Опять же по слухам, готовится милицейский налет и тщательная проверка.
Четвертое — в крае введены необычные строгости: проверяется выполнение правил паспортного режима, шмонают поезда и автобусы, перекрыли шлагбаумами дороги. В проверках учавствуют не только милиция и госбезопасность — привлечены внутренние войска. Над полями и перелесками летают вертолеты, отслеживая подозрительный транспорт и даже одиночных туристов.
— Больно смахивает все это на блокаду, — грустно обобщил сказанное Димка. — Ищут вас, ребятишки, это уж точно. Здорово вы насолили кому-то в верхах… Заодно, меня с Юркой под монастырь подводите… Если уже не подвели.
— Чем подвели?
Димка сосредоточенно выбрал в костерке горящий уголек, выкатил его на траву. Прикурил.
— Почему не сказали о похищенном… Не знаю точно, что именно вы прихватили с собой из столицы. Не интересуюсь. Если бы не попросил Юрка, послал бы тебя с девахой знаешь куда… Вот, вот, догадался, на три буквы с приставкой. Теперь приходится выкручиваться… Хоть я и сам себя расследую, — впервые горько усмехнулся сыщик, — впечатление: сидишь на взведенной мине, вот-вот взорвется и разнесет твою задницу в клочья.
— Что же делать? — растерялся Валерка.
— Пока сидеть и не рыпаться. В плавнях вас не достанут. Пусть даже всю армию сюда приведут. С танками и пушками. А поутихнет шумиха — Пантюша вывезет вас на своем мотоцикле.
— А вы с Юркой? — влезла в мужскую беседу Людмила.
— Выкрутимся, отобьемся, — невесело ответил сыщик. — Чай, не впервой крутить начальству поднятые хвосты… Ну, братва, я отчаливаю. Пока не перекрыли проселок, нужно смываться… Дядя, Федор, надеюсь на тебя и на Пантюху!
— Сробим, племяш. Ничого с твоими дружками не будет, обороним.
Димка уселся на скамью байдарки, дядя Федор оттолкнулся от берега веслом и лодка затерялась в густых зарослях.
Валерка походил вокруг костра, высмолил с десяток сигарет и принялся за газету. Начал читать с первой страницы, озабоченно хмыкал или удивленно задирал брови.
Ага, вот оно, заветное! Значит, перепугался хитроумный помощник советника Президента, обмарал бельишко и согласился выложить два лимона баксов. Впору пуститься в пляс, прыгать через костер, тормошить девушку!
Но что-то удерживало Валерку от радости. Ну, ладно, с объявлением в газете придумано классно, получилось, как задумано. А дальше? Как Молвин переедаст ему деньги в обмен на дискеты? Поехать в Москву, проникнуть в знакомое здание Администрации Президента и… очутиться в западне? Или переслать через ту же Таську второе письмо с указанием места, куда следует положить деньги? Можно не сомневаться — предупрежденная милиция или госбезопасность устроят рядом с обозначенным местом засаду.
Валерка метался в сомнениях, бросался от одной крайности в другую и ничего путного придумать не мог.
Как свойственно всем слабовольным людям, положился на безмерный «авось». Время подскажет, научит и поможет, главное, не подгонять его, не торопиться…
Через несколько дней на хуторе появился участковый с остроглазым парнишкой. Они бродили по участкам — занятым и заколоченным — Тимофей Игнатьевич, непривычно тихий, понурившийся, что-то об"яснял, виновато и подобострастно, тыкал пальцем в трухлявые заборы, в заколоченные досками окна и двери. Будто оправдывался.
Подслеповатая бабка Ефросинья обладает далеко не «подслеповатым» язычком — все выложила ментам, без утайки, что было и чего не было. Ей вторила горбатая нечисть Настасья, руками размахивала, пальцами тыкала, заикалась от усердия показать новым властям свою преданность.
Дошла очередь до дедова подворья.
— Мой преемник, — об"яснил участковый, показывая на парнишку. — По научному — стажер. Вот выйду на пенсию — войдет во власть, а пока приглядывается, учится.
— Хорошее дело, — неизвестно за что похвалил милиционеров дядя Федор и прочно замолчал.
— Знамо хорошее, — подхватил Тимофей Игнатьевич и недоуменно огляделся. — Где же твои дальневосточники, Федор? Или порешили возвернуться на Амур? Не понравилась им ридна матка Кубань, чи шо?
— Уехали.
— Давно ли?
— На неделе.
