– Фил, моей задачей было убрать наркотики с улиц, перекрыв пути их доставки в Америку, – возразил Хардкасл. – И мы это сделали. У нас получилось. Никто не может в этом сомневаться.
– Думается, мы сейчас собрались здесь именно потому, что сомневаемся в этом, адмирал, – ответил Донахью, закатывая глаза.
– Сейчас мы имеем границы, широко распахнутые для любого вторжения, – предостерегающим тоном проговорил Хардкасл. – У нас нет службы охраны границ. Есть какой-то ущербный пограничный патруль, таможня и береговая охрана. В былые времена я мог позвать на помощь четыре эскадрильи истребительной авиации национальной гвардии, теперь осталась только одна. Какой-то ураган уничтожил одну такую эскадрилью, две других прикончил Конгресс. Дамы и господа, на сегодняшний день на всю Северную Америку осталось лишь двадцать подразделений оборонительной авиации. Да-да, двадцать. То есть всего сорок самолетов, готовых хоть сейчас подняться в воздух, чтобы отразить вторжение.
– О каком вторжении вы говорите, адмирал? – спросил Донахью. – О русском? Китайском? Северокорейском? Кому сегодня придет охота захватывать Соединенные Штаты? Может быть, это у вас своего рода паранойя?
– Фил, после распада Советского Союза и операции “Буря в пустыне” мы получили доказательства того, что ни одна держава не способна взять верх над Соединенными Штатами в ходе военного столкновения, протекающего в рамках, предусмотренных международными договорами, – сказал Хардкасл. – Но перед лицом самостоятельных захватчиков мы беззащитны. Нынешние террористы хитры, проворны и вооружены как никогда. Что нам противопоставить этой угрозе? Мы все время урезаем расходы на оборону, безопасность и программы борьбы с терроризмом.
– Адмирал, я могу рассказать вам об источниках реальной угрозы безопасности Америки, – с жаром возразил Донахью. – Сорок миллионов американцев не имеют медицинской страховки. Более миллиона американцев – мужчин, женщин и детей – лишены крыши над головой. Ежедневно в среднем три сотни американцев убивают друг друга из огнестрельного оружия, а пятьдесят с лишним тысяч американцев гниют в переполненных тюрьмах, не получая никакого наркологического лечения, страдая от последствий бездарного и жестокого воспитания. В то время, как мы не можем позаботиться о людях, которые живут прямо на улице за стенами этого здания, вы получаете щедрую пенсию от береговой охраны и более чем щедрую стипендию от консерваторов из “Проекта-2000” и при этом требуете оплачивать программы борьбы с какими-то мифическими пугалами, которых никто никогда не видел и которые не оказывают прямого влияния на чью-либо жизнь.
– Скажите это тем пятнадцати тысячам человек, которые работали в центре мировой торговли в девяносто третьем году, или сотне тысяч так или иначе пострадавших в девяносто четвертом, когда террористы обстреляли из минометов аэропорт Хитроу, – прошипел Хардкасл. – Дамы и господа, Америка сделалась мишенью для террористов потому, что мы позволили ей сделаться такой мишенью. И я говорю уже не об угонщиках самолетов, похитителях людей, отправителях писем со взрывчаткой или мафиозных разборках, я говорю о целой кампании террора против Америки на том уровне, какой в Европе и на Ближнем Востоке известен уже несколько десятилетий. Нам нужны военные и, что еще более важно, политики в Белом доме, готовые отвратить опасность, прежде чем она начнет угрожать жизни миллионов американцев.
– Вы говорите о разрозненных действиях каких-то одержимых или о грызне заморских террористов, годами воюющих между собой, – отмахнулся Донахью. – Не улавливаю связи.
– Дамы и господа, а знаете ли вы, что сейчас на территории Соединенных Штатов действуют три тысячи только выявленных шаек террористов? – воскликнул Хардкасл. – Знаете ли вы, что каждый год мы недосчитываемся трех с лишним сотен фунтов обогащенного плутония, которого достаточно для производства тридцати ядерных зарядов? Четыре года назад за небом над США следили четыре радарные установки дальнего обнаружения. Теперь осталась одна, да и та работает всего сорок часов в неделю. В прошлом году мы отправили в Саудовскую Аравию сто систем противовоздушной обороны типа “патриот”. Догадываетесь, сколько “патриотов” действует в самих Соединенных Штатах? Совершенно верно, ни одного! Небо кишит летательными аппаратами без опознавательных знаков.
