— Шустрый, — хмыкнул Арнольд. — Электровеником тебе работать с такими замашками.— Я же с вами работаю. Барыг сдаю. Я на кон свою репутацию поставил!— Ах, репутацию, — кивнул Асеев. — Да, в мире воротил крупного бизнеса репутация — главное.— На меня уже косятся. А может… — Он шмыгнул носом, потом приосанился. — Может, меня убьют.— И тебя наградят, — поддакнул я. — Посмертно. Но Рок иронии не почуял. И «Бриллиантовую руку», которую я процитировал, он если и смотрел, то давно забыл. Его голова полна другим — наркоточками, рецептами на колеса, варкой винта и, главное, ожиданием того мига, когда вгонит в вену наркотик.— Ну так возьмете? — проскулил Рок.— Утро вечера мудренее, — заметил я. — Ты только просишь. А кто такую честь заслуживать будет?— А чего? Я еще адреса барыг надыбал, — Рок вытащил записную книжку и начал листать.Затренькал телефон. Арнольд взял трубку.— Кто? — спросил он. — А почем?.. Когда?.. Ладно, решим. Перезвони, — он повесил трубку. И сказал:— Рок, пока ты нам мозги трешь, тут народ звонит, головы барыг на блюде принести обещает. Конкуренция, понимаешь.— И сколько денег на закупку требует? — деловито осведомился Рок.— Сто баксов, — бросил Арнольд.— Что?! — истошно завопил Рок. — За сто баксов можно пять точек накрыть!Я смотрю на Рока с пониманием. Мне где-то даже его жаль, хотя дядя Ася, например, считает, что жалеть наркомана можно лишь от очень широкой души или от великой наивности. Року до смерти хочется уколоться. Он еле живой и готов продать кого угодно. Та доза, которая ему досталась после налета на квартиру Вороны, давно уже растворилась в крови. Скоро будет ломка. Скоро мир для Рока станет враждебным и захочется умереть. Говорят, когда ломка у героинщиков доходит до определенной стадии, у них возникает полное ощущение, что мясо отслаивается от костей.— Поехали, — закричал Рок. — Я барыгу знаю. Он мне доверяет. В дом пустит. Кому не доверяет, тем по дворам скидывает! А меня пустит. Меня все знают! Рок в авторитете!— А ты вообще где три дня был? — вдруг, будто только увидев, глянул на Рока Арнольд. — Ты, дегенерат, обещал еще позавчера отзвониться!— На вас работал, — гордо выпрямился Рок. — Точки искал. Удочку закинул. Скоро такой улов будет…— Ну ты крутой, — с уважением произнес Асеев.— Пока еще не крутой. Вот оружие подойдет — буду крутым.— Так звони своему барыге, крутой! — гаркнул Асеев. — Только треск от тебя идет, как от трансформатора испорченного. А дела нет…Рок поднял трубку и начал названивать по адресам. На третий звонок ему откликнулись, и он важно начал вещать:— Валера, что ты мне трындишь? Чеки чеками, а граммы граммами. Возьму десять грамм на реализацию… Что, нет? А когда будет?.. Быстрее, Валера. Быстрее доставай. А то кого получше найду. — Повесив трубку, заявил:— И здесь облом.— Рок, ты мне надоел, — Арнольд дал ему подзатыльник.— Во, — Рок поднял руку. — Знаю хазу, где винт варят, — глаза его мечтательно закатились. — Хороший винт. Ядреный. Неделю назад им вбахался. До сих пор отойти не могу.Он набрал номер.— Ерики-маморики. И ее нет!— Ладно, остынь, — сказал я. Рок с облегчением положил трубку и взглядом преданной дворовой собаки, проспавшей ночного вора, уставился на меня. — Ты насчет порченого героина узнал?— Узнал, — кивнул деловито Рок.— И что узнал?— От него еще три наркома кони бросили. Два на Старо-грязевской. И один — в поселке Экскаваторный.