А вот по этой лестнице будет нестись водопад…
— Как так?!
— Не настоящий, голографический. Вообрази — гости поднимаются по ступенькам в кипении водопадных струй… А вон там будет бассейн… А вон там спортивный зал… А вон там…
Рабочие, я заметила, чуть усмешливо наблюдали на нами и прислушивались к словам пресс-секретаря.
— Ну как вам все это? Работа на миллиардера и его жену? — не утерпела, спросила.
— А чего? — ответил уклончиво один из них, пожав плечами. — наше дело маленькое…
И вот тут хочешь не хочешь, но задумалась невольно не только о происходящем вширь и вглубь процессе созидания замков-дворцов для отдельно взятых новоиспеченных миллиардерш, но и о формовке всякого рода слуг для них, лакеев, рабочих, коим предписано исполнять все их миллионерско-миллиардерские пожелания. И сколь недолго вращалась я, так сказать, в этой «высшей сфере», а не могла не заметить, трудно, ох как трудно перековываться недавнему советскому человеку в услужителя барской воли. Тем более что все эти люди где-то про себя уж непременно держат колючее, язвительное, с молоком матери всосанное — «гляди на них, из грязи да в князи». Юморок в глазах на вопрос о «хозяевах» я замечала не только у строительных рабочих дворца-замка с намеченным голографическим водопадом, но и в глазах другой обслуги. И вывела, вероятно к огорчению миллионеров-миллиардеров, что нет как нет к ним почитания у набранных там-сям лакеев-швейцаров и тому подобного.
Вообще, это весьма непростое занятие для «новых русских» — создать класс такой обслуги, чтоб она не только расторопно исполняла всякого рода поручения, но и при этом не насмешничала про себя, несмотря на свои самые хорошие заработки, над добычливыми, хваткими хозяевами, разбогатевшими в рекордно короткие сроки.
Хочешь не хочешь, а такие «лакеи» все одно соглядатаи в доме, все равно в той или иной степени твои, пусть пассивные, но недоброжелатели. Уж по одному тому, что ты су мел ухватить больше, чем не только тысячи других, но миллионы. В русском народе все гуляет известная пословица: «От трудов праведных не наживешь палат каменных». Не выбьешь, нет, да в один удар…
Забуду на время пр Брынцалова. Полистаю классиков. И лишний раз убеждаюсь: «новые русские» — это плоть от плоти старые, еще с тех, дореволюционных времен. Ну разве что в другие пиджаки-брюки одетые и жаргончик чуть посовременней. Но вот как приметлив «человек из ресторана» из одноименного рассказа Ивана Шмелева, вот как этот рядовой официант описывает «гостей»: «Вот поди ж ты что значит капитал! Прямо даже непонятно. Мальчишкой служил у паркетчика, а теперь в такой моде, что удивление. Домов поставил прямо на страх всем. И ничего не боится. Ставит и ставит по семь да по восемь этажей. Так его господин Глотанов и называет — Домострой! А настоящая фамилия — Семин, Михайла Лукич! Выстроит этажей в семь на сто квартир и сейчас же заложит по знакомству с хорошей пользой. Потом опять выстроит и опять заложит. Таким манером домов шесть воздвиг. И совсем необразованный, а вострый. И насмешил же он меня!
По случаю какого торжества — неизвестно, а привез с собой в ресторан супругу. И в первый раз привез, а сам три года ездит. Как вошла и как увидала все наше великолепие, даже испугалась. Сидит в огромной шляпе, выпучив глаза, как ворона. А я им служил и слышу, она говорит:
— Чтой-то как мне не ндравится на людях есть… Чисто в театре…
А он ей резко:
— Дура! Сиди важней… Тут только капиталисты, а не шваль…
— Она ежится, а он ей:
— Сиди важнее! Дура!
А она свое:
— Ни в жисть больше не поеду! Все смотрят…
А он ей — дурой! Умора!..»
И далее, с той же острой наблюдательностью услужающего, незамечаемого, презираемого: «Сто двадцать пять рублей бутылка! За такие деньги я два месяца мог бы просуществовать с семейством! Духов два флакона дорогих, по семи рублей, сожгли на жаровне для хорошего воздуха. Атмосфера тонкая, даже голова слабнет и ко сну клонит. Чеканное серебро вытащили из почетного шкафа и хрусталь необыкновенный, и сербский фарфор. Одна тарелочка для десерта по двенадцать рублей! Из атласных ящиков вынимали, что бывает не часто. Вот какой ужин для оркестра! Это надо видеть! И такой стол вышел — так это ослепление. Даже когда Кавальери была — не было!
