Альпинисты едва успели доложить о cвоем назначении и о том, что на подходе 121-й горнострелковый полк, как были включены в круговую оборону, в которой участвовали н сами штабисты. Рядом рвались снаряды, в лесу слышались выстрелы – противник вел огонь по расположению штаба со скал и деревьев. Через два часа, подошли подразделения полка и с ходу вступили в бой под непосредственным руководством генерал-майора Леселидзе и майора Аршавы. Подразделения углубились в лес, альпинисты оставались в обороне штаба. Бой разгорался. Появились убитые и раненые, ковыляли пленные. Лишь к ночи бой начал стихать. Значительная часть прорвавшихся автоматчиков была уничтожена или захвачена в плен. 121-й полк, слившись с порядками 815-го полка, остановил противника чуть выше слияния рек Гвандра и Клухор.
На следующий день прибывшие альпинисты во время беседы с командованием предложили направить в тыл противника отряд, который, пройдя из ущелья Гвандры через хребет Клыч, нападет на немецкий штаб, располагавшийся, по всей видимости, неподалеку от “Южной приюта”, места ночевки альпинистов, рядом с водопадом. Предложение было принято, и 30 августа альпинисты двумя отрядами в 25 и 50 человек приступили к выполнению плана. Александр Михайлович во главе отряда в 50 человек должен был пробиться через перевал Клыч, а отряд под командованием Гусака обязан был подняться на край гребня и прикрыть левый фланг, где предполагалось наличие групп корректировщиков противника. Эти действия по захвату вражеского штаба были согласованы также с действиями 121-го горнострелкового полка,
Операция началась с неудачи, так как вопреки данным нашей разведки на перевале Клыч оказался противник и перевал удалось очистить от него лишь к 9 сентября, когда пришло подкрепление, призом самому Гусеву с небольшой группой альпинисток пришлось подняться на вершину, господствовавшую над перевалом и огнем сверху ослабить сопротивление немецких горных стрелков.
В конце концов немцы не выдержали и начали отступать в главное ущелье, к дороге, к Клухорскому перевалу. Им удалось оторваться от наших частей и замаскировать свой отход. Да и сами наши части в этот момент не вели активных боевых действий, так как 121-й полк принимал позиции у ослабевшего в боях 815-го полка, который отводили на отдых и переформирование.
– Однако эта операция,– вспоминает Александр Михайлович, – стала началом нашего наступления на Клухорском направлении, подразделения 121-го горнострелкового полка продвинулись к месту соединения дорог, идущих с перевалов Клухор и Нахар. Дальнейшему наступлению теперь мешал противник, расположившийся на перевале Нахар и его южных склонах, ибо дорога на Клухорский перевал проходила влево под этими склонами.
Наш отряд, – говорит Александр Михайлович, – который стал именоваться альпинистским, отошел к штабу дивизии и больше уже не расформировывался. Моим помощником в отряде был назначен лейтенант Хатепов. Мы не расставались с ним до конца боев под перевалом. У меня остались самые лучшие воспоминания об этом опытном командире, отважном и спокойном в любой ситуации, и замечательном человеке. После он ушел в составе дивизии на другие участки фронта и, говорят, был тяжело ранен. К сожалению, я ничего не знаю о дальнейшей его судьбе, попытка найти его не удалась...
В основной состав отряда к тому времени входило 50 человек, но в зависимости от характера задания количество бойцов могло меняться, – в одном случае их становилось меньше, в другом – больше. В нахарской операции, о которой речь пойдет ниже, Гусев участвовал с минимальным количеством наиболее опытных альпинистов, потому что путь, избранный отрядом для выполнения задания, был технически сложен для многих.
Этот поход в тыл перевала Нахар из ущелья реки Гвандра затевался с целью посеять панику в расположении немецких войск. В момент, когда паника достигнет высшего предела, объяснили в штабе, части 121-го горнострелкового полка наймут перевал.