— Ха, — с уважением произнес я. Информация у Рока была точная. Наркоманы от передозировки, от полной утери здоровья, от изъеденной печени, да отказывающего сердца, да от излохматившейся в тряпье нервной системы мрут как мухи каждый день. Но когда у одного за другим морда черная, да пасть открыта во всю ширь, как у демократа на митинге, да еще причина смерти с трудом устанавливается — тут уже прослеживается система. Это — порченый героин. Действительно, таковых за последние дни было три.— Гнилой героин пошел, — вздохнул Рок. — Барыги нам войну объявили биологическую.— Тогда уж химическую, — сказал Асеев. Ему, офицеру-ракетчику, виднее.— Во-во, — кивнул Рок.— И откуда он идет? — осведомился я.— Это у Вороны надо спрашивать было. — Она сказала — Бацилла ей дал. — Ага… Врет же, стерва, — Рок потер руки. — Почему?— Потому что из откинувшихся на Старогрязевской был ее хахаль Робертино. Он через нее «белый» брал. И что вам чутье оперативников подсказывает?— Ты что, полудурок, нас подкалываешь? — шлеп — Арнольд залепил Року еще одну затрещину.— Ну чего он? Скажите ему, — обиженно шмыгнул носом Рок, обращаясь ко мне.— Арнольд, побереги руку… Так, думаешь, Ворона нам по ушам ездила?— Ага, — довольно хмыкнул Рок.Да, в логике ему не откажешь.— Молодец, — сказал я. — Продолжай так и дальше. Агентом станешь.Да, Ворона уже должна прийти в себя полностью. Нечего с ней сопли развозить. Надо брать ее, змею, за нежное девичье горло.— Проедусь по городу, — сказал я, поднимаясь.— А винтовую будем брать? — воскликнул Рок. — Без меня…
Моя зеленая железная кобыла сегодня заводиться отказывалась. Машина жужжала, тряслась, и мне казалось, что она ехидно хохочет. Надо ее, заразу, тащить на ремонт. И двигатель тянет в последнее время неважно. И мотор чихает. Хорошо, когда один из доверенных лиц держит свою мастерскую, и от этой мастерской ты отваживал братву. — Ну заводись, родная, — воззвал я к ней. На автобусе я к Вороне не поеду — целый день потерять. Туда можно на метро или на трех автобусах добираться — одинаково длинно. На машине же рукой подать. Не заведется — придется Князя с его «Фордом» брать… Хотя если Рок дозвонится до барыги, им сегодня винтовую хату поднимать.Машина все-таки завелась, и я резко рванул ее вперед. Какой же опер не любит быстрой езды?Да, хорошо быть ментом и ездить на красный свет. Может быть, это и неприлично, но отказать себе в подобном удовольствии я не мог, так что до точки назначения добрался через пятнадцать минут.Кнопка звонка поддалась. Из-за двери донеслось треньканье. Открывай, сова, медведь пришел… Глухо. Никого нет дома.Я прислонил ухо к двери. В квартире ощущалось слабое биение жизни. Шорохи, скрипы. «Хрущобная» звукоизоляция — друг опера, естественно, если сам опер живет не в хрущобе".Все, нет смысла больше жать на звонок, барабанить ногой по двери, кричать, молить: «Откройте». Ни к чему это. Некрасиво это. Нетактично. Тем более когда у тебя в кармане ключ от этой квартиры.Я повернул ключ и толкнул дверь. Ключ этот — второй экземпляр — висел еще недавно на гвоздике на праздничной красной ленточке в прихожей Вороны. На всякий случай — для хороших людей. А я человек неплохой. Можно сказать, друг этого дома. Так что ключ я присвоил без мук совести. И теперь он мне пригодился.— Ворона, привет. Орел прилетел, — воскликнул я, проходя в комнату.Там Вороны не было.— Ау, — крикнул я. — Иду искать.Я знал, что она здесь. Во всяком случае, ее единственные туфли стояли в коридоре.Искать Ворону долго не пришлось. Она стояла на коленях на кухне. И перед ней лежал на тарелочке шприц. Из этой тарелки она всосала иглой разбавленный дистиллированной водой героин. И теперь готовилась вколоть его в вену.— На иглу молишься? — спросил я.Она не ответила. Щеки ее были обильно смочены слезами.