Оба участковых — действующий и свеженький без приглашения, вошли в хату, расположились за столом в горнице. Тимофей Игнатьевич выразительно глянул на остановившегося в дверях хозяина. Дескать, где угощение, почему он медлит, не выставляет знаменитый свой ягодный самогон? Наверяка, в погребе — мерзлое сало с красными прожилками, малосольные огурчики, соленые помидоры, вобла, икорка.
— Нога болит, — односложно ответил на молчаливый вопрос дядя Федор, прохромал к накрытой рядном кровати и демонстративно улегся, подсунув под голову расшитую еще помершей жинкой думку. — Неможется.
Другие посетители мигом сообразили бы что к чему, но эти прибыли совсем с лругой целью. Вон как шныряет по всем углам «стажер», вон как исподтишка оглядывает вешалку у входа в хату лейтенант!
И ведь выглядели, паскуды!
Возле печки предательси высунул серый угол рюкзак Валерки. Под вешалкой стоят босоножки девчонки, которые она сменила на деревенские сапожища. Под божницей — забытая парнем записная книжица, подобрал ее дядя Федор и для сохранности пристроил в красный угол.
Много чего высмотрели клятые сыскари. Торжествующе переглядывались. Никуда не уехали преступнички, спрятались где-то и дышат через раз. Как бы их вытащить на свет Божий, уложить связанных в коляску мотоцикла и представить заезжему начальству? Держите, мол, и володейте, допрашивайте и наказывайте. Рано еще лейтенанту-участковому на заслуженный отдых, при таких милицейских талантах — служить ему и служить! И приставленный в помощь сотрудник краевого управления внутренних дел лишь по внешности слабосильный хлюпик, на самом деле — глазастый и пронырлевый.
— Значит, уехали беспаспортные, — продолжал сокрушаться участковый, — Просьба имеется, Федор. Ежели хочешь — приказание. Заявятся сызнова дальневосточные сродственники, пущай заедут ко мне в опорный пункт. Письмо для них получено на мой запрос. Важное, в пакете.
Просьба-приказание прострочено белыми нитками, на расстояние видно — брешет толстый боров. Но старик не стал насмехаться — согласно кивнул.
Перед от"ездом Тимофей Игнатьевич еще раз пообщался с вредными соседками, пошептался, помахал толстыми ручищами.
Наконец, отчалили.
Дядя Федор показал бабам кулачище, размером в средний вилок капусты, обложил их густым, как деготь, матом. Нисколько не напугавшись, старуха презрительно отвернулась, горбунья фыркнула…
Выслушав подробный доклад участкового, Паршин обрадовался.
— Спасибо, лейтенант. Обязательно доложу в Москве о вашем старании и умении. Думаю — оценят.
Тяжеловатый намек на возможное поощрение вызвало у участкового обильный пот и он принялся убирать его с помощью носового платка, сравнимого по размерам с полотенцем.
— Но это еще не все. Для того, чтобы задержать преступников, необходимо знать, где они прячутся или когда снова приедут. Понимаете?… Постарайтесь внедрить в хутор нашего агента.
Глупее не придумаешь! Тимофей Игнатьевич с трудом удержался от смеха. Попробуй «внедрить» мента в хутор, на котором проживает три человека? Сбрендил москвич, крыша у него поехала, извилина за извилину заскочила. Участковый про себя крыл майора отборным матом, поливал его неудобоваримыми сравнениями. Сохраняя на лице служебную почтительность и понимающую улыбочку.
— Так сможете или не сможете внедрить агента? — уже строго спросил Паршин. — Или это сделает кто-нибудь другой.
— Конечное дело, все можно, но зачем? На хуторе живут две бабы: одна древняя, но сметливая, вторая — молодая инвалидка, но старательная и послушная. Я с ними уже сговорился. Как появятся парень с девкой — белье на просушку повесят во дворе. Посадить бы метрах в двухстах человечка с биноклем — все дела.
Паршин отвел от лейтенанта брезгливый взгляд. Подумать только, разработанные оперативные мероприятия, блокада хутора и… развешанное для просушки белье? Абсурд! Маразм!…
21
В Тихорецк поезд пришел с опозданием — в сумерки. На перроне — несколько человек с вещами, остальная толпа — торговцы. Выставили на продажу все, что пожелаешь: семячки, горячую картошку, сабли и кинжалы, посуду, конфеты, женскую одежду, тапочки, игрушки. И не просто торгуют — навязывают, заталкивают в руки. С криками, похвальбой, жестикуляцией.
