Тайную тропку немцев Окунев обнаружил к девяти часам утра. Она, несомненно, вела из вражеского штаба на передовую. Об этом говорили едва заметные зарубки на деревьях. Окунев разделил отряд на две части. Он сам с тремя бойцами залег справа. Жиряков – с остальными слева. Притаились, Ждать пришлось недолго – минут пятнадцать. Сначала немцев услышали – они шли тяжело, по-видимому, с грузом, и Окунев отметил про себя, что немцы не умеют ходить по лесу. Их было пятнадцать. Окунев узнал: альпинисты-баварцы, гордость сумасшедшего фюрера. Впереди налегке – унтер, высокий, поджарый, с лисьей мордой. Поравнявшись с засадой, оп обернулся к своим, подал команду на отдых, достал из сумки кисет, трубку, зажигалку, поднес огонь к трубке, но закурить не успел. Окунев выстрелил. Унтер упал.
– Бей их, хлопцы!– закричал Окунев и поднялся. В минуту все было покончено. Четырнадцать немцев корчились на тропинке в предсмертных судорогах, пятнадцатый, сопливый юнец в новеньком мундире, ползал перед Окуневым и молил: “Русь, не стреляй, жить, жить”.
С “языком” и трофеями разведчики возвращались домой. Но, по-видимому, фашистов обеспокоила перестрелка в их тылу. Вскоре отряд столкнулся с многочисленной группой немцев. Отбиваясь от наседавшего противника, отряд Окунева сбился с курса. Гитлеровцы тоже запутались в дремучем лесу и отстали, по положение отряда от этого не улучшилось. Где они? Вокруг лес да скалы и, может быть, вражеская засада за каждым деревом.
Спустились в ущелье. Наверху немцы скалу долбят, строят оборону. Офицеры расхаживают, покрикивают. Костры горят, пища готовится. Какой-то фриц поет вполголоса.
– А ну, Костюк, подползи поближе, посмотри, много их?
Вернулся Костюк:
– Немцев много, но другого пути, товарищ лейтенант, у нас нет. Вершину перевалить, и мы сразу же дома будем. Надо пробиваться, товарищ лейтенант!
Окунев развернул свой отряд в цепь. Точно горная лавина, нагрянула семерка смельчаков на вражеский лагерь.
– За Родину! – остальное договаривают автоматы и гранаты. Уцелевшие фрицы кубарем скатились в глубокое ущелье. Разведчики стали полными хозяевами вершины. Всюду валялось брошенное оружие, трупы врагов. Их было около пятнадцати. Окунев удовлетворенно оглядел усталые лица друзей и тут же заметил, что нет Костюка. Бросились искать. Герой лежал у немецкого блиндажа, широко раскинув сильные руки, как будто обнимая в последний раз любимую, свою родную землю.
Шестерых смельчаков командование наградило медалями “За отвагу”. Костюка – посмертно – орденом Красного Знамени. И каждый раз, когда разведчики уходят во вражеский тыл и немецкие захватчики падают под их внезапными, беспощадными ударами, Окунев говорит своим товарищам: “На счет Костюка...”
Этот боевой эпизод из героических будней защитников перевала описан в тридцать втором номере газеты “Боец РККА” Закавказского фронта.
Имя Окунева упоминается в рассказах многих участников боев. Особенно тепло и трогательно вспоминает его полковник Малюгин, бывший инженер 810-го стрелкового полка. Он поведал об одном эпизоде, который произошел в самую трагическую минуту жизни полка, сражавшегося в районе горы Кара-Кая. Силы иссякли. Боеприпасы заканчивались – уже несколько суток не было продовольствия, остатки подразделений вместе со штабом полка ценою огромных усилий удерживались на небольшом плато. Командир полка майор Смирнов видел единственную возможность связаться с соседями через узкую долину, которую немцы не заняли лишь потому, что она хорошо просматривалась и простреливалась с командных высот, находившихся в руках врага. Чтобы разведать путь для прорыва, командир полка послал два отряда бойцов и трех самых надежных офицеров штаба: первого помощника начальника штаба старшего лейтенанта Окунева, полкового инженера лейтенанта Малюгина и начальника связи полка лейтенанта Журина.