— Не могу. Не могу, — всхлипнула она.— Что так? Боишься?— Да! Да!— С этого героина Робертино на кладбище угомонился?— Да! — вдруг дико завопила она, схватила шприц и нацелила его себе в вену.Я ударил ногой по ее руке, и шприц отлетел, ударился о стену и упал в мусорное ведро. Классный бросок. Мяч в корзине.— Сдурела? — воскликнул я.— Не могу… Не могу… Слышишь, я должна уколоться… Я не могу…— Сдохнешь же.— А, все равно сдохнем. Робертино подох. И я подохну. Рано или поздно.— Конечно, подохнешь, — согласился я. — Если так жить будешь.Естественно, вести воспитательную беседу с наркоманом, который хочет уколоться, — занятие неблагодарное и опасное.— А как еще жить? Как?! Мент драный! Сука!Ну что, получил за доброту. Трудно быть джентльменом и выслушивать все это… Да и зачем, спрашивается, всегда быть джентльменом? Я влепил ей легкую пощечину. Голова Вороны мотнулась, в глазах появилось осмысленное выражение.— Пришла в себя? — спросил я. — Поговорим?— Никогда!— Нехорошо. Я же тебя из могилы вытащил. Ты уже там была.— И была бы!Я нагнулся над мусорным ведром, вытащил шприц, кинул его в папку.— Сдохнем… Все сдохнем, — опять запричитала Ворона.— Кто тебе порченого «геру» дал?— Никто! Не было этого! Никто не давал!— Смотри, — я выкинул из кармана ладонь, на которой лежал «чек» героина. Такие штуковины постоянно ношу с собой. При общении с контингентом вещь незаменимая, хотя и таскать ее — преступление. Да что не преступление? Вся эта работа — сплошное преступление идиотских законов, которые не дают нам выметать нечисть. И то, что я сейчас делаю, — незаконно. Какой-нибудь высоколобый умник-юрист возопил бы возмущенно — позор! А я не высоколобый умник. У меня заочный юрфак Московской Академии за плечами — и хватит.Она потянулась к героину, но он волшебным образом пропал с моей ладони. На лице Вороны отразилась борьба. Но я наперед знал, чем она кончится. Нет ничего на свете, что перевесит для наркомана, у которого начинается ломка, хорошую дозу героина.— Тютя этот «герыч» дрянной дал нам, — всхлипнула Ворона.— Кто?— Боря Утютин.В моей памяти что-то нехотя заворочалось. Где-то слышал я эту кликуху.— Утютин — кличка?— Все так думают. Это фамилия!— Адрес?— Я его по пейджеру нахожу, — Ворона не сводила глаз с моей руки, в которой только что был героин.— Номер.Она задумалась. Потом отбарабанила цифры. Ты глянь, еще не все мозги героином съедены.— Отлично, — кивнул я. — С твоей помощью мы его и возьмем.— Что? Нет! — завопила она.— На нет и героина нет, — я направился к выходу. Догнала она меня в коридоре. Упала на колени. Уцепилась за мои ноги, как регбист. И взвыла:— Ну пожалуйста! Я сдохну. Дай.— Сдашь Тютю?— Нет… Да!— Когда?— Завтра только смогу.— Вот спасибо, — я кинул на пол целлофановый шарик где-то с десятой частью грамма героина. — Ты хоть понимаешь, куда катишься?— Понимаю, понимаю, — зашептала она, сжимая пакетик. Ее больше ничего не интересовало. Она говорила механически.— Хорошо тебе провести вечер, — я хлопнул дверью. И почувствовал, что меня подташнивает. Меня будто стискивало тисками. Нет, так жить нельзя!Я вздохнул. Мир надо принимать таким, как он есть. Нечего устраивать страдания опера по безвинно порушенным жизням…Я поглядел на часы. Могу еще успеть на «винтовую хату». Надо было от Вороны в контору (так именуют в милиции свое место работы) прозвонить. Ну да ладно.— Но, каурая, — воскликнул я и включил зажигание. Двигатель завелся сразу.
