– Кроме того,– заканчивая доклад, сказал Савичев,– необходимо добиться в Сухуми, чтоб они прислали дополнительно лопаты для расчистки снега и котлы для варки нищи. Те, что есть, уже пришли в негодность.
Во время доклада и особенно при последних словах Савичев заметил, что Тронин едва сдерживает улыбку и это слегка обидело его. “Может, считает просьбы несерьезными?” Но Тронин оторвался от стола, подошел и, улыбаясь уже откровенно, сказал:
– Подготовьте батальон к выступлению с перевала в Сухуми, в расположение 107-й бригады. Когда выступите, получите дополнительные распоряжения. Сейчас же подготовьте списки отличившихся к награждению.
Сказав это, Тронин повернулся, чтобы уйти, но остановился снова, сверкнул глазами:
– Насчет котлов сами договоритесь на месте... И вот наступил день прощания батальона с Марухским перевалом. В полном составе построился оп возле штаба группы войск, куда вскоре вышла большая группа офицеров во главе с полковником Трониным, секретарь ПК партии Грузии тов. Шерозия и другие ответственные работники. Савичев, еще раз оглядев батальон, подал команду “Смирно!” и, оступаясь на влажном снегу, подошел к Тронину для доклада. Тронии поздоровался с батальоном и кивнул головой начальнику штаба подполковнику Малм-шеву, который держал в руках наготове приказ. И бойцы батальона, слушая этот приказ, вновь переживали месяцы трудной обороны, суровые дни и ночи, прожитые среди безмолвных снегов.
“Личный состав батальона, – говорилось в приказе, – с честью выполнил поставленную перед ним боевую задачу, и потому заслужил благодарность и признательность народа...”
После зачтения приказа несколько теплых слов сказали на прощание полковник Тронин и Шерозия, а с ответным словом выступил командир батальона майор Савичев. Он, как и положено строевому офицеру, произнес всего несколько сухих фраз, в которых поблагодарил командование группы войск за хорошую оценку действий его батальона, но, как сам он впоследствии говорил, за те несколько минут, что он выступал, пронеслось в голове и в душе многое. Расставание с перевалом было так неожиданно, что он внутренне просто не сумел еще отрешиться от повседневных забот здесь, в горах, и потому, произнося ответные слова, прощаясь с горами, где прошла часть жизни его и товарищей, он машинально вспоминал заботы прошедшие н те, что ставил себе задачей на будущей еще сегодня утром, до разговора с Тронпным. Он вспомнил трудное восхождение к перевалу три месяца назад, и как не хватало тогда продуктов и боеприпасов, и как холодно было жить здесь, среди голых скал, пока не построили землянки и не поставили там печки. И вспоминал он, как прилетали потом самолеты, кружась над его позициями, и, увидев условный знак батальона, сбрасывали мешки с сухарями, консервами, обмундированием и на каждом мешке была надпись: “Для Савичева”.
И, глядя на представителя партии, худощавого, одетого в штатское, Шерозия, он вспоминал, как много сил и энергии положил этот человек для общей победы на этом скромном и в то же время очень ответственном участке фронта. Как едва ли не главным делом его стало строительство посадочной площадки, куда стали садиться самолеты, привозя сюда все необходимое для войны и увозя отсюда раненых воинов. И многое еще вспоминал Савичев, пока произносил положенные при расставании слова и глядел в глаза тем, с кем бок о бок провоевал три месяца, навсегда ставшие самыми длинными месяцами его жизни...
Сразу после прощания батальон выступил в обратный поход, вниз по горным тропам, и к вечеру достиг первого поселения, где и заночевал. Утром подразделения погрузились на машины и по узкой, опасной дороге отправились в Сухуми. Сам Савичев явился в штаб армии и был принят начальником штаба. Через несколько минут его принял командующий армией генерал-лейтенант Леселидзе и попросил подробно доложить о положении на перевале. Затем он отдал приказ переобмундировать весь личный состав батальона и после бани и санобработки предоставить ему трое суток отдыха. Офицеры надели новые яловые сапоги, солдаты поскрипывали новыми ботинками. Все получили содержание за три месяца и наслаждались заслуженным отдыхом под теплым сухумским солнцем.
