С июня 1740 года стали энергично готовиться к новому походу. Лишь только льды стали приходить в движение, Лаптев со своей командой перебрался на судно, до открытой воды оно отделялось плотной грядой льдов протяжением свыше версты. Лаптев решился одолеть это ледяное пространство ломами и топорами. Не покладая рук, работали люди три недели, выворачивая ледяные глыбы толщиною от 5 до 7 футов . И, наконец, одолели, — по прорубленному каналу протяжением более версты корабль был выведен на чистую воду. Велика была радость моряков, но непродолжительна. Пришедший в бурное движение лёд увлёк освобождённый корабль, понёс его вперёд и под конец выкинул на мель. Снова работа не легче только что проделанной. Чтобы поднять судно, пришлось его разоружить буквально «до последней доски». Но и это не помогло, корабль все ещё сидел на мели. Тогда вынули мачты, спилили бушприт и стали подводить ваги. Работа продолжалась «с великою нуждою» в течение ещё двух недель, и при этом «многие оскорбления и беспокойства нам нанесены были», — повествует один из участников этих кошмарных работ. Но вот корабль снова на воде и спешно готовится к отплытию. 31 июля льды стало разносить, корабль тронулся в путь на восток. Однако вскоре опять застопорило, снова проклятие экспедиции — «великие густые льды», «вверх больше двух сажен, и к самому берегу их натёрло, … и, проходя те густые льды, часто бортами об оные стучались и в страхе были, что проломит от тех ударов; но нужда была нам из них выходить». Было пасмурно, густыми хлопьями валил снег, медленно шли вперёд; все более падала уверенность не только у всех участников экспедиции, но и у самого Лаптева, что из похода на восток и в этот раз ничего не выйдет. И подлинно: лишь только подошли к Каменному Носу (Большому Баранову Камню), убедились, что дальше не удастся пройти ни на один вершок. Ничего не оставалось, как повернуть обратно, тем более, что и время уже было позднее. 23 сентября корабль Дмитрия Лаптева бросил якорь у Нижнеколымского острога, представлявшего тогда бедный посёлок всего лишь в 11 дворов. Очередная морская экспедиция Дм. Лаптева опять не принесла нужных результатов. Удачнее была работа сухопутных, партий, снаряжённых Лаптевым вскоре же по прибытии в Нижнеколымск. Так, он командировал для описных работ своих верных и надёжных помощников: геодезиста Киндякова для описи верховья Колымы и штурмана Щербинина для обследования путей от реки Ангарки до Анадырска. Последнему было также поручено заготовить лес на постройку судов для предположенной описи реки Анадыри. Летом следующего года Дм. Лаптев сделал последнюю попытку пробраться на восток, так как наступившее тёплое и раннее лето он считал подходящим для этого условием. Но, увы, и тёплое лето не способствовало успеху. Несколько раз подходили моряки к конечному пункту прошлогодней экспедиции — Баранову Камню и каждый раз в бессилии должны были отступать: не было никакой возможности пробиться через стоявшие стеной густые многолетние льды, а «посланные вперёд две лодки были отлучены, и люди с них едва спаслись». 10 августа пришли на место прежней зимовки. Экспедицию на этот раз бесповоротно пришлось считать законченной. Баранов Камень почитался самым крайним пределом плавания на восток. Верный спутник Дмитрия Лаптева — штурман Щербинин вскоре же скончался в Якутске; сам же Лаптев решил неудачи морских экспедиций отчасти компенсировать самоличным обследованием реки Анадыри. 27 октября на 45 собачьих нартах он отправился в Анадырский острог, прибыл сюда 17 ноября, где и перезимовал. Анадырский острог представлял в то время значительный по населённости центр: здесь жило 632 человека, преимущественно коряков и юкагиров, разместившихся на 50 дворах. Дмитрий Лаптев в 1742 году в течение двух месяцев сделал «аккуратную» опись реки Анадыри до её устья. Приехав в Петербург По прибытии в Петербург этот выдающийся полярный деятель продолжал службу во флоте. В 1757 году его произвели в контр-адмиралы, а через пять лет он был уволен «за старостию и болезнью» с чином вице-адмирала в отставку.