Арнольд влепил ему с ходу кулаком в спину. Барыга пролетел два метра и пропахал коленом асфальт, попытался подняться. Тут подскочил я и вмазал подлеца ласковым движением в тротуар. Он только и пискнул:— У, блин…— Ты смотри, еще порядок нарушает, — буркнул Арнольд. — Брань в общественном месте.— Браслеты, — велел я.— Английские. Фирменные, тебе повезло, — сказал Арнольд, защелкивая наручники на барыжьих запястьях.— За что? — завопил тот.— За торговлю героином в неположенных местах, — сказал я.Взяли мы его около мусорных баков под неодобрительные взоры местных котов после того, как он продал своему старому покупателю героина на сто долларов.— Нарушение правил торговли, — хмыкнул Арнольд. — Иди, козел! — он пинком направил Тютю в сторону затормозившего «Форда». Галицын отворил дверцу и сделал приглашающий жест.— Я ничего не делал. Ничего, — бормотал Тютя.— На нет и суда нет, — кивнул Арнольд.Мы вчетвером — я, Арнольд, Князь и барыга — втиснулись в машину.— Ну что, влип? — с сочувствием спросил я.— Вы кто? — воскликнул Тютя.— Хрен в пальто… Милиция. Где «белый» берешь?— Вы меня с кем-то перепутали.— Ах, перепутали, — кивнул я. — А это что? — Я выудил v него из нагрудного кармана стодолларовую купюру. — Деньги меченые. Не веришь?— Я ничего не делал. И ничего не знаю.Вчера, подумав, мы решили усложнить комбинацию и не вводить в нее Ворону. Ворона сдала нам посредника — застарелого наркомана, который тоже брал у Тюти героин. Утречком мы его «хлопнули» на продаже — прямо на улице. Статья 228 Уголовного кодекса Российской Федерации, где расписано наказание за сбыт наркотических веществ, произвела на него неизгладимое впечатление.— Он же тебе не брат. Он на наркоманской беде разжирел, — сказал я.— Точно. Сука он, — с плохо скрываемой неприязнью произнес наркош. — Поднялся, гадина, на героине. Машину, технику купил. Жену с квартирой отхватил.— Сдаешь нам его — и свобода.— По рукам…Барыгу у наркоманов сдать считается не западло. И он честно сдал нам Тютю. Пробил сообщение на его пейджер. Они созвонились. Договорились встретиться у помойки за кафе «Волнорез». Тютя отдал наркотики. Получил меченые сто баксов. А потом и по хребту.— Отпустите! — вдруг взбрыкнул Тютя и дернулся на сиденье, в отчаянном порыве пытаясь вырваться, отчего машина качнулась.Арнольд улыбнулся обрадованно и залепил ему кулаком в лоб.— Машину разнесешь. — Я так стиснул плечо Тюти, что он взвыл.Машина тронулась с места.— Чего рубаха с длинными рукавами? — спросил я.— Холодно.— Ну да. Двадцать восемь градусов. — Я задрал его рукав. Арнольд оглядел руку задержанного и присвистнул:— Хорош…Тюте лет двадцать пять. Красивый парень. Статный. С роскошными черными волосами. Такие морды раньше были на фотографиях в парикмахерских в качестве рекламы модельных причесок. Белые брюки, кремовая рубашка, дорогие туфли — стиляга. Такой должен девушкам нравиться. Все в нем хорошо — и стать, и рост. Вот только одно плохо. На нем — чертова печать. Вся его рука в глубоких шрамах. По ней плугом прошелся шприц, оставив следы навсегда.Машина выехала со двора и устремилась к окрестной свалке. Там было пусто.— Остановись, — приказал я.Князь остановил машину.Я распахнул дверцу, поставил одну ногу на асфальт. Ветер свистел, и бродячие собаки рылись в отходах.— Все равно я ничего не делал, — прошептал Тютя, поеживаясь на сиденье.— Это ты суду объяснишь, — сказал я. — Все, дело сделано. Теперь — тюрьма. И надолго. Там не поколешься.— Я ничего не делал, — упрямо твердил Тютя. Арнольд, естественно, не выдержал такой вопиющей наглости и врезал поочередно ему по каждому уху, так что глаза Тюти чуть не вылезли из орбит. Барыга застонал, а потом расслюнявился.