После отдыха батальон погрузили на пароход и морем доставили в Сочи. Оттуда ехали по железной дороге и прибыли прямо в тылы основной части 107-й бригады. Ночью выгрузились, день отдыхали, а на вторую ночь заняли свои позиции в боевых порядках бригады. Война продолжалась. Но теперь, после гор, она но казалась бесконечной. И кроме того, шла весна сорок третьего года – переломного года войны.

За Шарипа Васикова – огонь!

В печати, сообщавшей отрывочные данные о защитниках Кавказских перевалов, промелькнуло всего несколько строк: “Минометчик Шарип Васиков был окружен врагами. На предложение сдаться в плен он гневно ответил: “Коммунисты в плен не сдаются!” Он погиб, подорвавшись вместе с окружившими его гитлеровцами последней миной, не опозорив чести воина”.
Естественно, нас очень заинтересовал этот мужественный солдат. Кто он? В какой части сражался? Мы стремились узнать и какие-либо подробности о Шарипе Васикове. В переписке с участниками боев, а также при личных встречах мы спрашивали о Шарипе, но никто, к сожалению, не мог подтвердить этот эпизод. В боевых документах, которыми мы располагали, также ничего не упоминалось о нем.
И вот, просматривая “Кавказские записки” Виталия Закруткина, мы снова встретились с именем Шарипа Васикова. О нем и его боевых товарищах рассказал писателю боец Нургильдыев. Виталий Закруткин, участник обороны Кавказа, вспомнил этот случай и подтвердил его достоверность.
Разветвление двух ходовых трои севернее горы Кизил-Ауш-Дуппур, что в 60 километрах от Марухского перевала, обороняла группа кавалеристов в составе десяти человек под командованием лейтенанта Петра Аврамова. В этом отряде было четверо русских – Апрамов, Березкин, Сорокотяга и Малышев, один белорус – Шелешко, два армянина – братья Минас и Погос Маркасяны, одни грузин – Алексей Габилая и два туркмена – Нургильдыев и Манидреев.
Маленький, дружный отряд двенадцать суток охранял развилку двух важных горных троп. Раз в неделю, в понедельник, старый аварец Асаф Омаров на ишаках привозил им продукты. Но на тринадцатый день Асаф не появился в условленный час. Четыре дня спустя они узнали, что местность, где жил Омаров, занята немцами и, значит, они остались в окружении. Отряд предпринимал попытки связаться со своими частями, но безрезультатно.
В поисках соседей Малышев и Нургильдыев у уступа высокой скалы наткнулись на минометный расчет, состоявший из трех солдат. Они были отрезаны от их батальона, до остались на своих позициях, так как не получили приказа отступать. Минометчики были голодные. Малышев и Нургильдыев отдали им свои скудные запасы сухарей, а сами возвратились назад в отряд.
Маленький отряд в неравном бою с фашистами сражался насмерть. С каждым днем силы таяли. Один за другим погибли Сорокотяга, Манидреев, Погос Маркасян, Березкин, Алеша Габилая, Малышев и Шелешко. Остались трое: командир отряда Аврамов, Минас Маркасян и Нургильдыев. Но их силы тоже угасали – больше всего от голода. И тогда они по непролазным чащам и неприступным скалам решили снова найти отважных минометчиков, чтобы разделить с ними судьбу. Шли несколько суток. Еда кончилась, спичек у них тоже не было, а поэтому, убив лисицу, ели сырое мясо. В пути от голода умер Аврамов, а затем и Минас Маркасян. И только одному оставшемуся в живых Нургильдыеву удалось добраться до уступа скалы, где он несколько дней назад встречался с минометчиками.
Здесь он увидел страшную картину. Рядом с остатками миномета лежали изуродованные тела трех минометчиков, а вокруг них несколько десятков трупов фашистских солдат.
По всему видно, что минометчики не сдались врагу живыми и подорвали себя на мине.
Нургильдыев решил взять документы погибших героев. В карманах их гимнастерок он обнаружил партийные билеты – Шарипа Васикова и Виктора Шуткова, и комсомольский билет Василия Семякова. Преодолевая нечеловеческие муки, совершенно обессиленный, Нургильдыев добрался, наконец, к нашим частям н, передав документы минометчиков и своих погибших товарищей, отправился в госпиталь...
Других каких-либо данных о Шарипе Васикове и его товарищах у нас не было, исключая короткое письмо из города Ровно. Его прислал бывший ответственный секретарь бюро ВЛКСМ сводного полка, оборонявшего перевал Санчаро, полковник Давидич Виктор Николаевич.
