Да, здорово пролетели с командировочкой.
ГЛАВА 24.
УТРО 10 АПРЕЛЯ 1988 ГОДА.
КЕСТЕНЬГА.
В связи с ЧП «вожди племен и народов» собрались на командном пункте. С того момента, когда был принят доклад о захвате Северного поста и его последующем освобождении, прошло более пяти часов. В классе подготовки дежурной смены сидели Кайманов, Силинкович, начальник районного отделения КГБ, надевший по такому случаю военную форму, координатор от Комитета из столицы, недавно прибывший капитан морской пехоты Северного флота и экипаж «вертушки». Группу морских пехотинцев доставили прямо с корабля, вернувшегося с боевой службы в Атлантике на базу в Североморске. На вертолетной площадке батальона стоял «Ка-29», на покрашенном шаровой краской борту сжимал в лапах якорь белый медведь — эмблема авиации Северного флота. В убежище на КП батальона разместилась группа крепких ребятушек в черных беретах и камуфляже «мокрая галька — тундра», предмет зависти местного воинства. На сухопутчиков моряки поглядывали с нескрываемым снисхождением, они сразу дали понять аборигенам, что приехали не в бирюльки играть. Вечно кто-то обделается, а ты потом разгребай. Обосновались по-хозяйски: у ящиков и тюков со своим снаряжением выставили часового с АКМ. Морпеховская молодежь начала задирать местных «дедушек».
В класс экстренно вывели линию связи с Северным. Давыдов раз пять повторил свое донесение, все его обращения записывали на магнитофон. Сидящие в зале слушали торопливую речь лейтенанта.
— …Имеют легкое стрелковое вооружение, пока активных действий не предпринимают, между собой говорят то ли по-немецки, то ли по-голландски. С виду европейцы, в лагере ведут какие-то работы, на пространстве между сопкой и прикрывающим лагерь лесом не появляются…
Координатор выключил магнитофон. Воспроизведение записи предназначалось главным образом для капитана морской пехоты.
— Как видите, информации очень мало, этот ваш, как его, — координатор обернулся в сторону Деда, — Давыдов, мог бы сообщить и побольше, если бы, пользуясь темным временем суток, произвел разведку. Он у вас, похоже, не способен на активные действия.
— С обеих сторон есть потери и заложники, один из них, кстати, финский гражданин, — вступился за подчиненного комбат. — Давыдов и так сделал, что мог…
— Сейчас мы делаем все, что можем. Москва приняла решение, дальнейшая разработка операции переходит в ведение КГБ. Вы и морская пехота считаетесь приданными нам для усиления. Вот, можете ознакомиться. — Координатор положил на стол лист бумаги. — С этого момента никакой утечки информации, доклады наверх по линии Министерства обороны прекращаются, вы уже продемонстрировали полную несостоятельность и неумение работать. Теперь нам приходится выправлять положение. Чтобы не спугнуть незваных гостей, решено дополнительно никого пока не привлекать и не информировать армейское руководство. Больше по вашим каналам никакой информации наверх.
Силинкович с неприкрытой неприязнью посмотрел на безукоризненные стрелки на брюках координатора. В костюме, сшитом на заказ у московского портного, этот тип не производил впечатления вконец уработавшегося и блистал на фоне осунувшихся от недосыпа Деда и НШ. Местный комитетчик смотрелся рядом с московским коллегой дремучим провинциалом.
— Мы здесь, а Давыдов там. Обстановку мы знаем со слов Давыдова, оценивать пытаемся… — НШ ткнул пальцем в карту, приколотую на классную доску, — по вот этому шедевру геодезии и картографии от тыща девятьсот шестьдесят второго года. Что там на местности сейчас, никто толком не знает. Давыдов планирует обмен. Ему нужно подсказать, как это организовать лучше. Он опасается подвоха со стороны этих немецко-голландских захватчиков…
— Они, по нашим данным… — слова «нашим данным» координатор выделил голосом, — говорят на африкаанс. Это в Южной Африке, — любезно уточнил он, глядя на Силинковича.
— Какая разница, где это? — НШ вынул флакон с белой жидкостью. Язва, заработанная на нервной почве, совсем распоясалась. Узнав о происшествии на Северном, майор сначала принимал альмагель ложками, но вскоре перестал тратить время на отмеривание дозы и попросту хлебал из горлышка. Столичный гость следил за ним неприязненно.