— Все доказано, ублюдок, — Арнольд взял барыгу за шею и сжал, потом отпустил.Тютя захрипел, лицо его посинело. Он схватился руками в браслетах за горло, закашлялся. Тут запиликал пейджер на его поясе.— Ну-ка, — Галицын перегнулся с первого сиденья и снял пейджер. С выражением процитировл:— «Нужно два киндер-сюрприза. Жду на старом месте в два часа! Пожалуйста!»— Конспираторы, — хмыкнул Арнольд. — Сюрпризы-то не шоколадные, а героиновые.— Так, чего тут еще. — Князь нажал на кнопки пейджера, выкликивая ранние сообщения. — «Тютя, если не появишься, я умру. Катя»… «Нужно три сюрприза. Деньги отдам и за старые. Быстрее!»… «Тютя, помоги»…Пейджер опять запиликал.— «У моста. За старое отдам золотом»… Отлично. Золото всегда в ходу, — усмехнулся Галицын.— У тебя клиентов, наверное, полрайона, — сказал Арнольд. — Популярная фигура среди окрестной рвани.— Много баксов заколачиваешь? — спросил я.— А, — Тютя всхлипнул. — Все в вену идет.— И сколько в сутки надо?— До двух грамм «геры».Арнольд с уважением присвистнул. Нехило. Это далеко зайти надо. Накладно — минимум полторы сотни долларов в день только на собственное обслуживание. Еще и машину прикупил, и технику, и квартиру с женой содержит. Это сколько же народу нужно погубить, чтобы так жить?— Ты героин Робертино и Бацилле дал, от которого те кони бросили?— Нет! — возмутился барыга. — У меня товар чистый!— Правда?— Да.— Вот и уколем им. Робертино перед смертью шепнул, что у тебя брал. Если чистый, тебе ничего не будет. — Я вытащил из папки шприц с дистиллированной водой. — Руку давай. Сейчас тебе будет хорошо. Главное, бесплатно.— Нет!— Тогда рассказывай. Где прикупил порченый героин?— Где и все, — Тютя понурил плечи. Он сломался. — У таджиков.— По скольку?— Пятьдесят «зеленью».— Что-то дешево.— Оптом. Приличные партии.— Как договариваешься с ними?— Как и со мной мои клиенты. Звоню таджику на пейджер. Он скидывает мне на пейджер ответ.Вот плоды прогресса. Не нужно секретиться. Все просто. Пейджер — лучший способ конспирации.— Время? — осведомился Галицын.— Да хоть сегодня.— Сдашь поставщиков? — обернулся к нему я.— Сдам, — с готовностью кивнул Тютя. Мне бы задуматься, чего это он так радуется. Но восприятие притупилось из-за близости удачи. Так что я просто кивнул:— Будем звонить.Галицын завел мотор, и мы двинули к ближайшему телефону-автомату.
— Ну не идиоты вы, а? — спросил Романов, зло разглядывая меня и Арнольда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Моя зеленая железная кобыла сегодня заводиться отказывалась. Машина жужжала, тряслась, и мне казалось, что она ехидно хохочет. Надо ее, заразу, тащить на ремонт. И двигатель тянет в последнее время неважно. И мотор чихает. Хорошо, когда один из доверенных лиц держит свою мастерскую, и от этой мастерской ты отваживал братву. — Ну заводись, родная, — воззвал я к ней. На автобусе я к Вороне не поеду — целый день потерять. Туда можно на метро или на трех автобусах добираться — одинаково длинно. На машине же рукой подать. Не заведется — придется Князя с его «Фордом» брать… Хотя если Рок дозвонится до барыги, им сегодня винтовую хату поднимать.Машина все-таки завелась, и я резко рванул ее вперед. Какой же опер не любит быстрой езды?Да, хорошо быть ментом и ездить на красный свет. Может быть, это и неприлично, но отказать себе в подобном удовольствии я не мог, так что до точки назначения добрался через пятнадцать минут.Кнопка звонка поддалась. Из-за двери донеслось треньканье. Открывай, сова, медведь пришел… Глухо. Никого нет дома.