Нужна заправка.
— Да уж, такому Илье Муромцу без заправки не обойтись. Нет, мебель мне таскать не надо. Меня интересуют старики, которые прожили в селе всю войну и помнят, что здесь происходило в годы оккупации. Найдите мне таких — и каждый получит по бутылке.
Тут начались споры, крики, битье себя в грудь и прочая неразбериха. Успокоились минут через пять, пока не пришли к общему знаменателю.
— Есть такой мужичок в нашем городишке, — выступил вперед самый боевой из неопохмеленных. — Зовут его Матвеем Захарычем, живет на Пушкинской. Во время войны он мальчишкой был, связником у партизан. Заслуженный человек, орденов и медалей целая шкатулка.
— Кто меня к нему проводит? — спросила Настя. И снова в разговор встрял щуплый, окрещенный девушкой Ильей Муромцем.
— Хорошо бы авансик… Одну бутылочку для поддержания равновесия. Мы ее за минуту оприходуем, так что без задержек.
Настя протянула ему полсотни, и он со скоростью пули влетел в магазин. Еще минута — и бутылка упала на газон без единой капли водки.
К старику отправились всем стадом. Надежды себя оправдали. Герой войны, которого все звали уважительно Захарыч, оказался не таким уж старым. Жил герой убого, в старом домишке барачного типа, где занимал комнату размером с грузовой лифт с низкими потолками и крошечным окошком. Здесь и одному тесновато, а уж целой делегации и соваться нечего.
Настя представилась как журналистка, сунула мужичкам деньги, и тех как ветром сдуло.
— И что вам, милочка, от меня надо? — строго спросил хозяин, включая электрический чайник.
Грозный вид — это напускное, решила Настя, чувствуя, что им придется вместе чаевничать. Вот только не догадалась она купить чего-нибудь к столу. Здесь больше подошла бы колбаса и масло, чем торты да печенье.
— Вы хорошо помните годы оккупации, Матвей Захарыч?
— А почему нет? Память мне не отшибло. Я человек тверезый, не то что эти водкохлебы. К вечеру уже не помнят, с кем утром здоровались. Да ты садись к столу-то. Сушки с чаем похрумкаем.
Настя села. Над высокой железной кроватью с горкой подушек висели фотографии в рамках. Полный иконостас всех родных и близких, на дальних родственников стены не хватило.
— О партизанах писать хотите? — спросил Захарыч, разливая чай в чашки.
— Нет, об оккупантах. Меня интересует, что здесь делали немцы и куда они ушли при наступлении наших, был ли у них здесь штаб и кто им руководил.
— Штаб был. Здесь одно время квартировала эсэсовская дивизия «Мертвая голова», элитные войска вермахта. Частенько заезжал сам группенфюрер Груббер. Мы на него несколько раз готовили покушение, да только впустую. Хитер шакал! Это только в кино немцев дураками выставляют, а дисциплина у них была идеальная. Мощный кулак сосредоточился в наших местах. Когда наши подошли к селу, основные части фрицев отступили, а здесь осталась рота эсэсовцев — смертники. Шесть суток дивизия генерала Потемкина не могла взять село, пока всех до единого не перебили. Зверски воевали, грамотно, не щадя живота. А главное — своим дали уйти. За Шесть дней можно до Берлина дойти на хорошей технике. Наши понадеялись их силой взять и всех разом накрыть, но не тут-то было — промахнулись. Немцев надо было в кольцо брать, окружить со всех сторон и добивать, как бешеных псов, а мы им коридор оставили. Вот они и ушли без особых проблем и торопливости.
— А через какие районы проходил этот самый коридор?
Ветеран почесал затылок.
— Через районы болот, где наши осмелевшие ребята уже не хотели ноги мочить, между двух огней — слева армия шла на запад — справа партизаны, а немцы между ними. Только передвигались они быстрее и привалов себе не устраивали. Прошли Балаханово, потом Курнаково и вышли к Орше, там наши стояли, так они через тыл их полукругом обошли, потом соединились со своими и отступали уже общей группой, несколькими дивизиями.
— Скажите, Матвей Захарыч, а немецкий штаб нам удалось захватить?
— Немцы после себя ничего не оставляли. Все сжигали, а что могли — вывозили. Кроме руин, нашим ничего не досталось.
— А могли они что-нибудь спрятать? Закопать то, что нельзя увезти и уничтожить?