Зернистая икра стояла в пяти ведерках-вазонах на четыре фунта. Мозгов горячих из костей для тартинок — самое нежное блюдо для дам! У нас одна такая тартинка рубль шесть гривен! Французский белянжевин — груша по пять целковых штучка…»
И годы, годы так-то в беготне с подносами, в созерцании чужих роскошеств-излишеств со считанными денежками в собственном кармане… И что же? Это и ест путь к смирению, к покорности? На нет и нет: «И всю-то жизнь в ушах польки и вальсы, и звон стекла и посуды, и стук ножичков. И пальцы, которыми подзывают… А ведь хочется вздохнуть свободно и чтобы душа развернулась и глотнуть воздуху хочется во всю ширь, потому что в груди першит и в носу от чада и гари и закусочных и винных запахов… Очень неприятно».
И это все от лица малообразованного, «темного» человека! А наши-то «лакеи», как я убедилась, при «новых-то русских», как правило, с образованием, а то и с двумя. С ними надо держать ухо еще как востро! Он книжек начитались! У них мысль в глазах так и светится!
… Александр Толмачев предложил нам:
— Кто хочет подняться по этой будущей парадной лестнице?
— Нет, — сказала я. — Пока это голый бетон. Другое дело, когда тут лягут белые и пушистые дорожки и забьет фантастический голографический фонтан!
Но тут же и догадалась, что уж тогда-то мне тут не бывать. Ведь сотворяются все эти чудеса техники и немереные красоты для соответствующих гостей того еще ранга… Ну что я и подобные мне? Зачем мы здесь? Даже петь-развлекать не умеем. А тут, как рассказывают нравы строгие и своеобычные. Если верить газетам, даже популярная певица Маша Распутина не сумела вписаться в общую экспозицию вечера у Брынцаловых, хотя до этого — всюду свойская, энергичная, вдохновенная и раскрепощенная. А тут — стой! Несмотря на то, что сам Хозяин оплатил ее выступление на банкете десятью тысячами долларов. Но, если опять же верить газетчику, не снесла самолюбивая Маша того, что на шее Натальи Геннадиевны листало бриллиантовое колье (ух ты! Передохну, потом вымолвлю!) за… восемьсот пятьдесят тысяч долларов, и разнервничалась, собственный перстенек принялась крутить нервно на пальце. И спела в результате не в полный накал, не оправдала, стало быть, трат…
Или это все-таки байка? Ну сплетня такая, но так или иначе — не абы какие людишки станут топтать ковры во дворце-замке Натальи Брынцаловой, а отборные…
Мы же, голландские тележурналисты, переводчица и я с Александром, сошли наконец с долгих, пока еще грязных лестниц будущей резиденции Брынцаловых, сели в машины и помчались обратно в Москву. И для меня таки осталось тайной, почему Н.Г. Брынцалова не захотела встретиться с иноземными телевизионщиками, прилетевшими за тридевять земель, и со мной заодно. И почему, как рассказывает пресс-секретарь, это, в общем-то, вполне заурядное и частое явление, когда та, жилая, дача нараспашку для очередной съемочной группы. Уж такая открытость, такая открытость!
Но ведь, собственно, на открытость и весь расчет весьма нестандартного человека по имени В.А. Брынцалов! Он ведь и говорит, мол, вот я весь перед вами со всеми своими капиталистическими замашками. А, вы готовы ненавидеть меня за то, что покупаю себе дорогую одежду, жену украшаю бриллиантами-изумрудами и проч. и проч. и проч.? Но я хочу добиться любви через ненависть!
Ну в самом-то деле, кто еще в нынешней России так выпячивает свое несметное богатство, свои суперботинки, суперчасы и прочее? Вопрос о том, а как же он не боится всяких-разных разбойников, был снят Александром быстро.
— Охрана хорошая. Охраняют не только дачу в Салтыковке, где мы только что были, но и другую, где живут его дочь и первая жена.
В сущности, я еще и права не имею на свое собственное окончательное суждение о Владимире Алексеевиче и его семье, — мне надо время…
— Послушай, — просветил меня позже друг-писатель, — а ведь это прекрасно — русский предприниматель такого масштаба! Широкий человек! Вроде Саввы Морозова или Третьякова! Вполне вероятно, именно с него начнется та насыщенная искусством, полноценная столичная жизнь, о которой с таким восторгом писал сам Шаляпин!