Оглушенные пассажиры купейных вагонов покупают выборочно, считают каждый рубль. Возле мягких вагонов торговля идет оживленно и не по мелочам. Особенное внимание привлекают торговцы холодным оружием. Новые русские охотно покупают кинжалы, сабли, из-под полы — пистолеты. Мечтают украсить стены и камины скрещенными казачьими клинками, обнаженными кинжалами.
Чегодин, сопровождаемый Вертаевым, с трудом пробился к вокзалу. Пришлось вволю поработать локтями и… языком. Отказывался от предлагаемого товара, отбивался, нередко, с помощью крепких выражений, балансирующих на краю откровенной матерщины. Вслед за ним, как всегда, с улыбкой, продвигался Вертаев. Будто пассажирский теплоход за кормой мощного ледокола.
Семен сразу увидел возле комка внушительную фигуру Зуба, чуть поодаль ковыряется в зубах Хитрый.
— Пойду куплю сигарет, — выразительно подмигнул он частному детективу, повернувшись спиной к комку. — Взял в дорогу пять пачек и все выкурил. Сам себя уговариваю: пора сокращаться, пока не прокурил все нутро — ничего из зарока не выходит.
— Слаб в коленках, дружище, — подхватил беседу ни о чем Виктор. — Надо тренировать волю.
— Давно пора, — соглашался Вертаев. — Хотя я и не слабак. К примеру, пил, как лошадь, нынче завязал — ни рюмашки, ни капли. А вот с куревом никак не получается. Да и некурящий мужик вовсе и не мужик, а дитенок. Сам погляди, сколько женшин дымят в обе ноздри…
Болтал, давая возможность Чегодину осмотреться, вникнуть в ситуацию. А тот без подсказок и подмигиваний, едва выйдя на привокзальную площадь, сразу увидел неумелых конспираторов. Да и как не обратить внимание на двух мордоворотов, которые откровенно пялятся на Семена. Именно на него, обходя взглядами сыщика.
Чегодин равнодушно кивнул. В переводе — иди куда хочешь, желательно — навсегда, ибо надоела мне твоя морда, обрыдли твои высказывания. Отвернулся и принялся разглядывать щит объявлений, вкось и вкривь оклеенный рекламными предложениями. В печатном и рукописном вариантах.
На самом деле изучал в зеркальном стекле ближайшего комка фигуры бандитов, характерные приметы, манеру жестикулировать. Все это аккуратно сортировалось в голове и откладывалось в запасники памяти. При необходимости тренированная память мигом выдаст припрятанные приметы, позволит использовать их либо в схватке, либо в слежке.
Конечно, Виктор не имел возможности прослушать короткую беседу, которая состоялась между Семеном и Зубом, но судя по ее краткости, стороны моментально пришли к согласию. А уж подробности бывшая николаевская шестерка выложит, не может не выложить!
Странное все же доверие к спутнику, навязанному ему бандитским главарем! Вдруг Вертаев играет заданную роль войти к Чегодину в доверие с тем, чтобы в заранее назначенный срок подставить «друга»?
Эта мысль изредка мелькала в сознании, но Виктор старался изгнать ее, как несуразную, навеянную настроением.
Семен возвратился с двумя пачками сигарет.
— Теперь можно и погулять, — послал он фигуристой девчушке с голыми ляжками приглашающую улыбочку. — Телки здесь классные. Вон та впереди не идет — порхает, попкой покачивает, ножками фортеля выкидывает… А грудки-то, грудки — двумя птичками подпрыгивают…
Вертаев пытается скрыть за болтовней волнение и беспокойство. Чегодин отлично понимает его. Ведь парень идет, можно сказать, на погибель, оступится — никто и ничто не спасет его от бандитской расправы. Мочканут без следствия и суда. Спрашивается, ради чего подобная самоотверженность?
Все же пришлось попросить помощника помолчать. Зуб и Хитрый ушли, но осталась девица, понравившаяся Семке. Не исключано — агент либо местной милиции или мафии. Она принялась обстреливать парня согласными взглядами. Дескать, если ты желаешь более близкого знакомства, не откажусь, приглашай меня в ресторан либо в гостиницу-отель. Не дождавшись согласия, разочаровано вздохнула и переключилась на мужика кавказской наружности, торгующего фруктами.
Нет, не пастух — обычная вокзальная путана!…
По дороге к дому Сергеевых, который располагался на окраине города, Виктор, в свою очередь, принялся восторгаться довольно примитивной архитектурой серых многоэтажек, возле деревенского типа домика остановился, с завистью оглядывал наличники, украшенные затейливой резьбой, стены, разрисованные кошками и петухами, хавроньями и подобием бегемотов.