— Может быть, вам лучше покинуть совещание?
— Да я уж как-нибудь продержусь…
Местный комитетчик грустил и помалкивал. Москвич практически отстранил его от контроля над ситуацией. Хотя, казалось бы, он — представитель КГБ, ему и карты в руки. Координатор по возрасту годился ему в сыновья, а по званию — майор — в подчиненные. Но его появлению предшествовал разговор по линии правительственной связи. Звонили рано утром из центральной конторы и ясно дали понять подполковнику, что ему пока светит лишь роль мальчика для битья: «Как это вы такое допустили, куда смотрели, у вас под самым носом десант высажен, а вы ни ухом, ни рылом…» А майор будет тем, кто пришел, увидел, победил. Звонивший из столицы прозрачно намекнул на неприятности, ожидающие подполковника, «если нашему специалисту не будет оказана вся необходимая помощь».
«Как допустили, как допустили… — печально думал местный гэбист. — Каком кверху, вот как».
«Руководство всеми силами передайте нашему представителю, — сказали ему. — У вас и так слишком много недостатков».
Начальник местного отделения конторы понимал: сейчас на его горбу очередной сынок высокого начальства торжественно въедет в рай. Понимал, но поделать ничего не мог. Разве что на пенсию уйти… Но это еще в лучшем случае, могут и просто так выпереть из системы.
Подполковник заставил себя оторваться от грустных раздумий и вернуться к теме совещания. Московский Юлий Цезарь, он же майор Комитета государственной безопасности Иван Александрович Корнеев, упивался своей значимостью и доставал НШ:
— А Южная Африка — это, товарищ майор, по-вашему, что?
Перейти на обращение по имени-отчеству ему не удалось. Армейцы накуксились и упорно называли высокого полномочного гостя «товарищем майором», и он был вынужден платить той же монетой. «Ну и нечего цацкаться с солдафонами, — убеждал себя он, — нечего. Протирают тут штаны да еще деньги требуют за особые условия…»
— По-моему, Южная Африка — это где негры, апартеид и Нельсон Мандела. Если собираетесь читать мне лекцию по политической географии, то сейчас не самое подходящее время. Там, по нашим данным («нашим данным» НШ тоже акцентировал), в опасности жизнь одиннадцати человек.
— Южная Африка — это полезные ископаемые, прежде всего уран и алмазы…
— Да что вы говорите! — вмешался Дед. — И сейчас эти наши гости сидят на берегу озера и моют алмазы? А мы переливаем из пустого в порожнее и тем самым им помогаем?
— Ну моют не алмазы, а золото. А алмазы, по некоторой информации, в этих краях все-таки есть.
— И что же их до сих пор никто не нашел, или они здесь только по вашим данным?
— Кое-кто нашел. — Координатор открыл «дипломат» и вынул пачку бумаг. — И не только по нашим данным. Вот, взгляните, — сменил он тон на примирительный и положил бумаги на стол.
Офицеры придвинулись.
Бумаги были очень разными. Одни — желтые, ветхие, с разлохматившимися и обломанными краями. На других, с буквами «ять» и твердыми знаками в конце некоторых слов, красовался российский двуглавый орел. На третьих чернел орел со свастикой. Были письма, написанные простым карандашом, какие-то донесения с расплывчатыми синими печатями первых лет Советской власти. Попадались фотографии. Москвич извлек из вороха свежие листы с отпечатанным текстом.
— Руководство дало добро на ваше ознакомление. Но, сами понимаете, — выдержал он паузу, — это очень серьезные сведения.
Корнеев положил на стол пожелтевшую фотографию:
— Профессор Императорского горного института Поклонский Кирилл Николаевич. Он первым проводил геологические изыскания в ваших краях. Здесь, на севере Карелии, и на Кольском полуострове. По данным ряда возглавляемых им экспедиций, профессор Поклонский считал, что эта территория богата полезными ископаемыми, в том числе и алмазами. Летом семнадцатого года здесь вела разведку одна из его партий. В сложившихся условиях профессор…
— Ушел за кордон? — предположил доселе молчавший морпех.