, он лично представил отчёт по экспедиции, продолжавшейся семь лет. * * * Колоссальнейшее, не виданное в истории по размаху предприятие, стоившее нечеловеческого напряжения и труда и унёсшее столько жертв, было закончено. Пройденное и обследованное путешественниками расстояние измерялось тысячами вёрст, а время выполнения задания исчислялось годами. В течение восьми лет был описан и обследован весь северный берег от Белого моря до Колымы, т.-е. на протяжении 120° долготы. При состоянии научного познания того времени и тех технических средств, которые были в распоряжении скромных тружеников севера, доведённая ими до конца задача обследования всего северного сибирского побережья не только вызывает наше изумление, но и заслуживает глубочайшего уважения. Справедливо сказано об участниках Северной экспедиции, что они «такой трудный и многобедственный и неизвестный путь морем, где было по силе человеческой возможно, проходили и к вечно достойному ведению исправно описали, а о непроходимых местах достоверно свидетельство учинили… « Подвиг моряков и приблизительно даже не был оценен по достоинству современниками, и впервые карта азиатского побережья, составленная на основе их работ, увидела свет лишь в 1770 году. Разумеется, эта карта не была свободна от недостатков Касаясь научных результатов работ Великой Северной экспедиции, проф. Н. В. Розе замечает, что работы эти дали богатейшие картографический и гидрографический материалы. Опись берегов опиралась на астрономически определённые пункты, имевшие, правда, лишь широтные определения по несовершенству тогдашних приборов и методов. Работы Врангеля и Анжу (1820—1824), Ховгарда (1878—1879), Неупокоева (1912—1913) и других исследователей единогласно свидетельствуют о замечательной, при несовершенстве приборов того времени, точности работ первых русских картографов.
. Последующие, довольно немногочисленные экспедиции в труднодоступные северные сибирские области постепенно исправляли карту и сглаживали её неточности. Но все же и после этих исправлений, продолжающихся вплоть до наших дней, очертания сибирских берегов в главнейших своих опорных пунктах остаются те же, что и со времени работы Великой Северной экспедиции, располагавшей весьма примитивными угломерными измерительными инструментами — градштоками и квадрантами Градшток — астрономический инструмент для измерения высоты солнца; квадрант — инструмент для измерения высоты и склонения небесных светил.
. Ещё до середины XIX века все ледовитое море, прилегающее к нашим берегам от Новой Земли и до Колымы, и весь берег между устьями Оби и Оленека, т.-е. на протяжении 57° долготы и 11° широты, оставались вовсе не переисследованными. Справедливо говорили о Великой экспедиции, что она является географическим приобретением, ничем не превзойдённым. ПУТЕШЕСТВИЯ АКАДЕМИКОВ ПО СИБИРИ Условия путешествия академиков. — Что видели и над чем работали академики в Сибири. — На Байкале. — Миллер и Гмелин в Якутске. — Затруднения Беринга. — Плохое снабжение экспедиции. — Всеобщее недовольство. — Жалобы и доносы на Беринга. — Отношение к экспедиции в Петербурге. — Выговор Берингу. — Гибель ко время пожара материалов, собранных академиками. — Неудача наблюдений. — Возвращение. — Предосторожности против нападения разбойников на реке Каме. — Петербург.
