Боится чего-то.— А ведь ты знаешь, где он, — встряхнул таджика Арнольд.Небольшая пауза. Потом таджик ответил нарочито бодро;— Не знаю.Видно было — врет, зараза.— Ладно. Если так, договор разорван. А Муртазову я дам звукозапись нашего разговора прослушать. — Я открыл ящик, где лежал работающий магнитофон.— Э, так не по-мужски, — он чуть не заплакал.— Врать — не по-мужски.— Муртазов квартиру снимает. — Таджик вытер со лба пот дрожащей рукой.— Где?— За комбинатом железобетонных изделий. Улица там в бок идет. Не помню, как называется.— А мы вспомним, — Арнольд уселся за компьютер и вывел на дисплей карту города.Наконец с трудом мы установили адрес.— Убьет меня, если узнает, — сказал учитель. — И семью убьет.— Не узнает. Не бойся.— Я не могу не бояться… Я привык бояться, — он резко вздохнул. — Вот он где, страх, ножом вбит, — он ударил себя по сердцу…
Арнольд, развалившись на переднем сиденье и уперев колено в панель, листал изъятую у какого-то наркомана записную книжку. Этого добра у нас навалом. Иногда записные книжки содержат немало полезной информации — телефоны барыг, наркопритонов. Обычно мы отдаем списки телефонов технарям, они забивают все данные в компьютер, и тогда вырастают целые кусты связей в наркоманской среде. Так накапливается весьма полезная информация. Только отрабатывать ее нет ни времени, ни возможности. Слишком мало у нас работает людей. Слишком много наркоманов.— Братва, вы поглядите, какой стиль, — Арнольд ткнул пальцем в книжку и нараспев выдал:— «Искали счастье и покой. Нашли разлуку и конвой».— Определенно не шедевр русской словесности, — сказал Асеев, сидящий за рулем.— Зато сколько чувств. Какой драматизм.— Ничто прекрасное им не чуждо, — усмехнулся я, по-тягиваясь на заднем сиденье. — Стихоплеты чертовы.— А вот еще, — перевернув несколько страниц, зачитал Арнольд:— «Я сидел под могучим кишмишем, начиняя мозги гашишем».— Ладно, кончай расслабляться, — сказал я и взял рацию. — Второй, что там?— Пока глухо. Никакого шевеления.Машина стояла в обильно поросшем зеленью дворике, рядом с котельной. За деревьями был подъезд, в нем на лятом этаже была хата, которую снимал Моджахед-Муртазов. Жил там с телохранителем — отпетым бандитом, спускавшимся с гор и скучающим без ежедневного сдирания скальпов.Сперва мы хотели вломиться в хату, но дверь была железная, пока будем вести переговоры, если что и есть на квартире, так обязательно закинут куда-нибудь, потом не найдешь. А спецназ подключать не хотелось.Муртазов был дома. Он выходил на балкон, и в бинокль я отлично видел его одутловатое брезгливое лицо.Нам оставалось ждать, когда он вылезет. Если в ближайшее время не выйдет, надо будет что-то придумывать.Двор был как двор. За кустами четверо краснорожих до-давливали, как классового врага, уже третью бутылку «чернил». За кустами у подъезда на лавочке мальчик, опасливо оглядываясь, тискал девочку, и все было бы ничего, если бы не совсем нежный возраст этих двух созданий. Дворничиха со скрежетом мела двор — метла у нее, что ли, железная? Звук продирал до внутренностей. Да еще, старая, бросала на нас подозрительные взоры.— Вон, коллеги пожаловали, — недовольно буркнул Асеев, кивнув в сторону милицейской машины.— Затовариваться, — сказал я.— Они нам всех распугают, — нахмурился Арнольд, отбрасывая назад записную наркоманскую книженцию.Старшина с дубинкой вылез из «Москвича» с мигалкой, потянулся, сладко зевнул и нырнул в подъезд, в подвале которого располагался оптовый продовольственный магазинчик. Через некоторое время слуга закона вышел, с трудом таща два объемных ящика.— Пиво, — завистливо протянул Арнольд. — А у меня с утра горло сухое.— Ничего, — кинул я. — Переживешь. Я за тебя возьмусь — ты вообще у меня только боржом пить будешь.— Лучше сразу пристрели, как загнанную лошадь, — воскликнул Арнольд.