— Нет, он был вынужден свернуть работу и возвратиться в Петербург. За границу он уехал в восемнадцатом. — Корнеев положил на стол две фотографии, одна — примерно того же периода, что и снимок с профессором. На ней улыбался бородатый молодой человек в рубашке, бриджах и высоких сапогах, снятый на фоне какого-то геологического оборудования. На другой был пожилой мужчина с волевым лицом, одетый в офицерскую форму вермахта.
— Поклонский Алексей Кириллович. На первом снимке — студент берлинского университета, на втором — начальник специальной геологической экспедиции, подчинявшейся напрямик одному из отделов рейхсканцелярии, между прочим.
Дед перевернул снимок с бородатым юношей. «Любимому отцу и учителю. Умеэльвен. Швеция. 1938 год». Поверх надписи синел штамп архивного инвентарного номера.
— Поклонский-старший неоднократно пытался возобновить изыскания. По некоторым данным, первый раз это было во время финской кампании. Потом, в годы войны, дело отца продолжил сын, во главе экспедиции, о которой я упомянул.
— Так это его шайка сейчас на берегу озера орудует? — Силинкович снова откупоривал свой флакон. — Живучий дедок, ему сейчас под девяносто, а все туда же…
— Семьдесят шесть, — уточнил Иван Александрович. — Конечно, это не он.
На стол легли другие фотографии, судя по качеству и изображению, сделанные совсем недавно.
— После войны сын профессора оказался в Южной Африке. Он не был военным преступником, поэтому его никто не искал. Тогда многие специалисты из третьего рейха попали кто в Аргентину, кто в Африку. Поклонского мало интересовали идеи национал-социализма, он увлекался только геологией, и его, квалифицированного специалиста, охотно приняли в горнорудную компанию.
— Если это он, — Кайманов повернул свежий снимок так, чтобы его видели все, — то он великолепно сохранился.
На фоне трехосного броневика улыбались, обнявшись, двое в иностранной военной форме: шорты, рубашка с короткими рукавами, панама.
— Это капитан Поклонский Денис Алексеевич и второй лейтенант Разин Сергей Петрович, офицеры родезийской армии. Снимки сделаны в Анголе во время наступления УНИТА в семьдесят девятом году.
— Оба русские?
— Оба, только родители Разина оказались в Африке сразу после революции. Вот их группа, по нашим данным, — улыбнулся Корнеев, — и находится на берегу озера.
— И все же, почему именно здесь? У нас что, самый слабый участок границы? — поинтересовался Дед.
— Да нет, просто у озера, где сейчас Северный пост, в годы войны была база экспедиции Поклонского-сына. И похоже, она там что-то нашла. Кроме того, на озере базировались летающие лодки, искавшие северные конвои союзников. Так вот, в сорок четвертом по лагерю нанесла удар наша авиация. Базу долго и безуспешно искали, наконец в охрану был внедрен разведчик. Как только ему удалось выйти на связь, были установлены координаты базы. Но в то время наших интересовал только аэродром. Сообщениям о том, что немцы ведут какие-то топогеодезические и геологоразведочные работы, особого значения не придавали, думали, что неприятель планирует строить грунтовый аэродром подскока для бомбардировщиков. Базу уничтожили. Когда через несколько дней туда добралось специально снаряженное подразделение из Беломорска, пехотинцы обнаружили пустой лагерь. Уцелевшие люди ушли в сторону границы. Преследование не было организовано ввиду его очевидной бесперспективности. Наши бойцы уничтожили остатки лагеря и вернулись в пункт постоянной дислокации. Руководство считает, что где-то там остались материалы экспедиции сына сбежавшего профессора.
— Зачем им эти материалы? — спросил местный комитетчик. — Вести разработки им все равно никто не даст, у нас не Бразилия. Территория под контролем, и места относительно обжитые.
Корнеев ответил:
— Сейчас компания, в которую устроился после войны Поклонский-младший, переживает не лучшие времена. Ее владельцы собираются поправить свои дела, обратившись к нашему правительству с предложением помочь с геолого-разведочными работами в этих местах. Вероятно, искать они будут именно алмазы.
— А больше ничего экспедиция не нашла? Может, уголь или там нефть? Может, тут этих ваших камней и нет вовсе? — подал голос морпех.
