Чтобы добраться до места на такси, им понадобилось в два раза больше времени.Чиун не ног не заметить, что за последние несколько часов они побывали уже в четырех городах, и, мол, не попробовать ли им еще и Такому. Он еще никогда не бывал в Такоме. На что Римо ответил, что Чиун может вернуться назад, присмотреть за своими сундуками, если он так хочет. А Чиун сказал, что нет ничего интереснее, как посмотреть, что Римо станет делать дальше. Может, ему захочется почистить конюшни.Перед входом в особняк миссис Делфин стоял полисмен. Римо с солидным видом прошел мимо него, а Чиун остановился поболтать и спросил полицейского, зачем он здесь стоит. Полицейский ответил, что здесь прошлой ночью произошло убийство. Тогда Чиун поинтересовался, почему полицейский встал здесь сейчас, когда это надо было бы сделать вчера.Он не стал дожидаться ответа. Как раз в этот момент перед Римо открылась дверь, но путь ему преградил худой человек в белом пиджаке и темных брюках. Чиун пробормотал по-корейски, что очень глупо пользоваться дверью, в которую не пускают, когда окна второго этажа всегда доступны. Но, добавил он, обычно люди, которые пользуются окнами, знают, что именно они хотят найти.— Семья не принимает посетителей, — заявил дворецкий.— Я не совсем посетитель, — проговорил Римо, обходя дворецкого сбоку.Тот повернулся, желая остановить Римо, и тогда с другой стороны от него проскользнул Чиун.— Где произошло убийство? — спросил Римо.— Я вынужден попросить вас покинуть помещение, — произнес дворецкий.— Одна минута, и мы уйдем. Успокойтесь, — сказал Римо.— Мисс Делфин находится в подавленном состоянии — она скорбит из-за смерти матери. Вы должны уйти.Тут в зал вошла девушка, ее печальные голубые глаза смотрели куда-то в пустоту. На девушке были белые шорты и белая блузка, обутые в кроссовки ноги, казалось, едва передвигаются. В правой руке у нее безжизненно повисла теннисная ракетка. У девушки были соломенные волосы и загорелая, нежно-золотистая кожа.— Просто не могу в это поверить, — тихо проговорила она. — Не могу поверить.— Мне очень жаль, что такое случилось с вашей матерью, — сказал Римо. — Ведь она была вашей матерью, не так ли?— Кто? — переспросила девушка, останавливаясь под огромной люстрой, которая выглядела как перевернутый вниз головой стеклянный куст.— Эта несчастная. Женщина, которую убили.— Ах, мама! Да, она умерла. Просто не могу в это поверить.— Я пришел, чтобы помочь, — сказал Римо.— Просто не могу в это поверить, — повторила девушка. — Шесть-четыре, шесть-два, шесть-ноль. Четыре раза я запорола подачу. Со мной никогда такого не случалось.— Так вы о теннисе? — воскликнул Римо. — Вы огорчены из-за того, что проиграли партию в теннис?— Проиграла? Да это был настоящий разгром. Меня зовут Бобби Делфин. Чем могу быть полезна?— Боюсь, вы оказались втянутой в настолько ужасную историю, что и представить себе не можете. Я пришел в связи с убийством вашей матери и хочу вам помочь.— О маме позаботятся. Она уже в морге. И похоронами уже занимаются. Шесть-четыре, шесть-два, шесть-ноль. И четыре запоротые подачи. Четыре! Вы можете себе это представить?— Мисс Делфин, — мрачно произнес Римо. — Убита ваша мать. Боюсь, полиция ничего не сможет сделать, а вот я смогу.— Что вы имеете в виду? — спросила девушка.В ней было какое-то дерзкое обаяние и такое милое личико, словно художник-мультипликатор специально нарисовал ее для рекламы зубной пасты. «Симпатичная», — подумал Римо. «Белая», — подумал Чиун.— Убийство вашей матери, — сказал Римо.— У нее больше нет проблем, а вот у меня есть. Оставьте меня в покое. Надо же, четыре двойные подачи! — Она покачала головой и отвернулась, но тут заговорил Чиун.— Я могу научить тебя никогда не совершать повторных ошибок, — сказал он девушке, бросив на Римо презрительный взгляд. Ибо как он любил повторять: «Говорить правду дураку — значит, быть дважды дураком».— Неправильных двойных подач, — поправила Бобби Делфин.— Да, верно.— Вы даже не знаете, как это называется.— Я же не сказал, что буду учить тебя говорить об игре. Я буду учить тебя играть. Все спортивные игры одинаковы.— Теннис не похож на другие игры.