Осторожно поднялась с постели, накинула ночную рубашку, укрыла плечи пуховым платком. И на цыпочках вышла из боковушки.
Когда Добято, так же осторожно, выбрался на веранду, Александры уже не было. Скорей всего, скользнула в кусты, растворилась в ночной темноте. Приглядевшись повнимательней, Тарасик увидел два смутных силуэта — мужской и женский. Вроде не обнимаются, стоят на расстоянии друг от друга.
Да и о каких об»ятиях может итти речь после недавней постели. Не робот же она — живое существо!
И ещё одно ощутил сорокалетний мужик — жгучий стыд. До чего же мерзко подозревать в предательстве женщину, которая какой-нибудь час тому назад отдала ему свое тело, осыпала жаркими ласками. Сыщик поежился. Не от ночного холода — от чувства омерзения за одолевающие его мысли.
Возвратится Александра, сбросит платок и шаль, заберется под одеяло к ожидающему её возвращения любовнику. Снова — ласки, снова придется отвечать на них — целовать упругие груди, шею, губы? Притворяться! Ибо в голове колючей занозой сидит только-что увиденная сценка: под покровом ночной темноты разговаривают двое — мужчина и женшина. Любимая женщина и, возможно, посланец кровавого Гранда…
Любовь и кровь — совместимы ли два этих понятия?
Ну, нет, на притворство он не способен — непременно не удержится от вопросов, которые построят между ним и Сашенькой непрошибаемую никакими ласками стену.
Раздосадованно повздыхав, сыщик не вернулся в боковушку — полез на мансарду. Долго ворочался на скрипучей раскладушке, перебирая последние события, искал и не находил причин, оправдываюих непонятное поведение Александры.
Сосед храпел более тихо — наверно, сам притомился, зато облысевшая ветка сильней постукивала в окно, да юркие серые мыши громче пищали под лавкой.
Добято незаметно уснул…
В пять утра заскрипели ступени под легкими женскими шагами. Александра пришла будить разоспавшихся охотников.
— Под»ем, мужики! Царство небесное проспите, дичь ожидать не станет — разлетится… Под»ем, сказано! — женщина сдернула со спящих колючие пледы, обрызгала их водой из кружки.
Пока охотники, позевывая, наматывали портянки, обувались, натягивали теплые куртки и, поверх них, непременные дождевики, хозяйка растопила печку, поставила разгревать вчерашнюю кашу.
— Куда пойдете? — разрумянившись от печного жара, спросила она, окинув Тараса Викторовича любящим взглядом. — Я советую податься не к Бесовой сопке — к Волчьему Логову. Волков вам бояться не приходится, а вот белок там — уйма. Без трофеев не возвернетесь… — А где находится это Логово? — внешне равнодушно осведомился сыщик. — Далеко от заимки?
— Десять километров. Для таких ходоков, как вы, час ходу. В другую сторону от медвежьепадьевской дороги. Там, где вас хотели ограбить… Кажется, одно упоминание о налете на грузовик настолько напугало прапорщика — задрожал второй подбородок, пальцы-сосиски.
— Конечное дело, лучше — подальше… А там не опасно?
Александра не ответила — выразительно пожала полными плечиками и насмешливо улыбнулась. Дескать, времячко такое — всюду опасности, только настоящие мужики не боятся их.
— Ну, раз так, пошли, Тарас Григорьевич, к Логову, — решительно продекламировал Толкунов…
28
Волчье Логово расположено далеко от сваленной липы. Случайно пытается Сашенька направить охотников в противоположном направлении или делает это преднамеренно? Ведь задуманная охота ничего общего не имеет с отстрелом пугливых глухарей и юрких белок — Тарасик решил попытаться найти логово двуногого зверя, поглядеть не пересекаются ли мужские следы с женскими?
— Ну, что ж, к волкам, так к волкам! — весело согласился он.
Александра ободряюще улыбнулась. Проводила постояльцев до калитки, придержала за локоть Тарасика. Прижалась к плечу упругой грудью, едва слышно горячо прошептала.
— Возвращайся поскорей, милый… Буду ожидать…
Дорога к Волчьему Логову огибает заимку, проходит по берегу речушки-переплюйки и потом уже исчезает в таежных зарослях. До реки Добято в сопровождении прапорщика шел молча, проигрывая про себя предстоящие действия. Он изо всех сил старался переключиться на проводимое расследование, заглушить то и дело появляющиеся в голове ночные сценки неожиданной любви.