Гусев вышел с отрядом 12 сентября. А 14 сентября, в день штурма перевала, погода резко ухудшилась, пошел снег, сильно похолодало, начался буран. Пришел рассвет, мутный до непроглядности, и сколько не вглядывались альпинисты в ту сторону, где был перевал и откуда должны были прийти визуальные сигналы, ничего не увидели. Спуск в расположение немцев начали вслепую. Вскоре впереди себя услышали характерный шум передвигавшихся немецких подразделений и открыли огонь прямо на шум. Одновременно сквозь гул и свист ветра альпинисты услышали стрельбу и на перевале, где полк перешел в наступление. Сутки отряд бродил в тумане и в снегу и, лишь получив указание штаба, вернулись через хребет к своим, несколько человек оказались с обмороженными конечностями.
121-й полк вышел на одну из сторон гребня седловины и 19 сентября очистил от противника южные склоны. Потом он еще продвинулся вперед, но тут на пути его оказалась узкая теснина, сильно укрепленная гитлеровцами.
“В одни из этих дней,– вспоминает Александр Михайлович,– я прибыл в штаб, чтобы познакомиться с новым командиром дивизии, полковником Белеховым. Там я и узнал о гибели командира 121-го горнострелкового полка майора Аршавы и тяжелом ранении начальника штаба полка капитана Кожемякина. Стало тяжело и горько па душе...”
А полк между тем продолжал медленно вгрызаться в немецкую оборону. Командование полком в это время принял майор Агеев. Но продвижение давалось нам слишком дорогой ценой, платили мы за него жизнями многих бойцов, и потому отряду Гусева было предложено выйти на передовую и уничтожить огневые точки противника, расположенные на склонах теснины. На месте стало ясно, что выгоднее будет, если отряд зайдет в тыл немцам, оборонявшим теснину, из ущелья Симли-Мипари через отрог хребта, идущий с вершины горы Хакель. План этот был утвержден командиром дивизии, и операция началась. Через день отряд Гусева вышел на гребень и обнаружил, что с другой стороны на этот гребень поднимаются две группы немецких стрелков, численностью до 150 человек. Немцы в свою очередь стремились проникнуть в тыл наших войск. Встреченные сильным огнем отряда Гусева, немцы, неся потери, укрылись в скалах и в течение последующих четырех дней пытались выбить наших с перевала. Но к Гусеву начали прибывать подкрепления, вскоре отряд его вырос до трехсот человек.
Теперь, боясь за свои тылы (с хребта проглядывалась вся дорога от теснины до Клухорского перевала и ее можно было держать под огнем), противник ослабил свое внимание в теснине и установил мощный заслон против альпинистского отряда. А некоторое время спустя, нашим командованием была разработана операция по заходу с гребня в тыл немцам, продолжавшим оборонять теснину. Операция несколько задержалась из-за новой смены полков: в сентябре 121-й горнострелковый полк, доблестно исполнивший свой воинский долг, уходил на отдых, а на смену ему вернулся отдохнувший и пополнившийся 815-й полк.
Для непосредственного выполнения операции, ввиду ее сложности, отряду Гусева был придан отряд лейтенанта Воробьева. С этим и своим отрядом Гусев ночью должен был спуститься вниз, в ущелье и перекрыть его. Одна часть отряда должна была ударить на противника с тыла в самой теснине, другой вменялось в задачу не пустить немцев с перевала Клухор на помощь своим.
Для полной гарантии успеха требовалось выполнение еще одного условия. Надо было уничтожить заслон противника, стоявший под хребтом, выше дна ущелья, против наших позиций. После короткого совещания в штабе 815-го полка и в штабе дивизии решено было тайно подготовить к взрыву огромную скалу, нависшую над немцами. Осколки ее должны были похоронить егерей. В течение трех дней, маскируясь в полуденных облаках, Гусев с группой бойцов выкладывал тол в гранитные щели скалы. Потом она была взорвана. Операция прошла успешно. Она проходила с 12 по 14 октября. Немцы, оборонявшие теснину, частично были уничтожены, частично взяты в плен и лишь небольшой их группе удалось уйти. Вскоре 815-й полк прошел теснину и сменил альпинистов, заняв рубеж над перевалом. Здесь передовые части полка находились вплоть до ухода в Сухуми в декабре 1942 года, когда на смену ему прибыл 1-й отдельный горнострелковый отряд.