Двигаться пришлось на глазах противника. И едва они вышли на ледяное плато, немцы открыли прицельный огонь. Кроме вражеских пуль, разведчиков подстерегала другая, не менее страшная опасность – ледяные щели. Они были своего рода ловушками. Сколько угодило туда бойцов и мало кто возвратился из этих ледяных склепов. Малюгин и Журнн, укрывшись от пуль за каменными глыбами, не заметили, как Окунев упал и по скользкому льду быстро покатился вниз, но успели заметить, как он исчез в глубокой щели. Надежды на спасение не было. И все же Малюгин и Журин решили попытать счастья и спасти своего боевого товарища. Они разостлали под ногами палатку на льду (чтобы самим не угодить в ловушку), привязали к концу веревки палку и бросили ее в ледяную яму. Под нулями, на глазах врага, они проделывали это несколько раз, и все безрезультатно. Горечь неожиданной утраты любимого друга жгла сердце. Не хотелось верить, что Михаил Окунев погибнет теперь так нелепо.
Снова и снова, продвигая в сторону палатку, которая удерживала их на льду, опускали в щель веревку с палкой на конце. И вдруг веревка натянулась. Когда Окунева вытащили, он был почти в бессознательном состоянии, весь мокрый, с окоченевшими руками. Трудно даже представить, как он мог удержаться руками за спасительную палку, которая нашла его на дне ледяной могилы. За ночь Друзья обогрели Окунева, и он снова был в строю.
Легко сказать “обогреть”. Но как это сделать на леднике, где нет ни кустика, ни землянки. Только мертвый лед да холодные скалы. К тому же в эту страшную сентябрьскую ночь шел снег с градом и ударил мороз. Вся одежда на Окуневе была мокрая и мерзлая. Снимать ее пришлось с помощью ножа. Сергей Малюгин снял с себя нательное белье и надел его на Окунева, который был весь синий, стонал и бредил. Сухое белье мало чем могло ему помочь. Что же делать? Малюгин и Журин обратили внимание на трупы погибших боевых товарищей, которые были подготовлены к захоронению. Решение пришло само собой: они уложили туда Окунева, прикрыв сверху шинелями, снятыми с убитых бойцов. Он сразу затих, перестал стонать. Затем друзья, вернувшись из разведки, занялись своими неотложными боевыми делами. Малюгин в эту ночь был оперативным дежурным на командном пункте полка. Но “дежурство”, как и все, что происходило на Марухском леднике, было необычным. Всю ночь, пользуясь темнотой, лезли фашисты со всех сторон. Малюгин “дежурил” за пулеметом, заменяя окоченевших от мороза бойцов. Лишь на рассвете Малюгину удалось навестить Окунева. И какова была радость, когда он, стащив шинели, услышал звонкий голос своего задушевного друга, который с криком “Сережа! Друг!” бросился Малюгину на шею. Окунев как бы воскрес из мертвых и снова был в строю.
Вот и все сведения, которые нам были известны о Михаиле Окуневе. Мы решили подробней узнать о нем, о его дальнейшей службе и судьбе.
У всех участников боев на Марухском перевале, кто присылал нам письма, мы спрашивали, что они знают о Михаиле Окуневе. Обратились также к работникам центрального архива Министерства обороны СССР с просьбой найти в архивах какие-либо документы об Окуневе.
Однополчане – Дмитрий Гаврилович Лебедев и Александр Николаевич Пронин первыми откликнулись на нашу просьбу.
По их словам, старший лейтенант Окунев был человеком исключительной храбрости. До боев на Марухском перевале он руководил полковой школой и еще там снискал среди курсантов высокий авторитет.
Александр Николаевич Пронин вспоминает, что Окунев вместе с начальником штаба полка капитаном Коваленко умело руководил многими сложными боевыми операциями.
Вскоре рассказы очевидцев подтвердились документами. Работники архива Министерства обороны СССР разыскали и прислали наградной лист, из которого мы узнали, что старший лейтенант Окунев Михаил Александрович в боях на Марухском перевале занимал должность помощника начальника штаба 810-го стрелкового полка, что был он 1917 года рождения, русский, кандидат в члены КПСС с апреля 1942 года. В Советской Армии с апреля 1940 года, призывался в армию Мамадышским райвоенкоматом. В боях на Марухском перевале был ранен в голову и контужен.