— Слухи такие ходили, будто один из высоких чинов решил схоронить в наших местах крупный архив с особо важными документами. Здесь, неподалеку, у деревеньки Радищеве. Искали после войны, но ничего не нашли. Правда, и не особо старались, но если бы и пытались, то впустую. Там сейчас какое-то строительство ведут, болото осушили, котлованы роют, но ничего не откопали.
— Туда можно попасть?
Хозяин усмехнулся и покачал головой.
— Всё колючей проволокой обнесли. Вроде как частная собственность. Мне не приходилось слышать, чтобы в России землей торговали, но ведь законы законами, а деньги деньгами. Ходил я как-то в военкомат за справкой и видел одного из владельцев этих земель. Понял только, что он нерусский. А сопровождал его сам начальник областного УВД. Стелился перед иностранцем, двери в кабинеты открывал. Приходили за техникой. Солдатам тоже деньги нужны. Что уж там говорить, если они милицию и военных купили, а земли здесь навалом, и вся она мертвая. Хоть задаром забирай. Только кто возьмет-то?
— Однако взяли.
— Нам, здешним, невдомек. У них, видать, не так мозги повернуты.
— Тут напрашивается еще один вопрос, Матвей Захарыч. Работы иностранцы ведут обширные, используют тяжелую технику. Сельские угодья в ваших местах, скажем прямо, паршивые. Пара фабрик и один заводишко всех желающих работой не обеспечат. Наверняка кто-то из здешних пытался устроиться к иностранцам на работу. Вы что-нибудь слышали об этом?
— Конечно, но они отказали ребятам: мол, своих девать некуда.
— Дорого возить с собой рабочую силу. Их же жильем обеспечивать надо. К тому же местные мужики дешевле стоят.
Ответа Настя не услышала, ветеран лишь пожал плечами. Она заметила в его глазах разочарование. Он-то небось думал, речь пойдет о его подвигах, а журналистка интересовалась немцами и сегодняшним положением местного населения. Настя решила исправить положение и перевела разговор на военную тему, расспрашивая о партизанском движении. Тут Захарыч воспрял духом и сел на любимого конька. И куда нынешние писатели смотрят! Самый страшный момент попал на конец войны, когда немцы отступали. Тогда семнадцатилетний Матвей лежал в госпитале с ранением в ногу. Тут на лазарет напали эсэсовцы. Расстреляли всех живых. Матвею удалось спрятаться на чердаке, и он единственный, кто остался в живых. Через час немцы ушли. Матвей хотел найти хоть одного живого, рыскал по госпиталю, как вдруг раздался взрыв. Фашисты взорвали плотину, и в низину, где размещался госпиталь, хлынула вода. Через полчаса на этом месте образовалось озеро, и Матвей выбирался из ловушки вплавь, пока не достиг суши. С годами озеро превратилось в топкое болото, похоронившее под собой погибших солдат от зверской акции взбесившихся эсэсовцев.
Визит к ветерану оставил у Насти неизгладимое впечатление. Она думала о нем всю дорогу, возвращаясь назад. Впечатлений хватало, есть чем поделиться с ребятами. Интересно узнать, что им удалось выяснить. Вряд ли поход в лес оставит столько же впечатлений, сколько получила она. Но на этом ее приключения не кончились. В деревне ее ждал неприятный сюрприз.
9. Болота
К полудню они вышли к заданному квадрату. Небольшое поле, заросшее бурьяном, а за ним черная полоса леса. Над землей стелился туман, словно серое покрывало из пуха, в котором утопали щиколотки ног. Сырой воздух и висевшие над головой черные тучи. Малоприятное удовольствие гулять по такой погоде в таких местах. До поселка рукой подать, километра три, не больше, а здесь безлюдье и гробовая тишина, будто они забрались на чужую планету в зону отчуждения.
— Похоже, мы заблудились, — сделал вывод Журавлев. Наташа достала из рюкзака карту и компас. Она долго делала свои сложные расчеты, потом покачала головой.
— Нет, мы идем правильно. Судя по всему, нам надо пересечь лес. Я не думаю, что он глубокий. Километра полтора, не больше, и мы попадем на объект.
— Ладно, пойдем. Ничего не поделаешь. Они вышли к опушке, вдоль которой шла проселочная дорога с примятой гусеницами тракторов почвой.
— Видишь? — спросила девушка, — Обычная машина здесь не пройдет, завязнет, а тракторы ходят. Тут на несколько верст ничего не высаживают. В такой почве, кроме репейника, ничего расти не может. Тогда что здесь делать тракторам? Ответ простой — за лесом идут какие-то строительные работы. Ты глянь на дорогу. Она вся исполосована гусеничными следами и вмятинами от большегрузных машин — «КамАЗов», самосвалов. Тут работа вдет полным ходом.