В середине ноября Гусев был отозван в Тбилиси, в штаб Закавказского фронта, где был назначен начальником альпинистского отделения, о задачах которого мы уже рассказали выше. В конце декабря ему была поручена организация глубокой разведки на Кавказском хребте, через ущелье рекп Секен, в районе перевала Морды, ведущего в верховье реки Кубань, на тропу, по которой немцы снабжали свой гарнизон на перевале Хотю-Тау и на Эльбрусе. Перед тем как отправиться туда с отрядом в 120 человек, Александр Михайлович дважды участвовал в авиаразведке над этим массивом хребта и над Эльбрусом. Вот, в частности, что говорится об этих полетах в наградной характеристике на инженера 3-го ранга А. М. Гусева, хранящейся ныне в Центральном архиве Советской Армии:
“...Т. Гусев совершил два боевых вылета на самолете Р-10 в качестве штурмана стрелка в районе Эльбрус – Клухорский перевал. Разведка дала данные о расположении и движении частей противника на перевалах, установила результаты бомбардировки на Приюте одиннадцати. В течение разведки дважды вступал в бой с наземными частями противника, расположившимися в Приюте одиннадцати и на северных скатах перевалов...”
Александр Михайлович подробно поведал нам, как развивались боевые события в дальнейшем, уже на земле.
Гусев участвовал в выполнении еще одного, весьма ответственного задания командования. Немцы, заняв Приэльбрусье, поставили на обеих вершинах Эльбруса своп флаги. Простояли они там недолго. В феврале 1943 года Гусев получил предписание возглавить операцию по снятию фашистских флагов с высочайшей горы Европы и установить там знамена Советского государства.
– ...Через Крестовый перевал, – вспоминает Александр Михайлович,– и затем через Нальчик и Баксанское ущелье мы добрались по разрушенным дорогам к подножью Эльбруса. На Эльбрусе к нашему отряду присоединились две группы, одна под руководством младшего лейтенанта Гусака, вторая под руководством лейтенанта Маренца. Обе эти группы были сформированы из состава частей, оборонявших перевалы Эльбрусского района. 13 и 17 февраля двумя группами под руководством Гусака и моим были совершены восхождения на обе вершины, и задание было выполнено: фашистские знамена с Эльбруса были сброшены и водружены красные советские флаги.
Летом 1943 года альпинистское отделение было расформировано, и Гусев вернулся к своей прямой военной специальности – был назначен начальником теоретического отдела Океанографического института, обслуживавшего Военно-Морской Флот. Ныне доктор физических наук, профессор Александр Михайлович Гусев заведует кафедрой в Московском государственном университете. Его часто можно видеть летом в горах Кавказа, где прошла его тревожная молодость...
Мы много получаем писем от читателей, в которых говорится об одном: надо как можно скорее собрать все останки воинов, погибших на перевалах и хребтах, в расселинах скал и ледниковых трещинах. Надо захоронить их с воинскими почестями. Недавно мы получили письмо из Армении от Маркосяна Григора Ашотовича. К письму были приложены три фотографии. На первой сняты три молодых человека, сидящих где-то среди горных осыпей, под могучей скалой. Двое впереди, один – типичный житель Сванетии – чуть позади. Они смотрят перед собой, на камни, развернутые в стороны, и на кости солдата, лежавшие под этими камнями. Две другие фотографии повествуют о том, как кости эти были бережно собраны, а затем похоронены с почестями в городе Ленинакане, на родине погибшего. На передней машине везли останки к кладбищу. На ней виден и портрет солдата – молоденького паренька с мужественным и спокойным взглядом. Кто же все эти люди? Вот что сообщает об этом автор письма, Григор Маркосян.
“Уважаемые товарищи! 22 июня 1964 года я получил письмо из селения Ажары Гульрипшского района Абхазской АССР, от жителя этого села товарища Чоплиани Карло. Вот оно: “Побывав на днях в районе боев около Нахарского перевала, я обнаружил могилу солдата и при нем листок в герметической коробке, указывающей на личность солдата и его адрес. Солдат – Маркосян Ашот Геворкович, уроженец Армянской ССР, из города Ленинакана, проживавший по адресу – Железнодорожная, 31, кв. 7, погиб в 1942 году в боях за Нахарский перевал. Останки его сохранены. Просим сообщить, интересует ли вас местонахождение могилы, я могу ее показать. Листок находится у меня...”
