В десяти футах от пылающего погребального костра Болан нашел труп, выброшенный из машины при ударе о дерево. Лицо покойника показалось Маку знакомым. Присмотревшись, он вспомнил, что «познакомился» с ним часов шестнадцать тому назад во время своего посещения загадочного острова.
Мак понимал, что дальнейший успех его миссии будет зависеть от правильности оценки сложившейся обстановки. По всему выходило, что бандитов было трое. Небольшая группа, и Болан не сомневался, что на этот раз других эшелонов не предусматривалось. Мафиози все точно рассчитали, они знали, что их ожидает легкая работа.
Болан побежал по дороге в ту сторону, откуда приехала машина и за поворотом увидел хижину — охотничий домик в современном стиле. Убедившись, что вокруг никого нет и его не ожидают неприятные сюрпризы, Мак вошел в приоткрытую дверь.
Интерьер ему понравился. Без преувеличения его можно было назвать превосходным. Болан сам не отказался бы от такого убежища: одна большая комната с чердаком, камин почти на всю ширину стены, небольшая кухня с невысокой стойкой, отделявшей ее от столовой, все помещения отделаны узловатой сосной, потолок с открытыми балками придавал дому подчеркнуто сельский колорит, повсюду в живописном беспорядке стояли мягкие кресла, пуфики, кушетки...
В камине пылали два бревна. На полу перед ним лежал толстый белый ковер из мягкого буклированного материала, обильно залитый кровью. На ковре в гротескных позах, которые придает человеку только насильственная смерть, распростерлись обнаженные тела мужчины и женщины: Алана Найберга и молодой, даже после смерти привлекательной неудачницы, избравшей при жизни самый легкий путь, оказавшийся, тем не менее, самым жестоким. Убийцы буквально нашпиговали их несметным количеством разрывных пуль 45-го калибра.
Между трупами Болан увидел небольшой, неуместный в интимной обстановке предмет. Присев на корточки, он поднял окровавленный снайперский значок. Хитро, ничего не скажешь. Но благодарности от него не дождутся. За этот подвиг Палачу признания не нужно, упаси Боже.
Мафиози провели действительно легкую операцию, ничего не скажешь.
Но ты сам напросился на это, не так ли, Алан Найберг? Жизнь не обделила тебя. У тебя было все: мозги, образование, привлекательная внешность, обаяние и даже приличный бизнес, обеспечивавший достойную жизнь. Затем появилась красивая, благородная жена и дочь, о которых любой мужчина может только мечтать. И ты все это продал, парень! Продал! Ради чего?
Взгляд Болана остановился на истерзанном теле безвинно убитой молодой женщины, и у него мелькнула мысль: а видел ли вообще Найберг тех женщин, которых пользовал?
За свою жизнь Болан повидал немало алкашей и наркоманов, закоренелых игроков и самоубийц всех мастей, но на его памяти это был первый человек, который в буквальном смысле затрахал себя в могилу.
Мак покачал головой и вышел из охотничьего домика.
Как ни печально, придется искать другое домино. Болан с сожалением вспомнил о Маргарет Найберг и подумал, что Алан всю жизнь был, в общем-то, отдельно стоящей костяшкой домино. Упав, она не могла привести в действие цепную реакцию, которая завершилась бы падением всей цепочки...
Идя к машине, Болан осознал, что его мысли вертятся вокруг Маргарет Найберг. Почему Маргарет? Почему не ее премилая дочь, с которой они так много общались душой и телом?
Между матерью и дочерью — такими похожими и такими разными, такими близкими и такими далекими — чувствовалось какое-то принципиальное различие. И его нельзя было объяснить только разницей в возрасте. Во всяком случае, разумом Болан не мог определить его. Помочь могла только интуиция, но прежде всего ему надо было поговорить с Маргарет Найберг. Внезапно, почти с отчаянием, он понял, что эта потребность была продиктована чувственной стороной его сознания.
Ну что ж. Он отправится на беседу с хладнокровной дамой.
Глава 11
Он оставил машину в конце подъездной дороги и пошел дальше пешком. Берег снова окутан туман, нижняя кромка рваных облаков то поднималась, то опускалась, создавая причудливый орнамент, сквозь который проступали зыбкие очертания уединенного дома. Из окон струился неясный свет, едва видимый в подвижном тумане, но, тем не менее, служивший маяком в темноте. Он неумолимо притягивал к себе Болана, заставляя его двигаться навстречу кризису, неизбежность которого он предчувствовал сердцем, но не мог рационально объяснить. «Как мотылек, — подумал он, — устремляется на пламя свечи, принуждаемый какой-то универсальной, не поддающейся пониманию, силой лететь навстречу собственной гибели».