Я прислонил ухо к двери. В квартире ощущалось слабое биение жизни. Шорохи, скрипы. «Хрущобная» звукоизоляция — друг опера, естественно, если сам опер живет не в хрущобе".Все, нет смысла больше жать на звонок, барабанить ногой по двери, кричать, молить: «Откройте». Ни к чему это. Некрасиво это. Нетактично. Тем более когда у тебя в кармане ключ от этой квартиры.Я повернул ключ и толкнул дверь. Ключ этот — второй экземпляр — висел еще недавно на гвоздике на праздничной красной ленточке в прихожей Вороны. На всякий случай — для хороших людей. А я человек неплохой. Можно сказать, друг этого дома. Так что ключ я присвоил без мук совести. И теперь он мне пригодился.— Ворона, привет. Орел прилетел, — воскликнул я, проходя в комнату.Там Вороны не было.— Ау, — крикнул я. — Иду искать.Я знал, что она здесь. Во всяком случае, ее единственные туфли стояли в коридоре.Искать Ворону долго не пришлось. Она стояла на коленях на кухне. И перед ней лежал на тарелочке шприц. Из этой тарелки она всосала иглой разбавленный дистиллированной водой героин. И теперь готовилась вколоть его в вену.— На иглу молишься? — спросил я.Она не ответила. Щеки ее были обильно смочены слезами.— Не могу. Не могу, — всхлипнула она.— Что так? Боишься?— Да! Да!— С этого героина Робертино на кладбище угомонился?— Да! — вдруг дико завопила она, схватила шприц и нацелила его себе в вену.Я ударил ногой по ее руке, и шприц отлетел, ударился о стену и упал в мусорное ведро. Классный бросок. Мяч в корзине.— Сдурела? — воскликнул я.— Не могу… Не могу… Слышишь, я должна уколоться… Я не могу…— Сдохнешь же.— А, все равно сдохнем. Робертино подох. И я подохну. Рано или поздно.— Конечно, подохнешь, — согласился я. — Если так жить будешь.Естественно, вести воспитательную беседу с наркоманом, который хочет уколоться, — занятие неблагодарное и опасное.— А как еще жить? Как?! Мент драный! Сука!Ну что, получил за доброту. Трудно быть джентльменом и выслушивать все это… Да и зачем, спрашивается, всегда быть джентльменом? Я влепил ей легкую пощечину. Голова Вороны мотнулась, в глазах появилось осмысленное выражение.— Пришла в себя? — спросил я. — Поговорим?— Никогда!— Нехорошо. Я же тебя из могилы вытащил. Ты уже там была.— И была бы!Я нагнулся над мусорным ведром, вытащил шприц, кинул его в папку.— Сдохнем… Все сдохнем, — опять запричитала Ворона.— Кто тебе порченого «геру» дал?— Никто! Не было этого! Никто не давал!— Смотри, — я выкинул из кармана ладонь, на которой лежал «чек» героина. Такие штуковины постоянно ношу с собой. При общении с контингентом вещь незаменимая, хотя и таскать ее — преступление. Да что не преступление? Вся эта работа — сплошное преступление идиотских законов, которые не дают нам выметать нечисть. И то, что я сейчас делаю, — незаконно. Какой-нибудь высоколобый умник-юрист возопил бы возмущенно — позор! А я не высоколобый умник. У меня заочный юрфак Московской Академии за плечами — и хватит.Она потянулась к героину, но он волшебным образом пропал с моей ладони. На лице Вороны отразилась борьба. Но я наперед знал, чем она кончится. Нет ничего на свете, что перевесит для наркомана, у которого начинается ломка, хорошую дозу героина.— Тютя этот «герыч» дрянной дал нам, — всхлипнула Ворона.— Кто?— Боря Утютин.В моей памяти что-то нехотя заворочалось. Где-то слышал я эту кликуху.— Утютин — кличка?— Все так думают. Это фамилия!— Адрес?— Я его по пейджеру нахожу, — Ворона не сводила глаз с моей руки, в которой только что был героин.— Номер.Она задумалась. Потом отбарабанила цифры. Ты глянь, еще не все мозги героином съедены.— Отлично, — кивнул я. — С твоей помощью мы его и возьмем.