Я сразу же со своим братом отправился по указанному адресу. От Сухуми мы выехали на машине, а от селения Ажары пошло пешком километров сорок, к местам боев. Погибший солдат – мой отец. Листок, сохранившийся в солдатском медальоне, содержал адрес жены солдата – моей матери.
Подъем к местам был очень тяжелый. Мы подошли к самому краю ледника. Место, где нашли останки отца, было под скалой. Вблизи валялись стреляные гильзы, патроны, коробка от гранат, противогаз, полуистлевший перевязочный пакет. Таи же Чоплиани нашел медальон. Мы перевезли найденные останки в Ленинакан и здесь с почетом похоронили... Возможно, вы знаете кого-нибудь из участников боев, проходивших в районе Нахарского перевала. Может, кто-нибудь знает что-то о моем погибшем отце, который был рядовым солдатом. До войны он работал старшим бухгалтером Лепинаканского отделения железной дороги. Взят в армию в апреле 1942 года. Последнее письмо от него мы получили в августе того же года из Батуми. Он был коммунистом с 1926 года. В 1930 году участвовал в уничтожении бандитизма в Дилижане. Мы уверены, что он выполнил до конца свой долг солдата перед родиной...”
Судя по тому, что последнее письмо от Ашота Геворковича семья получила из Батуми, он служил, видимо, в том полку 9-й горнострелковой дивизии, который из резерва был отправлен Сергацковым на перевал. Возможно, и в самом деле еще отыщутся бойцы из этого полка, кто помнит солдата Маркосяна. Но случай этот говорит и о том, что горы хранят еще много тайн, и тайны эти ждут, чтобы их раскрыли. Трудно сказать, какие находки еще ожидают нас, о каких подвигах и судьбах мы услышим…
Когда в сентябре бои на Клухорском направлении закончились и большинство подразделений были отправлены оттуда на другие участки фронта, перевал остался охранять 1-й отдельный горнострелковый отряд. И хотя бойцы уже не испытывали такой напряженности, как вначале, однако война есть война, даже если она позиционная. Часто еще приходилось вступать в ожесточенные схватки с врагом, отделенным от наших позиций лишь узкой полосой глубокого, струящегося от морозной сухости снега. И в этих схватках гибли люди, оставляя в душах товарищей горечь утраты на долгие и долгие годы вперед.
Разве не героична даже в своей будничности история, которую поведал нам бывший боец отряда, ныне электрослесарь СМУ-3 в городе Прикумске Ставропольского края Василий Иванович Цыкало. Это история гибели друга Василия Ивановича, но это, нам кажется, прекрасная страница истории и его собственной жизни.
В декабре сорок второго года Василий Иванович в составе отделения, в котором был и его друг Виктор Цыплаков, был послан в разведку с конечным заданием достать “языка”. Разведка напоролась на засаду, началась перестрелка. Виктор был с ручным пулеметом и потому начал прикрывать огнем отход отделения. Оно благополучно отошло, пулемет Виктора замолчал, и немцы вскоре успокоились. Тогда наши осторожно начали высматривать Цыплакова. Его нигде не было видно. Василий Иванович отправился на поиски его и вскоре обнаружил следы крови на снегу. Заглянув в ледовую трещину, подле которой обрывалась кровавая цепочка, он увидел друга. К счастью, трещина была неглубокой, и Василий Иванович вытащил Виктора наверх.
Спрятавшись за камнями, он осмотрел друга. Тот был ранен в обе ноги и в грудь, причем валенки затекли кровью и смерзлись. Наступила ночь, и, кое-как перевязав рану на груди и надев на Виктора все теплое, что было на нем, Василий Иванович понес его к отряду.
– Все же не сумел я его сберечь,– пишет нам Василии Иванович.– Слишком много крови он потерял. Он скончался во время операции, и я похоронил его у большой сосны, обложив могилку камнями. Уже после войны побывал в Махачкале, у родных Виктора и рассказал им, как он погиб...
