д. и т.п., чтобы я подлечил себя и больше никогда не болел. Мне советовали не обращать внимания на глупости, которые на меня наговорили, поскольку все равно в них никто не верит. От меня требовали не раскисать, а продолжать борьбу за перестройку.
Сколько трогательных, добрых, тёплых писем я получил от совершенно незнакомых мне людей, но мне все не верилось, и я спрашивал себя, откуда это, почему, за что?..
Хотя, конечно, понимал, откуда эти искренние чувства. Наш натерпевшийся народ не мог спокойно и без сострадания смотреть, как над человеком издевались. Людей возмутила явная, откровенная несправедливость. Они присылали эти светлые письма и тем самым протянули мне свои руки, и я смог опереться на них и встать.
Я смог идти дальше.
ХРОНИКА ВЫБОРОВ 27 марта 1989 года
Вот и все. Закончился многомесячный марафон. Не знаю, что я больше испытываю — усталость или облегчение?..
Мне сообщили уточнённые итоги выборов. За меня проголосовало 89,6 процента избирателей. Конечно, это не совсем нормальные цифры, при цивилизованных, так сказать, человеческих выборах число должно быть меньше. Но у нас людей довели до такого состояния, а меня с таким усердием пытались опорочить, оболгать, не пустить, что я вполне мог и больше голосов набрать при таком раскладе.
Сейчас появилась новая расхожая формула: голосовали не за Ельцина, голосовали против аппарата. Предполагается, что эта фраза должна меня обидеть. А по-моему, это замечательно. Значит, все-таки не зря я начал эту непосильную борьбу против партийной бюрократии. Если протест против аппарата ассоциируется с именем Ельцина, значит, был смысл и в моем выступлении на октябрьском Пленуме ЦК и на XIX партконференции.
Очень хочется остановиться, оглянуться, сделать паузу. Уж слишком гонка была утомительной и выматывающей. Но ничего не получится. На меня обрушились новые заботы и проблемы.
Написал заявление Председателю Совета Министров СССР Н.И.Рыжкову с просьбой освободить меня от занимаемой должности министра. По Закону о выборах народный депутат не может одновременно являться и министром. Так что с сегодняшнего дня я стал официально безработным.
А в доме каждый день гремит телефон — десятки, сотни звонков: все поздравляют, желают, обнимают… Договорились с Наиной уехать из Москвы на пару недель, спрятаться от всех.
Все-таки я сильно устал. И хочется отдохнуть…
Иногда мне кажется, что я прожил три разных жизни. Первая хоть и была напряжённой, сложной, но все же она похожа на жизнь остальных людей: учёба, работа, семья, путь хозяйственного, партийного руководителя. Она закончилась в день проведения октябрьского Пленума ЦК, и началась вторая жизнь — существование политического изгнанника, когда кругом был вакуум, пустота. Я оказался отрезан от людей и вёл борьбу за своё выживание и как человека, и как политического деятеля. В день победы во время выборов в народные депутаты началась третья моя жизнь, третье моё рождение. Меньше года прошло с того момента. И если о первых двух этапах мало что было известно, то после выборов все происходящее со мной — работа на Съезде народных депутатов и сессии Верховного Совета СССР, создание межрегиональной депутатской группы поездка в США, попытки скомпрометировать меня и т.д. — все эти действия разворачиваются на глазах у всех, здесь нет никаких тайн и неизвестных страниц.
И все же, поскольку эти месяцы спрессовали в себя так много разных событий, не рассказать о них нельзя.
Начну по порядку.
После столь убедительной победы на выборах пошли активные слухи, что на Съезде народных депутатов я собираюсь бороться с Горбачёвым за должность Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Не знаю, где рождались эти слухи — среди моих сторонников, вошедших в раж в связи с победой, или, наоборот, в стане моих противников, перепугавшихся столь бурной реакции москвичей, но слухи эти продолжали упорно циркулировать.
