— Хотим проверить, есть ли у вас санкция на проведение демонстрации.
Блич вперил в нее сузившиеся от гнева глазки.
— Посмотрим, надолго ли хватит твоего чувства юмора. — Он повернулся к Смиту. — А что скажешь ты?
— Мне нечего вам сказать, — ответил тот.
Блич вздернул подбородок и обратился к своему войску — поверх голов Руби и Смита.
— Смотрите, ребята! — сказал он. — Хорошенько смотрите: вот так выглядит враг. Это — шпионы! — Он подождал, пока сказанное уляжется в их головах. — Шпионы и предатели! В военное время — а сейчас именно такое время, потому что они хотят уничтожить все, что дорого нам, американцам, — в военное время может существовать только одно наказание для шпионов и предателей... — Он снова выдержал паузу, обвел глазами лужайку из конца в конец и бросил короткое, точно удар хлыста, слово: — Смерть!
— Так вы собираетесь показать нам разрешение или нет? — спокойно спросила Руби.
— Посмотрим, что ты запоешь под дулами автоматов, — сказал Блич. — Но сначала вы нам расскажете о себе.
— Круто берешь, янки, — сказала Руби. — Побереги себя.
Блич дал знак сержанту. Тот подошел к девушке сзади, схватил ее за плечи и швырнул к полковнику. Блич выставил перед собой тяжелую рукоятку хлыста. Руби не устояла на ногах и упала животом на свинцовую рукоятку. Девушка испустила невольный стон.
Полковник довольно засмеялся. Смит зарычал, точно разъяренное животное, и бросился на садиста. Блич занес руку с хлыстом над головой Смита, метя ему в голову. Однако Смит пригнулся, и хлыст просвистел поверх его головы. В следующую секунду жесткий кулак уроженца Новой Англии угодил в мясистый нос Блича. Стражи, сопровождавшие пленников, метнулись вперед, навалились на Смита и прижали его к земле. Один наиболее ревностный служака ударил его прикладом в правое плечо.
Превозмогая боль, Смит взглянул на Блича, зажимающего свободной рукой кровоточащий нос. Сейчас он олицетворял для Смита всех твердолобых диктаторов и громил, которых он люто ненавидел всю жизнь.
— Это вам не с женщинами воевать, — прохрипел Смит.
Блич отнял руку от лица, и на его толстые губы фонтаном хлынула кровь.
— Взять его! — пролаял Блич. — Он свое получит. После черномазой.
Полковник нагнулся, схватил Руби за волосы и рывком поставил на ноги.
— Сначала — ты! — Он повернулся к своим солдатам. — Запомните это лицо, лицо врага!
С его губ брызгала кровь, пачкающая блузку Руби.
Их не видела ни одна живая душа, и никто их не слышал. На каждом из четырех углов лужайки было поставлено по два часовых, так чтобы даже мышь не могла попасть в расположение части. Но ни один из постовых не заметил Римо и Чиуна.
Они проникли на территорию лагеря и неслышно прошли через заднюю стенку палатки. Укрытые от сотен пар глаз спасительным мраком, они видели, как Блич схватил Руби за волосы. Девушка позволила подтащить себя поближе, а когда ее лицо поравнялось с лицом полковника, плюнула ему в лицо.
Чиун одобрительно кивнул.
— А она смелая, эта женщина. Она подарит мне доброго сына. От тебя, разумеется, — поспешно уточнил он.
— Не надо об этом, — попросил Римо.
Видя, как взбешенный полковник снова взял хлыст в левую руку, намереваясь ударить Руби в висок, Римо понял, что сейчас не время для разговоров. Когда Блич замахнулся, Римо резко высунул руку из палатки и выхватил у него хлыст.
Полковник отпустил девушку, повернулся и увидел Римо, вышедшего на залитую солнцем площадку.
— Привет, ребята! — сказал он, небрежно помахав рукой сидящим на траве боевикам.
По их рядам пронесся приглушенный гул.
— Что здесь происходит?
— Кто этот парень?
— Сейчас Блич ему покажет!
— Как он сумел сюда пройти?..
Кинув на Римо пристальный взгляд, Блич взялся рукой за кобуру автоматического пистолета. И тут снова молнией мелькнула рука Римо. Послышался звук разрываемой кожи, кобура легко отделилась от ремня и отлетела на двадцать футов в сторону.
— Так-то вы встречаете гостей! — сказал Римо с укором в голосе.
Охранники, стоявшие позади Смита, взяли оружие наизготовку. Сержант направил очень несимпатичный пистолет 45 калибра в живот Римо; остальные прицелились из автоматических винтовок.