Болтал не хуже спутника. Остановки и радостные возгласы по поводу творений безвестных художников и резчиков по дереву необходимы для того, чтобы лишний раз провериться. Нет ли слежки, не подсматривают ли из изукрашенного оконца? Частный детектив чувствовал себя фронтовым разведчиком, разгуливающим по вражескому стану — в свое время увлекался приключенческой литературой шпионской направленности, оттуда и сравнения.
— Виктор Юрьевич, почему не спрашиваете о разговоре с Зубом? — обиженно прошептал Вертаев, отвернувшись от сидящей возле разрисованной калитки любопытной бабуси. — Не верите?
— Веришь-не веришь — все равно, что любишь-не любишь, — насмешливо пропел сыщик. — Зачем терять время на распросы — сам расскажешь. Не ошибаюсь?
— Нет, все правильно, — растерялся Семка. — Ничего особенного от меня не потребовали. После разговора с Сергеевыми — найти возможность отлучиться и сказать Зубу: удача или прокол?
— При любых обстоятельствах — прокол, — уверенно приказал Чегодин. — Твоим бывшим дружкам ни к чему знать о наших с тобой успехах… Понял?
— Все ясно…
Вертаев не сказал — просто не повернулся язык — еще об одном поручении Николаева, переданного ему Зубом.
— Босс цынканул: повяжем телку — тебе мочкануть ментовскую подстилку.
— Зачем? — удивился Семен. — Главное — заполучть дискеты.
— Не штормуй, дружан, — заботливо порекомендовал бандит. — Усохни! Босс велел замочить. Все, базар кончен.
Семен решил не бередить душу частному детективу, не пугать его — самому быть на чеку. Предупрежденный — дважды вооруженный, древняя истина.
«Беззаботно» беседуя и любуясь разномастными домишками, они добрались до улицы, на которой обитает друг Чудина…
Сергеевы жили в небольшом домишке, спрятанном под сплошной зеленой крышей разросшихся плодовых деревьев и вьющегося винограда, подпертого арочной конструкцией из сваренных трубок. Родители с ранней весны до поздней осени дневали и ночевали на «даче» — крохотном садовом участке, предоставив молодым жить, как им заблагорассудится.
Сергеева только вчера возвратилась из очередной поездки в Москву. Отоспавшись, занялась повседневным женским трудом — уборкой, постирушкой, изготовлением обеда. Благо, никто не мешает — Юрка рано утром отправился подзаработать на разгрузке железнодорожных вагонов.
— Здравствуйте, хозяюшка. — вежливо поздоровался Чегодин, открывая калитку. — Если не ощибаюсь, усадьба Сергеевых.
— Приветик, ежели не шутите, — белозубо рассмеялась молодка. — Не ошибаетесь, ваше степенство, в этом замке проживают Сергеевы… До кого вам дело: до головы чи до жинки?
— Желательно потолковать с хозяином…
— Вот-вот появится… Отдохните пока в холодке, пощипайте сладкий виноградик. Ежели пожелаете, подам холодненького, с погребу, молочка… А еще лучше — ходимте до хаты, тамочки попрохладней. Только-что помыла полы, духмянную травку развисила…
Виктор поспешил отказаться от угощения. Предстоял напряженный разговор, нельзя расслабляться. А вот перейти в дом не отказался — в садике за решетчатым заборчиком чувствовал себя голым, незащищенным.
В горнице, действительно, уютно и прохладно.
— Не знаю, как вас звать-величать… Может быть, вы нам поможете?
— По святцам — Таисия, муж и подруги кличут Таськой. Какая у вас незадача? Коли в моих силах — подмогну, а нет — Юрка появится и все сделает. Он у меня — сильный парубок, разумный.
Женщина — общительная и разговорчивая, подумал Виктор, не воспользоваться ли удобным случаем — откровенно поговорить с хозяйкой?
— Скажите, Таисия, к вам приезжал друг мужа… Валерка Чудин. Я не ошибаюсь?
Кажется, женщина начисто лишена способности врать — вон как покраснела, даже слезы навернулись на глаза.