Как к этому относился я? Да почти никак. Я совершенно реально представлял себе сложившуюся политическую ситуацию в стране, достаточно точно оценивал соотношение будущего меньшинства и большинства на Съезде народных депутатов, так что иллюзии и амбиции на этот счёт у меня полностью отсутствовали. Хотя, конечно, я понимал, что Горбачёва моя фигура на съезде будет беспокоить очень серьёзно. И он захочет узнать, чего же все-таки я хочу. Примерно за неделю до открытия съезда он мне позвонил и предложил встретиться, переговорить. Встреча продолжалась около часа, впервые после долгого перерыва мы сидели напротив друг друга, разговор был напряжённый, нервный, многое из того, что накопилось у меня за последнее время, я высказал ему. Меньше всего меня беспокоили собственные проблемы. Страна разваливается вот что ужасно. А аппаратно-бюрократические игры как шли, так и идут, и главное в них всю власть сохранить в руках аппарата, ни капли её не уступить Съезду народных депутатов. Я все пытался достучаться с кем вы, Михаил Сергеевич, с народом или с системой, доведшей страну до края пропасти?…
Он отвечал жёстко, резко, и чем больше мы говорили, тем мощнее вставала между нами стена непонимания. И когда стало совсем ясно, что человеческий контакт сегодня не произойдёт, доверительные отношения не возникнут, сбавив тон и напор, Горбачёв спросил меня о дальнейших планах, чем я предполагаю заниматься, где вижу себя в дальнейшей работе. Я ответил сразу — все решит съезд. Горбачёву этот ответ не понравился, он хотел все же получить от меня какие-то гарантии и потому продолжал спрашивать: как я смотрю на хозяйственную работу, может быть, меня заинтересует работа в Совмине? А я продолжал твердить своё — все решит съезд. Наверное, я был прав, до съезда о чем-то серьёзном говорить было бессмысленно, но Горбачёва мой ответ раздражал, ему хотелось узнать о моих намерениях. Он, видимо, считал, я что-то скрываю. Но я совершенно искренне не строил никаких преждевременных планов, только после работы съезда можно было о чем-то думать на этот счёт. Так мы и расстались.
Уже на следующий день по Москве опять поползли новые слухи. Где тот поэт, а также певец, который споёт оду нашим отечественным слухам? При дефиците правдивой (и даже лживой) информации народ живёт слухами. Это самое главное телеграфное агентство Советского Союза, главнее самого ТАССа. Хочется верить, что кто-нибудь изучит природу наших слухов, механизмы их возникновения и распространения, увлекательная книжка, должно быть, получится.
Итак, в этот раз слухи сообщали, что действительно Горбачёв встретился с Ельциным и предложил ему должность первого зама премьер-министра, Ельцин на зама не согласился, поскольку хотел быть Председателем Верховного Совета. Тогда Горбачёв был вынужден отдать ему пост первого заместителя Председателя, тот опять не согласился, но тогда Горбачёв предложил в жертву должность первого секретаря МГК… Ельцин на это дал согласие.
Примерно такой образ или близкий к этому, а также всякие другие варианты сообщили мне с разных сторон, приходилось качать головой и удивляться человеческой фантазии.
Вскоре начался съезд. О нем я скажу совсем несколько слов, поскольку всякий интересующийся имел возможность в мельчайших подробностях следить за его ходом. Горбачёв принял принципиально важное решение о прямой трансляции по телевидению работы съезда. Те десять дней, которые почти вся страна не отрываясь следила за отчаянными съездовскими дискуссиями, дали людям в политическом отношении гораздо больше, чем семьдесят лет, умноженные на миллионы марксистско-ленинских политчасов, выброшенных на оболванивание народа. В день открытия съезда это были одни люди, в день закрытия они стали уже другими. И как бы все мы негативно ни относились к итогам Съезда народных депутатов, как бы ни переживали и ни расстраивались из-за упущенных возможностей, не сделанных в нужном направлении политических и экономических шагов, все же главное случилось. Народ, почти весь народ, проснулся от спячки.