— Тебе конец! — сказал сержант.
Руби испуганно оглянулась на Римо. Он весело подмигнул девушке и повернулся к охранникам:
— Не мне, а вам.
Сержант прицелился в пряжку Римо, готовясь сразить его наповал.
И тут раздался высокий пронзительный вопль. Всем показалось, что разверзлась земля и началось землетрясение. Солдаты повернули головы на этот вопль и увидели, как тощая желтая рука с длинными ногтями пронзила изнутри стену палатки. Подобно кинжалу, она вспорола полотно до самого низа, и среди развевающихся на ветру обрывков появился Мастер Синанджу.
Сержант подбежал к палатке. Навстречу ему взметнулось желтое облако: Чиун, точно песчаный смерч, кинулся ему навстречу. Указательный палец сержанта лег на спуск, но прежде, чем он успел выстрелить, рука Чиуна накрыла его руку. Сержант почувствовал, что спусковой крючок отжимает его палец назад, мешая выстрелить. А потом он услышал, как хрустят фаланги его пальцев под тонкой желтой рукой, и почувствовал, как его кости дробятся и засасываются в дуло пистолета, как под давлением этой руки холодная сталь прикипает к его кисти. Потом пришла боль. Сержант издал душераздирающий крик и бесформенной кучей свалился на землю с пистолетом, насаженным на его правую руку, будто его приколотили гвоздями.
Рядовые охранники, безусые мальчишки с прыщавыми лицами, с ужасом наблюдали за этой сценой.
— Стреляйте, мерзавцы! — крикнул Блич.
— Сам стреляй, — сказал один охранник, бросая винтовку и обращаясь в бегство. Двое других колебались.
— Стреляйте, вам говорят! — вопил Блич.
И тут несколько солдат сделали последнюю в своей недолгой жизни ошибку: подбежали к Чиуну и нажали на спусковые крючки. Автоматные очереди прошили полотно палатки. Больше солдаты не стреляли: автоматные дула вошли им в животы и вышли из спин, не задержавшись даже на позвоночнике.
Парни сползали на землю медленно, будто желе из подогретой формы.
Рядом с ними лежал всхлипывающий сержант, безуспешно пытающийся отделить мертвый металл от своей плоти.
Насмотревшийся на эти ужасы, Блич сделал попытку убежать, но Римо просунул руку под его толстый кожаный ремень и подтянул к себе. Ноги Блича еще продолжали движение, тогда как он оставался на одном месте. Наблюдающим это солдатам казалось, что они видят юмористическую сценку на экране телевизора, когда герой пытается бежать по льду и прилагает очень большие усилия, не достигая результата.
Они засмеялись.
Блич это слышал. Они смеются! Над солдатом, над своим командиром, над человеком, выступившим в защиту своей страны от всякого рода коммуняк и «розовых», от крайних левых и радикалов, пытающихся ее разрушить.
— Как вы смеете! — взвизгнул он.
Они засмеялись громче. Инстинкт молодых подсказывал им, что время их лидера прошло.
— Ну хватит, — сказал Римо, подтягивал к себе полковника за ремень. — Представление окончено. Кто руководит этой операцией?
Блич собрался с духом.
— Ребята! — крикнул он. — Сейчас вы увидите, как умеют умирать настоящие солдаты! Я им ничего не скажу!
Однако Блич не ведал, что такое настоящая боль, и не был готов к ней. Римо захватил мочку его левого уха между большим и указательным пальцем и с силой стиснул.
— Кто ваш руководитель? — повторил он вопрос.
Ответ последовал незамедлительно:
— Бейсли Депау.
Когда Римо отпустил мочку, боль уступила место стыду оттого, что он так быстро сломался и теперь его солдаты смеются над ним в открытую. Его переполняли стыд и гнев, голова горела огнем. Он подполз туда, где валялась кобура, и вынул пистолет. Но прежде чем он успел застрелиться, Руби подняла с земли автоматическую винтовку и выпустила очередь в голову полковника Блича.
Он шмякнулся на землю, будто грязный мокрый носок.
Солдаты больше не смеялись.
Руби подошла и толкнула тело Блича носком ботинка. Она виновато оглянулась на Римо.
— Я мечтала убить этого кровопийцу с самой первой минуты, когда нас сюда привели.
Римо окинул взглядом сидящих на траве солдат. Испуганные, смущенные, растерянные, они не сводили с него глаз.