В наградном листе мы прочитали:
“Помначштаба-1 старший лейтенант Окунев но своей личной инициативе организовал захват высоты “Каменистая” на хребте Мести-Баши, с которой обеспечил продвижение двух отрядов по северному Марухскому леднику на восточные скаты горы Кара-Кая. В этом бою тов. Окунев был ранен в голову и несмотря на ранение поле боя не оставил.
Во время выполнения задачи по разведке обходного пути вражеский пулемет преградил путь.
Ища выхода, тов. Окупев свалился в щель ледника, где получил сильные ушибы. Достоин правительственной награды – “Медаль за отвагу”.
Командир полка майор Смирной. Военком полка старший политрук Васильев. Начальник штаба полка капитан Коваленко”.
Как видно, документальные данные нисколько не расходятся с показаниями оставшихся в живых участников боев.
Когда мы ознакомили с наградным листом полковника Малюгина, он сказал;
– Как много кроется за каждым словом этого документа. Здесь, к примеру, записано; “По своей личной инициативе организовал захват высоты “Каменистая”. Правильно. И вот как это было. Высота “Каменистая” находилась слева от вас. Ее прочно удерживал противник, Оттуда пулеметы днем и ночью поливали нас огнем. Михаил страшно злился.
Во второй половине дня Окунев возглавил группу. Ночью завязалась ожесточенная стрельба на высоте “Каменистая”, Я понял, что это “проделки” Михаила. Утром он докладывал командиру полка, что “Каменистая” теперь служит могилой фрицам и что там сидят наши пулеметчики. Оказывается, он всю вторую половину дня с небольшой группой бойцов лежал за камнями, как опытный охотник выслеживал фашистов. В сумерках вплотную подползли они к немцам и, как только наступила темнота, обрушили на врага шквал огня. Удар был настолько неожиданным и стремительным, что немцы не успели очнуться. Лишь немногим удалось бежать с высоты, а большинство осталось там и поныне.
Михаил снял. В душе у него был большой праздник. Я заметил, что фуражка его с правой стороны была прострелена, а на голове алела окровавленная повязка. Подошел к нему, пристально посмотрел в глаза. Он понял меня без слов, улыбнулся и весело сказал:
– Пустяки, кожу сняло, а череп не задело. Михаил был настоящим боевым другом, в которого можно было верить, как в самого себя. Он ни одной минуты не смог сидеть без дела.
Крайне важно, что в наградном листе был указан домашний адрес Окунева: Татарская АССР, Мамадышский район, село Сокольи Горы. Это открывало возможность узнать более подробные данные о нем.
На конверте одного из писем, направленного нами в село Сокольи Горы, поставлена фамилия Окунева и имя его отца – Александра. Здесь же сделали приписку – передать в руки любому родственнику погибшего на войне Окунева Михаила Александровича. Второе письмо адресовали председателю сельсовета, хотя и не знали, есть ли он в Сокольих Горах. Третье письмо направили на имя секретаря Мамадышского райкома КПСС. Мы надеялись, что из трех адресов кто-либо откликнется. В письме мы просили родителей, жену или детей, братьев или сестер Михаила Окунева сообщить о нем все подробности: как прошла его молодость, где и как он работал до армии. Просили прислать его письма с фронта, а также фотографию. Время шло, но ни один из адресатов не отвечал.
Тем временем мы продолжали по крупице собирать данные об Окуневе от участников боев.
Нам стало известно, что участником битвы за перевал был наш земляк, рабочий совхоза “Черкесский” Яхья Магометович Нахушев, проживавший в ауле Абазакт Хабезского района Карачаево-Черкесской автономной области.
И вот мы в ауле Абазакт в скромной квартире Нахушсва. Он оказался очень приятным собеседником. Богатая память у Яхьи Магометовича. Он до мельчайших подробностей рассказывает об истории 808-го стрелкового полка, о битве на леднике, где он командовал взводом связи. Мы не надеялись, что старший лейтенант Нахушев может знать Окунева, так как первый находился в 808-м, а второй в 810-м стрелковом полку. И все же не удержались, чтобы не задать вопрос:
– А не знаете ли вы Окунева?
