Из двери аппаратной торчал блокировавший ее кол. С помощью топора и лома Давыдов и Иванов вскрыли КУНГ, из станции выбрался белый как мел Кудрявых.
— Вы где ходите? — обиделся Мишка. — Сверху что-то падает. Дверь не открыть, откуда-то дым. Я уж думал, вас всех перебили. Думал, сгорю тут, на хрен. Что-то со связью, тут после того, как эта штука ударила, — левой рукой Кудрявых показал на застрявший в двери металлический стержень, — высокое выбило. Я несколько предохранителей заменил, настроился, а связи все равно нет.
Правая рука младшего сержанта висела плетью. Давыдов понял, что у Мишки шок.
— У тебя что с рукой?
— Где? — не понял Мишка. — С чем?
— Рука у тебя сломана. Связи нет, потому что антенны повалило. Иди к «цубику», пусть тебя перевяжут, мы тут с Расулом справимся. Расул, давай на крышу, ставь десятиметровый штырь и АЗИ. Я тут посмотрю, что к чему.
Внутри станции повреждений не было. Для приемника Давыдов решил приспособить антенну от Р-105. Эта станция, предназначенная для связи в колонне и дистанционного управления, ему была не нужна. Порывшись в ящиках с ЗИП, лейтенант нашел антенну Куликова, щелкнул фиксатором и воткнул ее в гнездо антенного трансформатора снаружи КУНГа рядом с дверью. В станции заменил кабель для Р-105 ремонтным кабелем РК-75. Ремонтного кабеля еле хватило на расстояние от гнезда выхода антенного трансформатора на борту отсека до гнезда входа приемника. Натянутый через отсек РК-75 мешал передвигаться внутри станции. Сойдет, сейчас не до удобств.
Давыдов воткнул штекеры головных телефонов в гнезда приемника:
— «Выселки сорок два», я «Ольха пятнадцать», прием… — Сквозь потрескивание помех взволнованный голос Андреева был слышен достаточно четко. По крыше топал Расул, КУНГ раскачивался от движений старшины.
— Готово, товарищ лейтенант. — Расул спрыгнул на землю. — Можете настраиваться…
— Командир, уходят, уходят гады! — появился в КУНГе младший сержант с П-12, схватил за руку и чуть ли не выволок наружу. — Слушайте.
Анатолий уловил гул двигателей летающей лодки на озере. Внутри КУНГа посторонние звуки заглушались местными, от системы станции. Снаружи звук двигателей был слышен хорошо. Тональность гула менялась.
— Двигатели проверяют, готовятся к взлету. Расул, давай связь немедленно. — Лейтенант полез на крышу КУНГа. Видимость оттуда была, конечно, хуже, чем с мачты «Тамары», но теперь приходилось довольствоваться тем, что осталось. Летающая лодка медленно удалялась от берега. Под носом самолета плясал белый бурун.
— Включаю высокое, — закричал Расул на станции. — Вы там, на крыше, осторожно!
— Не учи ученого, — отозвался Давыдов.
Лейтенантский взгляд окинул позицию, задержался на чудом уцелевшей антенне П-12, ЦУБах, соснах с ровно, как пилой, срезанными верхушками. В капонире «Тамары» горело, черный дым выползал из укрытия и хлопьями оседал на землю.
— Есть связь, — бодро доложил Иванов.
Давыдов спустился на землю и протиснулся в радиостанцию. Взял микрофон, надел головные телефоны. Вздохнув, вызвал батальон. Услышав радостный отклик Андреева, зачастил:
— Обстрелян, СПЛ уничтожена, имею потери, противник готовится к взлету…
В фургонах у озера царило оживление. Операция близилась к удачному концу. С самолета пришел доклад, что все материалы на борту. Но еще не настало время разрешать взлет.
Оператор следил, как уже в который раз на мониторе пятно зоны связи от спутника наползает на нужный район. Наконец пятно закрыло отметку маячка самолета и отметки заброшенных при помощи шаров «гостинцев». Оператор доложил об изменениях на экране начальнику. Тот подошел к монитору.
— Готовность к взлету — три минуты. Передавай. — Веллер обернулся к человеку у стойки связи, тот кивнул в ответ и вызвал самолет:
— «Пилигрим», я «Аббатство», готовность три минуты, дайте подтверждение…
— «Аббатство», получите наше подтверждение.
— Начинаем, — скомандовал капитан оператору. Из динамика на одном из фургонов послышалось:
— Приготовиться к встрече «Пилигрима».