— Значит, через лес есть дорога, ведущая к объекту. Она нас и выведет куда надо.
— Ишь какой ты прыткий! Ты думаешь, эту дорожку не охраняют? Нам только не хватает в лапы к Крылову попасть. Надо понимать, что значит для Шефнера и его банды их объекты. Они ведь не клюквой на зиму запасаются.
— Ты права, осторожность нам не повредит. Преследовать своих преследователей дело рискованное, особенно таких, как Крылов.
Они прошли вдоль опушки, подыскивая более удобное место, где можно пройти, минуя колючий кустарник. Но как только такое место было найдено, они наткнулись на столб с табличкой: «В лес не заходить! Непроходимая топь! Змеи!»
— Хорошая страшилка, — усмехнулся Вадим.
— А кого они ею пугать будут? Местных? Так тех не напугаешь, они здесь каждый куст знают.
— Однако мы ни одной живой души не встретили, а сейчас самое время урожай грибов собирать и упомянутой тобой клюквы. Местная публика живет подножным кормом.
— Ладно, не будем разводить философию. Идти в любом случае надо, — решительно заявила Наташа и, перепрыгнув через канаву, направилась к лесу.
Вадиму ничего не оставалось, как последовать за ней. Ноги проваливались в мягкую, поросшую высокой травой почву, под подошвами резиновых сапог хлюпала густая зеленая жижа.
— Держись ближе к деревьям, там суше! — крикнул девушке вслед Вадим. — И не торопись так. Мы никуда не опаздываем.
Они прошли еще полсотни метров, и тишину разорвал кошмарный вопль. Оба застыли на месте.
— Что это? — испуганно спросила Наташа.
— Кто-то угодил в трясину. А ты говоришь, что мы здесь одни. Нашлись и другие психи.
— Я даже не поняла, кто кричал — мужчина или женщина. А ты как думаешь?
— Я не думаю. Вопль страха не имеет пола. Надо обломать орешник и сделать трости. С хорошей палкой идти спокойней и легче. И почву прощупывай, прежде чем ступать.
— Он кричал где-то рядом.
— Так кажется. Эхо. Километра два отсюда. Вадим принялся обламывать орешник. Наташа наблюдала за ним и чувствовала, как сильно колотится ее сердце. Она старалась отгонять от себя страх и не думать об опасности. Все будет хорошо. С ними ничего не должно случиться. Это несправедливо.
Вадим подал ей двухметровую палку.
— Вооружайся, Натали. Теперь тебе и медведь не страшен. И не скачи по кочкам, как коза. Идем тихо к спокойно.
И они пошли. Следующий сюрприз их ждал через три сотни метров, когда лес сгустился, кустарник пропал, а трава стала ниже. На сей раз вскрикнула Наташа. Пусть не так отчаянно и страшно, но Вадим вздрогнул. Он глянул на девушку и увидел ее бледное лицо и глаза, полные ужаса.
Он проследил за ее взглядом, и по его телу пробежала дрожь. Зрелище было отвратительным. На земле, прислонившись к дереву, сидел скелет в порванном ватнике. Рядом находилась огромная муравьиная гора, и желтые прожорливые твари ползали по обглоданным костям в поисках остатков былого пиршества.
Наташа стояла не двигаясь, будто завороженная, и не могла оторвать взгляда от страшной картины. Вадим взял ее под руку и отвел в сторону. Он чувствовал, как девушку трясет, словно через нее пропустили электрический ток. Оказавшись в стороне, она уперлась рукой в дерево, и ее вырвало.
— Пойдем-ка домой, голуба, — сказал Вадим. — На первый раз хватит. Чует мое сердце, дело кончится бедой. Чем дальше в лес, тем больше дров.
Но Наташа выдернула руку.
— Мы пойдем до конца! — в ее голосе звучала твердость, — Второй раз меня сюда на аркане не затащишь.
— Откровенное признание. А ты хочешь с первого захода выйти на место, откопать архив, рассовать его по карманам и под фанфары вернуться домой победительницей, так? В лучшем случае мы увидим с тобой обычную стройплощадку, охраняемую со всех сторон вооруженными людьми. Посмотришь ты на все это в бинокль и сразу дашь точный диагноз: «Тут будет город заложен!» Черта с два! Слишком мы торопимся. Надо выработать четкий план действий, просчитать все возможные варианты, а потом выносить решение. А мы, как слепцы, гуляем по краю пропасти в поисках счастья.
Наташа оставалась непоколебимой.