— Он такой же, как все другие. И выигравшим оказывается тот, кто не дает невежеству победить себя.— У меня было двадцать восемь профессиональных инструкторов, и мне не нужна жалкая философия какого-то азиата, — заявила Бобби.— Ага, этот инструмент должен по чему-то ударять, — заметил Чиун, указывая на ракетку.— Выставьте этих двоих за дверь, — обратилась Бобби к дворецкому.Тут в мерцающем свете люстры мелькнули длинные пальцы Чиуна. В мгновение ока ракетка оказалась в его руках, а ошарашенная Бобби осталась стоять, открыв рот. Чиун едва заметно взмахнул ракеткой, а затем, легко подпрыгнув, сбил с люстры хрустальные подвески, словно урожай сверкающих ягод. В ту же секунду он был уже на земле, и хрусталинки посыпались в его раскрытую ладонь. А потом резким взмахом ракетки он, один за другим, отправил подвески в дальний конец зала, где стояло большое кресло. Семь хрусталинок проделали в парчовой спинке дырку с кофейную чашку величиной. Из дырки торчал белый пух.— Вы ведь даже не переносили центра тяжести, не делали замаха, — восхищенно произнесла Бобби.— Я пришел помочь, — сказал Римо.— Заткнись, — ответила девушка.— Пойду достану подвески, — сказал дворецкий.— Заткнись, — последовал ответ.— Забудь обо всем, чему тебя учили, — сказал Чиун. Ведь ты бьешь не ногами, а вот этим инструментом. Я берусь всему тебя научить, но прежде ты должна помочь мне.— Говори как.— Делай так, как велит мой ученик.— А что ему нужно?— Не могу тебе объяснить. Мне кажется, он и сам не знает, чего хочет.Первым делом Римо обследовал кабинет миссис Делфин. Чиун наблюдал за ним, а Бобби сидела в кресле и от скуки барабанила пальцами по столу.— Значит, здесь была убита твоя мать? — спросил Римо.— Да, здесь, — и Бобби фыркнула, надув щечки. — Полицейские говорят, что здесь ничего нельзя трогать.Кровь на письменном столе и на полу уже высохла. Вдруг Римо заметил какой-то окровавленный предмет с острой верхушкой и взял его в руки, повредив запекшуюся коричневатую пленку. Пресс-папье в форме пирамиды. Его края глубоко отпечатались на столе из твердого дерева. Очевидно, кто-то сильно оперся об него. Или кто-то на нем лежал. Затем Римо заметил в чернильнице желтое перо. Комната была выдержана в строгих тонах — коричневое полированное дерево, темные рамы, темная обивка, но это перо было ярко-желтым. Римо поднял его и заметил, что у него нет острия.— До убийства твоей матери это перо было здесь? — спросил Римо.— Не знаю. Это ведь ее кабинет. Я никогда сюда не входила. — И она, махнув ракеткой, посмотрела на Чиуна.— Потом, — произнес он.— А теперь я хочу поговорить с полицейскими и взглянуть на тело, — сказал Римо.Лейтенант из отдела по расследованию убийств встретил скорбящую дочь Бобби Делфин и двух ее друзей в городском морге, который напоминал огромную больничную палату в белых тонах с большими стальными ящиками, установленными в ряд с одной стороны.— Послушайте, — сказал лейтенант — в углу его губ прилипла незажженная и растрепанная сигара, — из-за вас я нарушил все свои планы. Но я тоже нуждаюсь в помощи. Надеюсь, мисс, вы уже в состоянии ответить на некоторые вопросы.Бобби взглянула на Римо. Он кивнул.— Мы не думаем, что убийство совершено по личным мотивам, но все же, мисс Делфин, не можете ли вы назвать кого-нибудь, кто имел зуб на вашу мать? Кто мог желать ее смерти? — спросил лейтенант.— Да любой, кто ее близко знал, — ответила Бобби и снова изобразила рукой движение ракетки.«Потом», — сделал ей знак Чиун.— Включая и вас?— Нет. Я же говорю: кто близко ее знал. Что полностью исключает меня и пять ее мужей.— Значит, она была человеком холодным?— Только с родственниками. С остальными она держалась враждебно и заносчиво.— А не занималась ли ваша мать какой-либо рискованной деятельностью?— Назовите любые шесть вариантов. Она была членом многих организации и заседала в таком количестве комитетов, что тому убитому конгрессмену и не снилось.— Мы уже нашли человека, который работал с ней в одном из таких комитетов. В комитете по сохранению музейных ценностей. Это вам о чем-нибудь говорит?— Нет, — ответила Бобби, и Чиуну вновь пришлось сделать ей знак, что теннис придется отложить на потом.— Как на ваш взгляд, у вас хватит выдержки взглянуть на останки? Завтра будет произведено вскрытие.