Несколько человек занялись установкой антенн посадочной радиомаячной группы и приводной радиостанции.
Сигнал, прошедший через спутник, оживил притаившиеся в лесу устройства. Одна за другой на мониторе зажглись отметки готовности к работе. Операторы набрали на клавиатуре новую кодовую последовательность. Отметки на мониторе изменили цвет, начали пульсировать.
— Все «странники» включены… — доложил старший смены по телефону.
Новости сыпались одна хуже другой. Дед оцепенело уставился в точку на планшете. Теперь всем заправляли они с Силинковичем. Из дивизии уже вылетела группа начальников для оказания помощи, но вертолет пока не достиг даже зоны видимости местных РЛС. Потери на посту, уничтожение самой современной единицы техники, готовность гостей к возвращению — все это требовало немедленного решения и ответных действий.
— Что за черт?!
Дед повернулся на возглас оперативного. Андреев и НШ с удивлением смотрели на экран ВИКО, на экране вместо луча развертки высвечивался яркий сектор активной помощи.
— Пэпэои — со всех направлений.
— Вот, значит, как они решили уходить.
— Черт, и когда они их только тут поставили?
— Теперь уже все равно. Позвоню летчикам, узнаю, что у них. — Пока комбат дозванивался в соседний авиаполк, Андреев докладывал «наверх».
НШ зачарованно смотрел на светящийся экран:
— Теперь мы их не видим, а чтобы эти передатчики найти, нужно не меньше суток, с нашими-то возможностями. Во обложили, сплошная засветка идет.
Дед положил трубку:
— У соседей то же самое. Предложения?
Передатчики помех делали работу батальона по цели невозможной. Радиолокационный контроль над значительным участком приграничной территории был утрачен. Над этой землей цель практически неуязвима. Для наведения перехватчиков истребительной авиации или выдачи данных целеуказания для стрельбы зенитных ракетных комплексов необходимо в любой момент контролировать местоположение воздушной цели, поэтому на прикрываемой войсками ПВО территории создается радиолокационное поле. На наиболее важных направлениях радиолокационное поле делается сплошным, с перекрытием зон видимости РЛС различных частей и подразделений. Так как величина зоны обнаружения отдельной РЛС зависит от высоты полета летательного аппарата и чем больше высота, тем дальше обнаружение, для нахождения целей на малых высотах желательно размещать радиолокационные средства так, чтобы образуемые ими радиолокационные поля перекрывали друг друга, не оставляя мертвых зон.
Специалисты, планировавшие визит незваных гостей, конечно, знали эти принципы и постарались все заранее учесть. Помехи были поставлены и РЛС батальона, и локаторам авиаполка.
Андреев дал расчетам местных РЛС команду на смену частоты. На КП установилась тишина, все ждали результата.
— Помеха широкополосная, на другой частоте то же самое, — послышались доклады с объектов.
Оперативный и НШ воззрились на Деда.
На пульте связи замигала лампочка из Соснового. Звонил оперативный дежурный пункта управления роты. Дед принял доклад.
— У нас тут такое…
— Активная помеха? — перебил комбат. — Отстроиться пытались?
— Ничего не выходит. Это что, учения? Тут на пункте наведения летчики собрались, спрашивают, что случилось.
— Случилось. Жди команды. — Андреев подумал, что Дед умеет находить слова, наиболее соответствующие ситуации.
Шли секунды. Кайманов угрюмо смотрел на планшет, за желтыми контурами Карелии и линиями координатной сетки бледной маской застыло лицо планшетиста. Впервые за время службы в его головных телефонах не было ни привычных нулей, ни координат цели.
Дед ясно понимал, что случилось. С военной точки зрения это было равносильно абсолютному поражению. В воздушном пространстве страны образовалась стокилометровая дыра. Болтайся сейчас поблизости чей-нибудь авианосец, ничто не помешает базирующемуся на нем авиакрылу проскользнуть в эту дыру и разойтись по объектам удара. При желании можно наращивать успех в любом направлении, хоть на север, в сторону Мурманска и Североморска с его атомными субмаринами, хоть на юг, в сторону Петрозаводска и Ленинграда с их портами, заводами и транспортными узлами. Чтобы этого не случилось, и существует такое количество точек в ПВО.
Эх, если бы не комитетская подстава!