Иную работу вели и в иные положения попадали академики, участвовавшие в Великой Северной экспедиции. Обеспеченные всем необходимым, не нёсшие тяжелых физических трудов, почти не подвергавшие свою жизнь опасности, они могли свободно передвигаться на огромной территории и вполне отдаваться игре впечатлений самых интересных, разнообразных и увлекательных. Если мы перенесёмся в ту эпоху, то убедимся, что Сибирь, загадочная, таинственная, огромная страна, куда, робко озираясь, лишь недавно стал проникать исследователь, представляла совершенно исключительный интерес для всех передовых натуралистов. Сибирь, как чарующая сладкоголосая сирена, влекла в свои дебри жаждавшего новизны учёного — географа, ботаника, биолога, геолога, историка… Разумеется, интерес к северовосточной окраине огромного евразийского материка существовал в Европе уже давно, но все не представлялось подходящего случая организованным порядком проникнуть в это неведомое и загадочное недавно открытое царство. И вот, наконец, долгожданный случай расширить свой кругозор и пополнить знания настал. Они могут принять участие в великом русском предприятии! И отправившиеся сюда учёные не ошиблись. Их пытливым взорам раскрылся во всей своей мощи новый мир. То, что они увидели здесь, превзошло все их ожидания. Неизведанная Сибирь определила всю их карьеру. «Мы приехали в страны, — писал потом Миллер, — от натуры пред многими местами превосходствами одарённые, где почти все новое нам являлось. Там увидели мы с радостью множество трав, от большей части незнаемых; увидели стада зверей азиатических, самых редких; видели великое число древних могил, в коих находили разные достопамятные вещи, — словом, приехали в такие страны, в каких никто до нас не был, который бы мог свету сообщить известия». С жадностью и увлечением бросились учёные собирать здесь все, что могло пригодиться для науки и представить для неё интерес. Они «усердно собирали обильные сведения по всем предметам естествознания, выписывали множество документов во всех архивах, расспрашивая в то же время бывалых и знающих людей, определяли астрономически главнейшие пункты, делали разные физические наблюдения и начертывали карты своих путей, снимали значительнейшие виды и редкие предметы А. Соколов — Северная экспедиция.
». Научная работа академиков собственно началась уже с Казани, куда они прибыли 18 октября 1733 года и где учредили метеорологическую службу, поручив ведение наблюдений местному учителю Куницыну. В конце декабря они прибыли в Екатеринбург, где также озаботились постановкой работ по изучению атмосферной машины. То же повторилось и в Тобольске, куда учёные прибыли в январе следующего, т.-е. 1734 года. Здесь они, наконец, застали главу экспедиции Беринга со всем его штабом. Перезимовав, они заручились новыми сотрудниками и, лишь только вскрылись реки, отправились в путь. Их сопровождали бергхауер Самойлов, бывший сотрудник Академии Мирович, два геодезиста и постоянный конвой. Миллер и Гмелин 24 мая двинулись вверх по Иртышу и, миновав Тару, Омск и Янышевскую крепость, 26 июля прибыли в Семипалатинск. Отсюда они поехали верхом по пограничной дороге через Усть-Каменогорскую крепость и, осмотрев недавно открытые Колыванские медные заводы Близ озера Колывана, приблизительно в 30 верстах к северо-востоку от гор. Змеиногорска, в 1727 году был открыт Колыванский медеплавильный завод, просуществовавший до 1799 года. Впоследствии на этом месте создалась известная гранильная и шлифовальная фабрика. Ею были изготовлены лучшие украшения для Эрмитажа и многих дворцов.
, отправились на подводах в Кузнецк. Продвигаясь далее в Томск, Миллер отправился сюда сухим путём, а Гмелин поплыл рекою Томью. В Томске повстречались в октябре. Затем их маршрут был следующий: Енисейск, Красноярск, Канск, Удинск, Балаханск и, наконец, долгожданный Иркутск, куда они прибыли 8 марта 1735 года. Но и в Иркутске они долго не задерживались. Жажда новых впечатлений и новых открытий гнала неутомимых путешественников все дальше на восток. Вот они и на Байкале, который в марте же пересекают по льду. Дикая красота самого глубокого в мире озера восхищает их. Покрытые лесом, скалистые из тёмного гнейса, тонущие в голубоватой дали берега озера оставляют незабываемое впечатление. Недаром Байкал своими частыми и сильными бурями и случающимися на берегах его землетрясениями вызывал у обитающих вокруг него бурят и тунгусов религиозный страх; они приносили Байкалу жертвы и молились ему, называя его святым. Отсюда и произошёл «Священный Байкал». Но надо торопиться, к тому же зимою переправа по льду через Байкал не всегда безопасна. Здесь случаются нередко сильные бураны, все исчезает из глаз, лёд трескается, образуются широкие полыньи, куда проваливаются путники с лошадьми и санями. Но странная особенность озера: оно навсегда поглощает утонувших и не возвращает трупов берегам. Далее в маршруте академиков мелькают Селенгинск, где они находят Делиля, затем Кяхта, потом — назад к Удинску, на Еровинский и Читинский остроги, после чего на плотах по Ингоде и Шилке в Нерчинск, куда они прибывают 15 июня. Этот последний путь особенно понравился путешественникам. «Сколько приятных в Сибири путей, — замечает Миллер, — однакож по нерчинской дороге веселее всех было ехать… Обширные луга, испещрённые прекрасными цветами, раскиданные холмы, чудесные долины, местами густые леса и под тенью их светлые ручейки или широко разливающиеся реки; многочисленные стада; гостеприимство и услужливость бурят и тунгусов; прекрасная погода и новость предметов доставляли истинное наслаждение нашим путешественникам Соколов — Северная экспедиция.