Скукотища страшная — так сидеть и пялиться по сторонам. Но когда это не в первый раз и, что важнее, не в последний, невольно начинаешь находить в этом занятии свою прелесть. Ты — сторонний наблюдатель, мимо тебя проходит чья-то жизнь. Вон стайка малолетней шпаны отправилась по своим делам — явно наши клиенты. Вон два опухших типа вылезли и в обнимку направились куда-то — это явно не наркомафия, это алкомафия. Ярко и дорого одетый азербайджанец с двумя русскими девахами-блондинками под ручку важно вышагивал рядом с нашей машиной.— Браво! Молодец! — высунувшись из окна, захлопал в шоши Арнольд. — Мужчина! В каком вендиспансере таких гарных дивчин отхватил?Азербайджанец кинул на нас гордый, вместе с тем затравленный взор и прибавил шагу.— Арнольд, ты громче ори! — посоветовал я. — Чтобы все слышали.— Не, ну куда это годится? Какая-то обезьяна русских девок пачками скупает, — обиделся Арнольд.— Какие девки, — сказал Асеев. — Кошки помойные…— Глянь, братаны подъехали, — я кивнул на желтый «жигуль» седьмой модели, в котором было двое квадратных.В инкубаторе их, что ли, выращивают? Почему они все похожи друг на друга?— Может, РУБОП? — приценился Арнольд. Отличить борца с оргпреступностью от самого оргпреступника порой весьма нелегко.— Непохоже, — покачал я головой. — Смотри, выставились на точку. Ждут чего-то… Чего им надо?— Не нравятся они мне, — поморщился Асеев. — Ох, не нравятся.Зашуршала рация.— Движение началось, — сообщил Галицын. — Два клиента из квартиры вышли.— Хорошо, — кивнул я.Галицын сидел в подъезде. И ему было видно то, что нам не видно.— Спускайся за ними, — велел я. Подъезд нам был виден отлично.— Пошли, — кивнул я Арнольду. — Моджахед появляется с телохранителем. У машины ставим их сразу под стволы. Первым из подъезда вышел плотный узкоглазый телохранитель. Огляделся и направился к «Фольксвагену». За ним вышел сам Муртазов.,Тут и началось. «Жигуль» с «квадратными» ринулся вперед. У пассажира возник в руках автомат — укороченный Калашников. Затарахтел он отрывисто.Телохранитель Муртазова выдернул руку из кармана. И тут же грохнулся на спину. Когда упал, его пистолет отлетел в сторону.Галицын, высунувшийся из подъезда, отпрянул обратно.Муртазов невероятно проворно для своих объемных телес отпрыгнул в сторону. Перепрыгнул через ограждение около подъезда. И кинулся в кусты, как кабан, за которым гонится стая голодных волков.Киллеры хотели снять Муртазова, как в американском кино. Машина разгоняется на всех парах. Стрелок прошивает дичь из автомата. И, не тормозя, авто вылетает со двора. Дальше они кинут машину через несколько кварталов, а там — разбегутся или пересядут на другую тачку. Одного они не учли. Майора Стрельцова… Я выдернул из подмышечной кобуры пистолет. Мой «макарыч» рявкнул два раза, наддав мне по ушам.И… «жигуль» вильнул, сбил урну и врезался в наваленные строителями на тротуаре трубы.Дверь машины распахнулась, и стрелок вылетел на асфальт. И не поднялся.Тем временем Муртазов с еще большим проворством мчался прочь. Он уже выбегал со двора, и расстояние нас с ним разделяло приличное.— За ним, — крикнул я.Арнольд на ходу запрыгнул в нашу машину, и Асеев наддал газу. Наш «жигуль», взвизгнув колодками, устремился вперед, дабы перехватить странно, вприпрыжку мчавшегося Моджахеда.Я подбежал к машине киллеров. Водитель лежал лицом на рулевом колесе с дыркой в шее. Киллер на асфальте замычал, зашевелился, воздух вырывался с сипением из его простреленных легких. И на асфальте расплывалась лужа крови.Я ногой отбросил прочь автомат. Впрочем, его хозяин вряд ли мог им воспользоваться. Откуда столько кровищи? Моя пуля точно ушла в водителя. Мне кажется, в киллера я попасть не мог.Ладно, потом будем разбираться.Появилась патрульная машина. За ней с воем — «Скорая». Потом — наша тачка с Асеевым и Арнольдом.— Ну? — осведомился я.— Ушел, — махнул рукой Арнольд куда-то ввысь. — Там дальше стройка на территории железобетонного комбината. Он на ней затерялся.— Ну ты даешь. Навскидку. С такого расстояния, — с уважением оценил мое достижение Асеев, глядя на искореженную машину.— Достигается тренировкой, — скривился я. На стрельбах я никогда выше трех баллов не поднимался.Объявленная тревога, разосланные по постам ориентировки, введение планов оперативного реагирования — все это ни к чему не привело. Муртазов как сквозь землю провалился.