Похоже, «банк данных» постепенно пополняется: ночная прогулка Александры, вранье лейтенанта Зимина, таинственная беседа знахарки с ротным старшиной.
Но все это отступает на второй план, на переднем — кто нацелил налетчиков на обычный грузовик? Похоже, ответ — однозначен: Евдокия. И все же сомнения не отступают, царапают душу сыщика.
— Кому ты говорил о нашем от»езде в Голубой распадок? Не вздумай отрицать, конечно, говорил! — ответил сыщик за молчащего прапорщика. — На какой машине поедем, упоминал? — Добято остановился на берегу речки. — И по какой дороге? Постарайся вспомнить.
Толкунов не удивился странному вопросу. Помолчал, нагнав на лоб морщины, поскреб в затылке. Видимо, он оповестил о предстоящих своих «охотничьих подвигах» добрую половину населения поселка и гарнизона. Естественно, со всеми подробностями: действительными и выдуманными.
— Что я без понятия? — нерешительно возразил он. — Ни в лесникам, ни солдатам — ни гу-гу. Разве только старлею Зосимову? Ну, и дежурному сержанту Егорову… Вдруг подполковник захочет меня вызвать… Конешное дело, чуток открылся Евдокии… Пришлось намекнуть Павлу — профессиональный охотник, знает все угодья, как свои пять пальцев…
— И о машине — тоже?
— Разве это — секрет? — захлопал глазами «помощник». — Вы не предупреждали… О машине Егоров, конешное дело, знал, тут без дежурного по штабу не обойтись… Каюсь, Павлушке открылся… Еще — квартирной бабе…
Перечисление людей, знающих, со слов болтуна, о маршруте и времени отправления машины с продутами и вещами, затянулось надолго. Медленно краснеющий прапорщик все вспоминал да вспоминал. Попробуй вычислить информатора преступника?
Сыщика зацепило упоминание имени квартирной хозяйки. Мужики, ежели они, конечно, не повязаны с преступником, не проболтаются. Подумаешь, москвич собрался поохотиться, пусть побалуется с ружьишком, коли времени девать некуда. А вот с женщинами — сложней, у них язык без привязи. Особенно, это касается Евдокии, на которой повисло множество подозрительных фактов. Тем более, что сыщик почти уверился в виновности сожительницы прапорщика.
— Только об охоте откровенничал или о поисках Королева?
— Как Бог свят, никому ни полсловечка. Разве я без понятия? — обиженно повторил Серафим.
— И квартирной хозяйке тоже не сказал?
Прапорщик отвел в сторону виноватый взгляд. Переступил с ноги на ногу.
— Извиняйте, Тарас Викторович, пришлось намекнуть. Баба же — на подобии мушиной липучки, от неё не отвяжешься… Ну и… Только не сомневайтесь, Евдокия никому не скажет. Болтунья, конешное дело, страшенная, но я так её застращал…
Застращал? Для женщин очередной повод открыться соседкам, понести на хвосте новости по всему поселку… Мой-то завтра поутру поедет с москвичем искать «голубого» капитана… Нижней дорогой собираются, на ротном грузовичке… Без Серафима Потаповича борщ не варится, белки не стреляются… А уж куда москвичу без помощи моего мужика найти в тайге человека. Того же пропавшего капитана.
А если прапорщикова Евдокия и есть тот самый искомый бандитский информатор? Тогда никуда не понесет выпытанные у сопостельника секреты, побоится мести своего кровавого «хозяина». Зато Убийце будут досконально известны каждый шаг сыщика, каждое его движение.
Единственная надежда на поимку Убийцы — запущенная сыщиком утка. Почтовая Светлана обязательно передаст «привет» от московского начальника своей сеструхе, та немедля полетит к Гранду…
Одно настораживает: легкость и легко открываемость «линии связи», обычно преступники тщательно маскируют её.
И все же, если не удастся захватить убийцу в его норе, не поможет ни подкинутая дохлая «утка», ни помлесника — придется возвращаться в Медвежью Падь, раскалывать болтливую хозяйку Толкунова. То-есть, начинать расследование с самого начала.
— Прости за откровенность, Серафим, но глуп ты, как невыкорчеванный пень!
— Это… почему?
— Включи в работу извилины, коли они сохранились — поймешь… Ладно, сделанного не исправить — пошли.
Толкунов наморщил лоб, спрятал в жировых складках недоумевающие глаза. Классическая гримаса малоумка, пациента психушки. И снова сыщик отмел возникшие подозрения о предательстве спутника.