Не поленилась, отыскала воспоминания великого певца. Вот отрывок из них:
«… Так называемое общество я посещал мало. Однако в Москве я с большим интересом присматривался к купеческому кругу, дающему тон всей московской жизни. И не только московской. Я думаю, что в полустолетие, предшествовавшее революции, русское купечество играло первенствующую роль в бытовой жизни всей страны.
Что такое русский купец? Это, в сущности, простой российский крестьянин, который после освобождения от рабства потянулся работать в город.
… Я так и вижу в деревенском еще облике его этого будущего московского туза торговли и промышленности. Выбиваясь из сил и потея, он в своей деревне самыми необыкновенными путями изучает грамоту. По сонникам, по требникам, по лубочным рассказам о Бове Королевиче и Еруслане Лазаревиче. Он по-старинному складывает буквы: аз, буки, веди, глаголь… Еще полуграмотный, он проявляет завидную сметливость. Не будучи ни техником, ни инженером, он вдруг изобретает какую-то машинку для растирания картофеля или находит в земле какие-то особенные материалы для колесной мази — вообще что-нибудь уму не постижимое. Он соображает, как вспахать десятину с наименьшей затратой труда, чтобы получить наибольший доход. Он не ходит в казенную пивную лавку, остерегается убивать драгоценное время праздничными прогулками. Он все время корпит то в конюшне, то в огороде, то в поле, то в лесу. Неизвестно, каким образом — газет не читает — он узнает, что картофельная мука продается дешево и что, купив ее теперь по дешевой цене в такой-то губернии, он через месяц продаст ее дороже в другой.
И вот, глядишь, начинает он жит в преимущественном положении перед другими мужиками, у которых как раз нет его прилежания… С точки зрения последний течений мыслей в России он — «кулак», преступный тип. Купил дешево — кого-то обманул. Продал дорого — опять кого-то обманул… А для меня, каюсь, это свидетельствует, что в этом человеке есть, как и подобает, ум, сметка, расторопность и энергия. Плох для жизни тот человек, который подобно неаполитанскому лаццарони лежит на солнышке и лениво греется.
А то еще российский мужичок, вырвавшись из деревни смолоду, начинает сколачивать свое благополучие будущего купца или промышленника в Москве. Он торгует сбитнем на Хитровом рынке, продает пирожки, на лотках льет конопляное масло на гречишники, весело выкрикивает свой товаришко и косым глазком хитро наблюдает за стежками жизни, как и что зашито и что к чему как пришито. Неказиста жизнь для него. Он сам зачастую ночует с бродягами на том же Хитровом рынке или на Пресне, он ест требуху в дешевом трактире, вприкусочку пьет чаек с черным хлебом. Мерзнет, холодает, но всегда весел, не ропщет и надеется на будущее. Его не смущает, каким товаром ему приходится торговать, торгуя разным. Сегодня иконами, завтра чулками, послезавтра янтарем, а то и книжечками. Таким образом он делается «экономистом». А там, глядь, у него уже и лавочка или заводик. А потом, поди, он уже 1-й гильдии купец. Подождите — его старший сынок первый покупает Гогенов, первый покупает Пикассо, первый везет в Москву Матисса. А мы, просвещенные, смотрим со скверно разинутыми ртами на всех непонятых еще нами Матиссов, Мане и Ренуаров и гнусаво-критически говорим: «Самодур…»
А самодуры тем временем потихонечку накопили чудесные сокровища искусства, создали галереи, музеи, первоклассные театры, настроили больниц и приютов на всю Москву…»
Но далее Федор Иванович, увы, с огорчением вынужден констатировать:
«Насколько мне было симпатично солидное и серьезное российское купечество, создавшее столько замечательных вещей, настолько же мне была несимпатична так называемая „золотая“ купеческая молодежь. Отстав от трудовой деревни, она не пристала к труду городскому. Нахватавшись в университете верхов и зная, что папаша может заплатить за любой дорогой дебош, эти „купцы“ находили для жизни только одно оправдание — удовольствия, наслаждения, которые может дать цыганский табор. Дни и ночи проводили они в безобразных кутежах, в смазывании горчицей лакейских „рож“, как они выражались, по дикости своей неспособные уважать человеческую личность. Ни в Европе, ни в Америке, ни, думаю, в Азии не имеют представления и об этого рода „размахе“… Впрочем, этих молодцов назвать купечеством было бы несправедливо — это просто „беспризорные“…»
Мне все же хочется через ворох недоумений расположиться к В.А. Брынцалову, возложить на него какую-то долю надежд, сравняться в этом с одним из авторов писем к нему: «Если вы сумели стать таким богатым и создали такое передовое предприятие, как „Ферейн“…»
Вот именно. Что бы там и как ни говорили — а «Ферейн» в славе и почете. Каждое третье лекарство в России — от «Ферейна».
