Весь он горит, его грешной любви подгоняют стрекала:
780 Ложе невинное пусть сила иль хитрость возьмет!
«Спорен успешный исход; но будь что будет! — сказал он, —
Случай или же бог смелым подмога в делах.
Смелость и в Габии нас привела недавно!» Воскликнул
И, опоясавши меч, гонит вперед он коня.
785 В медью обитую дверь Коллатии юноша входит
В час, когда солнце уже было готово зайти.
Враг шагает, как друг. В покои вождя Коллатина
Гостеприимно его приняли: это родной.
Как ошибиться легко! Ничего не подозревая,
790 Бедная есть подает дома хозяйка врагу.
Ужин окончен: давно пора и о сне бы подумать.
Ночь наступила, нигде нет во всем доме огня.
Он поднялся, из ножен золоченых меч вынимает
И в почивальню твою, верная, входит, жена.
795 Ложа коснувшись, он к ней: «Лукреция, меч мой со мною.
Я — Тарквиния сын; слышишь ты эти слова?»
Та ни слова: ни сил у нее, ни голоса в горле
Нет никакого, и все мысли смешались в уме.
Но задрожала она, как дрожит позабытая в хлеве
800 Крошка овечка, коль к ней страшный склоняется волк.
Что же ей делать? Бороться? Жену всегда одолеют.
Крикнуть? Но меч у него тотчас же крик пресечет.
Или бежать? Но ее ведь груди ладонями сжаты,
Чуждая в первый раз к ним прикоснулась рука.
805 Враг влюбленный ее умоляет, клянется, грозит ей, —
Клятвы, угрозы, мольбы тронуть не могут ее.
«Борешься зря! — говорит он, — лишишься и чести и жизни.
Ложным свидетелем я мнимого буду греха:
Я уничтожу раба, с каким тебя будто застал я!»
810 Не устояла она, чести лишиться страшась.
Что ж, победитель, ты рад? Тебя победа погубит:
Ведь за одну только ночь царство погибло твое!
Вот уж и день: и она сидит, волоса распустивши,
Как над могильным костром сына сидит его мать.
815 Старого кличет отца, кличет мужа из ратного стана, —
Оба, не медля ничуть, поторопились прийти.
В горе увидев ее, спросили, по ком она плачет,
Чье погребенье? Каким горем она сражена?
Долго она молчит, от стыда закрывая одеждой
820 Очи; слезы ручьем, не иссякая, бегут.
Тут и отец и супруг утирают ей слезы и просят
Горе свое им открыть, плачут и в трепете ждут.
Трижды пыталась начать и трижды она умолкала.
Но наконец, опустив долу глаза, говорит:
825 «Видно, и этим обязана я Тарквинию горем?
Надо несчастной самой мне вам позор мой открыть?»
То, что смогла, рассказала она, но потом зарыдала,
И запылали ее чистые щеки стыдом.
Видя насилье над ней, ее муж и отец извиняют;
830 «Нет, — отвечает она, — нет извинения мне!»
Тотчас себе она в грудь кинжал сокровенный вонзила
И ниспроверглась в крови собственной к отчим ногам.
Но и в последний свой миг заботилась, чтобы пристойно
Рухнуть; и к чести была ей и кончина ее.
835 Вот и супруг и отец, невзирая на все предрассудки,
Кинулись к телу ее вместе, рыдая о ней.
Брут появляется. Вмиг свое позабывши притворство,
Из полумертвого он выхватил тела клинок
И, поднимая кинжал, благородною кровью омытый,
840 Им потрясает и так громко и грозно кричит:
«Этою кровью клянусь, святой и отважною кровью,
Этими Майами, мной чтимыми, как божество, —
Что и Тарквиний, и весь его выводок изгнаны будут.
Слишком долго уже доблесть свою я таил!»
845 Тут, хоть и лежа, она приоткрыла потухшие очи,
И, как и видели все, будто кивнула она.
На погребенье несут матрону с отвагою мужа,
Слышатся речи над ней, ненависть бурно растет.
Рана открыта ее. И Брут, созывая квиритов,
850 Громко кричит обо всех гнусных поступках царя.
Изгнан Тарквиний со всем потомством. Годичную консул
Власть получает: сей день днем был последним царей.

26 февраля
Мы ошибаемся? Или весны предтеча, касатка,
Не убоялась, что вновь может вернуться зима?
855 Все же ты, Прокна, не раз пожалеешь, что поторопилась;
Муж твой, однако, Терей, рад, что ты смерзнешь теперь.

28 февраля. Эквирии
Месяц проходит второй: от него лишь две ночи осталось;
Марс погоняет коней, на колеснице летя.
Правильно назван сей день — Эквирии — конские скачки:
860 Смотрит на них этот бог нынче на поле своем.
Слава тебе, Градив379, своевременно к нам ты приходишь:
Месяц грядущий твоим именем запечатлен.
К пристани прибыли мы: вместе с месяцем кончилась книга,
И поплывет по другой ныне челнок мой воде.
Книга третья
Воинский Марс, отложив на время и щит свой, и пику,
К нам появись и сними шлем свой с блестящих волос.
Спросишь, может быть, ты, что за дело поэту до Марса?
Именем назван твоим месяц, о коем пою.