Внимательно оглядев виднеющийся вдали забор заимки, Тарасик решительно свернул в заросли и зашагал в обратную сторону.
— Куда вы? — всполошился Серафим. — К Логову — вон по этой дороге, никуда не сворачивая… Колдунья же как сказала?
— Ни к какому Логову мы с тобой не пойдем! — буркнул Добято. — Подозреваю, там уже ожидают. Те самые налетчики, которые едва не отправили нас на тот свет. Возможно, не без помощи твоей Евдокии…
— А там, — пропустив мимо покрасневших ушей упоминание имени сопостельницы, прапорщик ткнул пальцем в сторону медвежьепадьевской дороги, — не отправят?
— Серафим, ты — человек военный, обязан понимать — снаряды в одну и ту же воронку не падают… Понял?
«Военный человек», позабыв о недавних оскорблениях, горделиво выпятил место, которое у нормальных мужчин зовется грудью.
— И что мы там станем делать? — спросил он, с умным видом. — Искать следы, да?
— Вот именно. Хочется мне поглядеть на сваленную липу, поползать под кустами. Заодно погрызть лечебный лимонник…
Им повезло — не пришлось шагать по грязным лужам или по мокрой траве, огибая глубокие рытвины — на выезде из распадка путников догнала телега с бородатым возницей. Пегая лошаденка, уныло наклонив гривастую голову, тащила немалый груз — мешки, набитые кедровыми шишками.
— Подвезешь, батя?
— Чего ж не подвезти добрых людей, — мужик задумчиво поскреб в дремучей бороде, хитро прищурился. — Кинете на пузырь — садитесь. Ныне жизня такая пошла — рыночная. Я, значится, нагружу разнесчастную свою кобыленку, вы, как положено, раскошелитесь…
— Сколько запросишь, «рыночник»? — осторожно осведомился прапорщик. Ему не хотелось расплачиваться за дерьмовую услугу. — Ежели сойдемся в цене — поедем.
— Сойдемся, не сойдемся, — передразнил дедок. — Сказано — на пузырь. Иль не поняли?… Хочется топать по грязи — топайте, не хочется — выкладывайте по червонцу. Вот и весь запрос. Торговаться не стану, не надейтесь! С недельку тому назад тожеть подвозил двух охотников — по четвертной выложили, не поскупились… А ты — сойдемся, не сойдемся! Уговариваешь, будто бабу.
Сыщик насторожился, на подобии борзой, унюхавшей пробегающего зайца. Если старик не брешет — пассажирами могли быть и Убийца с Чудаковым. Господи, сделай чудо, помоги сыскному своему рабу, истово про себя молился Тарасик. Такая уж привычка, такая манера — обращаться к Богу, когда преступники уже видны невооруженным взглядом, до них остается, фигурально выражаясь, два шага.
Он вытащил из внутреннего кармана тощий бумажник, отсчитал скряге двадцать рублей. Тот оглядел деньги на свет, недоверчиво ощупал — видимо, не рассчитывал на такое быстрое согласие, настроился на «торговлю» — спрятал в карман куртки. Выразительно кивнул на мешки. Садитесь, мол, не тяните, дорога дальняя, приходится поторапливаться.
Прапорщик облегченно выдохнул удерживаемый внутри воздух, первым забрался на покосившуюся под его тяжестью телегу. Великодушно показал моквичу на место рядом с собой. Будто не Добято — он расплатился за поездку. Но Тарасик уселся не рядом с тяжеловесным прапорщиком, решил выправить накренившуюся телегу — примостился с другой стороны.
Телега ползла по размытой дороге, будто лодка по бурному морю. Клонилась то в одну, то в другую сторону, подскакивала на рытвинах, выплескивала из-под колес грязевые фонтаны. Шишки больно вдавливались в тело, лошаденка качалась — вот-вот упадет.
— Не боись, — возница будто подслушал опасения пассажира. — Манька двужильная, без устали потянет воз до самой Медвежьей Пади. Хотели её в прошлом году — на живодерню, дак я отвоевал. Енто с виду — доходяга, придуряется, подлюга… Но, треклятая! — похлестнул он «лентяйку» и снова обернулся к охотникам. — О чем это я баял?…
— Про мужиков, которые одарили тебя четвертными, — торопливо напомнил Тарасик. — Небось, ехали до самого поселка?