— Ничего мы не просчитаем и не составим, потому что мы ничего не знаем. И не будем знать, пока гадаем на кофейной гуще. Лучше один раз увидеть, чем сто раз строить предположения. Нам нужны факты.
— Хорошо, уговорила. Только не ной и не ори на весь лес. Идем. Я готов.
И они вновь пошли, прощупывая шестами лужи, обходя камышовые участки и небольшие озерца. Наташа следила за компасом и поглядывала на часы.
— Мы идем уже сорок минут. С учетом остановок за полчаса мы могли углубиться километра на полтора. Ты со мной согласен?
Вдруг она почувствовала, как ее схватили за шиворот и отбросили назад. Наташа отлетела на пару метров и, упав, оказалась в луже. Вадим остался стоять на месте.
— Ты что, спятил? Я же не щенок и не котенок.
Вадим не отвечал. Он замер и не шевелился. Девушка приподнялась и зажала себе рот рукой, чтобы не вскрикнуть.
На том месте, откуда ее отшвырнули, появилась голова змеи. Это была огромная кобра. Она поднималась из травы, издавая кошмарное шипение, дергая своим раздвоенным языком. Ее голова поднималась все выше и выше. Вадим находился от нее в полутора метрах. Выпад этой гигантской гадины вполне мог достать его.
— Бей ее палкой! — крикнула Наташа.
— Не шевелись! — рявкнул Вадим. Соревноваться в реакции со змеей то же самое, что увернуться от пули. Девушка успела сообразить: спастись можно только одним способом. Кобру необходимо отвлечь. Но как? Палку она выронила при падении, и сама находилась за спиной Вадима. Вот если бы в стороне…
Раздался выстрел. Пуля снесла голову кобре, словно ее срубили. Кто? Где? Как?
Спаситель стоял метрах в шести слева. Высокий, долговязый мужик в телогрейке, рыбачьих сапогах, скрывавших колени, серой кепке. В руках он держал обрез винтовки, из отпиленного ствола шел черный дымок.
На вид ему было около шестидесяти, вроде деревенский, однако лицо больше походило на городского интеллигента.
— Хороший выстрел, — выдавливая улыбку, пробормотал Журавлев.
— Постреляй с мое — и сам научишься. Веселое местечко выбрали для прогулок. Вижу, не с каторги бежите, а по своей воле в дебри забрались.
Спаситель сунул обрез под телогрейку, поднял с земли мешок и палку и подошел к путешественникам.
— Давайте знакомиться. Меня зовут Дмитрий.
— Спасибо, Дмитрий. Я Вадим, а моя подружка Наташа. Отпуск проводим в здешних местах, да вот заблудились.
— Похоже на то, пойдем, я вас выведу Удивительно, как вы еще сумели углубиться на такое расстояние. Тут змей больше, чем червей.
— А вы как умудрились? — спросила Наташа, отряхивая промокшие джинсы. Дмитрий потряс мешком.
— У меня тут есть экземплярчики пострашнее индийской кобры. Я змеелов. Это моя работа. А вот для прогулок тут место не подходящее. Идите за мной след в след и смотрите под ноги. Есть тут и «дрофы». Так те нападают на свои жертвы с деревьев. Обовьет вокруг шеи, задушит, а потом кровь высасывает. Так просто ее не увидишь. Она на вид от сучка не отличается. Замрет и ждет. Как правило, их жертвами становятся лисы и мелкое зверье. Но есть особи крупного размера. Такая и на человека нападет, и на оленя. Силища у них неимоверная. Чуть замешкаешься — и хана, кости, позвонки захрустят, и бывай здоров.
— Где же такие водятся?
— В Южной Америке, в джунглях Амазонки. Змеелов шел свободно и даже беспечно, в то время как его спутники пугливо поглядывали по сторонам.
— А как же все эти твари оказались в смоленских лесах? — удивилась Наташа.
— Старая история. Произошло это в начале шестидесятых. Тогда я, еще совсем молодой зоолог, проходил практику в Средней Азии. Там и научился искусству змеелова. Мы вылавливали змей для опытов и добычи яда для фармацевтических лабораторий. Змея — это не просто ползающая тварь, я могу о змеях говорить бесконечно, но для такой темы трудно найти слушателя. Так вот, в те далекие шестидесятые то ли из Германии, то ли Швейцарии к нам в Россию отправили змеиный террариум с более чем двумястами особями особо ценных пород змеиного поголовья. В основном для зоопарков и ученых. Везли их на машинах. Удивительно, что не поездом. Самолеты змеи переносят плохо, могут погибнуть от перепадов давления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Да уж, такому Илье Муромцу без заправки не обойтись. Нет, мебель мне таскать не надо. Меня интересуют старики, которые прожили в селе всю войну и помнят, что здесь происходило в годы оккупации. Найдите мне таких — и каждый получит по бутылке.