Указывая на труп Уэнделла Блича, он сказал:
— Вот и все, ребята. Ваш командир сошел с дистанции. Садитесь в автобусы и отправляйтесь по домам. Ваша часть расформирована.
На его суровом лице играли солнечные блики. Под глазами, точно озера смерти, темнели круги.
— Отправляйтесь по домам, — повторил он.
Никто из них не тронулся с места. Все произошло так быстро, что им было трудно в это поверить.
Римо снял с мертвого Блича плетеный ремень в два с половиной дюйма толщиной, взял его в обе руки, а затем без видимого усилия развел руки в стороны, медленно, будто мимоходом.
На глазах у солдат ремень лопнул пополам.
— Идите домой! — снова сказал Римо. — Живо!
В конце первого ряда поднялся солдат.
— Ребята, — сказал он, — по-моему, нам пора сматывать удочки.
Это послужило сигналом к бегству: парни наперегонки помчались к автобусам.
Римо пнул стонущего сержанта носком ботинка.
— И не надо оставлять после себя мусор!
Только теперь он заметил, что Смит держится за правое плечо.
— Что у вас с рукой, Смитти? — спросил он.
— Ничего особенного. Я просто упал, — ответил тот.
Глава одиннадцатая
В номере мотеля, который Смит снял для телефонных переговоров, лежал бесплатный экземпляр «Курьера Южной Пенсильвании», раскрытый Смитом посередине. Во всю ширину разворота красовалось броское воззвание.
— Вот, почитайте, — кивком указал на него Смит вошедшему Римо.
Тот начал читать:
— "Наконец-то мы поняли, в чем причины трудностей, которые переживает Америка". Я уже давно это понял, — откомментировал Римо. — В самих американцах.
— Читайте дальше! — сказал Смит.
Текст на левой странице был лаконичным и ясным.
Американские черные, говорилось в нем, страдают от хронических проблем: высокий уровень безработицы, недостаточное образование, низкая занятость, национальная ассимиляция, забвение богатых культурных традиций негров.
Американские белые, было сказано далее, тоже недовольны: на улицах больших и малых городов творится разбой, по ним стало опасно ходить. У американцев растет ощущение, что федеральное правительство не заинтересовано вести борьбу с преступностью.
— Это точно! — подтвердил Римо.
— Читайте! — хмуро сказал Смит.
Белые видят, что результаты их труда уплывают от них в виде непомерно возросших налогов, растущих цен, а также в виде расходов на все новые правительственные программы, от которых нет никакого проку.
Все это вызывает брожение умов и расовые конфликты. Но теперь, обещало воззвание, выход найден.
Чернокожие хотят элементарных экономических и культурных гарантий: гарантированной работы, крыши над головой, питания и возможности изучать свое богатое культурное наследие, оставаясь среди себе подобных, в чьих глазах эти традиции и устои жизни имеют цену.
Белые хотят свободно ходить по улицам, никого и ничего не опасаясь. Они не хотят, чтобы правительство и впредь запускало руку в кошельки налогоплательщиков, используя эти средства для поддержки преступных элементов.
— Тоже верно, — согласился Римо. — Мы платим слишком много налогов.
— За последние десять лет вы, Римо, не уплатили в бюджет государства ни одного пенни, если не считать налога с продажи разного хлама, который вы покупаете за счет КЮРЕ.
— А разве этого мало? — удивился Римо. — Этих денег вполне хватит на содержание правительства северо-восточных штатов в течение шести месяцев.
— Читайте же, — настаивал Смит.
Далее в воззвании сообщалось о создании новой ассоциации, намеренной представить на суд американской общественности новые, специфические предложения — с тем чтобы можно было покончить с расовой рознью и разрешить экономические трудности, мешающие нормально жить нынешнему поколению американцев.
"Однако, чтобы эти планы стали реальностью, вы должны оказать нам поддержку. Мы хотим организовать движение на уровне федерации, базой которого должен стать исторический центр Геттисберг, штат Пенсильвания. Мы готовим массовый поход на Вашингтон.
Мы рассчитываем, что в этом марше примут участие не менее пятидесяти миллионов американцев. Пусть Вашингтон знает, что мы шутить не собираемся. Это будет марш за создание новой Америки".
Продолжение следовало в том же духе. Это был политический призыв к оружию.
Вся правая страница, напечатанная мелким шрифтом, была заполнена подписями людей, выразивших поддержку новой программе.
Окончив чтение, Римо поднял глаза на шефа.
— Что же это такое, Смитти? О чем это они?