— Мы не знаем, что нашла экспедиция, но если наши догадки правильные, то экономический эффект от материалов, которые ищет Денис Поклонский, будет огромным. Компания же, о которой идет речь, специализируется на добыче и продаже алмазов. Нефтью или чем-либо подобным она не интересуется.
— Занимательная история. А какие у вас конкретные предложения? Надо что-то реальное делать. По словам Давыдова, на утро назначен обмен, после которого наших гостей, похоже, ничто не будет здесь удерживать.
— Обмен нужно затянуть. Судя по имеющимся данным, — Корнеев подошел к доске и глянул на карту, — мы сможем захватить лагерь.
— А не проще ли обменять спокойно, и пусть самолет с «группой товарищей» взлетает, а его аккуратно посадят на аэродром или собьют? — предложил НШ. — И никаких потерь.
Координатор елейно улыбнулся:
— Посадят, собьют… Уж не вы ли беретесь это устроить? По идее, самолет вообще не должен был оказаться на озере, ведь так? А вы его пропустили. Будет просто очень здорово, если вы снова дадите маху, и он улетит восвояси. Только теперь на его борту будут документы огромной ценности.
Майор КГБ отошел от карты:
— Нет, придется брать всех на земле.
— У меня предложение, — встал морской пехотинец. — Наш вертолет наносит удар по летающей лодке, потом высаживает одну группу здесь, — он показал точку у основания гряды, идущей вдоль берега озера, — вторую здесь. — Карандаш коснулся озерной косы. — Потом вертолет высаживает фельдшера к Давыдову, у него иностранец раненый. Там найдется где сесть? — Капитан повернулся к Деду, тот утвердительно кивнул. — Отлично, — продолжал моряк. — Потом предлагаем гостям сдаться. Они окажутся в кольце, уйти не смогут.
— А если материалы уже в самолете? Что, если они пострадают при этом вашем ударе?
— У нас лучший экипаж, — вмешался один из летчиков. — Разнесем «вешке» движки, и все. Не извольте беспокоиться, все сделаем — приходи кума любоваться.
— Я не могу рисковать, будем высаживаться прямо на лагерь.
— А если нас всех перещелкают в этом лагере, материалы не пострадают? — вспылил морпех.
Комитетский подполковник откашлялся.
— Я, конечно, понимаю, кто руководит операцией, — заговорил он с иронией. — Но позволю себе заметить: если мы откажемся от обмена, гости могут подняться в воздух, имея на борту заложника-иностранца, и кто тогда даст «добро» на перехват такого самолета? Вы думаете, финские власти придут в восторг? Их гражданина у нас берут в заложники, а мы его добросовестно отправляем на тот свет. Может быть, московское руководство готово взять на себя переговоры с Хельсинки и решить этот вопрос, так сказать, заранее? Чтобы потом не объясняться?
— Вы правильно вспомнили, кто руководит операцией. Порядок действий такой. Вертолет доставляет нас к лагерю, по пути делает три демонстративные посадки в точках, которые вы показали на карте…
— А это еще зачем? — удивился моряк.
— Для введения противника в заблуждение относительно места высадки.
Капитан взорвался:
— Да вы вообще когда-нибудь что-нибудь подобное организовывали? Прием с вашим «заблуждением» можно применять при высадке ДРГ, а не при освобождении заложников или штурме позиции. Вы что, хотите их заранее предупредить о нашем появлении? Так попросите это сделать лейтенанта, который сидит на сопке и не высовывается. И правильно, между прочим, не высовывается. У нас тут не Москва, и темное время суток, когда удобно производить разведку в виду противника, наступит в конце осени. Здесь, знаете ли, начинаются белые ночи. Я в толк не возьму, как пацанов на этом бугре еще не постреляли. Если все до сих пор целы, то большое спасибо лейтенанту.
Корнеев не привык, чтобы его выставляли идиотом. Особенно младшие по званию, тем более из числа приданных для усиления. Капитан и его люди были нужны для выполнения планов руководства, а не для консультаций по вопросам тактики спецподразделений. Придали? Вперед и с песней. Свое мнение можете оставить при себе. Ишь, привыкли у себя в армии демагогию разводить. Ну, армейцы, видать, далеко зашли ваши игры в демократию. Еще и приказы будете обсуждать. Расслабились за последние годы, забыли, что такое контора. Можно и напомнить.
— Вы отказываетесь выполнять приказ? Может быть, хотите передать команду вашему мичману?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
ГЛАВА 24.