— А мне сказали, что у нее вырвали сердце. Какой же смысл тогда проводить вскрытие? — удивилась Бобби. — Ведь она скорее всего умерла из-за этого.— Было совершено убийство. Таков порядок.Лейтенант выдвинул стальной ящик, который снаружи походил на ящик картотеки. Белая простыня в коричневых пятнах покрывала что-то, состоявшее из возвышенностей и углублений, словно предгорья Вайоминга в миниатюре.— А теперь возьмите себя в руки, — и с этими словами лейтенант откинул простыню.Лицо миссис Делфин представляло собой замороженный, воскового цвета, искаженный кусок плоти. Рот был приоткрыт, и морщины, успешно скрытые при жизни, теперь выступили наружу, испещрив все лицо. Дряблые груди обвисли, словно растаявший зефир в целлофановых пакетах. А там, где когда-то была грудная клетка, теперь зияла темная дыра с запекшейся кровью по краям.— Мы считаем, что убийцы использовали какой-то примитивный нож и клещи, объяснил детектив. — Тщательный анализ дал те же результаты, что и по делу об убийстве конгрессмена. Большую помощь в расследовании оказало ФБР. Они даже пригласили кардиологов и хирургов.— Что такое клещи? — тихо поинтересовался Чиун.— Это такая штука, с помощью которых тянут, что-то вроде щипцов, — ответил лейтенант.Чиун мотнул головой. Тонкая бородка взлетела вверх и замерла.— Нет, — произнес он. — Ваши эксперты ошибаются. Рана нанесена каменным ножом.— Откуда вы знаете, черт возьми? — недоверчиво воскликнул лейтенант.— Просто смотрю. Если вы присмотритесь хорошенько, то увидите, что здесь нет разрывов, которые возникают, когда тело в ярости рвут руками. А есть маленькие горизонтальные надрезы вдоль артерий, которые сделаны каменным ножом. Вы когда-нибудь мастерили каменный нож?Детектив ответил отрицательно.— Для изготовления каменного ножа, — принялся объяснять Чиун, — камень обтесывают, заостряя края, а не точат, как металлический нож. Поэтому такие ножи в каких-то местах остры, а в каких-то тупы. Обычно их используют, подобно пиле, предварительно вонзив во что-то. Понимаете?— Вы не шутите? — спросил детектив. Он наклонился над трупом, и пепел с незажженной сигары упал в грудную полость. — Извините, — пробормотал он. С минуту он напряженно размышлял. — А не сможете ли вы нам еще кое в чем помочь? — произнес наконец он. Из нагрудного кармана своего до блеска начищенного мундира он достал свернутый в трубочку листок.Он был восьми дюймов в ширину и двадцати четырех дюймов в длину. Когда его развернули, все увидели двенадцать темных полосок с текстом.— Что это такое? — спросил детектив, протягивая бумагу Чиуну. И пояснил: — Это ксерокопия. Оригинал был найден под головой трупа.Чиун внимательно посмотрел на листок. Тщательно изучил края. Пощупал бумагу, затем с умным видом кивнул.— Это копия документа, сделанная американской машиной для производства подобных копий.— Да, нам известно, что это ксерокопия, но что означают эти надписи?— Написано на двенадцати языках. Один из них мне не известен, я никогда не видел подобной письменности. Китайский я знаю, французский и арабский знаю, иврит и русский — тоже. А вот та же надпись на настоящем языке — по-корейски. Санскрит и арамейский я знаю. Суахили, урду и испанский знаю. Но язык первой надписи мне не известен.— Мы считаем, что это ритуальное убийство, и записка — часть ритуала. Убийство ради удовольствия или что-то в этом роде, — сказал детектив.Римо через плечо Чиуна заглянул в послание.— А каково твое мнение, Римо? — поинтересовался Чиун.— Он что, эксперт? — спросил детектив.— Он только учится, — ответил Чиун.— Точно не знаю, — сказал Римо, — но мне кажется, что на всех языках сообщается одно и то же.Чиун кивнул.— А что означает этот символ? — Римо указал на грубый рисунок прямоугольной формы, расположенный посреди текста на неизвестном языке.— В послании на других языках это называется Уктут, — ответил Чиун.— А что такое Уктут? — снова спросил Римо.— Не ясно. А что такое Джой-172? — задал Чиун свой вопрос.— Не знаю. А почему ты спрашиваешь?— Об этом тоже говорится в послании.— Что все это значит? — вмешался детектив. — Мы никак не можем в этом разобраться.