Ты имеешь в виду Афган и Чечню?
— И их тоже, — подтвердил Нифонтов. — Так вот, Пилигрим. Как он оказался у нас.
Очень просто. Незадолго до первого путча КГБ вывез его сначала в Таллин, а потом в Москву. Соорудили надежные документы, дали «крышу». И даже сделали пластическую операцию.
— На кой черт он нам был нужен?
— Это ты у Крючкова, тогдашнего председателя КГБ, поинтересуйся. Решили, видно, что пригодится. Ценный кадр. Четыре языка, включая арабский. Огромные связи.
Широкая известность в узких кругах.
— А дальше?
— А дальше и произошла та самая дурь. Когда началась вся эта заварушка с ГКЧП-1 и с разгоном КГБ, о нем просто забыли.
— То есть, как забыли?! — поразился Голубков.
— Да очень просто. Ты никогда не обращал внимания, как в канцеляриях и бухгалтериях теряют бумаги? Упал листок между столами и лежит ребром. На одном столе нет, на другом тоже нет, а между столами сверху не виден. А под стол заглянуть — это же нагибаться нужно! Так и с Пилигримом вышло. Когда взялись трясти КГБ, до того ли было, чтобы лазить под столами в поисках потерянного листка! В «конторе» только после нашего запроса узнали, что Пилигрим числится за отделом 12-С. Начальник отдела хлопал себя по ляжкам с лампасами, как гусь, который хочет взлететь. И повторял только одну фразу из трех слов. Не буду цитировать. А потом спросил: «Что же теперь с ним делать?»
— А что с ним делать? — хмуро переспросил Голубков. — Выдать его к чертовой матери Интерполу, и пусть они сами разбираются, где и за что его осудить: в Израиле, в Италии или в Лондоне. Это будут уже не наши проблемы.
— Ошибаешься. Не можем мы его выдать. Придется же объяснять, как он оказался в Москве.
— У нас есть на кого валить. Кагэбэшные дела. Тем более что так оно и есть.
— А как ты объяснишь, почему мы укрывали его целых семь лет? Не КГБ укрывало, а ФСБ — служба безопасности новой России. Про листок между столами расскажешь? Кто же тебе поверит? Забыли, а? Детский сад. А поверят — еще хуже. Выставить себя на посмешище перед всем миром — кто же на это пойдет?
— Я бы пошел, — сказал Голубков, закуривая новую сигарету. — Да, пошел бы. Мало мы весь мир смешили? Ну еще раз посмешим. Зато избавимся от этой головной боли.
— Я бы тоже пошел, — подумав, кивнул Нифонтов. — Но не нам с тобой это решать. А те, кому решать, и слушать не захотят. Престиж России! Шутка?
— А интервью, которое Пилигрим хочет взять у Рузаева, — шутка? Ты сам прекрасно представляешь, какую сенсацию он хочет испечь. Этой встречи нельзя допустить.
— Как? Никаких преступлений на территории России он не совершал. А если и совершал, то мы о них ничего не знаем. Нам его даже задержать не за что.
— Проживание по фальшивым документам, — подсказал Голубков.
Нифонтов только рукой махнул:
— Ерунда. Доказать, что они фальшивые, будет очень непросто, в КГБ работали профессионалы. Но даже если докажем, что? Полгода тюрьмы? Депортация? А это все равно что отпустить щуку в реку. И вечно держать его под колпаком мы не можем.
При его опыте он вполне может уйти и все-таки связаться с Рузаевым.
— Есть третий вариант, — напомнил Голубков. — Тебе его предлагали?
— Да, — кивнул Нифонтов. — Предлагали подумать. Я сказал, что категорически против. Убрать неудобного человека — простой выход. Но после этого мы становимся на одну доску с преступниками. Это мы уже проходили по полной программе.
Голубков усмехнулся:
— Удивляюсь, Александр Николаевич, как ты умудрился стать генерал-лейтенантом с такими взглядами.
— А я не удивляюсь, что ты так и остался полковником. Потому что у тебя такие же взгляды. Хочешь взглянуть на этого красавца?