УТРО 10 АПРЕЛЯ 1988 ГОДА.
КЕСТЕНЬГА.
В связи с ЧП «вожди племен и народов» собрались на командном пункте. С того момента, когда был принят доклад о захвате Северного поста и его последующем освобождении, прошло более пяти часов. В классе подготовки дежурной смены сидели Кайманов, Силинкович, начальник районного отделения КГБ, надевший по такому случаю военную форму, координатор от Комитета из столицы, недавно прибывший капитан морской пехоты Северного флота и экипаж «вертушки». Группу морских пехотинцев доставили прямо с корабля, вернувшегося с боевой службы в Атлантике на базу в Североморске. На вертолетной площадке батальона стоял «Ка-29», на покрашенном шаровой краской борту сжимал в лапах якорь белый медведь — эмблема авиации Северного флота. В убежище на КП батальона разместилась группа крепких ребятушек в черных беретах и камуфляже «мокрая галька — тундра», предмет зависти местного воинства. На сухопутчиков моряки поглядывали с нескрываемым снисхождением, они сразу дали понять аборигенам, что приехали не в бирюльки играть. Вечно кто-то обделается, а ты потом разгребай. Обосновались по-хозяйски: у ящиков и тюков со своим снаряжением выставили часового с АКМ. Морпеховская молодежь начала задирать местных «дедушек».
В класс экстренно вывели линию связи с Северным. Давыдов раз пять повторил свое донесение, все его обращения записывали на магнитофон. Сидящие в зале слушали торопливую речь лейтенанта.
— …Имеют легкое стрелковое вооружение, пока активных действий не предпринимают, между собой говорят то ли по-немецки, то ли по-голландски. С виду европейцы, в лагере ведут какие-то работы, на пространстве между сопкой и прикрывающим лагерь лесом не появляются…
Координатор выключил магнитофон. Воспроизведение записи предназначалось главным образом для капитана морской пехоты.
— Как видите, информации очень мало, этот ваш, как его, — координатор обернулся в сторону Деда, — Давыдов, мог бы сообщить и побольше, если бы, пользуясь темным временем суток, произвел разведку. Он у вас, похоже, не способен на активные действия.
— С обеих сторон есть потери и заложники, один из них, кстати, финский гражданин, — вступился за подчиненного комбат. — Давыдов и так сделал, что мог…
— Сейчас мы делаем все, что можем. Москва приняла решение, дальнейшая разработка операции переходит в ведение КГБ. Вы и морская пехота считаетесь приданными нам для усиления. Вот, можете ознакомиться. — Координатор положил на стол лист бумаги. — С этого момента никакой утечки информации, доклады наверх по линии Министерства обороны прекращаются, вы уже продемонстрировали полную несостоятельность и неумение работать. Теперь нам приходится выправлять положение. Чтобы не спугнуть незваных гостей, решено дополнительно никого пока не привлекать и не информировать армейское руководство. Больше по вашим каналам никакой информации наверх.
Силинкович с неприкрытой неприязнью посмотрел на безукоризненные стрелки на брюках координатора. В костюме, сшитом на заказ у московского портного, этот тип не производил впечатления вконец уработавшегося и блистал на фоне осунувшихся от недосыпа Деда и НШ. Местный комитетчик смотрелся рядом с московским коллегой дремучим провинциалом.
— Мы здесь, а Давыдов там. Обстановку мы знаем со слов Давыдова, оценивать пытаемся… — НШ ткнул пальцем в карту, приколотую на классную доску, — по вот этому шедевру геодезии и картографии от тыща девятьсот шестьдесят второго года. Что там на местности сейчас, никто толком не знает. Давыдов планирует обмен. Ему нужно подсказать, как это организовать лучше. Он опасается подвоха со стороны этих немецко-голландских захватчиков…
— Они, по нашим данным… — слова «нашим данным» координатор выделил голосом, — говорят на африкаанс. Это в Южной Африке, — любезно уточнил он, глядя на Силинковича.
— Какая разница, где это? — НШ вынул флакон с белой жидкостью. Язва, заработанная на нервной почве, совсем распоясалась. Узнав о происшествии на Северном, майор сначала принимал альмагель ложками, но вскоре перестал тратить время на отмеривание дозы и попросту хлебал из горлышка. Столичный гость следил за ним неприязненно.