Арнольд подошел к зеркалу и пригладил перед ним свою новую джинсовку.— Фирменная, — сказал он. — Последние бабки убил. Как, идет?— Ну да, — кивнул Галицын. — На телогрейку похоже.— Много ты понимаешь в картофельных очистках.— Да хватит галдеть, — буркнул я.Я был мрачен. Я был в тоске. Настроение — хуже некуда. И для него были все причины. Люди не должны стрелять по людям. Но выхода у меня не было. Как и три года назад — когда он стоял напротив меня и жал на спусковой крючок. В тот раз я тоже попал, а он нет. Не пожелаю этого ощущения никому. Глаза того подонка — испуганные, загнанного зверя — запомнились мне очень хорошо… И Грозный прекрасно помню — последних дней пребывания наших войск там — ночь, грохот, пальба и начинающий клинить АК, — 74". И ты ощущаешь себя маленьким, беспомощным перед этим светопреставлением, перед вакханалией смерти. И только остается жать на спусковой крючок. И молиться неумелоГосподу…— Переживаешь? — спросил Асеев.— Все в норме, — ответил я.Действительно, что переживать? Человечеству куда лучше, что я завалил этого гада. Все правильно, люди не должны стрелять по людям, вот только звание человека так легко утерять однажды тому, в чьей в руке оказывается автомат и кто начинает зарабатывать на жизнь убийством. Киллер должен знать, что к нему подойдут с теми же мерками, с которыми подходит к людям он. Так что — прочь тоска. Даже водкой не буду заливать ее. Само пройдет.За два дня я прошел полный круг удовольствий. Написал штук пять рапортов и объяснительных, переговорил с прокурором и инспекцией по личному составу. Мотать нервы у нас умеют. Хорошо, нервы у меня пока еще крепкие. Конечно, лучше, чтобы они были еще покрепче — например, как у Асеева. Но у того другая школа.В кабинет зашел наш друг и товарищ из убойного отдела Рыжов. Он с интересом посмотрел на меня. И сказал:— А здорово ты его с такого расстояния уделал. Каждый, кто видел меня, делился со мной этой мыслью.— Нарочно или случайно? — спросил Рыжов.— Какие тут случайности.— Заливаешь, — кивнул Рыжов.— Что там с киллерами? — спросил Асеев. — Кто они такие?— Водитель, которого угрохали, — уроженец Архангельска, не судим, не привлекался. Второй, который из автомата палил, — две судимости, две амнистии.— На кого из «бугров» пашут? — поинтересовался Арнольд.— Неизвестно, — ответил Рыжов.— Киллер молчит? — осведомился я.— Молчит, — сказал Рыжов.— Что с ним вообще?— Живой, сученыш, — с сожалением произнес Рыжов. — Из реанимации перевели, но все под капельницей. Кстати, нам разрешили с ним перекинуться парой слов.— А следователь с ним не говорил? — спросил я.— Следователю он ни слова не сказал, — Рыжов криво улыбнулся. — Припомнил, что по закону имеет право отказаться от дачи показаний.— А где он сейчас?— Под охраной в третьей больнице. Через несколько дней в сизо переведут.— Поехали. — Я поднялся с места.— Поехали, — кивнул Рыжов.Бандиту отвели отдельную палату, перед которой скучал омоновец в бронежилете. Еще один омоновец устроился в палате. При нашем появлении сержант в коридоре тут же скинул вниз скобу предохранителя и резко кинул:— Стоять.Но, узнав Рыжова, расслабился. Доложил:— Происшествий не случилось.Бдительность омоновца легко объяснима. Жить захочешь — будешь бдительным без понуканий. Год назад киллеры расстреляли машину с бизнесменом-армянином, чудом его не убили. У палаты в этой же больнице выставили милицейский пост. А вскоре в больницу пожаловали киллеры. Одного омоновца сразу скосили из «АКМа», второй попытался отстреливаться, был ранен. Досталось по пуле врачу и медсестре. Бандиты деловито дострелили недостреленного в разборе бизнесмена и спокойно скрылись. Несколько суток весь регион стоял на ушах, но бандюг мы все-таки вычислили. Тот случай показал — нынче правил для бандитов нет. Отморозок правит бал. И омоновцы, потерявшие тогда товарища, были учены горьким опытом.— Здорово, болезный, — сказал я, проходя в палату. Рыжов жестом отослал омоновца.