». Как не похожа эта идиллия с ручейками и стадами на мрачную ледяную симфонию северных берегов Сибири, а настроение Миллера и Гмелина — на переживания Овцына и Прончищева! Дальнейшие маршруты наших путешественников следуют в таком порядке: после Нерчинска — осмотр Аргунских серебряных заводов; затем Аргунский острог; верховья Аргуни; путь к китайской границе; Читинский острог; снова Удинск, а оттуда по Селенге к Байкалу в Иркутск, в который они вторично прибывают 20 сентября. Здесь они остаются до следующего, т.-е. 1736 года. 26 января они возобновляют свои экскурсии; пробыв месяц в Илинске, они отправились в верховье Лены к Усть-Куту, а оттуда в Усть-Ильгинскую пристань, где и стали дожидаться прихода сооружённых для них судов для путешествия по Лене. Здесь они соединились с Лакройером и на шести дощаниках и шести «устроенных весьма удобно для помещения» каюках отправились вниз по Лене. Лакройер, не особенно расположенный к сколько-нибудь основательному и тщательному походу, торопившийся все вперёд и вперёд, скоро оставил Миллера с Гмелином, а сам отправился в Якутск, куда и прибыл 1 июня. Как это путешествие по Лене, так и все другие предпринимавшиеся нашими учёными, разумеется, не ограничивались пассивным созерцанием красот сибирской природы. По пути они делали частые остановки, тщательно исследуя местность или производя разыскания, командировали в разные пункты с поручениями научного характера сопровождавших их студентов и геодезистов, условливаясь о месте встречи. Так, за время путешествия по Лене они с помощью геодезиста Красильникова составили весьма обстоятельную карту реки. В начале сентября Миллер с Гмелином прибыли, наконец, в Якутск. Хотя вначале предполагалось, что академики, достигнув Охотского моря, примут участие в походе самого Беринга в Америку, однако Якутск оказался конечным пунктом их продвижения в Сибирь. Во время пребывания Миллера с Гмелином в конце 1736 года в Якутске город имел совершенно необычайный вид. Здесь были в полном сборе все главные силы восточного отряда экспедиции во главе с Берингом и его помощником Чириковым; здесь были также и начальник Охотского края Писарев и Лакройер. Почти все грузы экспедиции были сосредоточены здесь, здесь же находился в полном составе и экипаж судов экспедиции, ещё не законченных постройкой в Охотске. Итого в Якутске в это время находилось свыше 800 человек, причастных к Великой Северной экспедиции (из них 500 служилых и ссыльных, специально собранных для перевозки экспедиционных грузов в Охотск). Все и вся в Якутске, казалось, в то время жило и дышало для целей экспедиции. Грузы все ещё прибывали. И чего здесь только не было: целые амбары отведены под мучные склады, площади завалены канатами, парусиной, пенькой, бочками со смолой, с салом. Чтобы облегчить тяжёлый груз канатов для дальнейшей переотправки, их развивали по отдельным жилам, а потом на месте снова скручивали; даже якори разбивали на несколько частей, а в Охотске потом сваривали. Положение главы всего предприятия, самого Беринга, было в то время исключительно тяжёлое. Первоначальный план экспедиции, не рассчитанной на такой продолжительный срок, разросся до огромных размеров, и не виделось конца её завершения. Тысячи деталей и неучтённых мелочей организационного характера теперь властно и вместе назойливо становились поперёк дороги, требуя немедленного разрешения. Повидимому, дело доходило до тех крайностей, к которым вовсе не были подготовлены ни страна, ни люди, ни тогдашнее состояние науки и техники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