И в заключение главы о Клухоре мы приведем рассказ Ивана Петровича Голоты, бывшего комиссара 1-го отдельного горнострелкового отряда, продолжавшего воевать на Клухорском перевале, когда все другие подразделения уже ушли. Живет он сейчас в Белоруссии, работает начальником транспортной конторы Гомельского областного отделения связи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
На следующий день прибывшие альпинисты во время беседы с командованием предложили направить в тыл противника отряд, который, пройдя из ущелья Гвандры через хребет Клыч, нападет на немецкий штаб, располагавшийся, по всей видимости, неподалеку от “Южной приюта”, места ночевки альпинистов, рядом с водопадом. Предложение было принято, и 30 августа альпинисты двумя отрядами в 25 и 50 человек приступили к выполнению плана. Александр Михайлович во главе отряда в 50 человек должен был пробиться через перевал Клыч, а отряд под командованием Гусака обязан был подняться на край гребня и прикрыть левый фланг, где предполагалось наличие групп корректировщиков противника. Эти действия по захвату вражеского штаба были согласованы также с действиями 121-го горнострелкового полка,
Операция началась с неудачи, так как вопреки данным нашей разведки на перевале Клыч оказался противник и перевал удалось очистить от него лишь к 9 сентября, когда пришло подкрепление, призом самому Гусеву с небольшой группой альпинисток пришлось подняться на вершину, господствовавшую над перевалом и огнем сверху ослабить сопротивление немецких горных стрелков.
В конце концов немцы не выдержали и начали отступать в главное ущелье, к дороге, к Клухорскому перевалу. Им удалось оторваться от наших частей и замаскировать свой отход. Да и сами наши части в этот момент не вели активных боевых действий, так как 121-й полк принимал позиции у ослабевшего в боях 815-го полка, который отводили на отдых и переформирование.
– Однако эта операция,– вспоминает Александр Михайлович, – стала началом нашего наступления на Клухорском направлении, подразделения 121-го горнострелкового полка продвинулись к месту соединения дорог, идущих с перевалов Клухор и Нахар. Дальнейшему наступлению теперь мешал противник, расположившийся на перевале Нахар и его южных склонах, ибо дорога на Клухорский перевал проходила влево под этими склонами.
Наш отряд, – говорит Александр Михайлович, – который стал именоваться альпинистским, отошел к штабу дивизии и больше уже не расформировывался. Моим помощником в отряде был назначен лейтенант Хатепов. Мы не расставались с ним до конца боев под перевалом. У меня остались самые лучшие воспоминания об этом опытном командире, отважном и спокойном в любой ситуации, и замечательном человеке. После он ушел в составе дивизии на другие участки фронта и, говорят, был тяжело ранен. К сожалению, я ничего не знаю о дальнейшей его судьбе, попытка найти его не удалась...
В основной состав отряда к тому времени входило 50 человек, но в зависимости от характера задания количество бойцов могло меняться, – в одном случае их становилось меньше, в другом – больше. В нахарской операции, о которой речь пойдет ниже, Гусев участвовал с минимальным количеством наиболее опытных альпинистов, потому что путь, избранный отрядом для выполнения задания, был технически сложен для многих.
Этот поход в тыл перевала Нахар из ущелья реки Гвандра затевался с целью посеять панику в расположении немецких войск. В момент, когда паника достигнет высшего предела, объяснили в штабе, части 121-го горнострелкового полка наймут перевал.
Гусев вышел с отрядом 12 сентября. А 14 сентября, в день штурма перевала, погода резко ухудшилась, пошел снег, сильно похолодало, начался буран. Пришел рассвет, мутный до непроглядности, и сколько не вглядывались альпинисты в ту сторону, где был перевал и откуда должны были прийти визуальные сигналы, ничего не увидели. Спуск в расположение немцев начали вслепую. Вскоре впереди себя услышали характерный шум передвигавшихся немецких подразделений и открыли огонь прямо на шум. Одновременно сквозь гул и свист ветра альпинисты услышали стрельбу и на перевале, где полк перешел в наступление. Сутки отряд бродил в тумане и в снегу и, лишь получив указание штаба, вернулись через хребет к своим, несколько человек оказались с обмороженными конечностями.