Киллер — отекшая квадратная морда лет тридцати — с забинтованной головой лежал на кровати. Над ним была капельница. На наше появление он не отреагировал.— Как же ты сам себя подстрелил? — спросил Рыжов присаживаясь на табуретку.Киллер умудрился, выпадая из машины, нажать на спусковой крючок короткоствольного автомата, и пуля прошила его тело. Всяко бывает. В прошлом году на дачу пенсионера КГБ полезли двое грабителей, он выстрелил в них одной пулей — и два трупа. Пуля — дура. А дуракам и дурам закон не писан.— Говорить будем? — спросил Рыжов.— С адвокатом… Могу не давать показания, — негромко, с одышкой просипел киллер.— Излишняя грамота до добра не доводит. — Я склонился над ним. — Кто вам Моджахеда заказал?— Нет базара, — прохрипел киллер и отвернулся в стену.— На нет и суда нет, — кивнул я и поболтал трубкой капельницы, от чего киллер встревоженно заерзал на кровати. — Мы тебя без суда…— Чего? — буркнул киллер. — Да пошел ты, падла!— Существующая система борьбы с бандитизмом показала свою несостоятельность. Начинаем перестраиваться, — я еще сильнее поболтал капельницей. — Вытащить, что ли?— Зачем?! — Голос у киллера был слабый, прерывался.— Не бойся, потом поставлю. Воздух только попадет. Воздушная эмболия. Воздух идет по венам, врывается в сердце, гранатой разрывает его. Смерть мгновенная. И, главное, любой эксперт скажет — несчастный случай на медицинском производстве.— Ты на пушку не бери…— Какой слог! — с восхищением произнес я. — В детсаду слышал или на зоне набрался? — Я стал вытаскивать трубку.— Э… Я заору!— Да, — я кивнул Асееву. — Подушкой придется прижать.Асеев усмехнулся и потянул из-под головы бандита подушку.— Ладно, ладно, мужики, — выдавил киллер. — Будет базар. Не протокольный.— Ну так говори. Кто заказал?— Это… Золотозубый.— Это азер?— Ну да. Рустам Магомедов.— Как вы подгадали подкатить именно тогда, когда Моджахед из квартиры вышел?— Наш человек — кореш Моджахеда. Они встретиться договорились. Недалеко от дома. Таджик вышел, тут мы его…— А чего Золотозубый с таджиком не поделили?— Таджик сплавил азеру товар.— Что за товар?— «Геру». И люди стали ей травиться.— И?— Золотозубый Моджахеду штраф выставил — оно и понятно, у азера самого проблемы из-за товара начались. Таджик отдать деньги отказался. Спрятался. Слушок прошел, что он тоже на Золотозубого заказ выписал, чтобы бабки не отдавать.— И? — понукал я его.— Мы нашли Моджахеда. Дело принципа. Еще несколько минут потерзали вопросами, пока киллер не стал тяжело дышать. Я поболтал еще трубкой.— Оставь, — с мольбой произнес киллер.— Оставь? Ты мне наврал с три короба, а я оставь? Все, хватит. — Я потянул за трубку.— Нет! Я правду сказал!Похоже, он действительно говорил правду. В принципе мог бы наврать нам с три короба, но сейчас он не в том сосоянии, чтобы делать это. Поверим.— Живи, скотина, — я отпустил трубку. — Сегодня я добрый.Мы вышли из палаты. В машине Рыжов сказал:— Хорошо вы его сделали.— Мне говорили — я создан для сцены, — хмыкнул я.— Я даже поверил, что ты готов его…— В принципе готов, — кивнул я. — Опять будет потеха. Следствие, суд. Потом решат, что милиция на этого подонка наговаривает, он выйдет, получит новый заказ. И кого-то опять угрохает. Вся система правоохранительная гнилая. Она не работает.— Не работает, — кивнул Рыжов.— Топить их в реке, сволочей, надо, — кивнул Асеев. — Закона они не боятся. Они ничего не боятся, кроме силы.— Кубик воздуха — и все проблемы, — поддакнул я.— Все, мужики, так можно много до чего договориться, — отрезал Рыжов.— Главное мы узнали, — сказал Асеев. — Порченый героин идет от таджика.— И все равно — слишком много неясного, — покачал я головой. — Слишком много…