— Даже не знаю, что сказать… Заявится муженек — поговорите с ним… Чай, не мои друзьяки наведались — его…
Все же проговорилась, болтушка, обрадовался Чегодин. Возможно Чудин с Новожиловой прячутся где-то поблизости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Четвертое — в крае введены необычные строгости: проверяется выполнение правил паспортного режима, шмонают поезда и автобусы, перекрыли шлагбаумами дороги. В проверках учавствуют не только милиция и госбезопасность — привлечены внутренние войска. Над полями и перелесками летают вертолеты, отслеживая подозрительный транспорт и даже одиночных туристов.
— Больно смахивает все это на блокаду, — грустно обобщил сказанное Димка. — Ищут вас, ребятишки, это уж точно. Здорово вы насолили кому-то в верхах… Заодно, меня с Юркой под монастырь подводите… Если уже не подвели.
— Чем подвели?
Димка сосредоточенно выбрал в костерке горящий уголек, выкатил его на траву. Прикурил.
— Почему не сказали о похищенном… Не знаю точно, что именно вы прихватили с собой из столицы. Не интересуюсь. Если бы не попросил Юрка, послал бы тебя с девахой знаешь куда… Вот, вот, догадался, на три буквы с приставкой. Теперь приходится выкручиваться… Хоть я и сам себя расследую, — впервые горько усмехнулся сыщик, — впечатление: сидишь на взведенной мине, вот-вот взорвется и разнесет твою задницу в клочья.
— Что же делать? — растерялся Валерка.
— Пока сидеть и не рыпаться. В плавнях вас не достанут. Пусть даже всю армию сюда приведут. С танками и пушками. А поутихнет шумиха — Пантюша вывезет вас на своем мотоцикле.
— А вы с Юркой? — влезла в мужскую беседу Людмила.
— Выкрутимся, отобьемся, — невесело ответил сыщик. — Чай, не впервой крутить начальству поднятые хвосты… Ну, братва, я отчаливаю. Пока не перекрыли проселок, нужно смываться… Дядя, Федор, надеюсь на тебя и на Пантюху!
— Сробим, племяш. Ничого с твоими дружками не будет, обороним.
Димка уселся на скамью байдарки, дядя Федор оттолкнулся от берега веслом и лодка затерялась в густых зарослях.
Валерка походил вокруг костра, высмолил с десяток сигарет и принялся за газету. Начал читать с первой страницы, озабоченно хмыкал или удивленно задирал брови.
Ага, вот оно, заветное! Значит, перепугался хитроумный помощник советника Президента, обмарал бельишко и согласился выложить два лимона баксов. Впору пуститься в пляс, прыгать через костер, тормошить девушку!
Но что-то удерживало Валерку от радости. Ну, ладно, с объявлением в газете придумано классно, получилось, как задумано. А дальше? Как Молвин переедаст ему деньги в обмен на дискеты? Поехать в Москву, проникнуть в знакомое здание Администрации Президента и… очутиться в западне? Или переслать через ту же Таську второе письмо с указанием места, куда следует положить деньги? Можно не сомневаться — предупрежденная милиция или госбезопасность устроят рядом с обозначенным местом засаду.
Валерка метался в сомнениях, бросался от одной крайности в другую и ничего путного придумать не мог.
Как свойственно всем слабовольным людям, положился на безмерный «авось». Время подскажет, научит и поможет, главное, не подгонять его, не торопиться…
Через несколько дней на хуторе появился участковый с остроглазым парнишкой. Они бродили по участкам — занятым и заколоченным — Тимофей Игнатьевич, непривычно тихий, понурившийся, что-то об"яснял, виновато и подобострастно, тыкал пальцем в трухлявые заборы, в заколоченные досками окна и двери. Будто оправдывался.
Подслеповатая бабка Ефросинья обладает далеко не «подслеповатым» язычком — все выложила ментам, без утайки, что было и чего не было. Ей вторила горбатая нечисть Настасья, руками размахивала, пальцами тыкала, заикалась от усердия показать новым властям свою преданность.
Дошла очередь до дедова подворья.
— Мой преемник, — об"яснил участковый, показывая на парнишку. — По научному — стажер. Вот выйду на пенсию — войдет во власть, а пока приглядывается, учится.
— Хорошее дело, — неизвестно за что похвалил милиционеров дядя Федор и прочно замолчал.
— Знамо хорошее, — подхватил Тимофей Игнатьевич и недоуменно огляделся. — Где же твои дальневосточники, Федор? Или порешили возвернуться на Амур? Не понравилась им ридна матка Кубань, чи шо?
— Уехали.
— Давно ли?
— На неделе.