Болан ощущал витавшую в воздухе опасность и она заставила его мобилизовать всю свою бдительность. Молнией промелькнувшие воспоминания снова вернули его во вражескую страну: память услужливо нарисовала вьетконговскую убогую хижину, одиноко стоящую на краю рисового поля. Трудно сказать, что ждет его там, но Мак знал, что группы противника уже напали на его след и сейчас прочесывали рисовое поле в его тылу. Позади ждала верная смерть, впереди — неизвестность. В хижине он мог найти краткий приют или плен, жизнь или смерть, но тростниковая хибара манила его и он шел к ней, все время помня о мотыльке и пламени.
Пути господни неисповедимы, то же самое, пожалуй, можно сказать о судьбах таких людей, как Болан...
Прибрежный дом, служивший ему «тыловой базой», был скромным строением с одной спальней, ванной и более просторным помещением, служившим гостиной, небольшая часть которой отделялась невысокой стойкой, за которой можно было приготовить поесть.
Болан обошел вокруг здания, не уловил никаких признаков жизни ни снаружи, ни внутри, подошел к заднему крыльцу и неслышно вошел в дом. Две небольшие настольные лампы заливали гостиную мягким оранжевым светом. Дверь в спальню была закрыта. Рассеянный свет лился из открытой двери ванной, освещая узкий коридорчик, отделявший спальню от ванной.
В доме не слышалось ни звука.
Ночь только-только наступила, но, возможно, женщины легли спать рано — сегодня для обеих был тяжелый день.
Однако Болана не покидало чувство тревоги; он медленно двинулся вдоль стены гостиной, держа «беретту» наготове.
Именно в этот момент Маргарет вышла из ванной совершенно обнаженная, если не считать банного полотенца, тюрбаном обернутого вокруг головы.
Она тут же заметила Болана и замерла на месте, тихо вскрикнув в смятении.
Ее тело и теперь заставляло юношей желать стать постарше, а стариков страдать от невозможности вернуть молодость; оно светилось мягким призывным светом сочной зрелости и одновременно ослепляло юной статью и восхитительными формами.
И, как прозрение, к Болану пришло понимание, пусть частичное, сути разительного контраста между матерью и дочерью. Диана была прекрасным ребенком, вся свежая, сверкающая, естественная, но теперь Болан понял, что «естественное» может также означать «необработанное, незавершенное».
Дама, в смущении замершая перед ним, представляла собой редкий образец женственности — утонченной, изысканной, отшлифованной до совершенства присущим только ей искусством подать себя с выгодной стороны.
— Черт побери, Маргарет, я не могу извиняться за то, что не могу отвести от вас глаз, — пробормотал Болан, не скрывая своего восхищения.
В ответе миссис Найберг слились воедино смущение и юмор.
— Надеюсь, что нет, — сказала она и исчезла за дверью.
Этот эпизод был скоротечен, как вспышка молнии, но Болан понял, что не скоро позабудет его.
Минуту спустя она появилась вновь, надежно завернувшись в большое банное полотенце, доходившее почти до середины бедер. Кокетливо засмеявшись, она призналась:
— От испуга у меня появилась еще одна прядь седых волос.
Болан извинился за свое неожиданное вторжение и, в свою очередь, отклонил ее попытку объяснить, почему она была голой. В конце концов, он не предупредил женщин, что может вернуться поздно ночью.
Он провел ее в гостиную и усадил за маленьким обеденным столом, затем подтянул к нему стул для себя и сказал:
— У меня для вас печальные известия, миссис Найберг.
— Я готова, не тяните, — ответила она, но отвела взгляд.
— Алан мертв.
— Понимаю...
— Но я здесь не при чем. Кто-то меня опередил. Его заставили замолчать.
Когда Маргарет взглянула на него, в ее глазах стояли слезы.
— Теперь уже дважды... — совсем просто произнесла она голосом несчастной женщины, разрывавшим сердце на части.
Болан понял ее с полуслова. Дважды вдова.
— Простите, — пробормотал он.
— Где вы его нашли?
— В хижине, в районе озера Саммамиш. Знаете это место?
Она отрицательного покачала головой.