Дело потихоньку стопорилось. Знали мы уже немало. Но что со всем этим делать? Моджахед исчез. Золотозубый исчез. Оба как сквозь землю провалились — не удивлюсь, если они вообще дернули из города. А тем временем от неведомой заразы умерло еще шесть человек. Притом четверо — в других областях. Порченый героин начал свое шествие по России.Между тем Романов, как обычно к концу полугодия, начинал нервничать и нервировать других.— Знаешь, что у нас палок меньше, чем в прошлом полугодии, почти на треть? — заявил он, вызвав меня для профилактической взбучки.— Знаю.— Мы скатываемся по области с первого места куда-то в конец.— Ну и что?— Палки нужны. Палки!Палка — возбужденное дело. Бюрократическая система работает не на результат, а на показатели.— У нас весь отдел по порченому героину пашет, — обиделся я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Арнольд, развалившись на переднем сиденье и уперев колено в панель, листал изъятую у какого-то наркомана записную книжку. Этого добра у нас навалом. Иногда записные книжки содержат немало полезной информации — телефоны барыг, наркопритонов. Обычно мы отдаем списки телефонов технарям, они забивают все данные в компьютер, и тогда вырастают целые кусты связей в наркоманской среде. Так накапливается весьма полезная информация. Только отрабатывать ее нет ни времени, ни возможности. Слишком мало у нас работает людей. Слишком много наркоманов.— Братва, вы поглядите, какой стиль, — Арнольд ткнул пальцем в книжку и нараспев выдал:— «Искали счастье и покой. Нашли разлуку и конвой».— Определенно не шедевр русской словесности, — сказал Асеев, сидящий за рулем.— Зато сколько чувств. Какой драматизм.— Ничто прекрасное им не чуждо, — усмехнулся я, по-тягиваясь на заднем сиденье. — Стихоплеты чертовы.— А вот еще, — перевернув несколько страниц, зачитал Арнольд:— «Я сидел под могучим кишмишем, начиняя мозги гашишем».— Ладно, кончай расслабляться, — сказал я и взял рацию. — Второй, что там?— Пока глухо. Никакого шевеления.Машина стояла в обильно поросшем зеленью дворике, рядом с котельной. За деревьями был подъезд, в нем на лятом этаже была хата, которую снимал Моджахед-Муртазов. Жил там с телохранителем — отпетым бандитом, спускавшимся с гор и скучающим без ежедневного сдирания скальпов.Сперва мы хотели вломиться в хату, но дверь была железная, пока будем вести переговоры, если что и есть на квартире, так обязательно закинут куда-нибудь, потом не найдешь. А спецназ подключать не хотелось.Муртазов был дома. Он выходил на балкон, и в бинокль я отлично видел его одутловатое брезгливое лицо.Нам оставалось ждать, когда он вылезет. Если в ближайшее время не выйдет, надо будет что-то придумывать.Двор был как двор. За кустами четверо краснорожих до-давливали, как классового врага, уже третью бутылку «чернил». За кустами у подъезда на лавочке мальчик, опасливо оглядываясь, тискал девочку, и все было бы ничего, если бы не совсем нежный возраст этих двух созданий. Дворничиха со скрежетом мела двор — метла у нее, что ли, железная? Звук продирал до внутренностей. Да еще, старая, бросала на нас подозрительные взоры.— Вон, коллеги пожаловали, — недовольно буркнул Асеев, кивнув в сторону милицейской машины.— Затовариваться, — сказал я.— Они нам всех распугают, — нахмурился Арнольд, отбрасывая назад записную наркоманскую книженцию.Старшина с дубинкой вылез из «Москвича» с мигалкой, потянулся, сладко зевнул и нырнул в подъезд, в подвале которого располагался оптовый продовольственный магазинчик. Через некоторое время слуга закона вышел, с трудом таща два объемных ящика.— Пиво, — завистливо протянул Арнольд. — А у меня с утра горло сухое.— Ничего, — кинул я. — Переживешь. Я за тебя возьмусь — ты вообще у меня только боржом пить будешь.— Лучше сразу пристрели, как загнанную лошадь, — воскликнул Арнольд.Скукотища страшная — так сидеть и пялиться по сторонам. Но когда это не в первый раз и, что важнее, не в последний, невольно начинаешь находить в этом занятии свою прелесть. Ты — сторонний наблюдатель, мимо тебя проходит чья-то жизнь. Вон стайка малолетней шпаны отправилась по своим делам — явно наши клиенты. Вон два опухших типа вылезли и в обнимку направились куда-то — это явно не наркомафия, это алкомафия. Ярко и дорого одетый азербайджанец с двумя русскими девахами-блондинками под ручку важно вышагивал рядом с нашей машиной.— Браво! Молодец! — высунувшись из окна, захлопал в шоши Арнольд. — Мужчина! В каком вендиспансере таких гарных дивчин отхватил?