Не дожидаясь ответа, Нифонтов достал из сейфа средней толщины папку. В ней было два больших конверта из плотной коричневой бумаги. В одном была стандартная ориентировка Интерпола с черно-белым фотоснимком разыскиваемого преступника, описанием его примет и довольно длинным перечислением имен, которыми он пользовался. В конце стопки листков было пять цветных снимков, весьма качественно выполненных на лазерном принтере.
— Досье Пилигрима, — пояснил Нифонтов. — Я позаимствовал его на время в ФСБ. Все данные собраны Интерполом. О нашем участии в его многотрудной судьбе — ни слова.
То ли действительно в его агентурном деле ничего больше не было, то ли на всякий пожарный зажали или даже уничтожили.
Голубков всмотрелся в снимки. Два из них были сделаны в тюрьме, а три — явно скрытно — на улице то ли Вены, то ли Берлина. На них был запечатлен среднего роста, худощавого сложения человек лет тридцати с длинными черными волосами, перехваченными сзади в «конский хвост», с правильными суховатыми чертами лица, с тонким прямым носом. Голубков профессиональным взглядом отметил: сросшиеся на переносице густые черные брови, тонкие губы, необычно длинные мочки плотно прижатых к голове ушей, впалые щеки.
— Таким он был лет десять назад, — объяснил Нифонтов и извлек из второго конверта еще несколько крупных цветных снимков. — А вот такой он сейчас. Это уже наши ребята снимали.
Голубков перебрал снимки и даже головой потряс:
— Да это же не он!
Круглолицый блондин с прической ежиком, короткая шея, нормальные, даже чуть оттопыренные уши, белесые небольшие брови, пухлые губы, нос морковкой.
Голубков разложил в два ряда снимки: сверху интерполовские, под ними — наши.
Долго сравнивал и уверенно повторил:
— Не он.
— Ну, даже если ты не узнал… Стоило бы поздравить профессора, который делал эту операцию. Специалист был суперкласса. Мечтал, говорят, получить Ленинскую премию за свои методы лазерной и пластической хирургии. По закрытому списку, само собой.
— Получил?
— Пулю в лоб он получил. В декабре 93-го года. Эстонская прокуратура квалифицировала это как дело об ограблении и убийстве. Преступники не были найдены.
— У него было что грабить? — спросил Голубков.
— Было. Его центр делал всякие операции. В том числе и коррекцию женских фигур и грудей. Для западных немцев в основном. И стоила эта работа недешево. Так что в сейфе у него было чем поживиться. Непонятно другое: для чего нужно было поджигать центр. Причем так, что погибли все архивы. Впрочем, почему непонятно?
Как раз понятно.
— Тебе не кажется, Александр Николаевич, что в нашем деле трупы накапливаются слишком быстро?
— Не факт, — возразил Нифонтов. — Он же не только Пилигриму делал пластическую операцию. Но и многим другим. А кому? Боюсь, мы этого никогда не узнаем. Так что не будем спешить с выводами. Для нас главное сейчас, что это — Пилигрим. Можешь не сомневаться. Запроси досье, у нас оно есть. В нем — заключение экспертизы.
Они целую неделю над ним работали.
Нифонтов звонком вызвал помощника, сложил листки и все снимки в папку и приказал:
— Сделайте для нас копию. А дело верните в ФСБ в отдел Г2-С. Дубли наших снимков тоже приложите, пусть будут. Копию — полковнику Голубкову.
Помощник вышел.
— Такие-то вот дела, — констатировал Нифонтов. — Дай-ка мне еще сигарету. Он прикурил и поморщился:
— И как ты это говно куришь?
— Привык. На «Мальборо» не зарабатываю, да и слабые. Есть что-то еще? — осторожно поинтересовался Голубков.
— Да, есть. Две новости. Как всегда, одна плохая, а вторая… — Очень плохая, — предположил Голубков.
— Я бы так не сказал. Хорошей ее, пожалуй, не назовешь, но и очень плохой тоже.
Неопределенная.
— С нее и начни, — посоветовал Голубков. — Плохими новостями я уже по горло сыт, не худо передохнуть.
— Передохни, — согласился Нифонтов. — Не уверен, правда, что это у тебя получится. Новость такая. Один из руководителей МИДа, мы с ним еще с Анголы знакомы, сообщил мне, что около двух месяцев назад Израиль довел до нашего сведения, что располагает информацией о том, что Пилигрим находится в России.