«Знали же, уроды, заранее. Все в свои игры играют. Сообщи они хоть за день, можно было бы выгнать в сторону от батальона мобильный маловысотный радиолокационный пост и держать ситуацию. Тогда глуши батальон не глуши, а „воздух" пойдет „наверх". Не зря на случай войны это и предусмотрено, и у нас, и у них за бугром. А теперь сидим слепые и глухие».
Дед отвернулся от планшета. Согнал охватившее было оцепенение. Нужно искать выход. Вызвал в памяти ТТД основных ППОИ стран НАТО. Вряд ли здесь используются самоделки, скорее всего, какие-нибудь фабричные образцы. Если передатчики помех глушат станции в широком диапазоне частот, значит, скоро это прекратится — сядут аккумуляторы. Для такого излучения нужна приличная мощность. Но за это время, пока кончится заряд, цель может добраться до любой точки засвеченной зоны.
Для перехвата необходима одна РЛС и одна радиостанция — для связи с пилотом истребителя. Кроме того, есть непременное условие: чтобы трасса полета цели попадала в зону обнаружения этого локатора, а вынос радиостанции должен находиться возле ВИКО этой РЛС. Всем этим Дед не располагал. Хотя бы координаты цели узнать для начала, тогда можно будет поднять на поиски перехватчик. Без наведения с земли его шансы обнаружить уходящую на малых высотах летающую лодку мизерны, но надо же хоть что-то предпринять.
Дед взял микрофон и вызвал Северный пост, он решил узнать, что там нового. Если цель уже в воздухе, нужно на худой конец уточнить, каким курсом она уходит. Наверняка к границе, у «гостей» тоже мало времени.
ГЛАВА 28.
ЛЕТО 1945 ГОДА.
КЕЙПТАУН.
Жизнь потеряла всякий смысл. Шесть дней в неделю пыль, жара и несмолкающий грохот механизмов. По ночам москиты и все та же жара. Что ни день, обвалы и оползни. На мгновение все останавливается, клеть поднимает на поверхность распухшие черные тела, а потом работа возобновляется. Работа с утра до ночи. С наступлением темноты удар колокола — отбой. На заплетающихся ногах — к бараку. На столе из необструганных досок тусклый круг от слабой лампы. Очередная бутылка под лай собак охраны.
Сначала он пил, чтобы уберечься от дизентерии, потом из-за безысходности и тоски, поговорить, и то не с кем. С Вилли им теперь удавалось видеться лишь изредка по выходным, у приятеля появились какие-то новые дела и знакомые. Да и не удивительно — парень моложе на два десятка.
На шахте он единственный инженер, европейцев, кроме него, охрана из демобилизованных англичан и вечно пьяный врач. Доктор-ирландец не жалует охранников, они платят той же монетой — что-то вроде локальной холодной войны.
Здоровенные парни еще помнят прошедшую войну, им не все равно, кто на чьей стороне воевал. Некоторые прошли Эль-Аламейн. А то, что инженер — русский, только подливало масла в огонь. Кое-кто из охранников был участником северных конвоев, знавал других русских. Пришлось молча сносить презрение окружающих.
С утра снова пыль, жара и грохот. Вечером — учет результатов работы, обязательная проверка рабочих, чтобы ни один ничего не утаил и не вынес за колючую проволоку. Отбой, и до утра территория лагеря и разработок превращается в осажденную крепость. Лай, вой зверья за забором, иногда выстрелы в темноту. Тот же концлагерь, только узники запираются в нем сами, добровольно. И стоило ради этого терпеть столько мук? Знать бы тогда в тундре, чем все кончится…
Выходные — долгожданная отдушина. Можно весь день валяться на кровати в гостинице и ничего не делать. Идти некуда, знакомых нет. Слоняясь по городу без всякой цели, забрел в православную церковь, простоял всю службу и не ощутил ровным счетом ничего, все чувства умерли. Спасаясь от жары, вернулся в гостиницу, не раздеваясь плюхнулся на застеленную кровать, рука привычно потянулась к бутылке на тумбочке. Кругом одно скотство. Может, покончить со всем этим? Один выстрел, и все. Но даже пистолет взять, и то лень, для этого нужно сесть и дотянуться до пиджака на спинке стула.
Бесшумно вошла темнокожая горничная. Она смахивала пыль метелкой из перьев, а он несколько минут с абсолютно пустой головой наблюдал, потом встал, запер дверь на ключ, бросил на стол пачку рандов и опрокинул женщину на кровать. Руки нащупали упругое, еще молодое тело, в висках застучало. Может, именно этого ему и не хватало? Негритянка не сопротивлялась, глядела в пространство ничего не выражающим взглядом. Он, впившись взглядом в пустые глаза, тяжело навалился сверху. Сначала горничная не шевелилась, потом участилось ее дыхание, она стала отвечать на ласки.