121-й полк вышел на одну из сторон гребня седловины и 19 сентября очистил от противника южные склоны. Потом он еще продвинулся вперед, но тут на пути его оказалась узкая теснина, сильно укрепленная гитлеровцами.
“В одни из этих дней,– вспоминает Александр Михайлович,– я прибыл в штаб, чтобы познакомиться с новым командиром дивизии, полковником Белеховым. Там я и узнал о гибели командира 121-го горнострелкового полка майора Аршавы и тяжелом ранении начальника штаба полка капитана Кожемякина. Стало тяжело и горько па душе...”
А полк между тем продолжал медленно вгрызаться в немецкую оборону. Командование полком в это время принял майор Агеев. Но продвижение давалось нам слишком дорогой ценой, платили мы за него жизнями многих бойцов, и потому отряду Гусева было предложено выйти на передовую и уничтожить огневые точки противника, расположенные на склонах теснины. На месте стало ясно, что выгоднее будет, если отряд зайдет в тыл немцам, оборонявшим теснину, из ущелья Симли-Мипари через отрог хребта, идущий с вершины горы Хакель. План этот был утвержден командиром дивизии, и операция началась. Через день отряд Гусева вышел на гребень и обнаружил, что с другой стороны на этот гребень поднимаются две группы немецких стрелков, численностью до 150 человек. Немцы в свою очередь стремились проникнуть в тыл наших войск. Встреченные сильным огнем отряда Гусева, немцы, неся потери, укрылись в скалах и в течение последующих четырех дней пытались выбить наших с перевала. Но к Гусеву начали прибывать подкрепления, вскоре отряд его вырос до трехсот человек.
Теперь, боясь за свои тылы (с хребта проглядывалась вся дорога от теснины до Клухорского перевала и ее можно было держать под огнем), противник ослабил свое внимание в теснине и установил мощный заслон против альпинистского отряда. А некоторое время спустя, нашим командованием была разработана операция по заходу с гребня в тыл немцам, продолжавшим оборонять теснину. Операция несколько задержалась из-за новой смены полков: в сентябре 121-й горнострелковый полк, доблестно исполнивший свой воинский долг, уходил на отдых, а на смену ему вернулся отдохнувший и пополнившийся 815-й полк.
Для непосредственного выполнения операции, ввиду ее сложности, отряду Гусева был придан отряд лейтенанта Воробьева. С этим и своим отрядом Гусев ночью должен был спуститься вниз, в ущелье и перекрыть его. Одна часть отряда должна была ударить на противника с тыла в самой теснине, другой вменялось в задачу не пустить немцев с перевала Клухор на помощь своим.
Для полной гарантии успеха требовалось выполнение еще одного условия. Надо было уничтожить заслон противника, стоявший под хребтом, выше дна ущелья, против наших позиций. После короткого совещания в штабе 815-го полка и в штабе дивизии решено было тайно подготовить к взрыву огромную скалу, нависшую над немцами. Осколки ее должны были похоронить егерей. В течение трех дней, маскируясь в полуденных облаках, Гусев с группой бойцов выкладывал тол в гранитные щели скалы. Потом она была взорвана. Операция прошла успешно. Она проходила с 12 по 14 октября. Немцы, оборонявшие теснину, частично были уничтожены, частично взяты в плен и лишь небольшой их группе удалось уйти. Вскоре 815-й полк прошел теснину и сменил альпинистов, заняв рубеж над перевалом. Здесь передовые части полка находились вплоть до ухода в Сухуми в декабре 1942 года, когда на смену ему прибыл 1-й отдельный горнострелковый отряд.