Как всегда, не обошлось без приключений у меня. Когда шли дискуссии, каким образом из числа народных депутатов выбирать членов Верховного Совета СССР, я категорически настаивал на том, чтобы выборы были альтернативными. Честно признаюсь, сердцем надеялся, что все-таки выберут меня в Верховный Совет, а трезвым умом понимал — от этого состава Съезда народных депутатов ничего хорошего ожидать не приходится. Тихое и послушное большинство, пришедшее к нам из недавнего прошлого, смолотит любое предложение, неугодное начальству. Так и случилось. Первые же голосования показали, как успешно Михаил Сергеевич дирижирует съездом, и выборы в Верховный Совет только лишь подтвердили, что железобетонное большинство преградит путь любому, кто слишком много высовывается. Не избрали Сахарова, Черниченко, Попова, Шмелёва — прекрасных, уважаемых, компетентных депутатов. Не прошедших отбор съезда трудно перечислить, их много. Не прошёл и я. За меня проголосовало больше половины депутатов, но по количеству голосов я уступил своим коллегам. Я не расстроился. Говорю это теперь не для того, чтобы продемонстрировать свою выдержку. Нет, просто иного ожидать было нельзя. Если бы этот состав съезда сразу же выбрал меня в Верховный Совет — вот тогда я бы очень сильно удивился. Произошёл естественный ход вещей, и я с интересом ждал, как Горбачёв будет выкручиваться из ситуации, в которую сам себя загнал.
Конечно, это был скандал. Все понимали, что ситуация из-за меня может сложиться в конце— концов просто взрывоопасной. Москвичи восприняли итоги выборов как хамское игнорирование мнения миллионов людей. Вечером начали стихийно проходить митинги, то тут, то там звучали требования о политической забастовке… Горбачёв сам не ожидал такого поворота вещей, но ничего уже сделать было нельзя, итоги выборов уже утверждены.
Но, как всегда бывает в нашей действительности, в конце концов появляется одиночка, который умудряется найти выход из самого тупикового положения. На этот раз такой палочкой-выручалочкой стал А. Казанник, депутат из Омска. Его выбрали в состав Верховного Совета, но он снял свою кандидатуру в мою пользу. Съезд должен был утвердить эту рокировку, и когда в зале поднялись руки, и Горбачёв увидел, что предложение проходит, на его лице было нескрываемое облегчение.
Так я стал депутатом Верховного Совета СССР, и вопрос о моей будущей работе сам собой отпал. Через несколько дней меня выбрали председателем комитета Верховного Совета СССР по строительству и архитектуре, в связи с этим я вошёл в состав Президиума Верховного Совета СССР.
Про съезд можно рассказывать долго. Драматичных, захватывающих, острейших ситуаций на нем произошло множество. Но ещё раз повторюсь, свидетелем этих событий была вся страна, да и весь мир, которому далеко небезразлично, что творится в одной шестой части света… Поэтому не буду больше подробно останавливаться на этих эпизодах, жизнь после этого ушла вперёд.
Почти два месяца работы сессии Верховного Совета СССР, организация Комитета по строительству и архитектуре, полная неразбериха в осуществлении депутатских функций — отсутствие кабинетов для работы, помещений для приёма избирателей, невнятные рекомендации относительно секретаря-помощника депутата, диктатура аппарата Верховного Совета над самими депутатами — в общем, наш традиционный кавардак. Мы учимся, поступили лишь в первый класс большой парламентской школы, а когда дойдём до университета, страшно представить, сколько времени пройдёт.
Ключевые эпизоды лета — забастовки шахтёров, всколыхнувшие всю страну. Время послушного, испуганного, марионеточного рабочего класса прошло, и я хочу верить, оно кончилось навсегда. На арену вышел совсем другой рабочий, уважающий себя, своё достоинство и свой труд. Конечно, очень много по-прежнему запуганных, усталых, с трепетом глядящих на начальство людей, вообще, страх уже вошёл в наши гены, но других — с распрямившимися плечами, с поднятой головой рабочих с каждым днём все больше и больше. Эти рабочие возглавили стачечные комитеты, за этими рабочими пошли тысячи, десятки тысяч горняков.
Реакция Москвы была в этот раз точной и быстрой. Пару дней, пожалуй, газеты писали о требованиях забастовщиков в раздражённом и привычно понукающем тоне, а потом разом со всех трибун, со всех газетных полос — полная поддержка позиций шахтёров. Естественно, если бы забастовал один регион — реакция оказалась бы противоположной. Но то, что удалось объединиться шахтёрам всей страны, определило успех забастовки.