От удара в дверь сорвался крючок, вбежал Роттерн, швырнул женщину на пол, а ему отвесил полновесную затрещину. Пока он приходил в себя, Вилли дал горничной денег и вытолкал ее за дверь.
Наклонившись к компаньону, бывший обер-лейтенант зашипел:
— Совсем сбрендил? Забыл, что ты не в Европе? Это Южно-Африканский Союз, знаешь, что предусматривает закон за связи с темнокожими? Дурак, здешний судья впаяет тебе столько, что небо с овчинку покажется.
В ответ инженер бессильно разрыдался. Тоска, тоска и пустота.
После этого случая они не разговаривали две недели. Первые шаги к примирению сделал немец. В следующую субботу Вилли разбудил его пораньше. Бросил:
— Собирайся.
— Куда?.. Я никуда не хочу, — отмахнулся инженер и потянулся к бутылке.
Привычной посудины на тумбочке не оказалось. Вместо нее Роттерн подложил бритвенный прибор.
— Собирайся, на месте узнаешь. Нас пригласили в гости. Пойдем, пойдем, тебе понравится.
— Что тут может быть такого, чего я не видел и что могло бы мне понравиться?
— Давай, давай, брось на меня дуться. Сам виноват.
Без особого энтузиазма инженер поддался настойчивости приятеля. Вилли заставил его надеть самый приличный костюм, повязал новый галстук. Вздохнув, инженер приготовился терпеть муки от жары и духоты.
В этом районе Кейптауна ему еще бывать не доводилось. Опрятные, укутанные зеленью дома; тишина, прохлада, чистые тротуары. Низенький декоративный заборчик, звуки фортепьяно. Высокий чистый женский голос пел. Инженер вслушался и обмер, по телу прошла горячая волна: это же по-русски! Под знакомый мотив «Утра туманного» нахлынули воспоминания. Возникло чувство нереальности происходящего. Господи, здесь! Это просто невозможно! Стряхнув оцепенение, он вопросительно посмотрел на приятеля, тот, улыбаясь до ушей, распахнул калитку.
По выложенной плитами дорожке они приблизились к дому. На веранде собралось несколько человек. Хозяин встал с кресла-качалки, шагнул навстречу.
— Добро пожаловать, господа, вы как раз к завтраку.
Инженер, все еще не веря собственным ушам, поднялся по ступенькам. Хозяин приветствовал на родном языке!
— Давайте знакомиться, Разин Лев Петрович, Полина Семеновна, моя жена, сын Петр, в честь деда окрестили, и дочь Вера. Вилли, представьте же нам наконец вашего друга, а то он от удивления дар речи потерял.
— Поклонский Алексей Кириллович. Прошу любить и жаловать. Ваш соотечественник, можно сказать, прямо с переднего края борьбы с большевизмом. — Вилли рассмеялся. — Совсем недавно из России, еще толком не акклиматизировался.
Инженер сумел лишь четко, по-военному, кивнуть, подтверждая слова товарища. Хозяин и его домочадцы словно отошли на задний план, как статисты в кино. Не отрываясь, он смотрел в удивленные глаза девушки. Большие и чуть наивные. Тонул в их глубине.
— А вы правда из России? А какая она?
— Ну, она…
Он улыбнулся, не найдясь с ответом. Грудь переполнилась давним, уже почти забытым чувством. Оно возникает, когда после долгой отлучки возвращаешься домой.
Говорят, что поздняя любовь самая прочная. С этим он не взялся спорить, потому что раньше ничего подобного с ним не бывало. Временами ему казалось, что они жгут свечу с двух сторон. Теперь все отошло на второй план, но самым страшным было бы потерять то, что он обрел так запоздало. Хотелось думать, что любовь пришла навсегда, но он все еще боялся в это поверить. Видимо, это свойство русской души — постоянно мучить себя сомнениями и терзаниями, придумывая очередное объяснение смыслу жизни и своим чувствам. «А что она, любит ли? Что обо мне думает? Насколько это для нее серьезно? А разница в возрасте, разрешат ли ей родители?» Он в сотый раз задавал себе эти вопросы и боялся получить на них ответ. Когда он поделился своими страхами с Роттерном, тот не выдержал и расхохотался:
— Боже мой, дружище, а почему бы тебе просто не спросить об этом у девушки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— Вы где ходите? — обиделся Мишка. — Сверху что-то падает. Дверь не открыть, откуда-то дым. Я уж думал, вас всех перебили. Думал, сгорю тут, на хрен. Что-то со связью, тут после того, как эта штука ударила, — левой рукой Кудрявых показал на застрявший в двери металлический стержень, — высокое выбило. Я несколько предохранителей заменил, настроился, а связи все равно нет.