— Мама родная! — изумился Голубков. — А они-то как об этом узнали?!
— Понятия не имею. Возможно, в Штази у них был «крот», а после кончины ГДР БНД поделилось с Моссадом информацией из захваченных архивов. Моссад умеет работать.
И терпения им не занимать. Эйхмана, как ты знаешь, они искали больше двадцати лет. И все же нашли, аж в Южной Америке. Хотя ему тоже сделали пластическую операцию. Выкрали, судили в Тель-Авиве и повесили. На поиски Пилигрима у них ушло всего восемь лет.
— Это был официальный запрос об экстрадиции?
— Нет. Неофициальная информация. То, что на дипломатическом языке называется импульс. Дали знать. И предложили обсудить эту деликатную для нас проблему.
— В чем они увидели ее деликатность для нас?
— Думаю, как раз в том, о чем мы с тобой говорили. Наша дурь. Листок между двумя столами. Этого ни в жизнь не понять ни немцам, ни штатникам. А евреи поняли. Не забывай, что там на четверть наш народ, как пел Высоцкий. И уж что-что, а совковую психологию они понимают.
— Что ответили наши?
— А как ты сам думаешь?
— Ничего? — предположил Голубков.
— Вот именно, ничего. Сделали вид, что не восприняли импульса. Решение чисто совковое, но в данной ситуации, возможно, правильное. А вот то, что они не передали полученную информацию в ФСБ, это я считаю настоящим блядством, извини за выражение. Мы могли бы уже два месяца назад вычислить Пилигрима.
— Твою мать! — проговорил Голубков. И повторил, подумав:
— Твою мать! Ладно, выкладывай последнюю новость. Чтобы уж мало не было.
— Мало не будет, — пообещал Нифонтов. — Через два дня после публикации интервью Рузаева Пилигрим с группой горнолыжников из юношеской сборной «Динамо» и со своей любовницей вылетел на Кольский полуостров, в Хибины, на турбазу «Лапландия». Хотя обычно весной тренировались на Чегете.
— Кто у него любовница?
— Манекенщица из дома моделей «Шарм». Информация собирается. Так вот, через четыре дня они вернулись. Руководству спортклуба Пилигрим объяснил, что трасса в Хибинах не годится для тренировок, подъемник сломан, а в гостинице температура всего плюс двенадцать градусов.
— Это действительно так?
— Возможно. Но важно другое. Через день после возвращения Пилигрим сделал первую попытку выйти на контакт с корреспондентом Н. Не понял?
— Пока нет, — признался Голубков.
— Плохо ты географию знаешь. В двадцати километрах от турбазы «Лапландия» находится Северная атомная электростанция. Теперь понял?
— Святые угодники! Он хочет предложить Рузаеву взорвать Северную АЭС?!
Нифонтов только пожал плечами:
— А что еще можно взорвать, чтобы вызвать новую войну в Чечне? Вокзалы взрывали, московское метро взрывали. Кремль? Белый дом? Так мы его сами из танков долбали.
Не думаю, что, если его взорвут, это вызовет в ответ взрыв всенародного возмущения. А что еще? «Арзамас-16»? Там все перекрыто так, что комар не пролетит. А Северная АЭС — глушь. Охрана — соответствующая. То, что надо.
Полковник Голубков уважал своего начальника, но на этот раз не склонен был с ним соглашаться.
— Чушь! — заявил он. — Полная ахинея! Да ты только представь себе, что это значит — взорвать АЭС! Нейтрализовать охрану — раз. Какая бы она ни была, так ведь не деды же с берданками сидят! Доставить взрывчатку — два. Изолировать персонал. Уложить заряды — тоже нужно знать, где и какие! А проблема ухода?
Херня все это на постном масле. Киношная трепотня. Сколько уже существуют АЭС? А был хоть один взрыв? Не считая, конечно, Чернобыля. Или даже попытка захвата? Не было!
— Была, — возразил Нифонтов. — И не попытка, а самый настоящий захват. И знаешь где? На том самом «Арзамасе-16». Причем вся охрана была предупреждена и стояла на ушах. А «Арзамас-16» — это тебе не Северная АЭС. Там вокруг не леса, а деревни, каждый новый человек на виду. И скрытых засад навтыкали через каждые сто метров. И все же произвели захват. Причем просочились очень интересно.
