А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Поля и предположить не могла, что к исчезновению чистящего средства причастна молодая хозяйка. Наталья воровала мыло — ей было до дрожи приятно вдыхать его вонюченькое благоуханье.
Стоял теплый августовский день. Наташа сидела под большим ореховым деревом, прячась от расшалившихся солнечных лучей. Девушка читала “Монахиню” Дидро. Ее поражали жестокость и вероломство монашек, издевавшихся над бедной Сюзанной. Вдруг залаял Колдун — дурашливый дворовый щенок-лайка. Наталья подняла голову — в ворота входила горбунья. Пес несся к ней со страшной скоростью. “Фу, фу!” — закричала Наташа, испугавшись, что собака опрокинет незнакомку. Но Колдун, подбежав к старушке, начал ластиться и лизать ее мятые руки. Наталья подошла и увидела, что бабушка взгромоздила на спину огромную корзину, прикрытую шерстяной ветошью. Старушка откинула тряпку, на Наташу влажно пахнуло грибным духом:— Милая, купи грибков. Тут всякие есть — беляки, рыжики, подосиновики. Какие хочешь?— Я сейчас грибы есть не могу, бабушка.Но может, еще кто захочет? У вас ведь семья большая.Пойду, спрошу у свекрови.А у тебя сынок будет — востроглазенький, черненький.— А вы откуда знаете?Гаруда на хвосте принес.Наташа удивленно посмотрела в ясные, улыбчивые глаза старушки.— Надо купить всю корзину, — сказала Наталья Петровна — завтра у нас будут гости.Беременная Наташа не могла есть некогда любимое блюдо, от грибов ее тошнило. Но грибки странной гостьи, доставили ей несказанное удовольствие. Ее живот довольно урчал, а самой Наталье хотелось петь и смеяться.
С раннего утра Полечка колдовала на кухне под руководством Натальи Петровны. Резали, жарили, парили. По дому разносились восхитительные запахи. Наташа накрывала на террасе огромный стол — ждали много гостей.Первыми приехали Сергей Федорович Бондарчук и Ирина Константиновна Скобцева. Только что прогремел фильм “Война и мир”. У Сергея Федоровича было большое выразительное лицо с цепким магнетическим взглядом. Увидев Ирину Константиновну, Наталья задохнулась от восхищения. Как она была хороша! Огромные серо-голубые глаза, гордые брови, красиво очерченный рот. Наталья Петровна стала показывать гостье свои парижские шляпки из итальянской соломки, Ирина Константиновна с удовольствием примеряла их. Головные уборы очень шли актрисе, элегантно обнимая светлые волосы, уложенные в безупречную прическу.Потом стали съезжаться остальные гости: Питер Устинов — знаменитый английский актер, режиссер, драматург, Коган — выдающийся скрипач, Чингиз Айтматов. Были еще какие-то званые гости — академики, художники, поэты...Стол ломился пиршественным изобилием — за пышными спинами кулебяк прятались крошечные пирожки, тающие во рту, ее величество водочку “Кончаловку” окружали румяные паштеты, селедочка кудрявилась кольцами лука, жарко дымилась печеная картошка... Сергей Владимирович, гордясь кулинарным искусством своей жены, пошутил: “И вот т-т-так мы едим к-к-каждый день!”.Наталья немножечко влюбилась в Питера Устинова, такими ей представлялись люди эпохи Возрождения, во всем талантливые, легкие, прекрасные. Он поразил гостей, кода вдруг начал одними губами чудесно имитировать звучание целого оркестра. Это было так изящно и виртуозно! Сергей Федорович смешно изобразил пьяненького мужичка.Отобедав, гости отправились на прогулку. Хозяйки время даром не теряли, — накрывали стол к чаю. Минут через сорок гуляющие стали возвращаться. Опять первым пожаловал Сергей Федорович: “Где Ирина Константиновна?”