– Капитана Окунева? Михаила Александровича? – встрепенулся Яхья Магометович. – Как же не знаю. Его все знают. – И он с увлечением начал рассказывать о своем начальнике штаба полка. Дело в том, что уже в конце операции на Марухском перевале капитан Окунев был переведен из 810-го стрелкового полка в 808-й и назначен начальником штаба.
– Мы вместе сражались на Кубани, участвовали в боях за Донбасс, форсировали Северный Донец. Это был необычайно волевой человек, прекрасный организатор.
Мы были приятно удивлены нашей неожиданной находкой, повой встречей с Окуневым. Это заметил Яхья Магометович. У него по-кавказски засверкали глаза, и он с явным черкесским акцентом выпалил:
– Вы что, сомневаетесь в моем рассказе?
– Да нет, что вы!
– Я вам все могу подтвердить документами, – улыбнулся Яхья Магометович, – у меня есть “личная история”.
Он быстро открыл стол, порылся в бумагах и вынул оттуда толстую потускневшую от времени тетрадь в твердой обложке.
– Здесь все записано,– сказал он, поглаживая шершавой ладонью по обложке тетради, – это мой дневник, который я написал сразу после войны в часы досуга, пока было все еще свежо в памяти. Здесь есть не одна страница об Окуневе. Литератор я плохой и писал только для себя. Мне все это очень, очень дорого.
Затем мы начали вместе листать тетрадь и зачитывать вслух места, где говорилось об Окуневе.
– В бою, когда решалась судьба выполнения боевых заданий Окунев был суров и требователен, не прощал никаких оплошностей,– рассказывал Яхья Магометович. – Мне неоднократно попадало от начальника штаба за малсйшие задержки в обеспечении связи. Вместе с тем он отличался чуткостью к подчиненным.
Помню, когда я 15 февраля 1943 года на Кубани был ранен в руку, он подошел ко мне, пошутил, а затем по-дружески сказал:
– Ты, Нахушев, не уходи далеко, отдохни немного в медсанбате и возвращайся в полк. Нам вместе еще крепко воевать придется.
Я выполнил наказ начальника штаба. Через пятнадцать дней возвратился в полк и уже не расставался с Окуневым, пока он не погиб. А жизнь его оборвалась внезапно...
Под стремительным натиском наших войск немцы отступали, цепляясь за выгодные рубежи на реках, железнодорожных узлах, в городах.
На пути полка упорное сопротивление оказал враг в районе станции Девладово Днепропетровской области. Командование полка решило взять станцию ночью решительным штурмом силами нашего третьего стрелкового батальона.
В батальон прибыл капитан Окунев и вместе с офицерами батальона готовил эту важную операцию. Намечалась ночная атака. В связи с тем что мы не знали сил врага, были наготове еще два батальона полка и артиллерийский дивизион, которые в случае необходимости должны были оказать нам поддержку. Под покровом ночи капитан Окунев повел батальон в атаку. Заранее было условлено, что артиллерия откроет огонь по сигналу Окунева зеленой ракетой. Шли тихо. Когда вплотную подошли к станции – в воздухе вспыхнула зеленая ракета. Загромыхали пушки. Всполошились немцы, открыли шквальный огонь из пулеметов, минометов и пушек.
Грозной лавиной батальон кинулся в атаку.
В грохоте боя по цепи с быстротой молнии разнеслась страшная весть:
– Убит Окунев!!!
Эта весть жгучей болью отразилась в сердце каждого солдата. Железнодорожная станция была взята. За жизнь Окунева немцы поплатились сотнями жизней.
К утру выяснилось, что Окунев был убит прямым попаданием неразорвавшегося снаряда. На сырой земле лежало изуродованное тело Окунева, в руке его был намертво зажат пистолет. Казалось, что даже мертвым этот человек, презиравший смерть, стремился вперед.
К вечеру его хоронили в близлежащем селе с большими почестями. На глазах у всех были слезы. Не верилось, что мы уже не услышим звонкого голоса Окунева.
– На его скромной могиле, – тяжело вздыхая, говорил Нахушев, – мы поклялись бить врага не щадя жизни своей. Помню, что день уже кончался и край неба, у самого горизонта, был ярко-красным, как будто там алела кровь капитана Окунева.