— Даешь, паря! — возмутился бородач. — Стал бы я брать по четвертной аж до Медвежьей Пади — меньше полтинника и разговора бы не было. Сошли не то в пяти, не то в десяти верстах от Голубого… Ничего не могу сказать — культурные парни, вежливые. До свиданья, сказали, батя, руку пожали… Одного знаю — помощником лесника трудится, встречались единожды на делянке…
Похоже, интуиция не обманула сыщика, второй «пассажир» наверняка лжеКоролев. Преступник допустил непростительный прокол — не убрал важного свидетеля! Впрочем, в его положении офлажкованного зверя оставлять ещё один труп — будто вручать преследующему его сыщику визитную карточку с указанием адреса.
Но переспрашивать старика опасно, тем более, что он сам не собирается сворачивать с найденной темы.
Прапорщик равнодушно зевал, тер ладонью закрывающиеся глаза.
— О чем это я талдычил? Засек меня вреднючий помлесника на порубке. Как водится, штрафанул… А куда мне деваться, ежели нижние венцы избы подгнили, требовают замену, а в кармане — два шиша, на которые ничего не купишь… Опосля видел вредину, хрен ему в задницу, у лесника на заимке. Дажеть не поздоровкался!
— А второй мужик? — не выдержал Добято. — Тоже служит у лесника?
— Служит — точно говорено. Токо не у Пашки-лесника — в погонах разгуливает… Врать не стану, после той встречи капитана не довелось встречать. Да и то сказать — я по земле ползаю, он поверху летает, где уж нам свидеться…
— Не темни, дед! — неожиданно возмутился, казалось, засыпающий Толкунов. — Вся тайга знает об исчезновении капитана.
— А ты, заяц-кролик, не больно шуми на меня! — тоже вз»ерепенился дедок. — Пропал офицерик, говоришь? А вдруг начальство его вызвало? Или в тайге по неумелости заблудился да нарвался на тигринные зубы? Болтун ты, чисто трепач! Все наши беды из-за таких, как ты, крапиву тебе под хвост! Посрамленный Серафим умолк. Обдумывая новую информацию, молчал и Добято. Один дед сердито что-то бурчал, то и дело подхлестывал уставшую лошадь.
Сыщик попросил остановиться не доезжая полукилометра до сваленной липы.
— Значится, на охоту собрались, браконьеры? — полувопросительно, полуутвердительно проворчал старик, все ещё не отошедший от недавней схватки с «болтуном». — Дело ваше. Напоритесь на лесных инспекторов — и ружьишки отберут и штраф наложат. Особо вредный Васька Чудак, любит, падла, ставить людишек на колени…
— Это — участок Чудакова? — затаив дыхание, спросил Добято.
— Чей же еще… Ежели хотите послухать старого охотника, сверните направо. Верст через десяток, аккурат под Бесовой сопкой — старая моя ухоронка. Так просто не заметишь — укрыта на совесть. Слева от сопки растет удивительное дерево — знаком вопроса. С другой стороны — три кедра. Между ними, в кустах лимонника и найдете вход… Не сумлевайтесь — самое добычливое место — что белки, что птица…
— А Чудаков знает о твоей захоронке?
— Единожды по зиме брал парня на промысел, там ночевали. Тады мы с ним в дружках ходили. Думаю, давно позабыл. Начальство дружбы не признает, оно — само по себе, — неожиданно расфилосовствовался дед.
Распрощавшись с возницей, Добято присел на пенек и задумался. Толкунов топтался рядом, опасливо оглядывал густой кустарник и настороженные на хмурое небо кедры.
Слишком легкий вариант — окружить спрятанную в зелени охотничью избушку, блокировать подходы и отходы, выждать и захватить её обитателей. Слишком легкий и поэтому — ненадежный. Мало того, что стариковская «захоронка», наверняка, окажется пустой — её захват немедленно насторожит Гранда, заставит его уйти подальше, прекратить на время связь с «клопом».
И все же придется рискнуть. Вдруг получится. «Макаров», два ружья — немалое вооружение. Особенно, если причислить к ним внезапность. Одна загвоздка — трусливый помощник. Впрочем, возможно он трус только в спокойной обстановке, а в деле покажет себя с другой стороны.