Тут начались споры, крики, битье себя в грудь и прочая неразбериха. Успокоились минут через пять, пока не пришли к общему знаменателю.
— Есть такой мужичок в нашем городишке, — выступил вперед самый боевой из неопохмеленных. — Зовут его Матвеем Захарычем, живет на Пушкинской. Во время войны он мальчишкой был, связником у партизан. Заслуженный человек, орденов и медалей целая шкатулка.
— Кто меня к нему проводит? — спросила Настя. И снова в разговор встрял щуплый, окрещенный девушкой Ильей Муромцем.
— Хорошо бы авансик… Одну бутылочку для поддержания равновесия. Мы ее за минуту оприходуем, так что без задержек.
Настя протянула ему полсотни, и он со скоростью пули влетел в магазин. Еще минута — и бутылка упала на газон без единой капли водки.
К старику отправились всем стадом. Надежды себя оправдали. Герой войны, которого все звали уважительно Захарыч, оказался не таким уж старым. Жил герой убого, в старом домишке барачного типа, где занимал комнату размером с грузовой лифт с низкими потолками и крошечным окошком. Здесь и одному тесновато, а уж целой делегации и соваться нечего.
Настя представилась как журналистка, сунула мужичкам деньги, и тех как ветром сдуло.
— И что вам, милочка, от меня надо? — строго спросил хозяин, включая электрический чайник.
Грозный вид — это напускное, решила Настя, чувствуя, что им придется вместе чаевничать. Вот только не догадалась она купить чего-нибудь к столу. Здесь больше подошла бы колбаса и масло, чем торты да печенье.
— Вы хорошо помните годы оккупации, Матвей Захарыч?
— А почему нет? Память мне не отшибло. Я человек тверезый, не то что эти водкохлебы. К вечеру уже не помнят, с кем утром здоровались. Да ты садись к столу-то. Сушки с чаем похрумкаем.
Настя села. Над высокой железной кроватью с горкой подушек висели фотографии в рамках. Полный иконостас всех родных и близких, на дальних родственников стены не хватило.
— О партизанах писать хотите? — спросил Захарыч, разливая чай в чашки.
— Нет, об оккупантах. Меня интересует, что здесь делали немцы и куда они ушли при наступлении наших, был ли у них здесь штаб и кто им руководил.
— Штаб был. Здесь одно время квартировала эсэсовская дивизия «Мертвая голова», элитные войска вермахта. Частенько заезжал сам группенфюрер Груббер. Мы на него несколько раз готовили покушение, да только впустую. Хитер шакал! Это только в кино немцев дураками выставляют, а дисциплина у них была идеальная. Мощный кулак сосредоточился в наших местах. Когда наши подошли к селу, основные части фрицев отступили, а здесь осталась рота эсэсовцев — смертники. Шесть суток дивизия генерала Потемкина не могла взять село, пока всех до единого не перебили. Зверски воевали, грамотно, не щадя живота. А главное — своим дали уйти. За Шесть дней можно до Берлина дойти на хорошей технике. Наши понадеялись их силой взять и всех разом накрыть, но не тут-то было — промахнулись. Немцев надо было в кольцо брать, окружить со всех сторон и добивать, как бешеных псов, а мы им коридор оставили. Вот они и ушли без особых проблем и торопливости.
— А через какие районы проходил этот самый коридор?
Ветеран почесал затылок.
— Через районы болот, где наши осмелевшие ребята уже не хотели ноги мочить, между двух огней — слева армия шла на запад — справа партизаны, а немцы между ними. Только передвигались они быстрее и привалов себе не устраивали. Прошли Балаханово, потом Курнаково и вышли к Орше, там наши стояли, так они через тыл их полукругом обошли, потом соединились со своими и отступали уже общей группой, несколькими дивизиями.
— Скажите, Матвей Захарыч, а немецкий штаб нам удалось захватить?
— Немцы после себя ничего не оставляли. Все сжигали, а что могли — вывозили. Кроме руин, нашим ничего не досталось.
— А могли они что-нибудь спрятать? Закопать то, что нельзя увезти и уничтожить?
— Слухи такие ходили, будто один из высоких чинов решил схоронить в наших местах крупный архив с особо важными документами. Здесь, неподалеку, у деревеньки Радищеве. Искали после войны, но ничего не нашли. Правда, и не особо старались, но если бы и пытались, то впустую. Там сейчас какое-то строительство ведут, болото осушили, котлованы роют, но ничего не откопали.