Он писал:
“Тогда на всю страну прогремел бессмертный подвиг трех минометчиков 174-го горнострелкового полка. Отрезанный немцами от своего батальона, не получив приказа отойти, минометный расчет сержанта Виктора Шуткова, ефрейтора Шарипа Васикова и рядового Василия Семякова, установив миномет на уступе высокой скалы, закрыли немцам тропу. В течение нескольких суток дрались герои, отбивая атаки гитлеровцев. Когда кончились мины и немцы подошли вплотную, герои взорвали себя на последней мине.
Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР отважные минометчики посмертно были награждены орденами Ленина”.
По нашей просьбе из Центрального музея нам выслали копии статей и заметок из армейской и фронтовой газет “Герой Родины” и “Боец РККА” за сентябрь и октябрь 1942 года. Здесь мы снова встретили имя Шарипа Васикова и его товарищей.
Судя по материалам газет, нашим частям вначале было известно лишь о бессмертном подвиге одного Шарипа Васикова. Несколько позже сообщалось и о героической гибели его боевых друзей Виктора Шуткова и Василия Семякова.
Вот как это было.
Шел ожесточенный бой. Страшный гул стоял в горах от неистового грохота железа и камня. Черный пороховой дым соединялся с облаками, которые будто огромные свинцовые шапки висели буквально над головами. Отборные немецкие егеря, под прикрытием мощного минометного огня, с трех сторон атаковали батальон. Одна атака чередовалась за другой. В одной из атак минометный расчет, прикрывавший важную тропу и не успевший получить приказ об отступлении, был отрезан противником от батальона.
Под уступом скалы в тылу врага остались три наших минометчика: командир расчета сержант Виктор Шутков, наводчик ефрейтор Шарип Васиков и подносчик мин рядовой Василий Семяков. Несмотря на железное кольцо превосходящих силы противника и безысходность их положения, они решили стоять насмерть, но не сдаваться врагу.
Немцы хотели взять храбрецов живыми. Но на каждую такую попытку расчет отвечал метким огнем. А озверевшие гитлеровцы, карабкаясь по скалам, все лезли. Кольцо окружения сжималось. Фашисты уже были в 20–25 метрах от расчета. Вести огонь из миномета было уже невозможно. Тогда бесстрашные герои бросили миномет и начали пользоваться минами как гранатами, отвинчивали колпаки, и, укрываясь за камнями, бросали мины вручную. Озверевшие немцы снова и снова шли в атаку. Минометчики отчетливо слышали предложения егерей:
– Рус, сдавай...
В ответ одна за другой летели мины.
И вот мины кончились. Осталась только одна. Боевые товарищи, пережившие за несколько часов сотни смертей, переглянулись и без слов поняли друг друга. Пришел час их смерти, но они хотели умереть так, как это умеют коммунисты: стоя, с гордо поднятой головой, с презрением к врагу.
Как родные братья, обнялись бойцы, прощаясь навеки... А немцы были в нескольких шагах. Казалось, что советские воины, оказавшие отчаянное сопротивление, были уже в их руках. Но тут Шарип Васиков, к которому крепко прижались Шутков и Семяков, громко сказал:
– Коммунисты в плен не сдаются! – и подорвал последнюю мину. Раздался оглушительный взрыв...
Весть о их смерти облетела все подразделения и части 20-й горнострелковой дивизии 46-й армии и всего Закавказского фронта. Словно эхо в горах, гремели горячие слова Шарипа Васикова: “Коммунисты в плен не сдаются!”
Вместо павших солдат в боевые ряды вставали все новые и новые.
Уже тогда на перевалах о Шарипе Васикове слагали песни. Фронтовой поэт Михась Калачинский посвятил герою свои стихи, которые были опубликованы 22 сентября 1942 года в газете “Герой Родины”.
Встают за хребтами хребты, Зубцами изрезан их гребень, С орлиной сошло высоты На скалы кавказской небо.
– За землю родную – огонь! – Неслось от высот до ущелий. За солнце Кавказа – огонь! И мины ложились у цели.
Ненецкие каски звеня, Катились. Враг замертво падал. Бил Васиков. В смерче огня Стопала немецкая падаль.
На гребне светлеют зубцы. Он щедро лучами осыпан. С надеждою смотрят бойцы На камень, укрывший Шарипа.
Последняя мина в лотке. Замкнулось кольцо окруженья.