Добято обследовал сброшенную в кювет липу, убедился — упало дерево не от старости, его подпилили, при приближении грузовика легонько толкнули рогатиной. Невелика новость, и без неё сыщик знал о подготовленном нападении на грузовик. Более внимательно сыщик осмотрел место, где во время налета стояла Александра. Опустившись на колени, нашел сохранившиеся следы женских ножек. В полусотне метров отыскал следы мужских сапог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Когда Добято, так же осторожно, выбрался на веранду, Александры уже не было. Скорей всего, скользнула в кусты, растворилась в ночной темноте. Приглядевшись повнимательней, Тарасик увидел два смутных силуэта — мужской и женский. Вроде не обнимаются, стоят на расстоянии друг от друга.
Да и о каких об»ятиях может итти речь после недавней постели. Не робот же она — живое существо!
И ещё одно ощутил сорокалетний мужик — жгучий стыд. До чего же мерзко подозревать в предательстве женщину, которая какой-нибудь час тому назад отдала ему свое тело, осыпала жаркими ласками. Сыщик поежился. Не от ночного холода — от чувства омерзения за одолевающие его мысли.
Возвратится Александра, сбросит платок и шаль, заберется под одеяло к ожидающему её возвращения любовнику. Снова — ласки, снова придется отвечать на них — целовать упругие груди, шею, губы? Притворяться! Ибо в голове колючей занозой сидит только-что увиденная сценка: под покровом ночной темноты разговаривают двое — мужчина и женшина. Любимая женщина и, возможно, посланец кровавого Гранда…
Любовь и кровь — совместимы ли два этих понятия?
Ну, нет, на притворство он не способен — непременно не удержится от вопросов, которые построят между ним и Сашенькой непрошибаемую никакими ласками стену.
Раздосадованно повздыхав, сыщик не вернулся в боковушку — полез на мансарду. Долго ворочался на скрипучей раскладушке, перебирая последние события, искал и не находил причин, оправдываюих непонятное поведение Александры.
Сосед храпел более тихо — наверно, сам притомился, зато облысевшая ветка сильней постукивала в окно, да юркие серые мыши громче пищали под лавкой.
Добято незаметно уснул…
В пять утра заскрипели ступени под легкими женскими шагами. Александра пришла будить разоспавшихся охотников.
— Под»ем, мужики! Царство небесное проспите, дичь ожидать не станет — разлетится… Под»ем, сказано! — женщина сдернула со спящих колючие пледы, обрызгала их водой из кружки.
Пока охотники, позевывая, наматывали портянки, обувались, натягивали теплые куртки и, поверх них, непременные дождевики, хозяйка растопила печку, поставила разгревать вчерашнюю кашу.
— Куда пойдете? — разрумянившись от печного жара, спросила она, окинув Тараса Викторовича любящим взглядом. — Я советую податься не к Бесовой сопке — к Волчьему Логову. Волков вам бояться не приходится, а вот белок там — уйма. Без трофеев не возвернетесь… — А где находится это Логово? — внешне равнодушно осведомился сыщик. — Далеко от заимки?
— Десять километров. Для таких ходоков, как вы, час ходу. В другую сторону от медвежьепадьевской дороги. Там, где вас хотели ограбить… Кажется, одно упоминание о налете на грузовик настолько напугало прапорщика — задрожал второй подбородок, пальцы-сосиски.
— Конечное дело, лучше — подальше… А там не опасно?
Александра не ответила — выразительно пожала полными плечиками и насмешливо улыбнулась. Дескать, времячко такое — всюду опасности, только настоящие мужики не боятся их.
— Ну, раз так, пошли, Тарас Григорьевич, к Логову, — решительно продекламировал Толкунов…
28
Волчье Логово расположено далеко от сваленной липы. Случайно пытается Сашенька направить охотников в противоположном направлении или делает это преднамеренно? Ведь задуманная охота ничего общего не имеет с отстрелом пугливых глухарей и юрких белок — Тарасик решил попытаться найти логово двуногого зверя, поглядеть не пересекаются ли мужские следы с женскими?
— Ну, что ж, к волкам, так к волкам! — весело согласился он.
Александра ободряюще улыбнулась. Проводила постояльцев до калитки, придержала за локоть Тарасика. Прижалась к плечу упругой грудью, едва слышно горячо прошептала.
— Возвращайся поскорей, милый… Буду ожидать…
Дорога к Волчьему Логову огибает заимку, проходит по берегу речушки-переплюйки и потом уже исчезает в таежных зарослях. До реки Добято в сопровождении прапорщика шел молча, проигрывая про себя предстоящие действия. Он изо всех сил старался переключиться на проводимое расследование, заглушить то и дело появляющиеся в голове ночные сценки неожиданной любви.