Яхья Магометовпч Нахушев (Последствия ранений сказались на здоровье Я. М. Нахушева. Несколько лет он тяжело болел в скончался в своем родном ауле летом 1966 года) умолк. На столе, как онемевшие, неподвижно лежали его большие руки...
Вот как мы узнали подробности о последних днях жизни Михаила Окунева. Но рассказ о нем будет неполным, если не знать о его родных, о той колыбели, где он родился, где закалялась его воля, где выросли его орлиные крылья.
И наконец пришло долгожданное письмо от матери героя, Натальи Демидовны Окуневой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Бей их, хлопцы!– закричал Окунев и поднялся. В минуту все было покончено. Четырнадцать немцев корчились на тропинке в предсмертных судорогах, пятнадцатый, сопливый юнец в новеньком мундире, ползал перед Окуневым и молил: “Русь, не стреляй, жить, жить”.
С “языком” и трофеями разведчики возвращались домой. Но, по-видимому, фашистов обеспокоила перестрелка в их тылу. Вскоре отряд столкнулся с многочисленной группой немцев. Отбиваясь от наседавшего противника, отряд Окунева сбился с курса. Гитлеровцы тоже запутались в дремучем лесу и отстали, по положение отряда от этого не улучшилось. Где они? Вокруг лес да скалы и, может быть, вражеская засада за каждым деревом.
Спустились в ущелье. Наверху немцы скалу долбят, строят оборону. Офицеры расхаживают, покрикивают. Костры горят, пища готовится. Какой-то фриц поет вполголоса.
– А ну, Костюк, подползи поближе, посмотри, много их?
Вернулся Костюк:
– Немцев много, но другого пути, товарищ лейтенант, у нас нет. Вершину перевалить, и мы сразу же дома будем. Надо пробиваться, товарищ лейтенант!
Окунев развернул свой отряд в цепь. Точно горная лавина, нагрянула семерка смельчаков на вражеский лагерь.
– За Родину! – остальное договаривают автоматы и гранаты. Уцелевшие фрицы кубарем скатились в глубокое ущелье. Разведчики стали полными хозяевами вершины. Всюду валялось брошенное оружие, трупы врагов. Их было около пятнадцати. Окунев удовлетворенно оглядел усталые лица друзей и тут же заметил, что нет Костюка. Бросились искать. Герой лежал у немецкого блиндажа, широко раскинув сильные руки, как будто обнимая в последний раз любимую, свою родную землю.
Шестерых смельчаков командование наградило медалями “За отвагу”. Костюка – посмертно – орденом Красного Знамени. И каждый раз, когда разведчики уходят во вражеский тыл и немецкие захватчики падают под их внезапными, беспощадными ударами, Окунев говорит своим товарищам: “На счет Костюка...”
Этот боевой эпизод из героических будней защитников перевала описан в тридцать втором номере газеты “Боец РККА” Закавказского фронта.
Имя Окунева упоминается в рассказах многих участников боев. Особенно тепло и трогательно вспоминает его полковник Малюгин, бывший инженер 810-го стрелкового полка. Он поведал об одном эпизоде, который произошел в самую трагическую минуту жизни полка, сражавшегося в районе горы Кара-Кая. Силы иссякли. Боеприпасы заканчивались – уже несколько суток не было продовольствия, остатки подразделений вместе со штабом полка ценою огромных усилий удерживались на небольшом плато. Командир полка майор Смирнов видел единственную возможность связаться с соседями через узкую долину, которую немцы не заняли лишь потому, что она хорошо просматривалась и простреливалась с командных высот, находившихся в руках врага. Чтобы разведать путь для прорыва, командир полка послал два отряда бойцов и трех самых надежных офицеров штаба: первого помощника начальника штаба старшего лейтенанта Окунева, полкового инженера лейтенанта Малюгина и начальника связи полка лейтенанта Журина.
Двигаться пришлось на глазах противника. И едва они вышли на ледяное плато, немцы открыли прицельный огонь. Кроме вражеских пуль, разведчиков подстерегала другая, не менее страшная опасность – ледяные щели. Они были своего рода ловушками. Сколько угодило туда бойцов и мало кто возвратился из этих ледяных склепов. Малюгин и Журнн, укрывшись от пуль за каменными глыбами, не заметили, как Окунев упал и по скользкому льду быстро покатился вниз, но успели заметить, как он исчез в глубокой щели. Надежды на спасение не было. И все же Малюгин и Журин решили попытать счастья и спасти своего боевого товарища. Они разостлали под ногами палатку на льду (чтобы самим не угодить в ловушку), привязали к концу веревки палку и бросили ее в ледяную яму. Под нулями, на глазах врага, они проделывали это несколько раз, и все безрезультатно. Горечь неожиданной утраты любимого друга жгла сердце. Не хотелось верить, что Михаил Окунев погибнет теперь так нелепо.