К сожалению, этой ситуацией не смог в полной мере воспользоваться Рыжков со своей новой командой. В этот момент у него был реальный шанс сломать хребет командно-административной системе. И Верховный Совет, и общественное мнение оказались подготовлены к радикальным экономическим реформам. Но опять были предложены полумеры, опять это оказались попытки решить проблемы только одной отрасли…
Ещё одно важнейшее событие, в котором я принимал активное участие — это создание межрегиональной депутатской группы.
29-30 июля 1989 года, я думаю, войдут в историю становления нашего общества. В Москве, в Доме кино состоялось первое собрание межрегиональной депутатской группы народных депутатов. Рухнула эпоха единомыслия и единодушия. Несмотря на беспрецедентное давление на депутатов, на то, что в многочисленных кремлёвских залах не оказалось места для этого собрания, несмотря на попытку обозвать нас раскольниками, фракционерами, диктаторами и прочее, всех ругательных слов не перечислить, мы собрались.
Зачем нам это было надо? То, что происходит в стране, граничит с катастрофой. Полумерами, полушагами ситуацию не спасти. Только решительные, радикальные шаги могут вытянуть нас из пропасти. То, что провозглашали в своих предвыборных программах прогрессивные депутаты, все лучшие идеи выхода из тупика мы попытались объединить в тезисах и платформе МДГ. Были проведены выборы сопредседателей группы, ими стали пять человек — Афанасьев, Ельцин, Пальм, Попов, Сахаров.
В этой книге я не хотел много теоретизировать. Но, может быть, настало время хотя бы в нескольких словах обозначить ту программу, на которой я стою и которую разделяют многие депутаты, входящие в межрегиональную депутатскую группу.
Кстати, как это ни странно, но принципиальных положений, по которым расходятся так называемые правые и левые, — немного. Наверное, самое главное это вопрос о собственности. Признать частное или индивидуальное, кому как нравится, владение на собственность — и рухнет основной бастион, на котором держится государственный монополизм на собственность, и все, что с ним связано — государственная власть, отчуждение человека от собственного труда и т.д. Второе, наверное, не менее важное — вопрос о земле. Лозунг «Земля крестьянам!» сейчас ещё более актуален, чем семьдесят лет назад. Только если на земле появится хозяин, страна будет накормлена. Далее, децентрализация власти, экономическая самостоятельность республик и реальный суверенитет. При этом во многом будут решены национальные проблемы. Устранение всех ограничений экономической, финансовой, хозяйственной самостоятельности предприятий и трудовых коллективов. Оздоровление финансовой ситуации в стране, оно связано с теми мерами, о которых я говорил уже выше, но необходимы ещё и специальные финансовые мероприятия, которые могли бы предотвратить полный крах рубля.
Здесь я много распространяться не буду, в межрегиональной депутатской группе есть прекрасные экономисты, в том числе Шмелёв и Попов, которые обозначили комплекс архисрочных акций по спасению наших финансов.
Почему я всегда был одним из тех, кто достаточно спокойно всегда относился к лозунгам о немедленной многопартийности? Да потому, что сам факт существования многих партий ещё ничего не решает. В Чехословакии, ГДР ещё совсем недавно имелось несколько партий, но социализм до последнего времени там был казарменным, брежневско — сталинский вариант со своими деталями. Сейчас он рухнул там, но многопартийность тут ни при чем. В Северной Корее, кстати, тоже много партий.
Так что до многопартийности, настоящей, цивилизованной, нам ещё надо расти и расти. И ещё одно замечание. Пока у нас нет многопартийности. Но ведь это иллюзия, что у нас одна партия. Единая и непобедимая. На самом деле, если у нас в одной КПСС состоят Юрий Афанасьев и Виктор Афанасьев, Ельцин и Лигачев, депутат Самсонов и депутат Власов, полные антиподы и по позициям и по поступкам, значит, мы уже совсем запутались в понятиях и забыли вообще, что такое партия. И поэтому я предлагаю срочно принять закон о партии, в котором закрепить положения о том, что партия является частью общества, а не государства, а также то, что граждане свободны объединяться в общественные организации и партии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Сколько трогательных, добрых, тёплых писем я получил от совершенно незнакомых мне людей, но мне все не верилось, и я спрашивал себя, откуда это, почему, за что?..