— Туда можно попасть?
Хозяин усмехнулся и покачал головой.
— Всё колючей проволокой обнесли. Вроде как частная собственность. Мне не приходилось слышать, чтобы в России землей торговали, но ведь законы законами, а деньги деньгами. Ходил я как-то в военкомат за справкой и видел одного из владельцев этих земель. Понял только, что он нерусский. А сопровождал его сам начальник областного УВД. Стелился перед иностранцем, двери в кабинеты открывал. Приходили за техникой. Солдатам тоже деньги нужны. Что уж там говорить, если они милицию и военных купили, а земли здесь навалом, и вся она мертвая. Хоть задаром забирай. Только кто возьмет-то?
— Однако взяли.
— Нам, здешним, невдомек. У них, видать, не так мозги повернуты.
— Тут напрашивается еще один вопрос, Матвей Захарыч. Работы иностранцы ведут обширные, используют тяжелую технику. Сельские угодья в ваших местах, скажем прямо, паршивые. Пара фабрик и один заводишко всех желающих работой не обеспечат. Наверняка кто-то из здешних пытался устроиться к иностранцам на работу. Вы что-нибудь слышали об этом?
— Конечно, но они отказали ребятам: мол, своих девать некуда.
— Дорого возить с собой рабочую силу. Их же жильем обеспечивать надо. К тому же местные мужики дешевле стоят.
Ответа Настя не услышала, ветеран лишь пожал плечами. Она заметила в его глазах разочарование. Он-то небось думал, речь пойдет о его подвигах, а журналистка интересовалась немцами и сегодняшним положением местного населения. Настя решила исправить положение и перевела разговор на военную тему, расспрашивая о партизанском движении. Тут Захарыч воспрял духом и сел на любимого конька. И куда нынешние писатели смотрят! Самый страшный момент попал на конец войны, когда немцы отступали. Тогда семнадцатилетний Матвей лежал в госпитале с ранением в ногу. Тут на лазарет напали эсэсовцы. Расстреляли всех живых. Матвею удалось спрятаться на чердаке, и он единственный, кто остался в живых. Через час немцы ушли. Матвей хотел найти хоть одного живого, рыскал по госпиталю, как вдруг раздался взрыв. Фашисты взорвали плотину, и в низину, где размещался госпиталь, хлынула вода. Через полчаса на этом месте образовалось озеро, и Матвей выбирался из ловушки вплавь, пока не достиг суши. С годами озеро превратилось в топкое болото, похоронившее под собой погибших солдат от зверской акции взбесившихся эсэсовцев.
Визит к ветерану оставил у Насти неизгладимое впечатление. Она думала о нем всю дорогу, возвращаясь назад. Впечатлений хватало, есть чем поделиться с ребятами. Интересно узнать, что им удалось выяснить. Вряд ли поход в лес оставит столько же впечатлений, сколько получила она. Но на этом ее приключения не кончились. В деревне ее ждал неприятный сюрприз.
9. Болота
К полудню они вышли к заданному квадрату. Небольшое поле, заросшее бурьяном, а за ним черная полоса леса. Над землей стелился туман, словно серое покрывало из пуха, в котором утопали щиколотки ног. Сырой воздух и висевшие над головой черные тучи. Малоприятное удовольствие гулять по такой погоде в таких местах. До поселка рукой подать, километра три, не больше, а здесь безлюдье и гробовая тишина, будто они забрались на чужую планету в зону отчуждения.
— Похоже, мы заблудились, — сделал вывод Журавлев. Наташа достала из рюкзака карту и компас. Она долго делала свои сложные расчеты, потом покачала головой.
— Нет, мы идем правильно. Судя по всему, нам надо пересечь лес. Я не думаю, что он глубокий. Километра полтора, не больше, и мы попадем на объект.
— Ладно, пойдем. Ничего не поделаешь. Они вышли к опушке, вдоль которой шла проселочная дорога с примятой гусеницами тракторов почвой.
— Видишь? — спросила девушка, — Обычная машина здесь не пройдет, завязнет, а тракторы ходят. Тут на несколько верст ничего не высаживают. В такой почве, кроме репейника, ничего расти не может. Тогда что здесь делать тракторам? Ответ простой — за лесом идут какие-то строительные работы. Ты глянь на дорогу. Она вся исполосована гусеничными следами и вмятинами от большегрузных машин — «КамАЗов», самосвалов. Тут работа вдет полным ходом.