Снова и снова, продвигая в сторону палатку, которая удерживала их на льду, опускали в щель веревку с палкой на конце. И вдруг веревка натянулась. Когда Окунева вытащили, он был почти в бессознательном состоянии, весь мокрый, с окоченевшими руками. Трудно даже представить, как он мог удержаться руками за спасительную палку, которая нашла его на дне ледяной могилы. За ночь Друзья обогрели Окунева, и он снова был в строю.
Легко сказать “обогреть”. Но как это сделать на леднике, где нет ни кустика, ни землянки. Только мертвый лед да холодные скалы. К тому же в эту страшную сентябрьскую ночь шел снег с градом и ударил мороз. Вся одежда на Окуневе была мокрая и мерзлая. Снимать ее пришлось с помощью ножа. Сергей Малюгин снял с себя нательное белье и надел его на Окунева, который был весь синий, стонал и бредил. Сухое белье мало чем могло ему помочь. Что же делать? Малюгин и Журин обратили внимание на трупы погибших боевых товарищей, которые были подготовлены к захоронению. Решение пришло само собой: они уложили туда Окунева, прикрыв сверху шинелями, снятыми с убитых бойцов. Он сразу затих, перестал стонать. Затем друзья, вернувшись из разведки, занялись своими неотложными боевыми делами. Малюгин в эту ночь был оперативным дежурным на командном пункте полка. Но “дежурство”, как и все, что происходило на Марухском леднике, было необычным. Всю ночь, пользуясь темнотой, лезли фашисты со всех сторон. Малюгин “дежурил” за пулеметом, заменяя окоченевших от мороза бойцов. Лишь на рассвете Малюгину удалось навестить Окунева. И какова была радость, когда он, стащив шинели, услышал звонкий голос своего задушевного друга, который с криком “Сережа! Друг!” бросился Малюгину на шею. Окунев как бы воскрес из мертвых и снова был в строю.
Вот и все сведения, которые нам были известны о Михаиле Окуневе. Мы решили подробней узнать о нем, о его дальнейшей службе и судьбе.
У всех участников боев на Марухском перевале, кто присылал нам письма, мы спрашивали, что они знают о Михаиле Окуневе. Обратились также к работникам центрального архива Министерства обороны СССР с просьбой найти в архивах какие-либо документы об Окуневе.
Однополчане – Дмитрий Гаврилович Лебедев и Александр Николаевич Пронин первыми откликнулись на нашу просьбу.
По их словам, старший лейтенант Окунев был человеком исключительной храбрости. До боев на Марухском перевале он руководил полковой школой и еще там снискал среди курсантов высокий авторитет.
Александр Николаевич Пронин вспоминает, что Окунев вместе с начальником штаба полка капитаном Коваленко умело руководил многими сложными боевыми операциями.
Вскоре рассказы очевидцев подтвердились документами. Работники архива Министерства обороны СССР разыскали и прислали наградной лист, из которого мы узнали, что старший лейтенант Окунев Михаил Александрович в боях на Марухском перевале занимал должность помощника начальника штаба 810-го стрелкового полка, что был он 1917 года рождения, русский, кандидат в члены КПСС с апреля 1942 года. В Советской Армии с апреля 1940 года, призывался в армию Мамадышским райвоенкоматом. В боях на Марухском перевале был ранен в голову и контужен.
В наградном листе мы прочитали:
“Помначштаба-1 старший лейтенант Окунев но своей личной инициативе организовал захват высоты “Каменистая” на хребте Мести-Баши, с которой обеспечил продвижение двух отрядов по северному Марухскому леднику на восточные скаты горы Кара-Кая. В этом бою тов. Окунев был ранен в голову и несмотря на ранение поле боя не оставил.
Во время выполнения задачи по разведке обходного пути вражеский пулемет преградил путь.