Азербайджанец кинул на нас гордый, вместе с тем затравленный взор и прибавил шагу.— Арнольд, ты громче ори! — посоветовал я. — Чтобы все слышали.— Не, ну куда это годится? Какая-то обезьяна русских девок пачками скупает, — обиделся Арнольд.— Какие девки, — сказал Асеев. — Кошки помойные…— Глянь, братаны подъехали, — я кивнул на желтый «жигуль» седьмой модели, в котором было двое квадратных.В инкубаторе их, что ли, выращивают? Почему они все похожи друг на друга?— Может, РУБОП? — приценился Арнольд. Отличить борца с оргпреступностью от самого оргпреступника порой весьма нелегко.— Непохоже, — покачал я головой. — Смотри, выставились на точку. Ждут чего-то… Чего им надо?— Не нравятся они мне, — поморщился Асеев. — Ох, не нравятся.Зашуршала рация.— Движение началось, — сообщил Галицын. — Два клиента из квартиры вышли.— Хорошо, — кивнул я.Галицын сидел в подъезде. И ему было видно то, что нам не видно.— Спускайся за ними, — велел я. Подъезд нам был виден отлично.— Пошли, — кивнул я Арнольду. — Моджахед появляется с телохранителем. У машины ставим их сразу под стволы. Первым из подъезда вышел плотный узкоглазый телохранитель. Огляделся и направился к «Фольксвагену». За ним вышел сам Муртазов.,Тут и началось. «Жигуль» с «квадратными» ринулся вперед. У пассажира возник в руках автомат — укороченный Калашников. Затарахтел он отрывисто.Телохранитель Муртазова выдернул руку из кармана. И тут же грохнулся на спину. Когда упал, его пистолет отлетел в сторону.Галицын, высунувшийся из подъезда, отпрянул обратно.Муртазов невероятно проворно для своих объемных телес отпрыгнул в сторону. Перепрыгнул через ограждение около подъезда. И кинулся в кусты, как кабан, за которым гонится стая голодных волков.Киллеры хотели снять Муртазова, как в американском кино. Машина разгоняется на всех парах. Стрелок прошивает дичь из автомата. И, не тормозя, авто вылетает со двора. Дальше они кинут машину через несколько кварталов, а там — разбегутся или пересядут на другую тачку. Одного они не учли. Майора Стрельцова… Я выдернул из подмышечной кобуры пистолет. Мой «макарыч» рявкнул два раза, наддав мне по ушам.И… «жигуль» вильнул, сбил урну и врезался в наваленные строителями на тротуаре трубы.Дверь машины распахнулась, и стрелок вылетел на асфальт. И не поднялся.Тем временем Муртазов с еще большим проворством мчался прочь. Он уже выбегал со двора, и расстояние нас с ним разделяло приличное.— За ним, — крикнул я.Арнольд на ходу запрыгнул в нашу машину, и Асеев наддал газу. Наш «жигуль», взвизгнув колодками, устремился вперед, дабы перехватить странно, вприпрыжку мчавшегося Моджахеда.Я подбежал к машине киллеров. Водитель лежал лицом на рулевом колесе с дыркой в шее. Киллер на асфальте замычал, зашевелился, воздух вырывался с сипением из его простреленных легких. И на асфальте расплывалась лужа крови.Я ногой отбросил прочь автомат. Впрочем, его хозяин вряд ли мог им воспользоваться. Откуда столько кровищи? Моя пуля точно ушла в водителя. Мне кажется, в киллера я попасть не мог.Ладно, потом будем разбираться.Появилась патрульная машина. За ней с воем — «Скорая». Потом — наша тачка с Асеевым и Арнольдом.— Ну? — осведомился я.— Ушел, — махнул рукой Арнольд куда-то ввысь. — Там дальше стройка на территории железобетонного комбината. Он на ней затерялся.— Ну ты даешь. Навскидку. С такого расстояния, — с уважением оценил мое достижение Асеев, глядя на искореженную машину.— Достигается тренировкой, — скривился я. На стрельбах я никогда выше трех баллов не поднимался.Объявленная тревога, разосланные по постам ориентировки, введение планов оперативного реагирования — все это ни к чему не привело. Муртазов как сквозь землю провалился.