– Вы хотите сказать...
– Я хочу сказать, что мы, как граждане США, не должны допустить, чтобы наша оборона развалилась, – отвечал Хардкасл. – Все думают: раз никакой угрозы нет, зачем тратить деньги на предотвращение того, что, возможно, и так никогда не случится? На основе многолетнего опыта службы в пограничных войсках, береговой охране и оборонных учреждениях я заявляю вам, что опасность существует. Не стану утверждать, что Саддам Хуссейн может вторгнуться в Вашингтон. Я говорю о контрабандных торговцах наркотиками, которые владеют американскими банками, подпольных продавцах оружия, возящих свой товар по нашим шоссе и через воздушное пространство, о правительственных зданиях, уязвимых для нападения со стороны сравнительно плохо вооруженных, но умело скрывающихся террористов. Нам нельзя с этим мириться.
– Ну-ну, – подал голос молодой студент-телезритель, позвонивший в студию. – Я слыхал, вас выкинули со службы из-за алкоголизма, стрессов, полученных во Вьетнаме, и семейных неурядиц. Скажу вам честно, старина, по моему мнению, не вам учить президента, как управлять армией.
Зрители в студии жиденько захлопали.
– Делать выводы, не зная всех обстоятельств, – это все равно, что палить из незаряженного ружья, сынок, – ответил Хардкасл. – Во-первых, я и вправду страдал от стресса, который заработал за годы службы во Вьетнаме, и болел алкоголизмом. Я никогда не боялся сознаться в своих пороках. Но при этом я почти тридцать лет прослужил в армии, занимаясь в основном разрешением тех трудностей, которые встают перед нашей страной, когда ей не удается уберечь свой суверенитет и защитить границы. Кроме того, что еще важнее, я – американец, которому есть что сказать по поводу обороны страны. Я знаком с фактами, я имею опыт и поэтому знаю, что говорю. Вопрос в другом: хочет ли кто-нибудь меня слушать?
Опять раздались рукоплескания, на сей раз чуть громче, чем прежде.
– Только не я, дружище, – ответил звонивший. – По-моему, вы спятили. И он повесил трубку.
– Оставайтесь с нами, – сказал Донахью. Зазвучала музыка, и передача прервалась. Опять пошел рекламный ролик.
Часть 1
ГОРОДСКОЙ АЭРОПОРТ ЧИКО, КАЛИФОРНИЯ,
АВГУСТ 1995 ГОДА, 21.08 ПО ТИХООКЕАНСКОМУ ПОЯСНОМУ ВРЕМЕНИ
– Шевелитесь, хватит зады просиживать! – Анри Казье достал из-за спины болтавшийся на ремне АК-47 и поднял его повыше, чтобы было видно всем, кто находится в ангаре. Он громко передернул затвор, и один из патронов подбросило в воздух. Крутящийся кусочек меди сверкнул в свете плафонов, и все, кто был в ангаре, резко повернули головы. Патрон упал на отшлифованный бетонный пол со звуком, не уступавшим громкостью выстрелу.
– Шевелитесь, не то ваши ничтожные жизни оборвутся прямо здесь и сейчас.
Казье не было нужды бряцать древним советским стрелковым оружием, чтобы настращать любого из этих рыжеволосых рабочих. Этот человек родился в Голландии, в англо-французской семье, жившей в Бельгии. В прошлом он был солдатом элитного первого экспедиционного корпуса бельгийской армии, так называемым “красным беретом”, а до того, в юности, только и делал, что попадал в передряги и выпутывался из них. В пятнадцать лет его поймали при попытке пронести наркотики в американские армейские казармы возле Антверпена, посадили на “губу”, а уж там солдаты американской армии насиловали мальчишку двое суток кряду, все время, пока устанавливалась его личность. Потом Анри сдали бельгийским властям, а те предложили ему выбирать между десятилетней воинской повинностью и таким же тюремным сроком. Так Анри попал в армию.
Он побывал с экспедиционными войсками в Африке и Азии, но опять не поладил с властями и угодил на два года в бельгийскую каторжную тюрьму, после чего был с позором изгнан из армии в 1987 году. Тогда он отправился в Германию, где занялся сперва торговлей наркотиками, а потом продажей оружия на черном рынке, наемничеством и, наконец, террористической деятельностью.