Ища выхода, тов. Окупев свалился в щель ледника, где получил сильные ушибы. Достоин правительственной награды – “Медаль за отвагу”.
Командир полка майор Смирной. Военком полка старший политрук Васильев. Начальник штаба полка капитан Коваленко”.
Как видно, документальные данные нисколько не расходятся с показаниями оставшихся в живых участников боев.
Когда мы ознакомили с наградным листом полковника Малюгина, он сказал;
– Как много кроется за каждым словом этого документа. Здесь, к примеру, записано; “По своей личной инициативе организовал захват высоты “Каменистая”. Правильно. И вот как это было. Высота “Каменистая” находилась слева от вас. Ее прочно удерживал противник, Оттуда пулеметы днем и ночью поливали нас огнем. Михаил страшно злился.
Во второй половине дня Окунев возглавил группу. Ночью завязалась ожесточенная стрельба на высоте “Каменистая”, Я понял, что это “проделки” Михаила. Утром он докладывал командиру полка, что “Каменистая” теперь служит могилой фрицам и что там сидят наши пулеметчики. Оказывается, он всю вторую половину дня с небольшой группой бойцов лежал за камнями, как опытный охотник выслеживал фашистов. В сумерках вплотную подползли они к немцам и, как только наступила темнота, обрушили на врага шквал огня. Удар был настолько неожиданным и стремительным, что немцы не успели очнуться. Лишь немногим удалось бежать с высоты, а большинство осталось там и поныне.
Михаил снял. В душе у него был большой праздник. Я заметил, что фуражка его с правой стороны была прострелена, а на голове алела окровавленная повязка. Подошел к нему, пристально посмотрел в глаза. Он понял меня без слов, улыбнулся и весело сказал:
– Пустяки, кожу сняло, а череп не задело. Михаил был настоящим боевым другом, в которого можно было верить, как в самого себя. Он ни одной минуты не смог сидеть без дела.
Крайне важно, что в наградном листе был указан домашний адрес Окунева: Татарская АССР, Мамадышский район, село Сокольи Горы. Это открывало возможность узнать более подробные данные о нем.
На конверте одного из писем, направленного нами в село Сокольи Горы, поставлена фамилия Окунева и имя его отца – Александра. Здесь же сделали приписку – передать в руки любому родственнику погибшего на войне Окунева Михаила Александровича. Второе письмо адресовали председателю сельсовета, хотя и не знали, есть ли он в Сокольих Горах. Третье письмо направили на имя секретаря Мамадышского райкома КПСС. Мы надеялись, что из трех адресов кто-либо откликнется. В письме мы просили родителей, жену или детей, братьев или сестер Михаила Окунева сообщить о нем все подробности: как прошла его молодость, где и как он работал до армии. Просили прислать его письма с фронта, а также фотографию. Время шло, но ни один из адресатов не отвечал.
Тем временем мы продолжали по крупице собирать данные об Окуневе от участников боев.
Нам стало известно, что участником битвы за перевал был наш земляк, рабочий совхоза “Черкесский” Яхья Магометович Нахушев, проживавший в ауле Абазакт Хабезского района Карачаево-Черкесской автономной области.
И вот мы в ауле Абазакт в скромной квартире Нахушсва. Он оказался очень приятным собеседником. Богатая память у Яхьи Магометовича. Он до мельчайших подробностей рассказывает об истории 808-го стрелкового полка, о битве на леднике, где он командовал взводом связи. Мы не надеялись, что старший лейтенант Нахушев может знать Окунева, так как первый находился в 808-м, а второй в 810-м стрелковом полку. И все же не удержались, чтобы не задать вопрос:
– А не знаете ли вы Окунева?
– Капитана Окунева? Михаила Александровича? – встрепенулся Яхья Магометович. – Как же не знаю. Его все знают. – И он с увлечением начал рассказывать о своем начальнике штаба полка. Дело в том, что уже в конце операции на Марухском перевале капитан Окунев был переведен из 810-го стрелкового полка в 808-й и назначен начальником штаба.
– Мы вместе сражались на Кубани, участвовали в боях за Донбасс, форсировали Северный Донец. Это был необычайно волевой человек, прекрасный организатор.