Оба участковых — действующий и свеженький без приглашения, вошли в хату, расположились за столом в горнице. Тимофей Игнатьевич выразительно глянул на остановившегося в дверях хозяина. Дескать, где угощение, почему он медлит, не выставляет знаменитый свой ягодный самогон? Наверяка, в погребе — мерзлое сало с красными прожилками, малосольные огурчики, соленые помидоры, вобла, икорка.
— Нога болит, — односложно ответил на молчаливый вопрос дядя Федор, прохромал к накрытой рядном кровати и демонстративно улегся, подсунув под голову расшитую еще помершей жинкой думку. — Неможется.
Другие посетители мигом сообразили бы что к чему, но эти прибыли совсем с лругой целью. Вон как шныряет по всем углам «стажер», вон как исподтишка оглядывает вешалку у входа в хату лейтенант!
И ведь выглядели, паскуды!
Возле печки предательси высунул серый угол рюкзак Валерки. Под вешалкой стоят босоножки девчонки, которые она сменила на деревенские сапожища. Под божницей — забытая парнем записная книжица, подобрал ее дядя Федор и для сохранности пристроил в красный угол.
Много чего высмотрели клятые сыскари. Торжествующе переглядывались. Никуда не уехали преступнички, спрятались где-то и дышат через раз. Как бы их вытащить на свет Божий, уложить связанных в коляску мотоцикла и представить заезжему начальству? Держите, мол, и володейте, допрашивайте и наказывайте. Рано еще лейтенанту-участковому на заслуженный отдых, при таких милицейских талантах — служить ему и служить! И приставленный в помощь сотрудник краевого управления внутренних дел лишь по внешности слабосильный хлюпик, на самом деле — глазастый и пронырлевый.
— Значит, уехали беспаспортные, — продолжал сокрушаться участковый, — Просьба имеется, Федор. Ежели хочешь — приказание. Заявятся сызнова дальневосточные сродственники, пущай заедут ко мне в опорный пункт. Письмо для них получено на мой запрос. Важное, в пакете.
Просьба-приказание прострочено белыми нитками, на расстояние видно — брешет толстый боров. Но старик не стал насмехаться — согласно кивнул.
Перед от"ездом Тимофей Игнатьевич еще раз пообщался с вредными соседками, пошептался, помахал толстыми ручищами.
Наконец, отчалили.
Дядя Федор показал бабам кулачище, размером в средний вилок капусты, обложил их густым, как деготь, матом. Нисколько не напугавшись, старуха презрительно отвернулась, горбунья фыркнула…
Выслушав подробный доклад участкового, Паршин обрадовался.
— Спасибо, лейтенант. Обязательно доложу в Москве о вашем старании и умении. Думаю — оценят.
Тяжеловатый намек на возможное поощрение вызвало у участкового обильный пот и он принялся убирать его с помощью носового платка, сравнимого по размерам с полотенцем.
— Но это еще не все. Для того, чтобы задержать преступников, необходимо знать, где они прячутся или когда снова приедут. Понимаете?… Постарайтесь внедрить в хутор нашего агента.
Глупее не придумаешь! Тимофей Игнатьевич с трудом удержался от смеха. Попробуй «внедрить» мента в хутор, на котором проживает три человека? Сбрендил москвич, крыша у него поехала, извилина за извилину заскочила. Участковый про себя крыл майора отборным матом, поливал его неудобоваримыми сравнениями. Сохраняя на лице служебную почтительность и понимающую улыбочку.
— Так сможете или не сможете внедрить агента? — уже строго спросил Паршин. — Или это сделает кто-нибудь другой.
— Конечное дело, все можно, но зачем? На хуторе живут две бабы: одна древняя, но сметливая, вторая — молодая инвалидка, но старательная и послушная. Я с ними уже сговорился. Как появятся парень с девкой — белье на просушку повесят во дворе. Посадить бы метрах в двухстах человечка с биноклем — все дела.
Паршин отвел от лейтенанта брезгливый взгляд. Подумать только, разработанные оперативные мероприятия, блокада хутора и… развешанное для просушки белье? Абсурд! Маразм!…
21
В Тихорецк поезд пришел с опозданием — в сумерки. На перроне — несколько человек с вещами, остальная толпа — торговцы. Выставили на продажу все, что пожелаешь: семячки, горячую картошку, сабли и кинжалы, посуду, конфеты, женскую одежду, тапочки, игрушки. И не просто торгуют — навязывают, заталкивают в руки. С криками, похвальбой, жестикуляцией.