. “Ирина Константиновна еще не вернулись” — прощебетала Полечка. Постепенно собрались все гости, не было только Ирины Константиновны и Айтматова. С каждой минутой Сергей Федорович делался все мрачнее. Вдруг из сада долетел смех, на террасу вошли Чингиз Торекулович и Ирина Константиновна в голубом ореоле василькового венка: “Ой, а мы заговорились и не заметили, как отстали ото всех!” — радостно сообщила она. Сергей Федорович посмотрел на супругу и вызвал в коридор.На кухне хозяйки разрезали слоеный торт с апельсинами. Наташа случайно смахнула рюмку, раздался звон, а потом еще какой-то звук. Невестку пожурили, осколки собрали. Подали торт на стол. Из коридора вышли заплаканная Ирина Константиновна с алыми щеками и Сергей Федорович. Чингиз Торекулович, узнав, что стал невольной причиной гнева великого режиссера, смутился и уехал.— А-а-ах, как он ее любит! — сказала Поля, вытаращив глаза до самых неожиданных размеров, — Конечно, такая красавица! Мадам Берчанская Из Парижа прикатила мадам Берчанская — богатая, холеная, толстенькая еврейка на кривых ножках. У нее в Париже был свой антикварный магазин. Мадам Берчанская гостила на Николиной Горе довольно долго, хотя в Россию она приехала с определенной целью — побывать в Ленинграде. Ей кто-то сказал, что ее картина работы Мурильо, изображавшая мадонну — копия, а настоящий Мурильо висит в Эрмитаже. Обеспокоенная госпожа Берчанская привезла огромную фотографию своей картины и все приставала к Наталье Петровне: “Когда же мы поедем в Ленинград?”. Наконец, в начале сентября Наталья Петровна, мадам Берчанская и Наташа на пятом месяце беременности сели в “Красную стрелу” и рано утром были в Ленинграде.Первым делом дамы отправились в Русский музей, Наталье Петровне хотелось показать невестке картины своего отца Петра Кончаловского. Такие русские, теплые полотна, напоминавшие атмосферу и порядок в доме свекрови. В “Эрмитаже” Мадам Берчанская тут же помчалась в зал, где висел Мурильо и, сверив с фотографией, убедилась, что в музее — совсем другая картина, хотя и этого художника.Очень похожая, но другая. У моей колер изысканнее! Ах, Мурильо — такойзабавник, обожал писать мадонн! — воскликнула Берчанская.Ощущая счастье всем своим большим существом, обладательница подлинника Мурильо расползлась по скамеечке в просторном вестибюле “Эрмитажа”:— О-о-о, я больше не могу двинуться с места!— Не мудрено — за один день обежать два таких музея! Я тоже очень устала. Наташа, как ты себя чувствуешь?— Еле дышу, — пролепетала невестка.И тут к женщинам подбежал директор “Эрмитажа”. Переминаясь с одной длинной ноги на другую и непрестанно взмахивая такими же продолжительными руками, высокий господин сказал:Хочу познакомиться с внучкой Сурикова, — и неловко клюнул ее в руку.Наталья Петровна, с интересом разглядывая незнакомца, напоминавшего ей аиста, приветливо представила мадам Берчанскую.— А это, наверное, ваша внучка? — смекнул директор, глядя на Наташу — Очень похожа.— Нет, это моя невестка. Жена старшего сына.— Ха-ха-ха. Какой конфуз! — и сразу же без паузы — Хотите посмотреть кладовые “Эрмитажа”? Сейчас они закрыты, мы туда никого не пускаем, но для вас сделаем исключение!— Хотим! — заорала мадам Берчанская. Она вскочила на свои кривые ножки и быстро покатилась за директором. Несчастная Наташа плелась сзади, бережно неся свой животик. Она дивилась нескончаемой энергии этих двух женщин, одной из которых было шестьдесят пять лет, а мадам Берчанской — семьдесят пять.Но то, что “Эрмитаж” раскрыл в своих недрах, стоило девичьих усилий. Молоденькая женщина забыла про свою усталость, всецело предавшись созерцанию дивной красоты. Она восхищенно разглядывала яйца Фаберже, драгоценные шкатулки, царские украшения, но больше всего ее поразил лебедь, искусно выточенный из огромного изумруда.