Правая рука младшего сержанта висела плетью. Давыдов понял, что у Мишки шок.
— У тебя что с рукой?
— Где? — не понял Мишка. — С чем?
— Рука у тебя сломана. Связи нет, потому что антенны повалило. Иди к «цубику», пусть тебя перевяжут, мы тут с Расулом справимся. Расул, давай на крышу, ставь десятиметровый штырь и АЗИ. Я тут посмотрю, что к чему.
Внутри станции повреждений не было. Для приемника Давыдов решил приспособить антенну от Р-105. Эта станция, предназначенная для связи в колонне и дистанционного управления, ему была не нужна. Порывшись в ящиках с ЗИП, лейтенант нашел антенну Куликова, щелкнул фиксатором и воткнул ее в гнездо антенного трансформатора снаружи КУНГа рядом с дверью. В станции заменил кабель для Р-105 ремонтным кабелем РК-75. Ремонтного кабеля еле хватило на расстояние от гнезда выхода антенного трансформатора на борту отсека до гнезда входа приемника. Натянутый через отсек РК-75 мешал передвигаться внутри станции. Сойдет, сейчас не до удобств.
Давыдов воткнул штекеры головных телефонов в гнезда приемника:
— «Выселки сорок два», я «Ольха пятнадцать», прием… — Сквозь потрескивание помех взволнованный голос Андреева был слышен достаточно четко. По крыше топал Расул, КУНГ раскачивался от движений старшины.
— Готово, товарищ лейтенант. — Расул спрыгнул на землю. — Можете настраиваться…
— Командир, уходят, уходят гады! — появился в КУНГе младший сержант с П-12, схватил за руку и чуть ли не выволок наружу. — Слушайте.
Анатолий уловил гул двигателей летающей лодки на озере. Внутри КУНГа посторонние звуки заглушались местными, от системы станции. Снаружи звук двигателей был слышен хорошо. Тональность гула менялась.
— Двигатели проверяют, готовятся к взлету. Расул, давай связь немедленно. — Лейтенант полез на крышу КУНГа. Видимость оттуда была, конечно, хуже, чем с мачты «Тамары», но теперь приходилось довольствоваться тем, что осталось. Летающая лодка медленно удалялась от берега. Под носом самолета плясал белый бурун.
— Включаю высокое, — закричал Расул на станции. — Вы там, на крыше, осторожно!
— Не учи ученого, — отозвался Давыдов.
Лейтенантский взгляд окинул позицию, задержался на чудом уцелевшей антенне П-12, ЦУБах, соснах с ровно, как пилой, срезанными верхушками. В капонире «Тамары» горело, черный дым выползал из укрытия и хлопьями оседал на землю.
— Есть связь, — бодро доложил Иванов.
Давыдов спустился на землю и протиснулся в радиостанцию. Взял микрофон, надел головные телефоны. Вздохнув, вызвал батальон. Услышав радостный отклик Андреева, зачастил:
— Обстрелян, СПЛ уничтожена, имею потери, противник готовится к взлету…
В фургонах у озера царило оживление. Операция близилась к удачному концу. С самолета пришел доклад, что все материалы на борту. Но еще не настало время разрешать взлет.
Оператор следил, как уже в который раз на мониторе пятно зоны связи от спутника наползает на нужный район. Наконец пятно закрыло отметку маячка самолета и отметки заброшенных при помощи шаров «гостинцев». Оператор доложил об изменениях на экране начальнику. Тот подошел к монитору.
— Готовность к взлету — три минуты. Передавай. — Веллер обернулся к человеку у стойки связи, тот кивнул в ответ и вызвал самолет:
— «Пилигрим», я «Аббатство», готовность три минуты, дайте подтверждение…
— «Аббатство», получите наше подтверждение.
— Начинаем, — скомандовал капитан оператору. Из динамика на одном из фургонов послышалось:
— Приготовиться к встрече «Пилигрима».
Несколько человек занялись установкой антенн посадочной радиомаячной группы и приводной радиостанции.