Оглушенные пассажиры купейных вагонов покупают выборочно, считают каждый рубль. Возле мягких вагонов торговля идет оживленно и не по мелочам. Особенное внимание привлекают торговцы холодным оружием. Новые русские охотно покупают кинжалы, сабли, из-под полы — пистолеты. Мечтают украсить стены и камины скрещенными казачьими клинками, обнаженными кинжалами.
Чегодин, сопровождаемый Вертаевым, с трудом пробился к вокзалу. Пришлось вволю поработать локтями и… языком. Отказывался от предлагаемого товара, отбивался, нередко, с помощью крепких выражений, балансирующих на краю откровенной матерщины. Вслед за ним, как всегда, с улыбкой, продвигался Вертаев. Будто пассажирский теплоход за кормой мощного ледокола.
Семен сразу увидел возле комка внушительную фигуру Зуба, чуть поодаль ковыряется в зубах Хитрый.
— Пойду куплю сигарет, — выразительно подмигнул он частному детективу, повернувшись спиной к комку. — Взял в дорогу пять пачек и все выкурил. Сам себя уговариваю: пора сокращаться, пока не прокурил все нутро — ничего из зарока не выходит.
— Слаб в коленках, дружище, — подхватил беседу ни о чем Виктор. — Надо тренировать волю.
— Давно пора, — соглашался Вертаев. — Хотя я и не слабак. К примеру, пил, как лошадь, нынче завязал — ни рюмашки, ни капли. А вот с куревом никак не получается. Да и некурящий мужик вовсе и не мужик, а дитенок. Сам погляди, сколько женшин дымят в обе ноздри…
Болтал, давая возможность Чегодину осмотреться, вникнуть в ситуацию. А тот без подсказок и подмигиваний, едва выйдя на привокзальную площадь, сразу увидел неумелых конспираторов. Да и как не обратить внимание на двух мордоворотов, которые откровенно пялятся на Семена. Именно на него, обходя взглядами сыщика.
Чегодин равнодушно кивнул. В переводе — иди куда хочешь, желательно — навсегда, ибо надоела мне твоя морда, обрыдли твои высказывания. Отвернулся и принялся разглядывать щит объявлений, вкось и вкривь оклеенный рекламными предложениями. В печатном и рукописном вариантах.
На самом деле изучал в зеркальном стекле ближайшего комка фигуры бандитов, характерные приметы, манеру жестикулировать. Все это аккуратно сортировалось в голове и откладывалось в запасники памяти. При необходимости тренированная память мигом выдаст припрятанные приметы, позволит использовать их либо в схватке, либо в слежке.
Конечно, Виктор не имел возможности прослушать короткую беседу, которая состоялась между Семеном и Зубом, но судя по ее краткости, стороны моментально пришли к согласию. А уж подробности бывшая николаевская шестерка выложит, не может не выложить!
Странное все же доверие к спутнику, навязанному ему бандитским главарем! Вдруг Вертаев играет заданную роль войти к Чегодину в доверие с тем, чтобы в заранее назначенный срок подставить «друга»?
Эта мысль изредка мелькала в сознании, но Виктор старался изгнать ее, как несуразную, навеянную настроением.
Семен возвратился с двумя пачками сигарет.
— Теперь можно и погулять, — послал он фигуристой девчушке с голыми ляжками приглашающую улыбочку. — Телки здесь классные. Вон та впереди не идет — порхает, попкой покачивает, ножками фортеля выкидывает… А грудки-то, грудки — двумя птичками подпрыгивают…
Вертаев пытается скрыть за болтовней волнение и беспокойство. Чегодин отлично понимает его. Ведь парень идет, можно сказать, на погибель, оступится — никто и ничто не спасет его от бандитской расправы. Мочканут без следствия и суда. Спрашивается, ради чего подобная самоотверженность?
Все же пришлось попросить помощника помолчать. Зуб и Хитрый ушли, но осталась девица, понравившаяся Семке. Не исключано — агент либо местной милиции или мафии. Она принялась обстреливать парня согласными взглядами. Дескать, если ты желаешь более близкого знакомства, не откажусь, приглашай меня в ресторан либо в гостиницу-отель. Не дождавшись согласия, разочаровано вздохнула и переключилась на мужика кавказской наружности, торгующего фруктами.
Нет, не пастух — обычная вокзальная путана!…
По дороге к дому Сергеевых, который располагался на окраине города, Виктор, в свою очередь, принялся восторгаться довольно примитивной архитектурой серых многоэтажек, возле деревенского типа домика остановился, с завистью оглядывал наличники, украшенные затейливой резьбой, стены, разрисованные кошками и петухами, хавроньями и подобием бегемотов.