— Может быть, вам лучше покинуть совещание?
— Да я уж как-нибудь продержусь…
Местный комитетчик грустил и помалкивал. Москвич практически отстранил его от контроля над ситуацией. Хотя, казалось бы, он — представитель КГБ, ему и карты в руки. Координатор по возрасту годился ему в сыновья, а по званию — майор — в подчиненные. Но его появлению предшествовал разговор по линии правительственной связи. Звонили рано утром из центральной конторы и ясно дали понять подполковнику, что ему пока светит лишь роль мальчика для битья: «Как это вы такое допустили, куда смотрели, у вас под самым носом десант высажен, а вы ни ухом, ни рылом…» А майор будет тем, кто пришел, увидел, победил. Звонивший из столицы прозрачно намекнул на неприятности, ожидающие подполковника, «если нашему специалисту не будет оказана вся необходимая помощь».
«Как допустили, как допустили… — печально думал местный гэбист. — Каком кверху, вот как».
«Руководство всеми силами передайте нашему представителю, — сказали ему. — У вас и так слишком много недостатков».
Начальник местного отделения конторы понимал: сейчас на его горбу очередной сынок высокого начальства торжественно въедет в рай. Понимал, но поделать ничего не мог. Разве что на пенсию уйти… Но это еще в лучшем случае, могут и просто так выпереть из системы.
Подполковник заставил себя оторваться от грустных раздумий и вернуться к теме совещания. Московский Юлий Цезарь, он же майор Комитета государственной безопасности Иван Александрович Корнеев, упивался своей значимостью и доставал НШ:
— А Южная Африка — это, товарищ майор, по-вашему, что?
Перейти на обращение по имени-отчеству ему не удалось. Армейцы накуксились и упорно называли высокого полномочного гостя «товарищем майором», и он был вынужден платить той же монетой. «Ну и нечего цацкаться с солдафонами, — убеждал себя он, — нечего. Протирают тут штаны да еще деньги требуют за особые условия…»
— По-моему, Южная Африка — это где негры, апартеид и Нельсон Мандела. Если собираетесь читать мне лекцию по политической географии, то сейчас не самое подходящее время. Там, по нашим данным («нашим данным» НШ тоже акцентировал), в опасности жизнь одиннадцати человек.
— Южная Африка — это полезные ископаемые, прежде всего уран и алмазы…
— Да что вы говорите! — вмешался Дед. — И сейчас эти наши гости сидят на берегу озера и моют алмазы? А мы переливаем из пустого в порожнее и тем самым им помогаем?
— Ну моют не алмазы, а золото. А алмазы, по некоторой информации, в этих краях все-таки есть.
— И что же их до сих пор никто не нашел, или они здесь только по вашим данным?
— Кое-кто нашел. — Координатор открыл «дипломат» и вынул пачку бумаг. — И не только по нашим данным. Вот, взгляните, — сменил он тон на примирительный и положил бумаги на стол.
Офицеры придвинулись.
Бумаги были очень разными. Одни — желтые, ветхие, с разлохматившимися и обломанными краями. На других, с буквами «ять» и твердыми знаками в конце некоторых слов, красовался российский двуглавый орел. На третьих чернел орел со свастикой. Были письма, написанные простым карандашом, какие-то донесения с расплывчатыми синими печатями первых лет Советской власти. Попадались фотографии. Москвич извлек из вороха свежие листы с отпечатанным текстом.
— Руководство дало добро на ваше ознакомление. Но, сами понимаете, — выдержал он паузу, — это очень серьезные сведения.
Корнеев положил на стол пожелтевшую фотографию:
— Профессор Императорского горного института Поклонский Кирилл Николаевич. Он первым проводил геологические изыскания в ваших краях. Здесь, на севере Карелии, и на Кольском полуострове. По данным ряда возглавляемых им экспедиций, профессор Поклонский считал, что эта территория богата полезными ископаемыми, в том числе и алмазами. Летом семнадцатого года здесь вела разведку одна из его партий. В сложившихся условиях профессор…
— Ушел за кордон? — предположил доселе молчавший морпех.