— Значит, через лес есть дорога, ведущая к объекту. Она нас и выведет куда надо.
— Ишь какой ты прыткий! Ты думаешь, эту дорожку не охраняют? Нам только не хватает в лапы к Крылову попасть. Надо понимать, что значит для Шефнера и его банды их объекты. Они ведь не клюквой на зиму запасаются.
— Ты права, осторожность нам не повредит. Преследовать своих преследователей дело рискованное, особенно таких, как Крылов.
Они прошли вдоль опушки, подыскивая более удобное место, где можно пройти, минуя колючий кустарник. Но как только такое место было найдено, они наткнулись на столб с табличкой: «В лес не заходить! Непроходимая топь! Змеи!»
— Хорошая страшилка, — усмехнулся Вадим.
— А кого они ею пугать будут? Местных? Так тех не напугаешь, они здесь каждый куст знают.
— Однако мы ни одной живой души не встретили, а сейчас самое время урожай грибов собирать и упомянутой тобой клюквы. Местная публика живет подножным кормом.
— Ладно, не будем разводить философию. Идти в любом случае надо, — решительно заявила Наташа и, перепрыгнув через канаву, направилась к лесу.
Вадиму ничего не оставалось, как последовать за ней. Ноги проваливались в мягкую, поросшую высокой травой почву, под подошвами резиновых сапог хлюпала густая зеленая жижа.
— Держись ближе к деревьям, там суше! — крикнул девушке вслед Вадим. — И не торопись так. Мы никуда не опаздываем.
Они прошли еще полсотни метров, и тишину разорвал кошмарный вопль. Оба застыли на месте.
— Что это? — испуганно спросила Наташа.
— Кто-то угодил в трясину. А ты говоришь, что мы здесь одни. Нашлись и другие психи.
— Я даже не поняла, кто кричал — мужчина или женщина. А ты как думаешь?
— Я не думаю. Вопль страха не имеет пола. Надо обломать орешник и сделать трости. С хорошей палкой идти спокойней и легче. И почву прощупывай, прежде чем ступать.
— Он кричал где-то рядом.
— Так кажется. Эхо. Километра два отсюда. Вадим принялся обламывать орешник. Наташа наблюдала за ним и чувствовала, как сильно колотится ее сердце. Она старалась отгонять от себя страх и не думать об опасности. Все будет хорошо. С ними ничего не должно случиться. Это несправедливо.
Вадим подал ей двухметровую палку.
— Вооружайся, Натали. Теперь тебе и медведь не страшен. И не скачи по кочкам, как коза. Идем тихо к спокойно.
И они пошли. Следующий сюрприз их ждал через три сотни метров, когда лес сгустился, кустарник пропал, а трава стала ниже. На сей раз вскрикнула Наташа. Пусть не так отчаянно и страшно, но Вадим вздрогнул. Он глянул на девушку и увидел ее бледное лицо и глаза, полные ужаса.
Он проследил за ее взглядом, и по его телу пробежала дрожь. Зрелище было отвратительным. На земле, прислонившись к дереву, сидел скелет в порванном ватнике. Рядом находилась огромная муравьиная гора, и желтые прожорливые твари ползали по обглоданным костям в поисках остатков былого пиршества.
Наташа стояла не двигаясь, будто завороженная, и не могла оторвать взгляда от страшной картины. Вадим взял ее под руку и отвел в сторону. Он чувствовал, как девушку трясет, словно через нее пропустили электрический ток. Оказавшись в стороне, она уперлась рукой в дерево, и ее вырвало.
— Пойдем-ка домой, голуба, — сказал Вадим. — На первый раз хватит. Чует мое сердце, дело кончится бедой. Чем дальше в лес, тем больше дров.
Но Наташа выдернула руку.
— Мы пойдем до конца! — в ее голосе звучала твердость, — Второй раз меня сюда на аркане не затащишь.
— Откровенное признание. А ты хочешь с первого захода выйти на место, откопать архив, рассовать его по карманам и под фанфары вернуться домой победительницей, так? В лучшем случае мы увидим с тобой обычную стройплощадку, охраняемую со всех сторон вооруженными людьми. Посмотришь ты на все это в бинокль и сразу дашь точный диагноз: «Тут будет город заложен!» Черта с два! Слишком мы торопимся. Надо выработать четкий план действий, просчитать все возможные варианты, а потом выносить решение. А мы, как слепцы, гуляем по краю пропасти в поисках счастья.
Наташа оставалась непоколебимой.