— Что? Нет! — завопила она.— На нет и героина нет, — я направился к выходу. Догнала она меня в коридоре. Упала на колени. Уцепилась за мои ноги, как регбист. И взвыла:— Ну пожалуйста! Я сдохну. Дай.— Сдашь Тютю?— Нет… Да!— Когда?— Завтра только смогу.— Вот спасибо, — я кинул на пол целлофановый шарик где-то с десятой частью грамма героина. — Ты хоть понимаешь, куда катишься?— Понимаю, понимаю, — зашептала она, сжимая пакетик. Ее больше ничего не интересовало. Она говорила механически.— Хорошо тебе провести вечер, — я хлопнул дверью. И почувствовал, что меня подташнивает. Меня будто стискивало тисками. Нет, так жить нельзя!Я вздохнул. Мир надо принимать таким, как он есть. Нечего устраивать страдания опера по безвинно порушенным жизням…Я поглядел на часы. Могу еще успеть на «винтовую хату». Надо было от Вороны в контору (так именуют в милиции свое место работы) прозвонить. Ну да ладно.— Но, каурая, — воскликнул я и включил зажигание. Двигатель завелся сразу.
Арнольд влепил ему с ходу кулаком в спину. Барыга пролетел два метра и пропахал коленом асфальт, попытался подняться. Тут подскочил я и вмазал подлеца ласковым движением в тротуар. Он только и пискнул:— У, блин…— Ты смотри, еще порядок нарушает, — буркнул Арнольд. — Брань в общественном месте.— Браслеты, — велел я.— Английские. Фирменные, тебе повезло, — сказал Арнольд, защелкивая наручники на барыжьих запястьях.— За что? — завопил тот.— За торговлю героином в неположенных местах, — сказал я.Взяли мы его около мусорных баков под неодобрительные взоры местных котов после того, как он продал своему старому покупателю героина на сто долларов.— Нарушение правил торговли, — хмыкнул Арнольд. — Иди, козел! — он пинком направил Тютю в сторону затормозившего «Форда». Галицын отворил дверцу и сделал приглашающий жест.— Я ничего не делал. Ничего, — бормотал Тютя.— На нет и суда нет, — кивнул Арнольд.Мы вчетвером — я, Арнольд, Князь и барыга — втиснулись в машину.— Ну что, влип? — с сочувствием спросил я.— Вы кто? — воскликнул Тютя.— Хрен в пальто… Милиция. Где «белый» берешь?— Вы меня с кем-то перепутали.— Ах, перепутали, — кивнул я. — А это что? — Я выудил v него из нагрудного кармана стодолларовую купюру. — Деньги меченые. Не веришь?— Я ничего не делал. И ничего не знаю.Вчера, подумав, мы решили усложнить комбинацию и не вводить в нее Ворону. Ворона сдала нам посредника — застарелого наркомана, который тоже брал у Тюти героин. Утречком мы его «хлопнули» на продаже — прямо на улице. Статья 228 Уголовного кодекса Российской Федерации, где расписано наказание за сбыт наркотических веществ, произвела на него неизгладимое впечатление.— Он же тебе не брат. Он на наркоманской беде разжирел, — сказал я.— Точно. Сука он, — с плохо скрываемой неприязнью произнес наркош. — Поднялся, гадина, на героине. Машину, технику купил. Жену с квартирой отхватил.— Сдаешь нам его — и свобода.— По рукам…Барыгу у наркоманов сдать считается не западло. И он честно сдал нам Тютю. Пробил сообщение на его пейджер. Они созвонились. Договорились встретиться у помойки за кафе «Волнорез». Тютя отдал наркотики. Получил меченые сто баксов. А потом и по хребту.— Отпустите! — вдруг взбрыкнул Тютя и дернулся на сиденье, в отчаянном порыве пытаясь вырваться, отчего машина качнулась.Арнольд улыбнулся обрадованно и залепил ему кулаком в лоб.— Машину разнесешь. — Я так стиснул плечо Тюти, что он взвыл.Машина тронулась с места.— Чего рубаха с длинными рукавами? — спросил я.— Холодно.