— Нет, он был вынужден свернуть работу и возвратиться в Петербург. За границу он уехал в восемнадцатом. — Корнеев положил на стол две фотографии, одна — примерно того же периода, что и снимок с профессором. На ней улыбался бородатый молодой человек в рубашке, бриджах и высоких сапогах, снятый на фоне какого-то геологического оборудования. На другой был пожилой мужчина с волевым лицом, одетый в офицерскую форму вермахта.
— Поклонский Алексей Кириллович. На первом снимке — студент берлинского университета, на втором — начальник специальной геологической экспедиции, подчинявшейся напрямик одному из отделов рейхсканцелярии, между прочим.
Дед перевернул снимок с бородатым юношей. «Любимому отцу и учителю. Умеэльвен. Швеция. 1938 год». Поверх надписи синел штамп архивного инвентарного номера.
— Поклонский-старший неоднократно пытался возобновить изыскания. По некоторым данным, первый раз это было во время финской кампании. Потом, в годы войны, дело отца продолжил сын, во главе экспедиции, о которой я упомянул.
— Так это его шайка сейчас на берегу озера орудует? — Силинкович снова откупоривал свой флакон. — Живучий дедок, ему сейчас под девяносто, а все туда же…
— Семьдесят шесть, — уточнил Иван Александрович. — Конечно, это не он.
На стол легли другие фотографии, судя по качеству и изображению, сделанные совсем недавно.
— После войны сын профессора оказался в Южной Африке. Он не был военным преступником, поэтому его никто не искал. Тогда многие специалисты из третьего рейха попали кто в Аргентину, кто в Африку. Поклонского мало интересовали идеи национал-социализма, он увлекался только геологией, и его, квалифицированного специалиста, охотно приняли в горнорудную компанию.
— Если это он, — Кайманов повернул свежий снимок так, чтобы его видели все, — то он великолепно сохранился.
На фоне трехосного броневика улыбались, обнявшись, двое в иностранной военной форме: шорты, рубашка с короткими рукавами, панама.
— Это капитан Поклонский Денис Алексеевич и второй лейтенант Разин Сергей Петрович, офицеры родезийской армии. Снимки сделаны в Анголе во время наступления УНИТА в семьдесят девятом году.
— Оба русские?
— Оба, только родители Разина оказались в Африке сразу после революции. Вот их группа, по нашим данным, — улыбнулся Корнеев, — и находится на берегу озера.
— И все же, почему именно здесь? У нас что, самый слабый участок границы? — поинтересовался Дед.
— Да нет, просто у озера, где сейчас Северный пост, в годы войны была база экспедиции Поклонского-сына. И похоже, она там что-то нашла. Кроме того, на озере базировались летающие лодки, искавшие северные конвои союзников. Так вот, в сорок четвертом по лагерю нанесла удар наша авиация. Базу долго и безуспешно искали, наконец в охрану был внедрен разведчик. Как только ему удалось выйти на связь, были установлены координаты базы. Но в то время наших интересовал только аэродром. Сообщениям о том, что немцы ведут какие-то топогеодезические и геологоразведочные работы, особого значения не придавали, думали, что неприятель планирует строить грунтовый аэродром подскока для бомбардировщиков. Базу уничтожили. Когда через несколько дней туда добралось специально снаряженное подразделение из Беломорска, пехотинцы обнаружили пустой лагерь. Уцелевшие люди ушли в сторону границы. Преследование не было организовано ввиду его очевидной бесперспективности. Наши бойцы уничтожили остатки лагеря и вернулись в пункт постоянной дислокации. Руководство считает, что где-то там остались материалы экспедиции сына сбежавшего профессора.
— Зачем им эти материалы? — спросил местный комитетчик. — Вести разработки им все равно никто не даст, у нас не Бразилия. Территория под контролем, и места относительно обжитые.
Корнеев ответил:
— Сейчас компания, в которую устроился после войны Поклонский-младший, переживает не лучшие времена. Ее владельцы собираются поправить свои дела, обратившись к нашему правительству с предложением помочь с геолого-разведочными работами в этих местах. Вероятно, искать они будут именно алмазы.
— А больше ничего экспедиция не нашла? Может, уголь или там нефть? Может, тут этих ваших камней и нет вовсе? — подал голос морпех.
— Мы не знаем, что нашла экспедиция, но если наши догадки правильные, то экономический эффект от материалов, которые ищет Денис Поклонский, будет огромным. Компания же, о которой идет речь, специализируется на добыче и продаже алмазов. Нефтью или чем-либо подобным она не интересуется.