– Сдавайсь! – на чужом языке Чужие звучат предложенья.
Взглянул он на небо тогда Прощальным торжественным взглядом. На горы взглянул – навсегда Прощайте, Кавказа громады!
Взял мину – и взрыв прозвучал... Лишь камень, видавший столетья, Не гибель бойца возвещал – Победу его и бессмертье.
В те же дни, как отмечают газеты, на другом участке коммунисты сержант Мельников и боец Суязов сдерживали целую роту немцев. Ни шквал автоматного огня, ни психические атаки не устрашили пулеметчиков. Истекая кровью, они вели огонь до тех пор, пока не подошло подкрепление. Они погибли, не отступив ни на шаг.
Мужество погибших коммунистов воодушевляло бойцов.
На смену Шарипу Васикову и Виктору Шуткову в их роте вступило в партию 14 лучших бойцов, а и части, где сражались Мельников и Суязов, подали заявление о приеме в партию 80 солдат.
Многие заявления были короткими: “Хотим идти в бой коммунистами, сражаться так, как сражались Васиков и Шутков, Мельников и Суязов...”
Башкирские журналисты помогли разыскать адрес матери Шарипа Васикова – Зюлькарбий Галлямутдиновны: деревня Тульгузбаш Карайдельского района Башкирской АССР.
При встрече она рассказала о сыне некоторые подробности. Шарип Хабибович Васиков родился в 1918 году в селе, где живет сейчас мать. После окончания школы он работал сельским почтальоном. В армию Шарип был призван Аспинским райвоенкоматом. Мать проводила на фронт и второго своего сына – Кашбулбаяна, который в 1943 году погиб под Воронежем. Мать сообщила, что живет со старшим сыном Муллаяном, который работает в колхозе. Есть у Зюлькарбий еще дочь – Фарзана, проживающая в г. Капралово Свердловской области.
– Мой дорогой сыночек,– говорит мать,– погиб 29 августа 1942 года на Кавказском фронте. Согласно извещению, похоронен на Главном Кавказском хребте... Вот и приехала я из далекой Башкирии к вам на Кавказ вместе со школьниками, чтобы поклониться праху моего Шарипа.
Я – старая женщина, башкирка, – продолжает мать, – выражаю большое спасибо комсомольцам Карачаево-Черкесской автономной области за памятник защитникам перевалок. Пусть имя Шарипа и его боевых друзей будет бессмертным!
Желаю вашему комсомолу и трудящимся области здоровья, успехов в учебе и груде, в жизни. Желаю вам быть героями в мирной обстановке...
Еще до нашей встречи мать выслала фотографию Шарипа и свою районную газету “Путь коммунизма”, в которой еще в октябре 1942 года была напечатана заметка батальонного комиссара Вечметова о подвиге Шарипа Васикова.
Мы просили мать выслать, если у нее имеются, письма Шарипа, которые он с фронта присылал семье. Хотелось знать, о чем мечтал, что думал Шарип. И такое письмо мать прислала. Письмо написано на башкирском языке, притом латинским алфавитом.
Переводить оказалось трудно не только потому, что за двадцать лет хранения многие слова стерлись, но и потому, что почерк Шарипа оказался неразборчивым.
Шарип рассказывает о своих впечатлениях об Иране, где он находился вместе со своей частью. Тепло рассказывает Шарип о своих боевых товарищах.
“По-русски знаю чисто,– пишет Шарип.– Вообще, хотя мало, может быть, осталось в ауле моих друзей за эти два года, но среди русских я приобрел много друзей. Все они хорошие.
...Обо мне не печальтесь... Разгромив хищную германскую армию, очистив нашу советскую землю, мы с дорогим Рахимжаном (видимо, его друг.–Авт.) вместе в один день возвратимся и вместе с вами отпразднуем этот радостный день.
Да. Будет так. Пишите, нам веселее будет. Мы тоже, если будет время, напишем. Где бы я ни был, письмо доставят мне в руки. Мне пишите, как указано ниже. Пусть моя матушка обо мне не беспокоится”.
Вместе с коротким и страшным извещением о гибели Шарипа в сентябре 1942 года мать подучила письмо от батальонного комиссара Невскова, которое она бережно хранит и по сей день, как самую дорогую реликвию. С этим письмом мать ознакомила нас. Его нельзя читать без волнения:
“Добрый день, уважаемые родители красноармейца Васикова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55