Хотя, конечно, понимал, откуда эти искренние чувства. Наш натерпевшийся народ не мог спокойно и без сострадания смотреть, как над человеком издевались. Людей возмутила явная, откровенная несправедливость. Они присылали эти светлые письма и тем самым протянули мне свои руки, и я смог опереться на них и встать.
Я смог идти дальше.
ХРОНИКА ВЫБОРОВ 27 марта 1989 года
Вот и все. Закончился многомесячный марафон. Не знаю, что я больше испытываю — усталость или облегчение?..
Мне сообщили уточнённые итоги выборов. За меня проголосовало 89,6 процента избирателей. Конечно, это не совсем нормальные цифры, при цивилизованных, так сказать, человеческих выборах число должно быть меньше. Но у нас людей довели до такого состояния, а меня с таким усердием пытались опорочить, оболгать, не пустить, что я вполне мог и больше голосов набрать при таком раскладе.
Сейчас появилась новая расхожая формула: голосовали не за Ельцина, голосовали против аппарата. Предполагается, что эта фраза должна меня обидеть. А по-моему, это замечательно. Значит, все-таки не зря я начал эту непосильную борьбу против партийной бюрократии. Если протест против аппарата ассоциируется с именем Ельцина, значит, был смысл и в моем выступлении на октябрьском Пленуме ЦК и на XIX партконференции.
Очень хочется остановиться, оглянуться, сделать паузу. Уж слишком гонка была утомительной и выматывающей. Но ничего не получится. На меня обрушились новые заботы и проблемы.
Написал заявление Председателю Совета Министров СССР Н.И.Рыжкову с просьбой освободить меня от занимаемой должности министра. По Закону о выборах народный депутат не может одновременно являться и министром. Так что с сегодняшнего дня я стал официально безработным.
А в доме каждый день гремит телефон — десятки, сотни звонков: все поздравляют, желают, обнимают… Договорились с Наиной уехать из Москвы на пару недель, спрятаться от всех.
Все-таки я сильно устал. И хочется отдохнуть…
Иногда мне кажется, что я прожил три разных жизни. Первая хоть и была напряжённой, сложной, но все же она похожа на жизнь остальных людей: учёба, работа, семья, путь хозяйственного, партийного руководителя. Она закончилась в день проведения октябрьского Пленума ЦК, и началась вторая жизнь — существование политического изгнанника, когда кругом был вакуум, пустота. Я оказался отрезан от людей и вёл борьбу за своё выживание и как человека, и как политического деятеля. В день победы во время выборов в народные депутаты началась третья моя жизнь, третье моё рождение. Меньше года прошло с того момента. И если о первых двух этапах мало что было известно, то после выборов все происходящее со мной — работа на Съезде народных депутатов и сессии Верховного Совета СССР, создание межрегиональной депутатской группы поездка в США, попытки скомпрометировать меня и т.д. — все эти действия разворачиваются на глазах у всех, здесь нет никаких тайн и неизвестных страниц.
И все же, поскольку эти месяцы спрессовали в себя так много разных событий, не рассказать о них нельзя.
Начну по порядку.
После столь убедительной победы на выборах пошли активные слухи, что на Съезде народных депутатов я собираюсь бороться с Горбачёвым за должность Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Не знаю, где рождались эти слухи — среди моих сторонников, вошедших в раж в связи с победой, или, наоборот, в стане моих противников, перепугавшихся столь бурной реакции москвичей, но слухи эти продолжали упорно циркулировать.