, он лично представил отчёт по экспедиции, продолжавшейся семь лет. * * * Колоссальнейшее, не виданное в истории по размаху предприятие, стоившее нечеловеческого напряжения и труда и унёсшее столько жертв, было закончено. Пройденное и обследованное путешественниками расстояние измерялось тысячами вёрст, а время выполнения задания исчислялось годами. В течение восьми лет был описан и обследован весь северный берег от Белого моря до Колымы, т.-е. на протяжении 120° долготы. При состоянии научного познания того времени и тех технических средств, которые были в распоряжении скромных тружеников севера, доведённая ими до конца задача обследования всего северного сибирского побережья не только вызывает наше изумление, но и заслуживает глубочайшего уважения. Справедливо сказано об участниках Северной экспедиции, что они «такой трудный и многобедственный и неизвестный путь морем, где было по силе человеческой возможно, проходили и к вечно достойному ведению исправно описали, а о непроходимых местах достоверно свидетельство учинили… « Подвиг моряков и приблизительно даже не был оценен по достоинству современниками, и впервые карта азиатского побережья, составленная на основе их работ, увидела свет лишь в 1770 году. Разумеется, эта карта не была свободна от недостатков Касаясь научных результатов работ Великой Северной экспедиции, проф. Н. В. Розе замечает, что работы эти дали богатейшие картографический и гидрографический материалы. Опись берегов опиралась на астрономически определённые пункты, имевшие, правда, лишь широтные определения по несовершенству тогдашних приборов и методов. Работы Врангеля и Анжу (1820—1824), Ховгарда (1878—1879), Неупокоева (1912—1913) и других исследователей единогласно свидетельствуют о замечательной, при несовершенстве приборов того времени, точности работ первых русских картографов.
. Последующие, довольно немногочисленные экспедиции в труднодоступные северные сибирские области постепенно исправляли карту и сглаживали её неточности. Но все же и после этих исправлений, продолжающихся вплоть до наших дней, очертания сибирских берегов в главнейших своих опорных пунктах остаются те же, что и со времени работы Великой Северной экспедиции, располагавшей весьма примитивными угломерными измерительными инструментами — градштоками и квадрантами Градшток — астрономический инструмент для измерения высоты солнца; квадрант — инструмент для измерения высоты и склонения небесных светил.
. Ещё до середины XIX века все ледовитое море, прилегающее к нашим берегам от Новой Земли и до Колымы, и весь берег между устьями Оби и Оленека, т.-е. на протяжении 57° долготы и 11° широты, оставались вовсе не переисследованными. Справедливо говорили о Великой экспедиции, что она является географическим приобретением, ничем не превзойдённым. ПУТЕШЕСТВИЯ АКАДЕМИКОВ ПО СИБИРИ Условия путешествия академиков. — Что видели и над чем работали академики в Сибири. — На Байкале. — Миллер и Гмелин в Якутске. — Затруднения Беринга. — Плохое снабжение экспедиции. — Всеобщее недовольство. — Жалобы и доносы на Беринга. — Отношение к экспедиции в Петербурге. — Выговор Берингу. — Гибель ко время пожара материалов, собранных академиками. — Неудача наблюдений. — Возвращение. — Предосторожности против нападения разбойников на реке Каме. — Петербург.