— Ну да. Двадцать восемь градусов. — Я задрал его рукав. Арнольд оглядел руку задержанного и присвистнул:— Хорош…Тюте лет двадцать пять. Красивый парень. Статный. С роскошными черными волосами. Такие морды раньше были на фотографиях в парикмахерских в качестве рекламы модельных причесок. Белые брюки, кремовая рубашка, дорогие туфли — стиляга. Такой должен девушкам нравиться. Все в нем хорошо — и стать, и рост. Вот только одно плохо. На нем — чертова печать. Вся его рука в глубоких шрамах. По ней плугом прошелся шприц, оставив следы навсегда.Машина выехала со двора и устремилась к окрестной свалке. Там было пусто.— Остановись, — приказал я.Князь остановил машину.Я распахнул дверцу, поставил одну ногу на асфальт. Ветер свистел, и бродячие собаки рылись в отходах.— Все равно я ничего не делал, — прошептал Тютя, поеживаясь на сиденье.— Это ты суду объяснишь, — сказал я. — Все, дело сделано. Теперь — тюрьма. И надолго. Там не поколешься.— Я ничего не делал, — упрямо твердил Тютя. Арнольд, естественно, не выдержал такой вопиющей наглости и врезал поочередно ему по каждому уху, так что глаза Тюти чуть не вылезли из орбит. Барыга застонал, а потом расслюнявился.— Все доказано, ублюдок, — Арнольд взял барыгу за шею и сжал, потом отпустил.Тютя захрипел, лицо его посинело. Он схватился руками в браслетах за горло, закашлялся. Тут запиликал пейджер на его поясе.— Ну-ка, — Галицын перегнулся с первого сиденья и снял пейджер. С выражением процитировл:— «Нужно два киндер-сюрприза. Жду на старом месте в два часа! Пожалуйста!»— Конспираторы, — хмыкнул Арнольд. — Сюрпризы-то не шоколадные, а героиновые.— Так, чего тут еще. — Князь нажал на кнопки пейджера, выкликивая ранние сообщения. — «Тютя, если не появишься, я умру. Катя»… «Нужно три сюрприза. Деньги отдам и за старые. Быстрее!»… «Тютя, помоги»…Пейджер опять запиликал.— «У моста. За старое отдам золотом»… Отлично. Золото всегда в ходу, — усмехнулся Галицын.— У тебя клиентов, наверное, полрайона, — сказал Арнольд. — Популярная фигура среди окрестной рвани.— Много баксов заколачиваешь? — спросил я.— А, — Тютя всхлипнул. — Все в вену идет.— И сколько в сутки надо?— До двух грамм «геры».Арнольд с уважением присвистнул. Нехило. Это далеко зайти надо. Накладно — минимум полторы сотни долларов в день только на собственное обслуживание. Еще и машину прикупил, и технику, и квартиру с женой содержит. Это сколько же народу нужно погубить, чтобы так жить?— Ты героин Робертино и Бацилле дал, от которого те кони бросили?— Нет! — возмутился барыга. — У меня товар чистый!— Правда?— Да.— Вот и уколем им. Робертино перед смертью шепнул, что у тебя брал. Если чистый, тебе ничего не будет. — Я вытащил из папки шприц с дистиллированной водой. — Руку давай. Сейчас тебе будет хорошо. Главное, бесплатно.— Нет!— Тогда рассказывай. Где прикупил порченый героин?— Где и все, — Тютя понурил плечи. Он сломался. — У таджиков.— По скольку?— Пятьдесят «зеленью».— Что-то дешево.— Оптом. Приличные партии.— Как договариваешься с ними?— Как и со мной мои клиенты. Звоню таджику на пейджер. Он скидывает мне на пейджер ответ.Вот плоды прогресса. Не нужно секретиться. Все просто. Пейджер — лучший способ конспирации.— Время? — осведомился Галицын.— Да хоть сегодня.— Сдашь поставщиков? — обернулся к нему я.— Сдам, — с готовностью кивнул Тютя. Мне бы задуматься, чего это он так радуется. Но восприятие притупилось из-за близости удачи. Так что я просто кивнул:— Будем звонить.Галицын завел мотор, и мы двинули к ближайшему телефону-автомату.
— Ну не идиоты вы, а? — спросил Романов, зло разглядывая меня и Арнольда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16