Посидели в библиотеке и выяснили, что как раз на территории «Арзамаса» находятся остатки часовни преподобного Серафима Саровского, а рядом — Дивеевский монастырь. Легенда была такая: разработка маршрута для поездки детей из воскресных школ по святым местам, связанным с Серафимом Саровским. А эти места как раз и располагались по периметру объекта. И все прошло как по маслу. Так-то, Константин Дмитриевич. А ты говоришь — не было. Было. Как раз после того случая и перестроили всю систему охраны «Арзамаса-16».
— Кто производил захват?
— Ну, было в то время одно подразделение, — неохотно ответил Нифонтов. — Теперь его уже нет. Этого я нашим мудозвонам никогда не прощу.
— Ты никогда раньше не говорил, что служил в «Вымпеле», — заметил Голубков.
— А я и сейчас тебе этого не сказал. Понял?
— И все-таки нет, — подумав, убежденно проговорил Голубков. — Нет. Не пойдут они на это.
— Кто? — рявкнул Нифонтов так, что из приемной испуганно заглянул помощник. — Кто, твою мать, не пойдет? Рузаев? Пилигрим? Они пойдут на все!
— Они не смогут этого сделать.
— А вот это уже другой вопрос, — вполне мирно, мгновенно смирив вспышку ярости, согласился начальник управления. Он передвинул по столешнице папку с досье. — Вникай, Константин Дмитриевич. И думай. Решать проблему Пилигрима приказано нам.
Не хочешь спросить — почему?
— Не хочу, — буркнул Голубков. — Потому что сами высунулись. А кто высовывается, на тех и грузят.
— Вот именно. Все свои дела — в сторону. Абсолютно все. У тебя сейчас только одно дело — это. Все, что понадобится, получишь немедленно. Ко мне — в любое время дня и ночи. Куратор в курсе. Решать нужно быстро. Во-первых, евреям может осточертеть ожидание. И они вполне способны предпринять действия, которые нам не понравятся. Выкрадут Пилигрима — и дело с концом. Уж если смогли найти, смогут и выкрасть. При нашем нынешнем расп… разгильдяйстве то есть, — не проблема. И будем мы потом до морковкина заговенья рассказывать про листок между столами. Но главное другое — обстановка в Чечне. В общем, действуй. Интервью Рузаева особенно внимательно перечитай. В него сейчас многие вчитываются. И не только в России.
Полковник Голубков взял папку и молча пошел к выходу.
— Кстати, — остановил его Нифонтов, — что значит слово «пилигрим» — знаешь?
— Странник. Что-то в этом роде.
— По Далю: «Паломник, путешественник-богомолец», — уточнил Нифонтов. — Вот только каким богам он сегодня молится?
III
Выйдя из кабинета начальника управления, полковник Голубков спустился в цокольный этаж, где располагался особо тщательно охраняемый информационный отдел, приказал срочно подобрать и доставить ему все, что есть по Пилигриму. В просторной рабочей комнате оперативного отдела Голубков провел планерку со своими замами и ведущими сотрудниками, распределяя между ними дела, которые были под его личным контролем.
Через час, когда он вернулся в свой небольшой, со стандартной канцелярской мебелью кабинет, на его письменном столе уже лежала стопка бумаг, еще теплых от принтера или ксерокса. Но он не спешил приниматься за них. Сначала нужно было разобраться в себе — в своих ощущениях от этого неожиданно свалившегося на него дела.
А они были — как любят выражаться депутаты Госдумы — очень неоднозначными.
Голубков бросил папку с докладной запиской и материалами аналитического отдела на стол, остановился у окна и стал рассеянно рассматривать молодых охранников в штатском, лениво прохаживавшихся возле старинных, узорчатого литья ворот… Версия Нифонтова об упавшем между стол ими листке была остроумной. Но чем больше Голубков думал об этом, тем менее убедительной она казалась. Потеряли. Все, конечно, бывает, любая глупость возможна, особенно когда рушатся великие империи и разгоняют такую контору, как КГБ — имперский оплот.
И все-таки.
А если допустить, что Нифонтов прав в своих предположениях насчет побега Пилигрима из тюрьмы в Дармштадте, то тут вообще никакими случайностями уже и не пахло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39