Иную работу вели и в иные положения попадали академики, участвовавшие в Великой Северной экспедиции. Обеспеченные всем необходимым, не нёсшие тяжелых физических трудов, почти не подвергавшие свою жизнь опасности, они могли свободно передвигаться на огромной территории и вполне отдаваться игре впечатлений самых интересных, разнообразных и увлекательных. Если мы перенесёмся в ту эпоху, то убедимся, что Сибирь, загадочная, таинственная, огромная страна, куда, робко озираясь, лишь недавно стал проникать исследователь, представляла совершенно исключительный интерес для всех передовых натуралистов. Сибирь, как чарующая сладкоголосая сирена, влекла в свои дебри жаждавшего новизны учёного — географа, ботаника, биолога, геолога, историка… Разумеется, интерес к северовосточной окраине огромного евразийского материка существовал в Европе уже давно, но все не представлялось подходящего случая организованным порядком проникнуть в это неведомое и загадочное недавно открытое царство. И вот, наконец, долгожданный случай расширить свой кругозор и пополнить знания настал. Они могут принять участие в великом русском предприятии! И отправившиеся сюда учёные не ошиблись. Их пытливым взорам раскрылся во всей своей мощи новый мир. То, что они увидели здесь, превзошло все их ожидания. Неизведанная Сибирь определила всю их карьеру. «Мы приехали в страны, — писал потом Миллер, — от натуры пред многими местами превосходствами одарённые, где почти все новое нам являлось. Там увидели мы с радостью множество трав, от большей части незнаемых; увидели стада зверей азиатических, самых редких; видели великое число древних могил, в коих находили разные достопамятные вещи, — словом, приехали в такие страны, в каких никто до нас не был, который бы мог свету сообщить известия». С жадностью и увлечением бросились учёные собирать здесь все, что могло пригодиться для науки и представить для неё интерес. Они «усердно собирали обильные сведения по всем предметам естествознания, выписывали множество документов во всех архивах, расспрашивая в то же время бывалых и знающих людей, определяли астрономически главнейшие пункты, делали разные физические наблюдения и начертывали карты своих путей, снимали значительнейшие виды и редкие предметы А. Соколов — Северная экспедиция.
». Научная работа академиков собственно началась уже с Казани, куда они прибыли 18 октября 1733 года и где учредили метеорологическую службу, поручив ведение наблюдений местному учителю Куницыну. В конце декабря они прибыли в Екатеринбург, где также озаботились постановкой работ по изучению атмосферной машины. То же повторилось и в Тобольске, куда учёные прибыли в январе следующего, т.-е. 1734 года. Здесь они, наконец, застали главу экспедиции Беринга со всем его штабом. Перезимовав, они заручились новыми сотрудниками и, лишь только вскрылись реки, отправились в путь. Их сопровождали бергхауер Самойлов, бывший сотрудник Академии Мирович, два геодезиста и постоянный конвой. Миллер и Гмелин 24 мая двинулись вверх по Иртышу и, миновав Тару, Омск и Янышевскую крепость, 26 июля прибыли в Семипалатинск. Отсюда они поехали верхом по пограничной дороге через Усть-Каменогорскую крепость и, осмотрев недавно открытые Колыванские медные заводы Близ озера Колывана, приблизительно в 30 верстах к северо-востоку от гор. Змеиногорска, в 1727 году был открыт Колыванский медеплавильный завод, просуществовавший до 1799 года. Впоследствии на этом месте создалась известная гранильная и шлифовальная фабрика. Ею были изготовлены лучшие украшения для Эрмитажа и многих дворцов.
, отправились на подводах в Кузнецк. Продвигаясь далее в Томск, Миллер отправился сюда сухим путём, а Гмелин поплыл рекою Томью. В Томске повстречались в октябре. Затем их маршрут был следующий: Енисейск, Красноярск, Канск, Удинск, Балаханск и, наконец, долгожданный Иркутск, куда они прибыли 8 марта 1735 года. Но и в Иркутске они долго не задерживались. Жажда новых впечатлений и новых открытий гнала неутомимых путешественников все дальше на восток. Вот они и на Байкале, который в марте же пересекают по льду. Дикая красота самого глубокого в мире озера восхищает их. Покрытые лесом, скалистые из тёмного гнейса, тонущие в голубоватой дали берега озера оставляют незабываемое впечатление. Недаром Байкал своими частыми и сильными бурями и случающимися на берегах его землетрясениями вызывал у обитающих вокруг него бурят и тунгусов религиозный страх; они приносили Байкалу жертвы и молились ему, называя его святым. Отсюда и произошёл «Священный Байкал». Но надо торопиться, к тому же зимою переправа по льду через Байкал не всегда безопасна. Здесь случаются нередко сильные бураны, все исчезает из глаз, лёд трескается, образуются широкие полыньи, куда проваливаются путники с лошадьми и санями. Но странная особенность озера: оно навсегда поглощает утонувших и не возвращает трупов берегам. Далее в маршруте академиков мелькают Селенгинск, где они находят Делиля, затем Кяхта, потом — назад к Удинску, на Еровинский и Читинский остроги, после чего на плотах по Ингоде и Шилке в Нерчинск, куда они прибывают 15 июня. Этот последний путь особенно понравился путешественникам. «Сколько приятных в Сибири путей, — замечает Миллер, — однакож по нерчинской дороге веселее всех было ехать… Обширные луга, испещрённые прекрасными цветами, раскиданные холмы, чудесные долины, местами густые леса и под тенью их светлые ручейки или широко разливающиеся реки; многочисленные стада; гостеприимство и услужливость бурят и тунгусов; прекрасная погода и новость предметов доставляли истинное наслаждение нашим путешественникам Соколов — Северная экспедиция.