Потом неугомонные дамы поехали на Васильевский остров навестить двоюродную сестру Натальи Петровны. После короткого звонка дверь открылась, и женщины вошли в уютный полумрак петербургской квартиры. В бледных лучиках света проступала старинная обстановка. К гостьям вышла хозяйка. Измученная Наташа доплелась до огромного кресла и тут же уснула. Дамы сели обедать. Дуэт Натальи Петровны и мадам Берчанской оживленно пел о сокровищах “Эрмитажа”.Вечером честная компания отправилась на вокзал, чтобы снова сесть в “красную стрелу”. Старшие дамы решили напоследок прогуляться по Невскому проспекту, у Наташи не было сил сопротивляться их прыти. Но, идя по Невскому, она неожиданно для самой себя начала смеяться, вспомнив драму майора Ковалева, потерявшего свой нос. Именно здесь разъезжал отбившийся от лица Нос.По возвращении в Москву от переутомления и переизбытка впечатлений у Натальи поднялась температура. Старшие же дамы были в полном здравии и чрезвычайно довольны тем, что совершили столь увлекательное путешествие.Проснувшись ранним утром, мадам Берчанская ласково попросила Полю: “Пожарьте грибков”. Полечка приготовила большую чугунную сковородку. Выложила дымящееся кушанье на английское блюдо, посыпала укропчиком. Мадам Берчанская, выросшая в России, очень скоро махнула рукой на все диеты. Она неутомимо лопала грибы, мстя своей фигуре, за долгие годы диетического воздержания. Когда дражайшая мадам Берчанская собралась в Париж, она уже очень отличалась от той лощенной дамы, несколько недель назад приехавшей из столицы мира. Ее некогда холеное, розовое лицо посерело, на подбородке проросли волосы, красивые, чуть подсиненные локоны поблекли и уныло обвисли вокруг круглого, постаревшего лет на десять, лица. Странный человек Наталья уже ходила с большим пузом, когда в маленькую квартирку у метро “Аэропорт” стал приходить Тарковский. Он начал снимать “Андрея Рублева” и хотел переписать какие-то сцены. В то время у молодых титанов советского кино были довольно натянутые отношения, но так как они оба авторы сценария “Андрей Рублев”, то и поправки им приходилось делать вместе. Тарковский был не самым светским человеком, походил на комок нервов, Наталья перед ним робела. В отличие от других, приятных в общении друзей Андрона, беременная женщина не вызывала в нем умиления, неприязнь, возникшая между мужчинами, распространилась и на нее. Через несколько лет, когда Наташа разойдется с именитым мужем, Тарковский, проходя мимо по коридору “Мосфильма”, неожиданно бросится к ней. “Ну, как вы, Наташенька, живете?” — вскричит он, обнимая женщину, как будто она ему самый близкий друг. Наталья прямо-таки остолбенеет от его внезапной радости. “А-а-а... Он знает, что я разошлась с Андроном. Теперь я ему милее. Странный человек!”.Как-то она взялась приготовить творцам обед. У нее была отличная свежая вырезка, часть которой, исстругав на тонюсенькие кусочки, Наташа хорошенько прожарила. В это время в кухню на аппетитный запах зашел голодный Тарковский: “О-о-о, что вы делаете! Все не так!”. Он отпихнул Наташу, порезал оставшееся мясо толстыми кусками, бросил на сковородку: “Вот как надо! И не пережаривайте, они должны быть с кровью. Это же вырезка!” — говорил он резким голосом. Наталье показалось, что сейчас он ее склюет вместе с румяно поджаренными кусочками. У девушки выступили слезы: “А я не люблю с кровью, меня от нее тошнит” — сказала она в спину гению.— Как он смеет пихать меня, беременную! — возмущалась Наташа, рассказывая свекрови эту сцену.— Да, он странный человек! Сколько жил у нас! Я так за ним ухаживала, готовила ему завтраки, и никогда не слышала от него спасибо. Мало ли что они не поделили с Андроном! Мне-то можно хоть иногда позвонить. По-моему, он просто завидует моему сыну”.