Как к этому относился я? Да почти никак. Я совершенно реально представлял себе сложившуюся политическую ситуацию в стране, достаточно точно оценивал соотношение будущего меньшинства и большинства на Съезде народных депутатов, так что иллюзии и амбиции на этот счёт у меня полностью отсутствовали. Хотя, конечно, я понимал, что Горбачёва моя фигура на съезде будет беспокоить очень серьёзно. И он захочет узнать, чего же все-таки я хочу. Примерно за неделю до открытия съезда он мне позвонил и предложил встретиться, переговорить. Встреча продолжалась около часа, впервые после долгого перерыва мы сидели напротив друг друга, разговор был напряжённый, нервный, многое из того, что накопилось у меня за последнее время, я высказал ему. Меньше всего меня беспокоили собственные проблемы. Страна разваливается вот что ужасно. А аппаратно-бюрократические игры как шли, так и идут, и главное в них всю власть сохранить в руках аппарата, ни капли её не уступить Съезду народных депутатов. Я все пытался достучаться с кем вы, Михаил Сергеевич, с народом или с системой, доведшей страну до края пропасти?…
Он отвечал жёстко, резко, и чем больше мы говорили, тем мощнее вставала между нами стена непонимания. И когда стало совсем ясно, что человеческий контакт сегодня не произойдёт, доверительные отношения не возникнут, сбавив тон и напор, Горбачёв спросил меня о дальнейших планах, чем я предполагаю заниматься, где вижу себя в дальнейшей работе. Я ответил сразу — все решит съезд. Горбачёву этот ответ не понравился, он хотел все же получить от меня какие-то гарантии и потому продолжал спрашивать: как я смотрю на хозяйственную работу, может быть, меня заинтересует работа в Совмине? А я продолжал твердить своё — все решит съезд. Наверное, я был прав, до съезда о чем-то серьёзном говорить было бессмысленно, но Горбачёва мой ответ раздражал, ему хотелось узнать о моих намерениях. Он, видимо, считал, я что-то скрываю. Но я совершенно искренне не строил никаких преждевременных планов, только после работы съезда можно было о чем-то думать на этот счёт. Так мы и расстались.
Уже на следующий день по Москве опять поползли новые слухи. Где тот поэт, а также певец, который споёт оду нашим отечественным слухам? При дефиците правдивой (и даже лживой) информации народ живёт слухами. Это самое главное телеграфное агентство Советского Союза, главнее самого ТАССа. Хочется верить, что кто-нибудь изучит природу наших слухов, механизмы их возникновения и распространения, увлекательная книжка, должно быть, получится.
Итак, в этот раз слухи сообщали, что действительно Горбачёв встретился с Ельциным и предложил ему должность первого зама премьер-министра, Ельцин на зама не согласился, поскольку хотел быть Председателем Верховного Совета. Тогда Горбачёв был вынужден отдать ему пост первого заместителя Председателя, тот опять не согласился, но тогда Горбачёв предложил в жертву должность первого секретаря МГК… Ельцин на это дал согласие.
Примерно такой образ или близкий к этому, а также всякие другие варианты сообщили мне с разных сторон, приходилось качать головой и удивляться человеческой фантазии.
Вскоре начался съезд. О нем я скажу совсем несколько слов, поскольку всякий интересующийся имел возможность в мельчайших подробностях следить за его ходом. Горбачёв принял принципиально важное решение о прямой трансляции по телевидению работы съезда. Те десять дней, которые почти вся страна не отрываясь следила за отчаянными съездовскими дискуссиями, дали людям в политическом отношении гораздо больше, чем семьдесят лет, умноженные на миллионы марксистско-ленинских политчасов, выброшенных на оболванивание народа. В день открытия съезда это были одни люди, в день закрытия они стали уже другими. И как бы все мы негативно ни относились к итогам Съезда народных депутатов, как бы ни переживали и ни расстраивались из-за упущенных возможностей, не сделанных в нужном направлении политических и экономических шагов, все же главное случилось. Народ, почти весь народ, проснулся от спячки.