— Занимательная история. А какие у вас конкретные предложения? Надо что-то реальное делать. По словам Давыдова, на утро назначен обмен, после которого наших гостей, похоже, ничто не будет здесь удерживать.
— Обмен нужно затянуть. Судя по имеющимся данным, — Корнеев подошел к доске и глянул на карту, — мы сможем захватить лагерь.
— А не проще ли обменять спокойно, и пусть самолет с «группой товарищей» взлетает, а его аккуратно посадят на аэродром или собьют? — предложил НШ. — И никаких потерь.
Координатор елейно улыбнулся:
— Посадят, собьют… Уж не вы ли беретесь это устроить? По идее, самолет вообще не должен был оказаться на озере, ведь так? А вы его пропустили. Будет просто очень здорово, если вы снова дадите маху, и он улетит восвояси. Только теперь на его борту будут документы огромной ценности.
Майор КГБ отошел от карты:
— Нет, придется брать всех на земле.
— У меня предложение, — встал морской пехотинец. — Наш вертолет наносит удар по летающей лодке, потом высаживает одну группу здесь, — он показал точку у основания гряды, идущей вдоль берега озера, — вторую здесь. — Карандаш коснулся озерной косы. — Потом вертолет высаживает фельдшера к Давыдову, у него иностранец раненый. Там найдется где сесть? — Капитан повернулся к Деду, тот утвердительно кивнул. — Отлично, — продолжал моряк. — Потом предлагаем гостям сдаться. Они окажутся в кольце, уйти не смогут.
— А если материалы уже в самолете? Что, если они пострадают при этом вашем ударе?
— У нас лучший экипаж, — вмешался один из летчиков. — Разнесем «вешке» движки, и все. Не извольте беспокоиться, все сделаем — приходи кума любоваться.
— Я не могу рисковать, будем высаживаться прямо на лагерь.
— А если нас всех перещелкают в этом лагере, материалы не пострадают? — вспылил морпех.
Комитетский подполковник откашлялся.
— Я, конечно, понимаю, кто руководит операцией, — заговорил он с иронией. — Но позволю себе заметить: если мы откажемся от обмена, гости могут подняться в воздух, имея на борту заложника-иностранца, и кто тогда даст «добро» на перехват такого самолета? Вы думаете, финские власти придут в восторг? Их гражданина у нас берут в заложники, а мы его добросовестно отправляем на тот свет. Может быть, московское руководство готово взять на себя переговоры с Хельсинки и решить этот вопрос, так сказать, заранее? Чтобы потом не объясняться?
— Вы правильно вспомнили, кто руководит операцией. Порядок действий такой. Вертолет доставляет нас к лагерю, по пути делает три демонстративные посадки в точках, которые вы показали на карте…
— А это еще зачем? — удивился моряк.
— Для введения противника в заблуждение относительно места высадки.
Капитан взорвался:
— Да вы вообще когда-нибудь что-нибудь подобное организовывали? Прием с вашим «заблуждением» можно применять при высадке ДРГ, а не при освобождении заложников или штурме позиции. Вы что, хотите их заранее предупредить о нашем появлении? Так попросите это сделать лейтенанта, который сидит на сопке и не высовывается. И правильно, между прочим, не высовывается. У нас тут не Москва, и темное время суток, когда удобно производить разведку в виду противника, наступит в конце осени. Здесь, знаете ли, начинаются белые ночи. Я в толк не возьму, как пацанов на этом бугре еще не постреляли. Если все до сих пор целы, то большое спасибо лейтенанту.
Корнеев не привык, чтобы его выставляли идиотом. Особенно младшие по званию, тем более из числа приданных для усиления. Капитан и его люди были нужны для выполнения планов руководства, а не для консультаций по вопросам тактики спецподразделений. Придали? Вперед и с песней. Свое мнение можете оставить при себе. Ишь, привыкли у себя в армии демагогию разводить. Ну, армейцы, видать, далеко зашли ваши игры в демократию. Еще и приказы будете обсуждать. Расслабились за последние годы, забыли, что такое контора. Можно и напомнить.
— Вы отказываетесь выполнять приказ? Может быть, хотите передать команду вашему мичману?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24