Его обритая наголо голова загорела до того, что приобрела цвет дубленой кожи – итог долгих лет, проведенных в бесчисленных джунглях, тренировочных лагерях в пустыне и на “бойнях” – в местах боевых операций. Ее покрывали несметные царапины, вмятины и пятна, приобретенные в течение жизни. Лицо отличалось эдакой грубой красотой: ясные живые зеленые глаза, чисто мужской нос со следами многочисленных переломов, выдающиеся скулы и тонкие твердые губы, крепко сжимающие сигарный окурок. Мешковатый летный комбинезон не мог скрыть развитых мышц. Мощные предплечья, мозолистые ладони, держащие АК-47 так, будто тот весил всего несколько унций. Казье можно было бы снимать для рекламы сигарет или одеколона, не будь этих шрамов и ссадин, которые в большинстве своем так и не были толком обработаны и зашиты и теперь портили это весьма фотогеничное лицо.
Бывший воин бельгийского спецназа стоял в напряженной позе, взгляд его перебегал с одного рабочего на другого: вдруг кто-то из них осмелится посмотреть в его сторону? Но внутренне Казье расслабился.
Почти всю свою сознательную жизнь он прослужил в пехоте. Это была его работа. Но последней любовью Казье стала авиация. В бельгийском спецназе почти всех обучали управлению самолетами или вертолетами, и Казье обнаружил в себе большую склонность к пилотированию. Уйдя из спецназа и попав в темный мир профессиональных вояк, наемников, он стал летчиком, умевшим к тому же стрелять из легкого оружия, знавшим толк во взрывчатке, владевшим тактикой десантирования и мудреным искусством человекоубийства во всем его многообразии. Словом, весьма ценным товаром. У Казье была лицензия пилота гражданской авиации, выданная американским федеральным управлением воздушного транспорта, и по мере надобности он ее продлевал. Это было частицей той его жизни, которая лежала на поверхности, но вообще-то Казье налетал тысячи часов на сотнях разных самолетов, совершая посадки во всех странах мира, причем такие, которые никогда не заносились ни в один бортовой журнал и не попадали в банк данных федерального управления воздушного транспорта.
Погрузка самолета почти закончилась, и меньше чем через полчаса он будет в воздухе. Рабочие только что подняли три ящика по хвостовому трапу чехословацкого двухмоторного турбовинтового транспортника LET L-600. Этот самолет был одной из тысяч старых крылатых машин, купленных на легальном рынке после крушения Советского Союза, когда любой желающий мог за бесценок приобрести подержанный русский военный транспортник, двигатели, запчасти и даже опытных пилотов для перегона самолетов. Эта тридцатилетняя престарелая птичка была куплена через греческого посредника всего за полмиллиона долларов, причем к ней прилагались запасной двигатель “мотор-лет”, всевозможные запчасти и даже пилот. Самолет был в хорошем состоянии, чего не скажешь о пилоте. Это был спившийся полковник румынских ВВС, и он пригнал зверюгу из Праги в США, но потом кое-кто услышал, как румын перемывает косточки своему работодателю Казье, сплетничая о нем с какой-то девицей, которую однажды вечером подцепил в баре. Такая глупость была смерти подобна. Несколько недель назад Анри Казье использовал старого болтуна и его новоиспеченную американскую подружку в качестве живых мишеней, когда пристреливал свою новую снайперскую винтовку, а потом похоронил обоих под тысячетонной толщей щебня у паромной переправы близ Окленда. Казье занимался торговлей оружием, и первым требованием, которое он выдвигал, нанимая работника, было строжайшее соблюдение тайны.
Анри Казье был первым и единственным пилотом LET L-600, его суперганго, механиком, наземной обслугой и офицером безопасности. Обязанности второго пилота Казье доверил молодому эфиопу по имени Тадделе Корхонен, который прошел курс подготовки на Кубе. Казье прозвал эфиопа Аистом, потому что тот был высок, худосочен и умел невероятно долго сидеть без движения. Однажды Казье даже видел, как Корхонен стоял на одной ноге, будто громадная черная болотная птица.