Как всегда, не обошлось без приключений у меня. Когда шли дискуссии, каким образом из числа народных депутатов выбирать членов Верховного Совета СССР, я категорически настаивал на том, чтобы выборы были альтернативными. Честно признаюсь, сердцем надеялся, что все-таки выберут меня в Верховный Совет, а трезвым умом понимал — от этого состава Съезда народных депутатов ничего хорошего ожидать не приходится. Тихое и послушное большинство, пришедшее к нам из недавнего прошлого, смолотит любое предложение, неугодное начальству. Так и случилось. Первые же голосования показали, как успешно Михаил Сергеевич дирижирует съездом, и выборы в Верховный Совет только лишь подтвердили, что железобетонное большинство преградит путь любому, кто слишком много высовывается. Не избрали Сахарова, Черниченко, Попова, Шмелёва — прекрасных, уважаемых, компетентных депутатов. Не прошедших отбор съезда трудно перечислить, их много. Не прошёл и я. За меня проголосовало больше половины депутатов, но по количеству голосов я уступил своим коллегам. Я не расстроился. Говорю это теперь не для того, чтобы продемонстрировать свою выдержку. Нет, просто иного ожидать было нельзя. Если бы этот состав съезда сразу же выбрал меня в Верховный Совет — вот тогда я бы очень сильно удивился. Произошёл естественный ход вещей, и я с интересом ждал, как Горбачёв будет выкручиваться из ситуации, в которую сам себя загнал.
Конечно, это был скандал. Все понимали, что ситуация из-за меня может сложиться в конце— концов просто взрывоопасной. Москвичи восприняли итоги выборов как хамское игнорирование мнения миллионов людей. Вечером начали стихийно проходить митинги, то тут, то там звучали требования о политической забастовке… Горбачёв сам не ожидал такого поворота вещей, но ничего уже сделать было нельзя, итоги выборов уже утверждены.
Но, как всегда бывает в нашей действительности, в конце концов появляется одиночка, который умудряется найти выход из самого тупикового положения. На этот раз такой палочкой-выручалочкой стал А. Казанник, депутат из Омска. Его выбрали в состав Верховного Совета, но он снял свою кандидатуру в мою пользу. Съезд должен был утвердить эту рокировку, и когда в зале поднялись руки, и Горбачёв увидел, что предложение проходит, на его лице было нескрываемое облегчение.
Так я стал депутатом Верховного Совета СССР, и вопрос о моей будущей работе сам собой отпал. Через несколько дней меня выбрали председателем комитета Верховного Совета СССР по строительству и архитектуре, в связи с этим я вошёл в состав Президиума Верховного Совета СССР.
Про съезд можно рассказывать долго. Драматичных, захватывающих, острейших ситуаций на нем произошло множество. Но ещё раз повторюсь, свидетелем этих событий была вся страна, да и весь мир, которому далеко небезразлично, что творится в одной шестой части света… Поэтому не буду больше подробно останавливаться на этих эпизодах, жизнь после этого ушла вперёд.
Почти два месяца работы сессии Верховного Совета СССР, организация Комитета по строительству и архитектуре, полная неразбериха в осуществлении депутатских функций — отсутствие кабинетов для работы, помещений для приёма избирателей, невнятные рекомендации относительно секретаря-помощника депутата, диктатура аппарата Верховного Совета над самими депутатами — в общем, наш традиционный кавардак. Мы учимся, поступили лишь в первый класс большой парламентской школы, а когда дойдём до университета, страшно представить, сколько времени пройдёт.
Ключевые эпизоды лета — забастовки шахтёров, всколыхнувшие всю страну. Время послушного, испуганного, марионеточного рабочего класса прошло, и я хочу верить, оно кончилось навсегда. На арену вышел совсем другой рабочий, уважающий себя, своё достоинство и свой труд. Конечно, очень много по-прежнему запуганных, усталых, с трепетом глядящих на начальство людей, вообще, страх уже вошёл в наши гены, но других — с распрямившимися плечами, с поднятой головой рабочих с каждым днём все больше и больше. Эти рабочие возглавили стачечные комитеты, за этими рабочими пошли тысячи, десятки тысяч горняков.
Реакция Москвы была в этот раз точной и быстрой. Пару дней, пожалуй, газеты писали о требованиях забастовщиков в раздражённом и привычно понукающем тоне, а потом разом со всех трибун, со всех газетных полос — полная поддержка позиций шахтёров. Естественно, если бы забастовал один регион — реакция оказалась бы противоположной. Но то, что удалось объединиться шахтёрам всей страны, определило успех забастовки.