Чиун поднял вверх свои тонкие руки в жесте, изображающем незнание.Вновь оказавшись на душных и грязных нью-йоркских улицах, где непрерывно гудели зажатые в чудовищных пробках машины, Чиун все объяснил.— В этом послании содержится требование репараций. Текст труден для понимания, потому что написан высокопарным слогом религии. Ясно лишь, что написавший его требует, чтобы некий Джой-172 был наказан за какое-то оскорбление, нанесенное некоему Уктуту. И пока власти страны не накажут этого самого Джоя-172, слуги Уктута будут продолжать утолять его боль кровью.— Я все еще не понимаю, — сказал Римо.— Либо твоя страна выдаст им Джоя-172, кем бы он ни был, либо последуют новые смерти, — объяснил Чиун.— А кому до этого дело? — спросила Бобби.— Мне, — ответил Римо.— Эта умная, красивая и очаровательная юная леди говорит дело, — сказал Чиун.— Если ты такой умный, то можешь отправляться на поиски своего Джоя-172, — обратилась Бобби к Римо.— Она говорит дело, когда не болтает вздор, как сейчас, — закончил свою мысль Чиун.Римо улыбнулся.— Мне кажется, я знаю способ найти этого Джоя-172. Вы когда-нибудь ездили на нью-йоркской подземке?— Нет, — ответил Чиун. И он явно не собирался этого делать. Глава 5 Антуан Педастер Джексон считал своей обязанностью учить белых уму-разуму. Хотя бы эту старуху с потрепанной хозяйственной сумкой, — едет, видите ли, в последнем вагоне маршрута "Д" после семи часов. Разве она не знает, что белым не полагается ездить в это время в подземке? Впрочем, похоже, она начала это понимать, когда он вразвалку ввалился в пустынный вагон вместе со своим дружком, Красавчиком Уильямсом. Оба они учились в последнем классе средней школы имени Мартина Лютера Кинга, и Красавчик должен был выступать с речью от их класса на выпускном вечере, потому что читал быстрее всех остальных учеников и при этом даже не шевелил губами, ну разве что на трудных словах. Но в школе имени Мартина Лютера Кинга даже учителя не умели произносить трудные слова.— Ты знаешь, где находишься? — поинтересовался Антуан.Старушка с морщинистым лицом, на котором запечатлелись долгие годы тяжелого труда, подняла глаза от молитвенника, зажав пальцем текст «Аве Марии». Вокруг ее круглого лица был повязан выцветший желто-красный платок. Она покрепче зажала сумку между коленей.— Извините, но я плохо говорю по-английски, — проговорила она.— Это нью-йоркская подземка, — сообщил Красавчик, готовящийся выступать от класса на прощальном вечере.— После часа пик, красотка, — добавил Антуан.— Тебе не полагается быть в здесь в такое время, — поддержал друга Красавчик.— Извините, я плохо говорю по-английски, — повторила старушка.— Че у тебя там, в этой твоей сумке? — поинтересовался Красавчик.— Перештопанная старая одежда.— Бабки есть? — Увидев ее замешательство, Антуан пояснил: — Деньги?— Я бедная женщина. У меня лишь несколько монет — на ужин.Тут Антуан изобразил страшную обиду и ударил своей черной рукой по белому лицу.— Ненавижу врунов. Разве тебе не говорили, что ложь — это грех?— Стыдно врать, — заметил Красавчик и ударил женщину по другой щеке.— Нет-нет! Только не бейте, — закричала женщина, закрывая голову руками.— Убери руки! — потребовал Антуан и стукнул ее по голове. Потом решил испытать новый каратистский удар ребром ладони на ее правом плече, но понял, что кулак гораздо надежнее. Следующий удар сорвал со старушки платок и рассек ухо, из которого потекла кровь.Красавчик поднял старушку на ноги и хорошенько стукнул головой о стекло, а Антуан принялся обшаривать карманы. Им удалось обнаружить один доллар семнадцать центов, и Красавчик стукнул ее еще раз — за то, что у нее оказалось слишком мало денег.Они вышли на следующей остановке, рассуждая о том, как здорово протекает их деятельность по очистке подземки от белых, решивших проехаться по ней после наступления темноты. Им было и невдомек, что тем самым они очищают нью-йоркскую подземку от всех пассажиров, включая негров и пуэрториканцов. Они посмотрели вслед пустому поезду, направляющемуся в сторону Мошолу, конечной станции маршрута "Д".Доллар семнадцать центов мало на что могли сгодиться, но юноши все же решили покинуть подземку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14