Похоже, «банк данных» постепенно пополняется: ночная прогулка Александры, вранье лейтенанта Зимина, таинственная беседа знахарки с ротным старшиной.
Но все это отступает на второй план, на переднем — кто нацелил налетчиков на обычный грузовик? Похоже, ответ — однозначен: Евдокия. И все же сомнения не отступают, царапают душу сыщика.
— Кому ты говорил о нашем от»езде в Голубой распадок? Не вздумай отрицать, конечно, говорил! — ответил сыщик за молчащего прапорщика. — На какой машине поедем, упоминал? — Добято остановился на берегу речки. — И по какой дороге? Постарайся вспомнить.
Толкунов не удивился странному вопросу. Помолчал, нагнав на лоб морщины, поскреб в затылке. Видимо, он оповестил о предстоящих своих «охотничьих подвигах» добрую половину населения поселка и гарнизона. Естественно, со всеми подробностями: действительными и выдуманными.
— Что я без понятия? — нерешительно возразил он. — Ни в лесникам, ни солдатам — ни гу-гу. Разве только старлею Зосимову? Ну, и дежурному сержанту Егорову… Вдруг подполковник захочет меня вызвать… Конешное дело, чуток открылся Евдокии… Пришлось намекнуть Павлу — профессиональный охотник, знает все угодья, как свои пять пальцев…
— И о машине — тоже?
— Разве это — секрет? — захлопал глазами «помощник». — Вы не предупреждали… О машине Егоров, конешное дело, знал, тут без дежурного по штабу не обойтись… Каюсь, Павлушке открылся… Еще — квартирной бабе…
Перечисление людей, знающих, со слов болтуна, о маршруте и времени отправления машины с продутами и вещами, затянулось надолго. Медленно краснеющий прапорщик все вспоминал да вспоминал. Попробуй вычислить информатора преступника?
Сыщика зацепило упоминание имени квартирной хозяйки. Мужики, ежели они, конечно, не повязаны с преступником, не проболтаются. Подумаешь, москвич собрался поохотиться, пусть побалуется с ружьишком, коли времени девать некуда. А вот с женщинами — сложней, у них язык без привязи. Особенно, это касается Евдокии, на которой повисло множество подозрительных фактов. Тем более, что сыщик почти уверился в виновности сожительницы прапорщика.
— Только об охоте откровенничал или о поисках Королева?
— Как Бог свят, никому ни полсловечка. Разве я без понятия? — обиженно повторил Серафим.
— И квартирной хозяйке тоже не сказал?
Прапорщик отвел в сторону виноватый взгляд. Переступил с ноги на ногу.
— Извиняйте, Тарас Викторович, пришлось намекнуть. Баба же — на подобии мушиной липучки, от неё не отвяжешься… Ну и… Только не сомневайтесь, Евдокия никому не скажет. Болтунья, конешное дело, страшенная, но я так её застращал…
Застращал? Для женщин очередной повод открыться соседкам, понести на хвосте новости по всему поселку… Мой-то завтра поутру поедет с москвичем искать «голубого» капитана… Нижней дорогой собираются, на ротном грузовичке… Без Серафима Потаповича борщ не варится, белки не стреляются… А уж куда москвичу без помощи моего мужика найти в тайге человека. Того же пропавшего капитана.
А если прапорщикова Евдокия и есть тот самый искомый бандитский информатор? Тогда никуда не понесет выпытанные у сопостельника секреты, побоится мести своего кровавого «хозяина». Зато Убийце будут досконально известны каждый шаг сыщика, каждое его движение.
Единственная надежда на поимку Убийцы — запущенная сыщиком утка. Почтовая Светлана обязательно передаст «привет» от московского начальника своей сеструхе, та немедля полетит к Гранду…
Одно настораживает: легкость и легко открываемость «линии связи», обычно преступники тщательно маскируют её.
И все же, если не удастся захватить убийцу в его норе, не поможет ни подкинутая дохлая «утка», ни помлесника — придется возвращаться в Медвежью Падь, раскалывать болтливую хозяйку Толкунова. То-есть, начинать расследование с самого начала.
— Прости за откровенность, Серафим, но глуп ты, как невыкорчеванный пень!
— Это… почему?
— Включи в работу извилины, коли они сохранились — поймешь… Ладно, сделанного не исправить — пошли.
Толкунов наморщил лоб, спрятал в жировых складках недоумевающие глаза. Классическая гримаса малоумка, пациента психушки. И снова сыщик отмел возникшие подозрения о предательстве спутника.