Осенью у Андрона с Наташей была первая в жизни премьера. Сколько месяцев ждали ее! К этому событию Наталья Петровна сшила невестке прелестное платье темно-синего бархата, поверх которого накидывался белоснежный палантин из горностая. Андрей привез из-за границы красивые туфельки и длинные лайковые перчатки. Беременность очень шла Наталье, молодая женщина, равномерно потолстев, превратилась в шарик с толстенькими ручками и ножками.— К-к-какая ты хорошенькая! Т-т-тебе все время надо ходить б-беременной! Попа просто как орех, так и просится на г-г-грех! — озорно заключил автор гимна, и весело шлепал невестку.Наташа очень гордилась своим пузом! Внутри нее шла какая-то таинственная жизнь, всем своим существом она ощущала что-то удивительное, зарождающееся, нежное. Другие не беременные женщины казались ей пустыми.Когда в “Доме Кино” вся съемочная группа “Первого учителя” вышла на сцену, Наталья тоже выкатилась в своем очаровательном туалете. После просмотра фильма были замечательно-радостные минуты, когда к тебе подходят знакомые и незнакомые люди, поздравляют, говорят какие-то добрые слова. И вдруг к Наташе подошла женщина с выцветшим лицом и поразительно злобным взглядом близко посаженных глаз.В таком положении стыдно выходить на сцену. Беременным дома надо сидеть! — сказала незнакомка, резко повернулась и ушла, оставив ошеломленную женщину. Как злобны бывают люди! Рождение В 23-ем роддоме работала заведующей отделением приятельница Сергея Владимировича.Если хотите, чтобы ребенок был здоров, Наташу надо положить на сохранение, — авторитетно заявила доктор, — Мы поколем ее витаминами, подкрепим сердечко, чтобы все прошло хорошо.Наталье пришлось встречать Новый год в роддоме. Это был самый грустный Новый год в ее жизни, со слезами на глазах она вспоминала прошлое новогоднее торжество. Молодой женщине так хотелось домой! Утешало во всей этой оздоровительной процедуре то, что все равно Андрон и Сергей Владимирович должны были улететь после Нового года в Англию писать сценарий “Щелкунчик”.Каждый день к Наташе приезжал шофер — чудный Игнатий Станиславович Казарновский. Он привозил невольной узнице всякие вкусности. У молодых была своя “Волга”, Андрон водил сам и в основном Игнатий Станиславович возил Наталью. Это была замечательная личность, Пан Игналик — шутя звали его в семье. Сам он — маленький, худенький, но на его лице гордо реял огромный рубильник. Добрый, услужливый Пан Игналик был поляком, он родился в прошлом веке. В январе 65-ого ему было семьдесят восемь лет, водительские права он имел с двенадцатого года. Пан Игналик рассказывал, что до революции работал шофером у графа Пуришкевича, тогда автомобиль могли позволить себе только очень богатые люди.— Вы знаете, Наташенька, — рассказывал Игнатий Станиславович, поблескивая глазками из-под кустистых бровей, — В графском доме одной прислуги было шестьдесят четыре человека. Когда графинюшка выходила из машины, я ей дверку открывал, а она мне жаловала пять рублей золотом.— Игнатий Станиславович, я вам даже нашими бумажными пять рублей дать не могу, когда вы меня из машины высаживаете.— А вот Любовь Петровна, — он имел в виду Любовь Петровну Орлову, у советской звездной четы он проработал двадцать пять лет, — должен признаться, скуповата была.Наталья обожала поездки по Москве с Игнатием Станиславовичем. Пан Игналик помнил дореволюционную и послереволюционную Москву, с удовольствием рассказывал девушке, как раньше все было хорошо. Едут они по какой-нибудь старомосковской улочке, а он и вскрикнет: “Ах, какие здесь были колбасные ряды!”. Проедут еще метров двести, и он снова всплеснет руками в кулинарном восторге: “Ох, а какие рыбные ряды! Осетры, стерлядь, щуки — эх, разве сейчас жизнь!” — и начинал пыхтеть, смешно надувая щеки. Наташа очень пугалась:— Игнатий Станиславович, покажите, на какую педаль нужно жать, чтобы затормозить. А то вы так пыхтите, вдруг чего случится.— Думаете, окочурюсь? Э-э-э, как бы не так, я еще крепкий! — и он корчил грозную рожицу, в доказательство своего неоспоримого здоровья. Наталья начинала хохотать, а Пан Игналик, довольный своими актерскими дарованиями, показывал на какую педаль надо нажать.В обязанности Игнатия Станиславовича входило закупать продукты, сдавать белье в прачечную, да и другие хозяйственные заботы. И, несмотря на свой почтенный возраст, он был всегда весел, бодр, беспрестанно курил папиросы и никогда не отказывался от водочки. Выпив стопочку, он довольно покрякивал.Каждый день пан Игналик привозил Наташе в роддом бутылку свежевыжатого морковного сока для поднятия гемоглобина, домашние пирожки, икру, фрукты, а Наташа передавала с ним записочки Наталье Петровне и Андрону. Письма мужу Наталья писала по-французски, что его очень радовало. Она много читала и никак не могла дождаться, когда же, наконец, народит ребеночка. Ей было так печально — женщины одна за другой рожали деток, а Наташа все лежала и лежала. В роддоме ее уже все знали, она была самой молоденькой роженицей.
Наступило пятнадцатое января. День был морозный, игривый, снежинки-толстушки кружились в хороводе. Наталья смотрела в окно и чувствовала себя вполне беременной, чтобы родить малыша. Вдруг форточка отворилась, и в окно дунул ветерок. Наташе почудилось, что откуда-то тихо доносятся волшебные трели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27