Болтал не хуже спутника. Остановки и радостные возгласы по поводу творений безвестных художников и резчиков по дереву необходимы для того, чтобы лишний раз провериться. Нет ли слежки, не подсматривают ли из изукрашенного оконца? Частный детектив чувствовал себя фронтовым разведчиком, разгуливающим по вражескому стану — в свое время увлекался приключенческой литературой шпионской направленности, оттуда и сравнения.
— Виктор Юрьевич, почему не спрашиваете о разговоре с Зубом? — обиженно прошептал Вертаев, отвернувшись от сидящей возле разрисованной калитки любопытной бабуси. — Не верите?
— Веришь-не веришь — все равно, что любишь-не любишь, — насмешливо пропел сыщик. — Зачем терять время на распросы — сам расскажешь. Не ошибаюсь?
— Нет, все правильно, — растерялся Семка. — Ничего особенного от меня не потребовали. После разговора с Сергеевыми — найти возможность отлучиться и сказать Зубу: удача или прокол?
— При любых обстоятельствах — прокол, — уверенно приказал Чегодин. — Твоим бывшим дружкам ни к чему знать о наших с тобой успехах… Понял?
— Все ясно…
Вертаев не сказал — просто не повернулся язык — еще об одном поручении Николаева, переданного ему Зубом.
— Босс цынканул: повяжем телку — тебе мочкануть ментовскую подстилку.
— Зачем? — удивился Семен. — Главное — заполучть дискеты.
— Не штормуй, дружан, — заботливо порекомендовал бандит. — Усохни! Босс велел замочить. Все, базар кончен.
Семен решил не бередить душу частному детективу, не пугать его — самому быть на чеку. Предупрежденный — дважды вооруженный, древняя истина.
«Беззаботно» беседуя и любуясь разномастными домишками, они добрались до улицы, на которой обитает друг Чудина…
Сергеевы жили в небольшом домишке, спрятанном под сплошной зеленой крышей разросшихся плодовых деревьев и вьющегося винограда, подпертого арочной конструкцией из сваренных трубок. Родители с ранней весны до поздней осени дневали и ночевали на «даче» — крохотном садовом участке, предоставив молодым жить, как им заблагорассудится.
Сергеева только вчера возвратилась из очередной поездки в Москву. Отоспавшись, занялась повседневным женским трудом — уборкой, постирушкой, изготовлением обеда. Благо, никто не мешает — Юрка рано утром отправился подзаработать на разгрузке железнодорожных вагонов.
— Здравствуйте, хозяюшка. — вежливо поздоровался Чегодин, открывая калитку. — Если не ощибаюсь, усадьба Сергеевых.
— Приветик, ежели не шутите, — белозубо рассмеялась молодка. — Не ошибаетесь, ваше степенство, в этом замке проживают Сергеевы… До кого вам дело: до головы чи до жинки?
— Желательно потолковать с хозяином…
— Вот-вот появится… Отдохните пока в холодке, пощипайте сладкий виноградик. Ежели пожелаете, подам холодненького, с погребу, молочка… А еще лучше — ходимте до хаты, тамочки попрохладней. Только-что помыла полы, духмянную травку развисила…
Виктор поспешил отказаться от угощения. Предстоял напряженный разговор, нельзя расслабляться. А вот перейти в дом не отказался — в садике за решетчатым заборчиком чувствовал себя голым, незащищенным.
В горнице, действительно, уютно и прохладно.
— Не знаю, как вас звать-величать… Может быть, вы нам поможете?
— По святцам — Таисия, муж и подруги кличут Таськой. Какая у вас незадача? Коли в моих силах — подмогну, а нет — Юрка появится и все сделает. Он у меня — сильный парубок, разумный.
Женщина — общительная и разговорчивая, подумал Виктор, не воспользоваться ли удобным случаем — откровенно поговорить с хозяйкой?
— Скажите, Таисия, к вам приезжал друг мужа… Валерка Чудин. Я не ошибаюсь?
Кажется, женщина начисто лишена способности врать — вон как покраснела, даже слезы навернулись на глаза.
— Даже не знаю, что сказать… Заявится муженек — поговорите с ним… Чай, не мои друзьяки наведались — его…
Все же проговорилась, болтушка, обрадовался Чегодин. Возможно Чудин с Новожиловой прячутся где-то поблизости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30