Арнольд подошел к зеркалу и пригладил перед ним свою новую джинсовку.— Фирменная, — сказал он. — Последние бабки убил. Как, идет?— Ну да, — кивнул Галицын. — На телогрейку похоже.— Много ты понимаешь в картофельных очистках.— Да хватит галдеть, — буркнул я.Я был мрачен. Я был в тоске. Настроение — хуже некуда. И для него были все причины. Люди не должны стрелять по людям. Но выхода у меня не было. Как и три года назад — когда он стоял напротив меня и жал на спусковой крючок. В тот раз я тоже попал, а он нет. Не пожелаю этого ощущения никому. Глаза того подонка — испуганные, загнанного зверя — запомнились мне очень хорошо… И Грозный прекрасно помню — последних дней пребывания наших войск там — ночь, грохот, пальба и начинающий клинить АК, — 74". И ты ощущаешь себя маленьким, беспомощным перед этим светопреставлением, перед вакханалией смерти. И только остается жать на спусковой крючок. И молиться неумелоГосподу…— Переживаешь? — спросил Асеев.— Все в норме, — ответил я.Действительно, что переживать? Человечеству куда лучше, что я завалил этого гада. Все правильно, люди не должны стрелять по людям, вот только звание человека так легко утерять однажды тому, в чьей в руке оказывается автомат и кто начинает зарабатывать на жизнь убийством. Киллер должен знать, что к нему подойдут с теми же мерками, с которыми подходит к людям он. Так что — прочь тоска. Даже водкой не буду заливать ее. Само пройдет.За два дня я прошел полный круг удовольствий. Написал штук пять рапортов и объяснительных, переговорил с прокурором и инспекцией по личному составу. Мотать нервы у нас умеют. Хорошо, нервы у меня пока еще крепкие. Конечно, лучше, чтобы они были еще покрепче — например, как у Асеева. Но у того другая школа.В кабинет зашел наш друг и товарищ из убойного отдела Рыжов. Он с интересом посмотрел на меня. И сказал:— А здорово ты его с такого расстояния уделал. Каждый, кто видел меня, делился со мной этой мыслью.— Нарочно или случайно? — спросил Рыжов.— Какие тут случайности.— Заливаешь, — кивнул Рыжов.— Что там с киллерами? — спросил Асеев. — Кто они такие?— Водитель, которого угрохали, — уроженец Архангельска, не судим, не привлекался. Второй, который из автомата палил, — две судимости, две амнистии.— На кого из «бугров» пашут? — поинтересовался Арнольд.— Неизвестно, — ответил Рыжов.— Киллер молчит? — осведомился я.— Молчит, — сказал Рыжов.— Что с ним вообще?— Живой, сученыш, — с сожалением произнес Рыжов. — Из реанимации перевели, но все под капельницей. Кстати, нам разрешили с ним перекинуться парой слов.— А следователь с ним не говорил? — спросил я.— Следователю он ни слова не сказал, — Рыжов криво улыбнулся. — Припомнил, что по закону имеет право отказаться от дачи показаний.— А где он сейчас?— Под охраной в третьей больнице. Через несколько дней в сизо переведут.— Поехали. — Я поднялся с места.— Поехали, — кивнул Рыжов.Бандиту отвели отдельную палату, перед которой скучал омоновец в бронежилете. Еще один омоновец устроился в палате. При нашем появлении сержант в коридоре тут же скинул вниз скобу предохранителя и резко кинул:— Стоять.Но, узнав Рыжова, расслабился. Доложил:— Происшествий не случилось.Бдительность омоновца легко объяснима. Жить захочешь — будешь бдительным без понуканий. Год назад киллеры расстреляли машину с бизнесменом-армянином, чудом его не убили. У палаты в этой же больнице выставили милицейский пост. А вскоре в больницу пожаловали киллеры. Одного омоновца сразу скосили из «АКМа», второй попытался отстреливаться, был ранен. Досталось по пуле врачу и медсестре. Бандиты деловито дострелили недостреленного в разборе бизнесмена и спокойно скрылись. Несколько суток весь регион стоял на ушах, но бандюг мы все-таки вычислили. Тот случай показал — нынче правил для бандитов нет. Отморозок правит бал. И омоновцы, потерявшие тогда товарища, были учены горьким опытом.— Здорово, болезный, — сказал я, проходя в палату. Рыжов жестом отослал омоновца.Киллер — отекшая квадратная морда лет тридцати — с забинтованной головой лежал на кровати. Над ним была капельница. На наше появление он не отреагировал.— Как же ты сам себя подстрелил? — спросил Рыжов присаживаясь на табуретку.Киллер умудрился, выпадая из машины, нажать на спусковой крючок короткоствольного автомата, и пуля прошила его тело. Всяко бывает. В прошлом году на дачу пенсионера КГБ полезли двое грабителей, он выстрелил в них одной пулей — и два трупа. Пуля — дура. А дуракам и дурам закон не писан.