Внимательно оглядев виднеющийся вдали забор заимки, Тарасик решительно свернул в заросли и зашагал в обратную сторону.
— Куда вы? — всполошился Серафим. — К Логову — вон по этой дороге, никуда не сворачивая… Колдунья же как сказала?
— Ни к какому Логову мы с тобой не пойдем! — буркнул Добято. — Подозреваю, там уже ожидают. Те самые налетчики, которые едва не отправили нас на тот свет. Возможно, не без помощи твоей Евдокии…
— А там, — пропустив мимо покрасневших ушей упоминание имени сопостельницы, прапорщик ткнул пальцем в сторону медвежьепадьевской дороги, — не отправят?
— Серафим, ты — человек военный, обязан понимать — снаряды в одну и ту же воронку не падают… Понял?
«Военный человек», позабыв о недавних оскорблениях, горделиво выпятил место, которое у нормальных мужчин зовется грудью.
— И что мы там станем делать? — спросил он, с умным видом. — Искать следы, да?
— Вот именно. Хочется мне поглядеть на сваленную липу, поползать под кустами. Заодно погрызть лечебный лимонник…
Им повезло — не пришлось шагать по грязным лужам или по мокрой траве, огибая глубокие рытвины — на выезде из распадка путников догнала телега с бородатым возницей. Пегая лошаденка, уныло наклонив гривастую голову, тащила немалый груз — мешки, набитые кедровыми шишками.
— Подвезешь, батя?
— Чего ж не подвезти добрых людей, — мужик задумчиво поскреб в дремучей бороде, хитро прищурился. — Кинете на пузырь — садитесь. Ныне жизня такая пошла — рыночная. Я, значится, нагружу разнесчастную свою кобыленку, вы, как положено, раскошелитесь…
— Сколько запросишь, «рыночник»? — осторожно осведомился прапорщик. Ему не хотелось расплачиваться за дерьмовую услугу. — Ежели сойдемся в цене — поедем.
— Сойдемся, не сойдемся, — передразнил дедок. — Сказано — на пузырь. Иль не поняли?… Хочется топать по грязи — топайте, не хочется — выкладывайте по червонцу. Вот и весь запрос. Торговаться не стану, не надейтесь! С недельку тому назад тожеть подвозил двух охотников — по четвертной выложили, не поскупились… А ты — сойдемся, не сойдемся! Уговариваешь, будто бабу.
Сыщик насторожился, на подобии борзой, унюхавшей пробегающего зайца. Если старик не брешет — пассажирами могли быть и Убийца с Чудаковым. Господи, сделай чудо, помоги сыскному своему рабу, истово про себя молился Тарасик. Такая уж привычка, такая манера — обращаться к Богу, когда преступники уже видны невооруженным взглядом, до них остается, фигурально выражаясь, два шага.
Он вытащил из внутреннего кармана тощий бумажник, отсчитал скряге двадцать рублей. Тот оглядел деньги на свет, недоверчиво ощупал — видимо, не рассчитывал на такое быстрое согласие, настроился на «торговлю» — спрятал в карман куртки. Выразительно кивнул на мешки. Садитесь, мол, не тяните, дорога дальняя, приходится поторапливаться.
Прапорщик облегченно выдохнул удерживаемый внутри воздух, первым забрался на покосившуюся под его тяжестью телегу. Великодушно показал моквичу на место рядом с собой. Будто не Добято — он расплатился за поездку. Но Тарасик уселся не рядом с тяжеловесным прапорщиком, решил выправить накренившуюся телегу — примостился с другой стороны.
Телега ползла по размытой дороге, будто лодка по бурному морю. Клонилась то в одну, то в другую сторону, подскакивала на рытвинах, выплескивала из-под колес грязевые фонтаны. Шишки больно вдавливались в тело, лошаденка качалась — вот-вот упадет.
— Не боись, — возница будто подслушал опасения пассажира. — Манька двужильная, без устали потянет воз до самой Медвежьей Пади. Хотели её в прошлом году — на живодерню, дак я отвоевал. Енто с виду — доходяга, придуряется, подлюга… Но, треклятая! — похлестнул он «лентяйку» и снова обернулся к охотникам. — О чем это я баял?…
— Про мужиков, которые одарили тебя четвертными, — торопливо напомнил Тарасик. — Небось, ехали до самого поселка?