В середине ноября Гусев был отозван в Тбилиси, в штаб Закавказского фронта, где был назначен начальником альпинистского отделения, о задачах которого мы уже рассказали выше. В конце декабря ему была поручена организация глубокой разведки на Кавказском хребте, через ущелье рекп Секен, в районе перевала Морды, ведущего в верховье реки Кубань, на тропу, по которой немцы снабжали свой гарнизон на перевале Хотю-Тау и на Эльбрусе. Перед тем как отправиться туда с отрядом в 120 человек, Александр Михайлович дважды участвовал в авиаразведке над этим массивом хребта и над Эльбрусом. Вот, в частности, что говорится об этих полетах в наградной характеристике на инженера 3-го ранга А. М. Гусева, хранящейся ныне в Центральном архиве Советской Армии:
“...Т. Гусев совершил два боевых вылета на самолете Р-10 в качестве штурмана стрелка в районе Эльбрус – Клухорский перевал. Разведка дала данные о расположении и движении частей противника на перевалах, установила результаты бомбардировки на Приюте одиннадцати. В течение разведки дважды вступал в бой с наземными частями противника, расположившимися в Приюте одиннадцати и на северных скатах перевалов...”
Александр Михайлович подробно поведал нам, как развивались боевые события в дальнейшем, уже на земле.
Гусев участвовал в выполнении еще одного, весьма ответственного задания командования. Немцы, заняв Приэльбрусье, поставили на обеих вершинах Эльбруса своп флаги. Простояли они там недолго. В феврале 1943 года Гусев получил предписание возглавить операцию по снятию фашистских флагов с высочайшей горы Европы и установить там знамена Советского государства.
– ...Через Крестовый перевал, – вспоминает Александр Михайлович,– и затем через Нальчик и Баксанское ущелье мы добрались по разрушенным дорогам к подножью Эльбруса. На Эльбрусе к нашему отряду присоединились две группы, одна под руководством младшего лейтенанта Гусака, вторая под руководством лейтенанта Маренца. Обе эти группы были сформированы из состава частей, оборонявших перевалы Эльбрусского района. 13 и 17 февраля двумя группами под руководством Гусака и моим были совершены восхождения на обе вершины, и задание было выполнено: фашистские знамена с Эльбруса были сброшены и водружены красные советские флаги.
Летом 1943 года альпинистское отделение было расформировано, и Гусев вернулся к своей прямой военной специальности – был назначен начальником теоретического отдела Океанографического института, обслуживавшего Военно-Морской Флот. Ныне доктор физических наук, профессор Александр Михайлович Гусев заведует кафедрой в Московском государственном университете. Его часто можно видеть летом в горах Кавказа, где прошла его тревожная молодость...
Мы много получаем писем от читателей, в которых говорится об одном: надо как можно скорее собрать все останки воинов, погибших на перевалах и хребтах, в расселинах скал и ледниковых трещинах. Надо захоронить их с воинскими почестями. Недавно мы получили письмо из Армении от Маркосяна Григора Ашотовича. К письму были приложены три фотографии. На первой сняты три молодых человека, сидящих где-то среди горных осыпей, под могучей скалой. Двое впереди, один – типичный житель Сванетии – чуть позади. Они смотрят перед собой, на камни, развернутые в стороны, и на кости солдата, лежавшие под этими камнями. Две другие фотографии повествуют о том, как кости эти были бережно собраны, а затем похоронены с почестями в городе Ленинакане, на родине погибшего. На передней машине везли останки к кладбищу. На ней виден и портрет солдата – молоденького паренька с мужественным и спокойным взглядом. Кто же все эти люди? Вот что сообщает об этом автор письма, Григор Маркосян.
“Уважаемые товарищи! 22 июня 1964 года я получил письмо из селения Ажары Гульрипшского района Абхазской АССР, от жителя этого села товарища Чоплиани Карло. Вот оно: “Побывав на днях в районе боев около Нахарского перевала, я обнаружил могилу солдата и при нем листок в герметической коробке, указывающей на личность солдата и его адрес. Солдат – Маркосян Ашот Геворкович, уроженец Армянской ССР, из города Ленинакана, проживавший по адресу – Железнодорожная, 31, кв. 7, погиб в 1942 году в боях за Нахарский перевал. Останки его сохранены. Просим сообщить, интересует ли вас местонахождение могилы, я могу ее показать. Листок находится у меня...”
Я сразу же со своим братом отправился по указанному адресу. От Сухуми мы выехали на машине, а от селения Ажары пошло пешком километров сорок, к местам боев. Погибший солдат – мой отец. Листок, сохранившийся в солдатском медальоне, содержал адрес жены солдата – моей матери.