— Говорить будем? — спросил Рыжов.— С адвокатом… Могу не давать показания, — негромко, с одышкой просипел киллер.— Излишняя грамота до добра не доводит. — Я склонился над ним. — Кто вам Моджахеда заказал?— Нет базара, — прохрипел киллер и отвернулся в стену.— На нет и суда нет, — кивнул я и поболтал трубкой капельницы, от чего киллер встревоженно заерзал на кровати. — Мы тебя без суда…— Чего? — буркнул киллер. — Да пошел ты, падла!— Существующая система борьбы с бандитизмом показала свою несостоятельность. Начинаем перестраиваться, — я еще сильнее поболтал капельницей. — Вытащить, что ли?— Зачем?! — Голос у киллера был слабый, прерывался.— Не бойся, потом поставлю. Воздух только попадет. Воздушная эмболия. Воздух идет по венам, врывается в сердце, гранатой разрывает его. Смерть мгновенная. И, главное, любой эксперт скажет — несчастный случай на медицинском производстве.— Ты на пушку не бери…— Какой слог! — с восхищением произнес я. — В детсаду слышал или на зоне набрался? — Я стал вытаскивать трубку.— Э… Я заору!— Да, — я кивнул Асееву. — Подушкой придется прижать.Асеев усмехнулся и потянул из-под головы бандита подушку.— Ладно, ладно, мужики, — выдавил киллер. — Будет базар. Не протокольный.— Ну так говори. Кто заказал?— Это… Золотозубый.— Это азер?— Ну да. Рустам Магомедов.— Как вы подгадали подкатить именно тогда, когда Моджахед из квартиры вышел?— Наш человек — кореш Моджахеда. Они встретиться договорились. Недалеко от дома. Таджик вышел, тут мы его…— А чего Золотозубый с таджиком не поделили?— Таджик сплавил азеру товар.— Что за товар?— «Геру». И люди стали ей травиться.— И?— Золотозубый Моджахеду штраф выставил — оно и понятно, у азера самого проблемы из-за товара начались. Таджик отдать деньги отказался. Спрятался. Слушок прошел, что он тоже на Золотозубого заказ выписал, чтобы бабки не отдавать.— И? — понукал я его.— Мы нашли Моджахеда. Дело принципа. Еще несколько минут потерзали вопросами, пока киллер не стал тяжело дышать. Я поболтал еще трубкой.— Оставь, — с мольбой произнес киллер.— Оставь? Ты мне наврал с три короба, а я оставь? Все, хватит. — Я потянул за трубку.— Нет! Я правду сказал!Похоже, он действительно говорил правду. В принципе мог бы наврать нам с три короба, но сейчас он не в том сосоянии, чтобы делать это. Поверим.— Живи, скотина, — я отпустил трубку. — Сегодня я добрый.Мы вышли из палаты. В машине Рыжов сказал:— Хорошо вы его сделали.— Мне говорили — я создан для сцены, — хмыкнул я.— Я даже поверил, что ты готов его…— В принципе готов, — кивнул я. — Опять будет потеха. Следствие, суд. Потом решат, что милиция на этого подонка наговаривает, он выйдет, получит новый заказ. И кого-то опять угрохает. Вся система правоохранительная гнилая. Она не работает.— Не работает, — кивнул Рыжов.— Топить их в реке, сволочей, надо, — кивнул Асеев. — Закона они не боятся. Они ничего не боятся, кроме силы.— Кубик воздуха — и все проблемы, — поддакнул я.— Все, мужики, так можно много до чего договориться, — отрезал Рыжов.— Главное мы узнали, — сказал Асеев. — Порченый героин идет от таджика.— И все равно — слишком много неясного, — покачал я головой. — Слишком много…
Дело потихоньку стопорилось. Знали мы уже немало. Но что со всем этим делать? Моджахед исчез. Золотозубый исчез. Оба как сквозь землю провалились — не удивлюсь, если они вообще дернули из города. А тем временем от неведомой заразы умерло еще шесть человек. Притом четверо — в других областях. Порченый героин начал свое шествие по России.Между тем Романов, как обычно к концу полугодия, начинал нервничать и нервировать других.— Знаешь, что у нас палок меньше, чем в прошлом полугодии, почти на треть? — заявил он, вызвав меня для профилактической взбучки.— Знаю.— Мы скатываемся по области с первого места куда-то в конец.— Ну и что?— Палки нужны. Палки!Палка — возбужденное дело. Бюрократическая система работает не на результат, а на показатели.— У нас весь отдел по порченому героину пашет, — обиделся я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16