— Даешь, паря! — возмутился бородач. — Стал бы я брать по четвертной аж до Медвежьей Пади — меньше полтинника и разговора бы не было. Сошли не то в пяти, не то в десяти верстах от Голубого… Ничего не могу сказать — культурные парни, вежливые. До свиданья, сказали, батя, руку пожали… Одного знаю — помощником лесника трудится, встречались единожды на делянке…
Похоже, интуиция не обманула сыщика, второй «пассажир» наверняка лжеКоролев. Преступник допустил непростительный прокол — не убрал важного свидетеля! Впрочем, в его положении офлажкованного зверя оставлять ещё один труп — будто вручать преследующему его сыщику визитную карточку с указанием адреса.
Но переспрашивать старика опасно, тем более, что он сам не собирается сворачивать с найденной темы.
Прапорщик равнодушно зевал, тер ладонью закрывающиеся глаза.
— О чем это я талдычил? Засек меня вреднючий помлесника на порубке. Как водится, штрафанул… А куда мне деваться, ежели нижние венцы избы подгнили, требовают замену, а в кармане — два шиша, на которые ничего не купишь… Опосля видел вредину, хрен ему в задницу, у лесника на заимке. Дажеть не поздоровкался!
— А второй мужик? — не выдержал Добято. — Тоже служит у лесника?
— Служит — точно говорено. Токо не у Пашки-лесника — в погонах разгуливает… Врать не стану, после той встречи капитана не довелось встречать. Да и то сказать — я по земле ползаю, он поверху летает, где уж нам свидеться…
— Не темни, дед! — неожиданно возмутился, казалось, засыпающий Толкунов. — Вся тайга знает об исчезновении капитана.
— А ты, заяц-кролик, не больно шуми на меня! — тоже вз»ерепенился дедок. — Пропал офицерик, говоришь? А вдруг начальство его вызвало? Или в тайге по неумелости заблудился да нарвался на тигринные зубы? Болтун ты, чисто трепач! Все наши беды из-за таких, как ты, крапиву тебе под хвост! Посрамленный Серафим умолк. Обдумывая новую информацию, молчал и Добято. Один дед сердито что-то бурчал, то и дело подхлестывал уставшую лошадь.
Сыщик попросил остановиться не доезжая полукилометра до сваленной липы.
— Значится, на охоту собрались, браконьеры? — полувопросительно, полуутвердительно проворчал старик, все ещё не отошедший от недавней схватки с «болтуном». — Дело ваше. Напоритесь на лесных инспекторов — и ружьишки отберут и штраф наложат. Особо вредный Васька Чудак, любит, падла, ставить людишек на колени…
— Это — участок Чудакова? — затаив дыхание, спросил Добято.
— Чей же еще… Ежели хотите послухать старого охотника, сверните направо. Верст через десяток, аккурат под Бесовой сопкой — старая моя ухоронка. Так просто не заметишь — укрыта на совесть. Слева от сопки растет удивительное дерево — знаком вопроса. С другой стороны — три кедра. Между ними, в кустах лимонника и найдете вход… Не сумлевайтесь — самое добычливое место — что белки, что птица…
— А Чудаков знает о твоей захоронке?
— Единожды по зиме брал парня на промысел, там ночевали. Тады мы с ним в дружках ходили. Думаю, давно позабыл. Начальство дружбы не признает, оно — само по себе, — неожиданно расфилосовствовался дед.
Распрощавшись с возницей, Добято присел на пенек и задумался. Толкунов топтался рядом, опасливо оглядывал густой кустарник и настороженные на хмурое небо кедры.
Слишком легкий вариант — окружить спрятанную в зелени охотничью избушку, блокировать подходы и отходы, выждать и захватить её обитателей. Слишком легкий и поэтому — ненадежный. Мало того, что стариковская «захоронка», наверняка, окажется пустой — её захват немедленно насторожит Гранда, заставит его уйти подальше, прекратить на время связь с «клопом».
И все же придется рискнуть. Вдруг получится. «Макаров», два ружья — немалое вооружение. Особенно, если причислить к ним внезапность. Одна загвоздка — трусливый помощник. Впрочем, возможно он трус только в спокойной обстановке, а в деле покажет себя с другой стороны.
Добято обследовал сброшенную в кювет липу, убедился — упало дерево не от старости, его подпилили, при приближении грузовика легонько толкнули рогатиной. Невелика новость, и без неё сыщик знал о подготовленном нападении на грузовик. Более внимательно сыщик осмотрел место, где во время налета стояла Александра. Опустившись на колени, нашел сохранившиеся следы женских ножек. В полусотне метров отыскал следы мужских сапог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27