К сожалению, этой ситуацией не смог в полной мере воспользоваться Рыжков со своей новой командой. В этот момент у него был реальный шанс сломать хребет командно-административной системе. И Верховный Совет, и общественное мнение оказались подготовлены к радикальным экономическим реформам. Но опять были предложены полумеры, опять это оказались попытки решить проблемы только одной отрасли…
Ещё одно важнейшее событие, в котором я принимал активное участие — это создание межрегиональной депутатской группы.
29-30 июля 1989 года, я думаю, войдут в историю становления нашего общества. В Москве, в Доме кино состоялось первое собрание межрегиональной депутатской группы народных депутатов. Рухнула эпоха единомыслия и единодушия. Несмотря на беспрецедентное давление на депутатов, на то, что в многочисленных кремлёвских залах не оказалось места для этого собрания, несмотря на попытку обозвать нас раскольниками, фракционерами, диктаторами и прочее, всех ругательных слов не перечислить, мы собрались.
Зачем нам это было надо? То, что происходит в стране, граничит с катастрофой. Полумерами, полушагами ситуацию не спасти. Только решительные, радикальные шаги могут вытянуть нас из пропасти. То, что провозглашали в своих предвыборных программах прогрессивные депутаты, все лучшие идеи выхода из тупика мы попытались объединить в тезисах и платформе МДГ. Были проведены выборы сопредседателей группы, ими стали пять человек — Афанасьев, Ельцин, Пальм, Попов, Сахаров.
В этой книге я не хотел много теоретизировать. Но, может быть, настало время хотя бы в нескольких словах обозначить ту программу, на которой я стою и которую разделяют многие депутаты, входящие в межрегиональную депутатскую группу.
Кстати, как это ни странно, но принципиальных положений, по которым расходятся так называемые правые и левые, — немного. Наверное, самое главное это вопрос о собственности. Признать частное или индивидуальное, кому как нравится, владение на собственность — и рухнет основной бастион, на котором держится государственный монополизм на собственность, и все, что с ним связано — государственная власть, отчуждение человека от собственного труда и т.д. Второе, наверное, не менее важное — вопрос о земле. Лозунг «Земля крестьянам!» сейчас ещё более актуален, чем семьдесят лет назад. Только если на земле появится хозяин, страна будет накормлена. Далее, децентрализация власти, экономическая самостоятельность республик и реальный суверенитет. При этом во многом будут решены национальные проблемы. Устранение всех ограничений экономической, финансовой, хозяйственной самостоятельности предприятий и трудовых коллективов. Оздоровление финансовой ситуации в стране, оно связано с теми мерами, о которых я говорил уже выше, но необходимы ещё и специальные финансовые мероприятия, которые могли бы предотвратить полный крах рубля.
Здесь я много распространяться не буду, в межрегиональной депутатской группе есть прекрасные экономисты, в том числе Шмелёв и Попов, которые обозначили комплекс архисрочных акций по спасению наших финансов.
Почему я всегда был одним из тех, кто достаточно спокойно всегда относился к лозунгам о немедленной многопартийности? Да потому, что сам факт существования многих партий ещё ничего не решает. В Чехословакии, ГДР ещё совсем недавно имелось несколько партий, но социализм до последнего времени там был казарменным, брежневско — сталинский вариант со своими деталями. Сейчас он рухнул там, но многопартийность тут ни при чем. В Северной Корее, кстати, тоже много партий.
Так что до многопартийности, настоящей, цивилизованной, нам ещё надо расти и расти. И ещё одно замечание. Пока у нас нет многопартийности. Но ведь это иллюзия, что у нас одна партия. Единая и непобедимая. На самом деле, если у нас в одной КПСС состоят Юрий Афанасьев и Виктор Афанасьев, Ельцин и Лигачев, депутат Самсонов и депутат Власов, полные антиподы и по позициям и по поступкам, значит, мы уже совсем запутались в понятиях и забыли вообще, что такое партия. И поэтому я предлагаю срочно принять закон о партии, в котором закрепить положения о том, что партия является частью общества, а не государства, а также то, что граждане свободны объединяться в общественные организации и партии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24