Смит указал на лозунг, набранный крупным шрифтом внизу, через обе страницы:
Решимость. Агрессия. Борьба.
— Прочитайте первые буквы. Видите, что получается? РАБ. Они хотят восстановить рабства.
— Так вот зачем Блич готовит боевиков! — догадался Римо.
Смит с силой ударил кулаком о ладонь. Лицо его, как всегда, хранило невозмутимое выражение, однако Римо знал, что все в этом человеке бурлит и клокочет, восставая против подлых замыслов. Само упоминание о рабстве входило в острое противоречие с незыблемыми традициями Новой Англии, с обычаями отцов, со всем укладом жизни Северо-Востока Америки.
Правая страница была заполнена подписями людей, выступающих в поддержку планируемых мероприятий. Целые колонки имен. Было среди них сорок семь сенаторов и конгрессменов, двенадцать губернаторов, сотни мэров; был бывший кандидат в президенты от республиканской партии; были министры, профессора, писатели; воззвание подписали три четверти сотрудников редакций «Голос фермера», «Арена», «Наш дом и сад».
— Если это так плохо, — недоуменно произнес Римо, — какого дьявола они поставили свои подписи?
— А разве они отдавали себе отчет в том, что делают? — сказал Смит, — Большинство этих людей и понятия не имеют, что здесь имеется в виду. Просто кто-то попросил их подписать. Пока они сообразят, что это — призыв к восстановлению рабства, их подписи уже сделают свое дело. Не исключено, что пятьдесят миллионов человек пойдут на Вашингтон.
— Это ваши проблемы, — сказал Римо. — Меня теперь такие дела не касаются.
В номер вошли Руби и Чиун. Они вели оживленный диалог.
— Как это не касается? — возмутилась Руби, уловившая конец разговора. — Кто, как не ты, обещал мне найти Люшена? Какую помощь ты мне оказал? Да никакой! Но ты должен сделать это! Слышишь?
Ее голос, поднявшийся до нестерпимо высокой ноты, пронзил Римо, точно кинжалом. Он поднял руки вверх.
— Ладно, сдаюсь! — воскликнул он. — Я это сделаю. Сделаю все, что нужно.
— Все? В самом деле? — переспросил Чиун.
— Ну, не в том смысле, — поспешил поправиться Римо. — Неужели ты думаешь, что я смогу выносить этот крик до конца своей жизни?
— Зачем так долго? — возразил Чиун. — Всего одна-две минуты, и дело с концом. Последствия я беру на себя.
— О чем это вы толкуете? — спросила Руби.
— Он хочет, чтобы мы с тобой произвели на свет мальчика, которого он сможет обучать Синанджу.
— Ни за что! — воскликнула Руби.
— Послушай, — наставительно сказал ей Чиун. — Римо — белый, ты — мулатка, значит, ребенок у вас родится бежевый. Правда, это еще не желтый, но все таки близко к тому. Для начала подойдет.
— Если хочешь желтого ребенка, найми китайца, — предложила Руби.
Чиун возмущенно сплюнул.
— Я хочу желтого мальчика, но не любой же ценой! Лучше уж взять русского, чем китайца. Мне не нужен ленивый, хилый и вороватый.
— Ну так бери русского, — заключила Руби. — Мне все равно, я не собираюсь участвовать в этом деле ради твоего удовольствия.
— Тише вы! — шикнул Смит. Он разговаривал по телефону, отчетливо выговаривая слова в трубку.
— Она права, Чиун, — сказал Римо. — Я тоже так настроен.
— Оба вы олухи! — рассердился Чиун. — Любой сколько-нибудь разумный человек не может не видеть выгод моего предложения.
Римо лег и растянулся на кровати.
— Нет уж, покорно благодарю! — презрительно сказал он.
Руби с любопытством взглянула на него.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она.
— Что я тебя отвергаю.
— Не ты, а я тебя отвергаю.
— Мы оба отвергаем друг друга.
— Ты не можешь об этом судить, — не согласилась Руби. — Если бы я захотела, ты был бы моим.
— Никогда!
Чиун ласково кивал Руби, одобрительно поглаживая ее по спине.
— Ты слишком много о себе воображаешь! — сказала Руби. — Таких надутых индюков, как ты, я могу иметь сколько угодно в любое время, когда захочу.
— Но только не этого индюка, — возразил Римо.
— Посмотрим! — Руби повернулась к Чиуну. — Ты, кажется, собирался заплатить за это? Упоминал про тысячи золотых монет?
— О сокровищах, накопленных столетиями, — подтвердил Чиун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15