— У Алана было несколько укромных местечек. Как он умер?
— Быстро.
Она все поняла.
— У вас есть сигарета, мистер Болан?
Он прикурил сигарету и передал ей.
— Я не знаю, что у вас сейчас на душе, Маргарет, — тихо сказал он. — Если вам нужно поплакать — не стесняйтесь.
Она взглянула на него с грустной улыбкой и затянулась сигаретой.
— Время стонов и слез давно прошло, — ответила она. Я уже давно решила развестись с Аланом. Ждала только подходящего момента. В последнее время произошло так много... странных событий. Но все-таки мне больно. И я ничего не могу с этим поделать.
— И не надо, — хмуро заметил Мак. — Можно с вами немного поговорить?
— Конечно.
— Как долго Алан был связан с мафией?
— Я полагаю... около года. Его контакты с Организацией начались с деловой поездки в Нью-Йорк. Внезапно Алан по доверенности занялся покупкой недвижимости. Затем он начал работать с организаторами «Экспо-74», принимать грузы, встречаться со странными людьми, хотя настоящее безумие и отчаяние наступило, пожалуй, только в последний месяц. С тех пор в любое время дня и ночи дома не стихали таинственные телефонные звонки, вокруг появились вооруженные люди, появился этот бедный ребенок Томми Рентино, вечно следующий за Аланом как тень. Он был телохранителем?
Болан пожал плечами.
— Даже если это и так, вряд ли кто-то серьезно думал, что вашему мужу грозит опасность. От Томми мало толку.
Маргарет тяжело вздохнула.
— Несчастный Томми. Он был без ума влюблен в Диану... такой безответной, безнадежной страстью. — Она бросила быстрый взгляд на Болана. — Но Диана предпочитает более зрелых мужчин.
— А как Диана? У нее был такой ужасный...
— Я отослала ее отсюда.
Болан изумленно уставился на женщину и перед его мысленным взором предстали леденящие душу картины.
— Что вы сделали?!
— У нее раздвоение преданности, мистер Болан. Я убедила ее, что ей надо принять решение и поступать соответствующим образом.
— Я бы хотел, чтобы вы изъяснялись конкретнее, миссис Найберг, — рявкнул Болан, выходя из себя.
— У нее есть любовник, — вздохнув, ответила она.
Ну и что, почему бы и нет? Как заявила сама Диана, сейчас не 1940 год, но и в те времена многие молодые девушки имели любовников. Но почему Болану даже мысль о такой возможности не пришла в голову.
Мак пожал плечами.
— И все равно я чего-то не понимаю. Уж не хотите ли вы сказать, что я представляю угрозу ее нравственности? В городе вашу дочь ожидают серьезные неприятности и...
Маргарет прервала его, повернув к Болану искаженное болью лицо, и положила руку ему на плечо.
— Нет, совсем не то. Я сказала «раздвоение» и именно это я имела в виду. Ди около часу металась из угла в угол, рыдая и заламывая руки. Она не настолько искушенная натура, как это может показаться на первый взгляд, мистер Болан. Напротив, Ди — очень прямой человек. У нее все эмоции идут от сердца. Она...
— Так в чем раздвоение? Между чем она разрывается?
— Между вами и Джоном Францискусом.
— А это кто такой?
Женщина покачана головой.
— Ди каким-то образом познакомилась с ним через Алана. Кстати, я ничего не знала об их связи до сегодняшнего дня. До тех пор, пока Ди не начала метаться и плакать. Но я полагаю, что этот Францискус находится в лагере ваших врагов.
«Чокнутая семейка», — решил Болан. Эта дама послала Палача убрать мужа, поскольку в ее глазах тот являлся презренным преступным типом, которого она просто не могла простить, хоть и была замужем за ним. Дочь дамы, судя по всему, люто ненавидевшая своего отчима, отдалась Болану и вместе с тем умоляла пощадить его, тогда как саму ее приговорили к смерти сообщники ее же отчима. И вот теперь мать объясняла Палачу, что «отослала» дочь в лагерь смерти, поскольку на ту накатило «раздвоение» преданности — сказалась любовная связь с одним из врагов. Болан резко тряхнул головой, отгоняя от себя эти мысли и рявкнул:
— Минутку, пожалуйста!
— Она чувствовала, что ей надо хотя бы попытаться, — умоляюще глядя на Мака, произнесла миссис Найберг.
— Попытаться что?