Сигнал, прошедший через спутник, оживил притаившиеся в лесу устройства. Одна за другой на мониторе зажглись отметки готовности к работе. Операторы набрали на клавиатуре новую кодовую последовательность. Отметки на мониторе изменили цвет, начали пульсировать.
— Все «странники» включены… — доложил старший смены по телефону.
Новости сыпались одна хуже другой. Дед оцепенело уставился в точку на планшете. Теперь всем заправляли они с Силинковичем. Из дивизии уже вылетела группа начальников для оказания помощи, но вертолет пока не достиг даже зоны видимости местных РЛС. Потери на посту, уничтожение самой современной единицы техники, готовность гостей к возвращению — все это требовало немедленного решения и ответных действий.
— Что за черт?!
Дед повернулся на возглас оперативного. Андреев и НШ с удивлением смотрели на экран ВИКО, на экране вместо луча развертки высвечивался яркий сектор активной помощи.
— Пэпэои — со всех направлений.
— Вот, значит, как они решили уходить.
— Черт, и когда они их только тут поставили?
— Теперь уже все равно. Позвоню летчикам, узнаю, что у них. — Пока комбат дозванивался в соседний авиаполк, Андреев докладывал «наверх».
НШ зачарованно смотрел на светящийся экран:
— Теперь мы их не видим, а чтобы эти передатчики найти, нужно не меньше суток, с нашими-то возможностями. Во обложили, сплошная засветка идет.
Дед положил трубку:
— У соседей то же самое. Предложения?
Передатчики помех делали работу батальона по цели невозможной. Радиолокационный контроль над значительным участком приграничной территории был утрачен. Над этой землей цель практически неуязвима. Для наведения перехватчиков истребительной авиации или выдачи данных целеуказания для стрельбы зенитных ракетных комплексов необходимо в любой момент контролировать местоположение воздушной цели, поэтому на прикрываемой войсками ПВО территории создается радиолокационное поле. На наиболее важных направлениях радиолокационное поле делается сплошным, с перекрытием зон видимости РЛС различных частей и подразделений. Так как величина зоны обнаружения отдельной РЛС зависит от высоты полета летательного аппарата и чем больше высота, тем дальше обнаружение, для нахождения целей на малых высотах желательно размещать радиолокационные средства так, чтобы образуемые ими радиолокационные поля перекрывали друг друга, не оставляя мертвых зон.
Специалисты, планировавшие визит незваных гостей, конечно, знали эти принципы и постарались все заранее учесть. Помехи были поставлены и РЛС батальона, и локаторам авиаполка.
Андреев дал расчетам местных РЛС команду на смену частоты. На КП установилась тишина, все ждали результата.
— Помеха широкополосная, на другой частоте то же самое, — послышались доклады с объектов.
Оперативный и НШ воззрились на Деда.
На пульте связи замигала лампочка из Соснового. Звонил оперативный дежурный пункта управления роты. Дед принял доклад.
— У нас тут такое…
— Активная помеха? — перебил комбат. — Отстроиться пытались?
— Ничего не выходит. Это что, учения? Тут на пункте наведения летчики собрались, спрашивают, что случилось.
— Случилось. Жди команды. — Андреев подумал, что Дед умеет находить слова, наиболее соответствующие ситуации.
Шли секунды. Кайманов угрюмо смотрел на планшет, за желтыми контурами Карелии и линиями координатной сетки бледной маской застыло лицо планшетиста. Впервые за время службы в его головных телефонах не было ни привычных нулей, ни координат цели.
Дед ясно понимал, что случилось. С военной точки зрения это было равносильно абсолютному поражению. В воздушном пространстве страны образовалась стокилометровая дыра. Болтайся сейчас поблизости чей-нибудь авианосец, ничто не помешает базирующемуся на нем авиакрылу проскользнуть в эту дыру и разойтись по объектам удара. При желании можно наращивать успех в любом направлении, хоть на север, в сторону Мурманска и Североморска с его атомными субмаринами, хоть на юг, в сторону Петрозаводска и Ленинграда с их портами, заводами и транспортными узлами. Чтобы этого не случилось, и существует такое количество точек в ПВО.
Эх, если бы не комитетская подстава!
«Знали же, уроды, заранее. Все в свои игры играют. Сообщи они хоть за день, можно было бы выгнать в сторону от батальона мобильный маловысотный радиолокационный пост и держать ситуацию. Тогда глуши батальон не глуши, а „воздух" пойдет „наверх". Не зря на случай войны это и предусмотрено, и у нас, и у них за бугром. А теперь сидим слепые и глухие».