И бегают, носятся по городам и весям машины с волшебной надписью «Ферейн», спешат на помощь людям…
И, стало быть, плевать на то, что миллиардер строит замок-дворец, и на то, что его жена красуется в бриллиантовом колье немыслимой стоимости почти в миллион долларов. Как говорится, могут себе позволить…
А любознательные на выставку художника Шилова спешат и, как оказалось, не только за эстетическим наслаждением. При мне три тетеньки, видимо, подружки, одетые бедненько, серенько, проходя внутрь зала, интересовались у билетерши:
— А где здесь портрет Брынцаловой?
И шустро так, скорехонько, мимо всех прочих картин — к этому самому портрету. А там и без того народ толпой.
Что такое? В чем главный интерес? Подхожу и слушаю:
— Гляди, гляди, сколько на ней изумрудов и бриллиантов! Деньжищ сколько на себя напялила — не постеснялась!
— А может, они все искусственные?
— Ты что! У них, этих «новых русских», все натуральное! Нахапали, а теперь хвалятся. Стыда на них нет. Народ перебивается с хлеба на квас, а эти… Ненавижу!
И что же, собственно, тут такого? Разве не о том толковал мне Владимир Алексеевич, что, мол, добьюсь любви через ненависть… Значит, на что рассчитывал — то и произошло? Ненависть уже есть… Остается дожидаться любви?
У меня же в голове еще добавилось неразберихи.
— Александр, как, как это все понимать? Всю эту открытость, которая очень смахивает на беззастенчивость? Неужели Владимир Алексеевич всерьез считал, что именно этот путь ведет к сердцам избирателей?
— Брынцалов относится к людям, которые говорят: «Я — открытый политик и должен быть на виду. Как может избиратель голосовать за кота в мешке? Он должен знать обо мне все — мои достоинства и недостатки, мои болезни, моих жен, моих любовниц, моих детей», то есть он не стесняется этого, он говорит об этом вслух. Здесь он «перекликается» с западными политиками.
— Позволь, позволь, Хиллари на выборах ходила во всем таком простеньком. Да и Клинтон не демонстрировал часов с бриллиантами… Хотя и могут себе позволить, небось, приобрести…
— Ну они уже сколько времени в политике! А Брынцалов — всего ничего, — срезал меня как всегда находчивый Александр.
Свидетельствую: пресс-секретарь миллиардера Александр Толмачев стеной стоял за своего хозяина, не давая мне усомниться ни на грамм в его праве быть таким, как он есть, и уверял:
— Он никогда не борется со своим характером. Да, нелегкий… Но считает, что раз этот характер помог ему выжить сорок лет назад, когда он ходил босой и когда нечего было есть, и десять лет назад, когда на него наезжает налоговая инспекция, а он выдерживает эти наезды… Он не откажется от своего характера никогда. Он считает, что сила его — в характере. А то, что он взбалмошный? Не всегда. Редко.
А едва я завела свою насквозь обывательскую речь о бриллиантовом колье — тотчас перевел все на другие рельсы:
— Да, Наташа числится помощником, советником Брынцалова и получает восемнадцать тысяч долларов в месяц. Но она не все деньги тратит на себя, это факт. Она потихонечку финансирует какой-то детский дом, отправляет деньги каким-то бедным семьям. Она считает, зачем вкладывать деньги в благотворительный фонд, где такие морды… лучше помочь конкретной семье.
Лучше… хуже… Запутаешься с этими миллиардерами!
В то бурное время, когда в новом составе Госдумы только-только замелькала, и то нечасто, фамилия Брынцалова, вдруг раз — и объявил он себя социалистом-капиталистом и врезался в круговерть президентских выборов, претендуя на роль «царя-батюшки» всея России!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39