Убедившись, что шестеро грузчиков достаточно напуганы и вкалывают изо всех сил, Казье влез через передний люк в грузовой отсек L-600, чтобы осмотреть поклажу. Между бортом и тремя деревянными ящиками оставалось всего несколько дюймов пространства, чтобы только-только протиснуться. В команде не было толстяков. К тому же Казье приходилось смотреть под ноги, переступая через толстые брезентовые крепежные ремни, удерживавшие ящики на палубе.
В грузовом отсеке пахло оружейным маслом, шлифованной сталью, серой, порохом, страхом и смертью. И, разумеется, деньгами. Большими деньгами.
Первый ящик стоял возле грузового трапа, чуть ближе к носу, и заключал в себе большой приз; его содержимое стоило дороже самолета, на котором он путешествовал, и, возможно, дороже, чем люди, суетившиеся поблизости. Это были три “гроба” с пусковыми установками ракет “стингер”, запускаемых с плеча и самонаводящихся на источник теплового излучения. К ним прилагались девять похожих на гробы ящиков, в каждом – по две ракеты “стингер” в фибергласовых футлярах и четыре цилиндрические “жестянки” элементов питания. В трех других ящиках лежали две пусковые установки в сборе с прицелами и четырьмя батареями. Эти ракеты были похищены с базы национальной гвардии в Теннесси вскоре после окончания операции “Буря в пустыне” и возвращения личного состава. Потом ракеты прятали по разным тайникам, разбросанным по стране, а тем временем продавцы искали покупателей. Казье удавалось водить власти за нос, пока ракеты были припрятаны и не попали на рынок, но как только их извлекли на свет (а значит, пришлось нанимать грузчиков, водителей грузовиков, посредников, охранников и банкиров), американское бюро по борьбе с контрабандой спиртного, табака и огнестрельного оружия, армейский отдел специальных расследований и ФБР сели ему на пятки. Казье был уверен, что не обошлось без стукача и скоро он (или она) будет выявлен. А убить стукача – такое удовольствие, которое он не уступит никому.
Во втором деревянном ящике лежала всякая всячина: военное снаряжение, полевая форма и сапоги, армейские КП, или консервированные продукты, известные в обиходе под названием “какашки и письки”, медикаменты, палатки, электрические генераторы и пятифунтовые связки наличных денег. Как минимум две тысячи долларов в связке. Когда придет время подмазывать чиновников в Мексике, на Багамах, Бермудах или Гаити – в месте назначения груза, достаточно будет втихую сбросить одну связку, и полегчавший на пять фунтов самолет мигом поднимется в воздух. В каждой связке было столько денег, сколько гаитянский таможенник зарабатывал за десять лет честного труда, а Казье редко доводилось встречать людей, способных отказаться от взятки.
Третий ящик, стоявший ближе всех к передней переборке грузового отсека, был и вовсе набит мерзостью. Почти пятьсот фунтов боеприпасов, мощной взрывчатки, детонаторов, пластиковых мин, фугасок и бикфордова шнура. Большая часть этой дряни отличалась стабильностью и не представляла опасности при перевозке, за исключением материала, сложенного в самую середину ящика и окруженного пеностирольным каучуком, поглощающим энергию удара. Это были пятьсот фунтов тентанитрата пентаэритритола, или ТНПН – главной составляющей шнуров взрывателей и запалов больших фугасных бомб. Чтобы перевезти это вещество на самолете, кристаллы его залили водой, и получилась вязкая серая жижа. Потом ее поместили в ящики и обложили мокрой губкой для охлаждения и защиты от ударов. Вещество взрывалось при нагревании всего лишь до 350 градусов по Фаренгейту. ТНПН было самым чувствительным из всех первичных взрывчатых веществ, используемых в военном деле, почти таким же опасным, как нитроглицерин. Трения, возникающего при соприкосновении двух кристаллов, было достаточно, чтобы произошел взрыв.
Напичканный взрывчаткой ящик поместили в носовой части самолета, поближе к центру давления L-600, где аэродинамические воздействия были более равномерны. Лучше ему, по возможности, не елозить без нужды. Казье не был самым великим пилотом в мире, но за десять с лишним лет он не сорвал ни одной операции по перевозке оружия. Аист, его второй пилот, перед каждым полетом и уже в воздухе несколько раз проверял все крепежные скобы и ремни, но тем не менее, Казье трижды самолично убедился, что все стропы на стоявшем в середине ящике укреплены достаточно надежно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55