Дед отвернулся от планшета. Согнал охватившее было оцепенение. Нужно искать выход. Вызвал в памяти ТТД основных ППОИ стран НАТО. Вряд ли здесь используются самоделки, скорее всего, какие-нибудь фабричные образцы. Если передатчики помех глушат станции в широком диапазоне частот, значит, скоро это прекратится — сядут аккумуляторы. Для такого излучения нужна приличная мощность. Но за это время, пока кончится заряд, цель может добраться до любой точки засвеченной зоны.
Для перехвата необходима одна РЛС и одна радиостанция — для связи с пилотом истребителя. Кроме того, есть непременное условие: чтобы трасса полета цели попадала в зону обнаружения этого локатора, а вынос радиостанции должен находиться возле ВИКО этой РЛС. Всем этим Дед не располагал. Хотя бы координаты цели узнать для начала, тогда можно будет поднять на поиски перехватчик. Без наведения с земли его шансы обнаружить уходящую на малых высотах летающую лодку мизерны, но надо же хоть что-то предпринять.
Дед взял микрофон и вызвал Северный пост, он решил узнать, что там нового. Если цель уже в воздухе, нужно на худой конец уточнить, каким курсом она уходит. Наверняка к границе, у «гостей» тоже мало времени.
ГЛАВА 28.
ЛЕТО 1945 ГОДА.
КЕЙПТАУН.
Жизнь потеряла всякий смысл. Шесть дней в неделю пыль, жара и несмолкающий грохот механизмов. По ночам москиты и все та же жара. Что ни день, обвалы и оползни. На мгновение все останавливается, клеть поднимает на поверхность распухшие черные тела, а потом работа возобновляется. Работа с утра до ночи. С наступлением темноты удар колокола — отбой. На заплетающихся ногах — к бараку. На столе из необструганных досок тусклый круг от слабой лампы. Очередная бутылка под лай собак охраны.
Сначала он пил, чтобы уберечься от дизентерии, потом из-за безысходности и тоски, поговорить, и то не с кем. С Вилли им теперь удавалось видеться лишь изредка по выходным, у приятеля появились какие-то новые дела и знакомые. Да и не удивительно — парень моложе на два десятка.
На шахте он единственный инженер, европейцев, кроме него, охрана из демобилизованных англичан и вечно пьяный врач. Доктор-ирландец не жалует охранников, они платят той же монетой — что-то вроде локальной холодной войны.
Здоровенные парни еще помнят прошедшую войну, им не все равно, кто на чьей стороне воевал. Некоторые прошли Эль-Аламейн. А то, что инженер — русский, только подливало масла в огонь. Кое-кто из охранников был участником северных конвоев, знавал других русских. Пришлось молча сносить презрение окружающих.
С утра снова пыль, жара и грохот. Вечером — учет результатов работы, обязательная проверка рабочих, чтобы ни один ничего не утаил и не вынес за колючую проволоку. Отбой, и до утра территория лагеря и разработок превращается в осажденную крепость. Лай, вой зверья за забором, иногда выстрелы в темноту. Тот же концлагерь, только узники запираются в нем сами, добровольно. И стоило ради этого терпеть столько мук? Знать бы тогда в тундре, чем все кончится…
Выходные — долгожданная отдушина. Можно весь день валяться на кровати в гостинице и ничего не делать. Идти некуда, знакомых нет. Слоняясь по городу без всякой цели, забрел в православную церковь, простоял всю службу и не ощутил ровным счетом ничего, все чувства умерли. Спасаясь от жары, вернулся в гостиницу, не раздеваясь плюхнулся на застеленную кровать, рука привычно потянулась к бутылке на тумбочке. Кругом одно скотство. Может, покончить со всем этим? Один выстрел, и все. Но даже пистолет взять, и то лень, для этого нужно сесть и дотянуться до пиджака на спинке стула.
Бесшумно вошла темнокожая горничная. Она смахивала пыль метелкой из перьев, а он несколько минут с абсолютно пустой головой наблюдал, потом встал, запер дверь на ключ, бросил на стол пачку рандов и опрокинул женщину на кровать. Руки нащупали упругое, еще молодое тело, в висках застучало. Может, именно этого ему и не хватало? Негритянка не сопротивлялась, глядела в пространство ничего не выражающим взглядом. Он, впившись взглядом в пустые глаза, тяжело навалился сверху. Сначала горничная не шевелилась, потом участилось ее дыхание, она стала отвечать на ласки.