». Как не похожа эта идиллия с ручейками и стадами на мрачную ледяную симфонию северных берегов Сибири, а настроение Миллера и Гмелина — на переживания Овцына и Прончищева! Дальнейшие маршруты наших путешественников следуют в таком порядке: после Нерчинска — осмотр Аргунских серебряных заводов; затем Аргунский острог; верховья Аргуни; путь к китайской границе; Читинский острог; снова Удинск, а оттуда по Селенге к Байкалу в Иркутск, в который они вторично прибывают 20 сентября. Здесь они остаются до следующего, т.-е. 1736 года. 26 января они возобновляют свои экскурсии; пробыв месяц в Илинске, они отправились в верховье Лены к Усть-Куту, а оттуда в Усть-Ильгинскую пристань, где и стали дожидаться прихода сооружённых для них судов для путешествия по Лене. Здесь они соединились с Лакройером и на шести дощаниках и шести «устроенных весьма удобно для помещения» каюках отправились вниз по Лене. Лакройер, не особенно расположенный к сколько-нибудь основательному и тщательному походу, торопившийся все вперёд и вперёд, скоро оставил Миллера с Гмелином, а сам отправился в Якутск, куда и прибыл 1 июня. Как это путешествие по Лене, так и все другие предпринимавшиеся нашими учёными, разумеется, не ограничивались пассивным созерцанием красот сибирской природы. По пути они делали частые остановки, тщательно исследуя местность или производя разыскания, командировали в разные пункты с поручениями научного характера сопровождавших их студентов и геодезистов, условливаясь о месте встречи. Так, за время путешествия по Лене они с помощью геодезиста Красильникова составили весьма обстоятельную карту реки. В начале сентября Миллер с Гмелином прибыли, наконец, в Якутск. Хотя вначале предполагалось, что академики, достигнув Охотского моря, примут участие в походе самого Беринга в Америку, однако Якутск оказался конечным пунктом их продвижения в Сибирь. Во время пребывания Миллера с Гмелином в конце 1736 года в Якутске город имел совершенно необычайный вид. Здесь были в полном сборе все главные силы восточного отряда экспедиции во главе с Берингом и его помощником Чириковым; здесь были также и начальник Охотского края Писарев и Лакройер. Почти все грузы экспедиции были сосредоточены здесь, здесь же находился в полном составе и экипаж судов экспедиции, ещё не законченных постройкой в Охотске. Итого в Якутске в это время находилось свыше 800 человек, причастных к Великой Северной экспедиции (из них 500 служилых и ссыльных, специально собранных для перевозки экспедиционных грузов в Охотск). Все и вся в Якутске, казалось, в то время жило и дышало для целей экспедиции. Грузы все ещё прибывали. И чего здесь только не было: целые амбары отведены под мучные склады, площади завалены канатами, парусиной, пенькой, бочками со смолой, с салом. Чтобы облегчить тяжёлый груз канатов для дальнейшей переотправки, их развивали по отдельным жилам, а потом на месте снова скручивали; даже якори разбивали на несколько частей, а в Охотске потом сваривали. Положение главы всего предприятия, самого Беринга, было в то время исключительно тяжёлое. Первоначальный план экспедиции, не рассчитанной на такой продолжительный срок, разросся до огромных размеров, и не виделось конца её завершения. Тысячи деталей и неучтённых мелочей организационного характера теперь властно и вместе назойливо становились поперёк дороги, требуя немедленного разрешения. Повидимому, дело доходило до тех крайностей, к которым вовсе не были подготовлены ни страна, ни люди, ни тогдашнее состояние науки и техники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22