Мы были приятно удивлены нашей неожиданной находкой, повой встречей с Окуневым. Это заметил Яхья Магометович. У него по-кавказски засверкали глаза, и он с явным черкесским акцентом выпалил:
– Вы что, сомневаетесь в моем рассказе?
– Да нет, что вы!
– Я вам все могу подтвердить документами, – улыбнулся Яхья Магометович, – у меня есть “личная история”.
Он быстро открыл стол, порылся в бумагах и вынул оттуда толстую потускневшую от времени тетрадь в твердой обложке.
– Здесь все записано,– сказал он, поглаживая шершавой ладонью по обложке тетради, – это мой дневник, который я написал сразу после войны в часы досуга, пока было все еще свежо в памяти. Здесь есть не одна страница об Окуневе. Литератор я плохой и писал только для себя. Мне все это очень, очень дорого.
Затем мы начали вместе листать тетрадь и зачитывать вслух места, где говорилось об Окуневе.
– В бою, когда решалась судьба выполнения боевых заданий Окунев был суров и требователен, не прощал никаких оплошностей,– рассказывал Яхья Магометович. – Мне неоднократно попадало от начальника штаба за малсйшие задержки в обеспечении связи. Вместе с тем он отличался чуткостью к подчиненным.
Помню, когда я 15 февраля 1943 года на Кубани был ранен в руку, он подошел ко мне, пошутил, а затем по-дружески сказал:
– Ты, Нахушев, не уходи далеко, отдохни немного в медсанбате и возвращайся в полк. Нам вместе еще крепко воевать придется.
Я выполнил наказ начальника штаба. Через пятнадцать дней возвратился в полк и уже не расставался с Окуневым, пока он не погиб. А жизнь его оборвалась внезапно...
Под стремительным натиском наших войск немцы отступали, цепляясь за выгодные рубежи на реках, железнодорожных узлах, в городах.
На пути полка упорное сопротивление оказал враг в районе станции Девладово Днепропетровской области. Командование полка решило взять станцию ночью решительным штурмом силами нашего третьего стрелкового батальона.
В батальон прибыл капитан Окунев и вместе с офицерами батальона готовил эту важную операцию. Намечалась ночная атака. В связи с тем что мы не знали сил врага, были наготове еще два батальона полка и артиллерийский дивизион, которые в случае необходимости должны были оказать нам поддержку. Под покровом ночи капитан Окунев повел батальон в атаку. Заранее было условлено, что артиллерия откроет огонь по сигналу Окунева зеленой ракетой. Шли тихо. Когда вплотную подошли к станции – в воздухе вспыхнула зеленая ракета. Загромыхали пушки. Всполошились немцы, открыли шквальный огонь из пулеметов, минометов и пушек.
Грозной лавиной батальон кинулся в атаку.
В грохоте боя по цепи с быстротой молнии разнеслась страшная весть:
– Убит Окунев!!!
Эта весть жгучей болью отразилась в сердце каждого солдата. Железнодорожная станция была взята. За жизнь Окунева немцы поплатились сотнями жизней.
К утру выяснилось, что Окунев был убит прямым попаданием неразорвавшегося снаряда. На сырой земле лежало изуродованное тело Окунева, в руке его был намертво зажат пистолет. Казалось, что даже мертвым этот человек, презиравший смерть, стремился вперед.
К вечеру его хоронили в близлежащем селе с большими почестями. На глазах у всех были слезы. Не верилось, что мы уже не услышим звонкого голоса Окунева.
– На его скромной могиле, – тяжело вздыхая, говорил Нахушев, – мы поклялись бить врага не щадя жизни своей. Помню, что день уже кончался и край неба, у самого горизонта, был ярко-красным, как будто там алела кровь капитана Окунева.
Яхья Магометовпч Нахушев (Последствия ранений сказались на здоровье Я. М. Нахушева. Несколько лет он тяжело болел в скончался в своем родном ауле летом 1966 года) умолк. На столе, как онемевшие, неподвижно лежали его большие руки...
Вот как мы узнали подробности о последних днях жизни Михаила Окунева. Но рассказ о нем будет неполным, если не знать о его родных, о той колыбели, где он родился, где закалялась его воля, где выросли его орлиные крылья.
И наконец пришло долгожданное письмо от матери героя, Натальи Демидовны Окуневой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55