— Остановить бойню.
— И как она собиралась сделать это?
— Не имею ни малейшего понятия. Но она считала себя обязанной предпринять такую попытку.
— Вы лжете, Маргарет, — решительно сказал Болан. — Вы не советовали Диане делать ничего подобного. Вы никуда ее не отсылали.
Ее ресницы дрогнули и опустились. Она вздохнула.
— Наверное, из меня не выйдет хорошей лгуньи. Вы, конечно, правы. Я пыталась переубедить ее как могла, но Ди сама принимает решения, как бы плохо обоснованы они не были. — Мать Дианы Вебб слегка пожала плечами цвета слоновой кости. — Она ушла отсюда меньше чем через час после вас. Я пообещала ей оставаться здесь, по крайней мере, до утра, ожидая вашего возвращения.
— Но она не думала, что я вернусь, не так ли?
Робкий взгляд Маргарет встретился с недобро сверкнувшим взглядом Болана.
— Она собиралась сдать меня, — жестко сказал он.
— Думаю, таково было ее общее намерение.
— Как она собиралась это сделать?
— Не судите ее слишком строго, мистер Болан. Она еще совсем ребенок. И безумно влюблена.
— Ну, конечно, — сухо бросил Палач, — и все-таки, как же?
— У нее есть подробное описание вашего... вашего автофургона.
Вот уж действительно, как мотылек на огонек свечи! Болан быстро вскочил и выключил свет в гостиной.
— Одевайтесь! — резко скомандовал он.
— Я не понимаю вас...
— Лучше и не пытайтесь. Делайте, что я вам говорю. Я снова беру свою жизнь в свои руки, Маргарет. Ну, давайте! Вы оденетесь или пойдете в чем есть?
— Я оденусь, — прошептала она.
Но интуиция Болана уже вопила об опасности. Он проревел:
— Отставить! — схватил ее за руку, потащил к черному ходу и, заставив пригнуться, вытолкнул за дверь в темный двор, затем шепотом скомандовал:
— Бежим!
Под прикрытием дома они добежали до угла и вслепую бросились в облако сгущавшегося тумана, наползавшего на берег со стороны моря. Не успели они пробежать и двадцати ярдов, как злобное стаккато нескольких пистолетов-пулеметов разорвало у них за спиной тишину ночи.
Маргарет споткнулась и едва не упала. Болан рывком поднял ее на ноги и подхватил за талию, помогая бежать.
Три, а то и четыре «томпсона» разносили дом в клочья с близкого расстояния, и женщина поняла смысл происходившего так же хорошо, как и Болан.
— О, Ди, Ди! — простонала она.
— Она не могла знать последствий своего необдуманного шага, — заверил ее Болан.
Они приближались к подъездной дороге, когда позади них до небес поднялся огненный столб и грохот мощного взрыва потряс землю у них под ногами.
Команда смерти пришла «остановить бойню». Очевидно, они знали, что Болан был в доме, и постарались не оставить от него камня на камне.
Мак отлично понимал значение этого акта — тактика выжженной земли в действии, как во Вьетнаме.
У взятого Боланом в аренду «ферлейна» стоял одинокий автоматчик. Мак прикончил гангстера, набросив ему на шею удавку: черный «мотылек» и дама стряхнули адское пламя со своих крыл.
Они спаслись чудом, сил радоваться этому уже не оставалось.
Глава 12
Лео Таррин послал своего телохранителя вместе с остальными членами команды для регистрации и получения ключей от номеров, а сам подошел к стойке приема сообщений. Но для Джо Петрилло никто не оставлял ни писем, ни устных сообщений.
Лео направился к телефонной будке в дальнем конце вестибюля, опустил монету и набрал свой незарегистрированный «аварийный» номер с автоответчиком в Питтсфилде.
После соединения он произнес словесный код, снимающий блокировку механизма воспроизведения, и прослушал все сообщения, записанные после последней проверки.
Было только одно очень короткое сообщение, но именно его Таррин с нетерпением ожидал весь день.
— Говорит Страйкер, — объявил знакомый голос. — Позвони мне на плавсредство, Сиэтл, две тысячи двести.
И все, но для Лео Таррина эти слова значили многое.
Таррин повесил трубку и взглянул на часы. Две-двести означало десять часов. Но парень имел в виду, что позвонить надо десять минут спустя после указанного времени. Он не ответит ни на один звонок, сделанный до или после.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17