От удара в дверь сорвался крючок, вбежал Роттерн, швырнул женщину на пол, а ему отвесил полновесную затрещину. Пока он приходил в себя, Вилли дал горничной денег и вытолкал ее за дверь.
Наклонившись к компаньону, бывший обер-лейтенант зашипел:
— Совсем сбрендил? Забыл, что ты не в Европе? Это Южно-Африканский Союз, знаешь, что предусматривает закон за связи с темнокожими? Дурак, здешний судья впаяет тебе столько, что небо с овчинку покажется.
В ответ инженер бессильно разрыдался. Тоска, тоска и пустота.
После этого случая они не разговаривали две недели. Первые шаги к примирению сделал немец. В следующую субботу Вилли разбудил его пораньше. Бросил:
— Собирайся.
— Куда?.. Я никуда не хочу, — отмахнулся инженер и потянулся к бутылке.
Привычной посудины на тумбочке не оказалось. Вместо нее Роттерн подложил бритвенный прибор.
— Собирайся, на месте узнаешь. Нас пригласили в гости. Пойдем, пойдем, тебе понравится.
— Что тут может быть такого, чего я не видел и что могло бы мне понравиться?
— Давай, давай, брось на меня дуться. Сам виноват.
Без особого энтузиазма инженер поддался настойчивости приятеля. Вилли заставил его надеть самый приличный костюм, повязал новый галстук. Вздохнув, инженер приготовился терпеть муки от жары и духоты.
В этом районе Кейптауна ему еще бывать не доводилось. Опрятные, укутанные зеленью дома; тишина, прохлада, чистые тротуары. Низенький декоративный заборчик, звуки фортепьяно. Высокий чистый женский голос пел. Инженер вслушался и обмер, по телу прошла горячая волна: это же по-русски! Под знакомый мотив «Утра туманного» нахлынули воспоминания. Возникло чувство нереальности происходящего. Господи, здесь! Это просто невозможно! Стряхнув оцепенение, он вопросительно посмотрел на приятеля, тот, улыбаясь до ушей, распахнул калитку.
По выложенной плитами дорожке они приблизились к дому. На веранде собралось несколько человек. Хозяин встал с кресла-качалки, шагнул навстречу.
— Добро пожаловать, господа, вы как раз к завтраку.
Инженер, все еще не веря собственным ушам, поднялся по ступенькам. Хозяин приветствовал на родном языке!
— Давайте знакомиться, Разин Лев Петрович, Полина Семеновна, моя жена, сын Петр, в честь деда окрестили, и дочь Вера. Вилли, представьте же нам наконец вашего друга, а то он от удивления дар речи потерял.
— Поклонский Алексей Кириллович. Прошу любить и жаловать. Ваш соотечественник, можно сказать, прямо с переднего края борьбы с большевизмом. — Вилли рассмеялся. — Совсем недавно из России, еще толком не акклиматизировался.
Инженер сумел лишь четко, по-военному, кивнуть, подтверждая слова товарища. Хозяин и его домочадцы словно отошли на задний план, как статисты в кино. Не отрываясь, он смотрел в удивленные глаза девушки. Большие и чуть наивные. Тонул в их глубине.
— А вы правда из России? А какая она?
— Ну, она…
Он улыбнулся, не найдясь с ответом. Грудь переполнилась давним, уже почти забытым чувством. Оно возникает, когда после долгой отлучки возвращаешься домой.
Говорят, что поздняя любовь самая прочная. С этим он не взялся спорить, потому что раньше ничего подобного с ним не бывало. Временами ему казалось, что они жгут свечу с двух сторон. Теперь все отошло на второй план, но самым страшным было бы потерять то, что он обрел так запоздало. Хотелось думать, что любовь пришла навсегда, но он все еще боялся в это поверить. Видимо, это свойство русской души — постоянно мучить себя сомнениями и терзаниями, придумывая очередное объяснение смыслу жизни и своим чувствам. «А что она, любит ли? Что обо мне думает? Насколько это для нее серьезно? А разница в возрасте, разрешат ли ей родители?» Он в сотый раз задавал себе эти вопросы и боялся получить на них ответ. Когда он поделился своими страхами с Роттерном, тот не выдержал и расхохотался:
— Боже мой, дружище, а почему бы тебе просто не спросить об этом у девушки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24