Подъем к местам был очень тяжелый. Мы подошли к самому краю ледника. Место, где нашли останки отца, было под скалой. Вблизи валялись стреляные гильзы, патроны, коробка от гранат, противогаз, полуистлевший перевязочный пакет. Таи же Чоплиани нашел медальон. Мы перевезли найденные останки в Ленинакан и здесь с почетом похоронили... Возможно, вы знаете кого-нибудь из участников боев, проходивших в районе Нахарского перевала. Может, кто-нибудь знает что-то о моем погибшем отце, который был рядовым солдатом. До войны он работал старшим бухгалтером Лепинаканского отделения железной дороги. Взят в армию в апреле 1942 года. Последнее письмо от него мы получили в августе того же года из Батуми. Он был коммунистом с 1926 года. В 1930 году участвовал в уничтожении бандитизма в Дилижане. Мы уверены, что он выполнил до конца свой долг солдата перед родиной...”
Судя по тому, что последнее письмо от Ашота Геворковича семья получила из Батуми, он служил, видимо, в том полку 9-й горнострелковой дивизии, который из резерва был отправлен Сергацковым на перевал. Возможно, и в самом деле еще отыщутся бойцы из этого полка, кто помнит солдата Маркосяна. Но случай этот говорит и о том, что горы хранят еще много тайн, и тайны эти ждут, чтобы их раскрыли. Трудно сказать, какие находки еще ожидают нас, о каких подвигах и судьбах мы услышим…
Когда в сентябре бои на Клухорском направлении закончились и большинство подразделений были отправлены оттуда на другие участки фронта, перевал остался охранять 1-й отдельный горнострелковый отряд. И хотя бойцы уже не испытывали такой напряженности, как вначале, однако война есть война, даже если она позиционная. Часто еще приходилось вступать в ожесточенные схватки с врагом, отделенным от наших позиций лишь узкой полосой глубокого, струящегося от морозной сухости снега. И в этих схватках гибли люди, оставляя в душах товарищей горечь утраты на долгие и долгие годы вперед.
Разве не героична даже в своей будничности история, которую поведал нам бывший боец отряда, ныне электрослесарь СМУ-3 в городе Прикумске Ставропольского края Василий Иванович Цыкало. Это история гибели друга Василия Ивановича, но это, нам кажется, прекрасная страница истории и его собственной жизни.
В декабре сорок второго года Василий Иванович в составе отделения, в котором был и его друг Виктор Цыплаков, был послан в разведку с конечным заданием достать “языка”. Разведка напоролась на засаду, началась перестрелка. Виктор был с ручным пулеметом и потому начал прикрывать огнем отход отделения. Оно благополучно отошло, пулемет Виктора замолчал, и немцы вскоре успокоились. Тогда наши осторожно начали высматривать Цыплакова. Его нигде не было видно. Василий Иванович отправился на поиски его и вскоре обнаружил следы крови на снегу. Заглянув в ледовую трещину, подле которой обрывалась кровавая цепочка, он увидел друга. К счастью, трещина была неглубокой, и Василий Иванович вытащил Виктора наверх.
Спрятавшись за камнями, он осмотрел друга. Тот был ранен в обе ноги и в грудь, причем валенки затекли кровью и смерзлись. Наступила ночь, и, кое-как перевязав рану на груди и надев на Виктора все теплое, что было на нем, Василий Иванович понес его к отряду.
– Все же не сумел я его сберечь,– пишет нам Василии Иванович.– Слишком много крови он потерял. Он скончался во время операции, и я похоронил его у большой сосны, обложив могилку камнями. Уже после войны побывал в Махачкале, у родных Виктора и рассказал им, как он погиб...
И в заключение главы о Клухоре мы приведем рассказ Ивана Петровича Голоты, бывшего комиссара 1-го отдельного горнострелкового отряда, продолжавшего воевать на Клухорском перевале, когда все другие подразделения уже ушли. Живет он сейчас в Белоруссии, работает начальником транспортной конторы Гомельского областного отделения связи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55