— Ничего мы не просчитаем и не составим, потому что мы ничего не знаем. И не будем знать, пока гадаем на кофейной гуще. Лучше один раз увидеть, чем сто раз строить предположения. Нам нужны факты.
— Хорошо, уговорила. Только не ной и не ори на весь лес. Идем. Я готов.
И они вновь пошли, прощупывая шестами лужи, обходя камышовые участки и небольшие озерца. Наташа следила за компасом и поглядывала на часы.
— Мы идем уже сорок минут. С учетом остановок за полчаса мы могли углубиться километра на полтора. Ты со мной согласен?
Вдруг она почувствовала, как ее схватили за шиворот и отбросили назад. Наташа отлетела на пару метров и, упав, оказалась в луже. Вадим остался стоять на месте.
— Ты что, спятил? Я же не щенок и не котенок.
Вадим не отвечал. Он замер и не шевелился. Девушка приподнялась и зажала себе рот рукой, чтобы не вскрикнуть.
На том месте, откуда ее отшвырнули, появилась голова змеи. Это была огромная кобра. Она поднималась из травы, издавая кошмарное шипение, дергая своим раздвоенным языком. Ее голова поднималась все выше и выше. Вадим находился от нее в полутора метрах. Выпад этой гигантской гадины вполне мог достать его.
— Бей ее палкой! — крикнула Наташа.
— Не шевелись! — рявкнул Вадим. Соревноваться в реакции со змеей то же самое, что увернуться от пули. Девушка успела сообразить: спастись можно только одним способом. Кобру необходимо отвлечь. Но как? Палку она выронила при падении, и сама находилась за спиной Вадима. Вот если бы в стороне…
Раздался выстрел. Пуля снесла голову кобре, словно ее срубили. Кто? Где? Как?
Спаситель стоял метрах в шести слева. Высокий, долговязый мужик в телогрейке, рыбачьих сапогах, скрывавших колени, серой кепке. В руках он держал обрез винтовки, из отпиленного ствола шел черный дымок.
На вид ему было около шестидесяти, вроде деревенский, однако лицо больше походило на городского интеллигента.
— Хороший выстрел, — выдавливая улыбку, пробормотал Журавлев.
— Постреляй с мое — и сам научишься. Веселое местечко выбрали для прогулок. Вижу, не с каторги бежите, а по своей воле в дебри забрались.
Спаситель сунул обрез под телогрейку, поднял с земли мешок и палку и подошел к путешественникам.
— Давайте знакомиться. Меня зовут Дмитрий.
— Спасибо, Дмитрий. Я Вадим, а моя подружка Наташа. Отпуск проводим в здешних местах, да вот заблудились.
— Похоже на то, пойдем, я вас выведу Удивительно, как вы еще сумели углубиться на такое расстояние. Тут змей больше, чем червей.
— А вы как умудрились? — спросила Наташа, отряхивая промокшие джинсы. Дмитрий потряс мешком.
— У меня тут есть экземплярчики пострашнее индийской кобры. Я змеелов. Это моя работа. А вот для прогулок тут место не подходящее. Идите за мной след в след и смотрите под ноги. Есть тут и «дрофы». Так те нападают на свои жертвы с деревьев. Обовьет вокруг шеи, задушит, а потом кровь высасывает. Так просто ее не увидишь. Она на вид от сучка не отличается. Замрет и ждет. Как правило, их жертвами становятся лисы и мелкое зверье. Но есть особи крупного размера. Такая и на человека нападет, и на оленя. Силища у них неимоверная. Чуть замешкаешься — и хана, кости, позвонки захрустят, и бывай здоров.
— Где же такие водятся?
— В Южной Америке, в джунглях Амазонки. Змеелов шел свободно и даже беспечно, в то время как его спутники пугливо поглядывали по сторонам.
— А как же все эти твари оказались в смоленских лесах? — удивилась Наташа.
— Старая история. Произошло это в начале шестидесятых. Тогда я, еще совсем молодой зоолог, проходил практику в Средней Азии. Там и научился искусству змеелова. Мы вылавливали змей для опытов и добычи яда для фармацевтических лабораторий. Змея — это не просто ползающая тварь, я могу о змеях говорить бесконечно, но для такой темы трудно найти слушателя. Так вот, в те далекие шестидесятые то ли из Германии, то ли Швейцарии к нам в Россию отправили змеиный террариум с более чем двумястами особями особо ценных пород змеиного поголовья. В основном для зоопарков и ученых. Везли их на машинах. Удивительно, что не поездом. Самолеты змеи переносят плохо, могут погибнуть от перепадов давления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38