5 Знаешь ты сам: хоть войной занята и Минерва бывает,
Но и свободных искусств дело в руках у нее.
Время найди отложить копье, по примеру Паллады:
И безоружному есть много забот по душе.
Был безоружным ведь ты, пленившись римскою жрицей,
10 Чтоб от посевов твоих город наш мощный возрос.
Сильвия, Весте служа (почему не начать бы отсюда?),
Вышла помыть поутру утварь богини в воде
И подошла по тропе к отлогому берегу речки,
Где она ставит сосуд глиняный, с темени сняв.
15 На землю сев отдохнуть, вдохнула открытою грудью
Ветер и поправлять волосы стала себе.
Лишь она села, ивняк тенистый, и пение птичек,
И лепетанье воды дрему навеяли ей.
Сладкий тихонько покой смежил ей усталые очи,
20 И с подбородка ее томно упала рука.
Марс тут ее увидал, пожелал, желанную обнял
И обладания миг силой божественной скрыл.
Сон улетел, и она на траве тяжела остается,
Ибо во чреве у ней Рима зиждитель лежал.
25 Томно встает и сама не знает, откуда томленье,
И, прислонившись к стволу дерева, так говорит:
«Пусть на пользу и пусть на счастье мне будет виденье
Этого сна! Или нет, это яснее, чем сон!
У илионских огней я была, когда вдруг соскользнула
30 Долу повязка моя перед священным огнем.
Тут одинаково две из нее, удивительно, пальмы
Выросли вдруг, и одна выше другой поднялась,
И обняла целый мир могучими тотчас ветвями,
И досягнула до звезд пышной вершиной своей.
35 Вот мой дядя на них заносит стальную секиру —
В ужасе я, и дрожит трепетно сердце мое.
Марсов дятел и с ним волчица, вдвоем ополчаясь,
Оберегают стволы; пальмы стоят, спасены».
Так говорила она, во время рассказа наполнив
40 Урну водой, и с трудом снова ее подняла.
А между тем возрастает и Рем, и Квирин возрастает:
И, округляясь, живот бремя небесное нес.
Год же своим чередом неуклонно к концу приближался:
Светлому богу в пути две оставались межи.
45 Сильвия ныне уж мать. Говорят, изваяние Весты
Девственною рукой очи прикрыло свои.
Дрогнул богини алтарь, когда разродилася жрица,
И, ужаснувшись, огонь скрылся под белой золой.
Только об этом узнал презревший право Амулий
50 (Ибо у брата отбил власть он, которой владел),
Как приказал утопить близнецов. Но волна отбежала,
И на сухом берегу дети остались лежать.
Вскормлены были они молоком, как известно, звериным,
И постоянно еду брошенным дятел носил.
55 Не замолчу я тебя, Ларентия, славного рода
Нянька, а также твоей помощи, Фавстул-бедняк.380
Честь вам обоим придет, когда Ларенталии славить
Буду я в декабре, месяце праздничном здесь.
Трижды шесть минуло лет потомству возросшему Марса,
60 И пробивался пушок желтой у них бороды.
Пахарям всем и пастырям всем помогали при спорах
Илии дети, и всем братья решали дела.
Тешились часто они кровью хищников, пролитой в чаще.
И пригоняли назад угнанных ими коров.
65 Но лишь услышали, кто их родитель, они возгордились
И недостойным сочли в хижинах званье скрывать.
На смерть острым мечом пронзил Амулия Ромул,
И престарелому вновь деду он царство вернул.
Строятся стены теперь, но, пока они низкими были,
70 Лучше бы, лучше бы Рем не перепрыгивал их!
Вот уже там, где были леса и приюты овечкам,
Город возник; и вещал Вечного города вождь:
«Законодатель войны, от коего крови считают
Был я рожден (и готов это стократ доказать!),
75 Мы именуем тебя зачинателем римского года:
Первый же месяц в году Марсовым будет у нас!»
Сказано — сделано: назван с тех пор отчим именем месяц.
Честь эта, как говорят, богу угодна была.
Выше всех прочих богов почитали в древности Марса:
80 Этим воинственный люд склонность к войне показал.
Чтут кекропиды Палладу, минойцы на Крите Диану,
И почитаем Вулкан на Ипсипильской земле,
Славу Юноне поют пелопиды в Микенах и Спарте,
Фавна в сосновом венке чтут в Меналийской стране.381
85 В Лации Марс почитаемым был, как бог всеоружный:
В бранях дикий народ видел и силу и честь.
Коль ты досуж, загляни в иноземные месяцесловы:
Месяц, наверное, в них с именем Марса найдешь.
Назвали так третий месяц альбанцы и пятый — фалиски,
90 А у народов твоих, Герника, это шестой.
У арицийцев же, как и в стенах Телегона высоких,
Тот же месяцев счет, как и в Альбанской земле.
А у лаврентов он пятый, десятый у эквов суровых,
Следом за третьим идет он же у жителей Кур.
95 А у тебя, вояка пелигнский, как у сабинов,
Месяц четвертый уж встарь богу войны посвящен.382
Ромул же всех превзошел в порядке этого счета:
Года начало отцу кровному он посвятил.
Да и календ в старину не считалось столько, как нынче:
100 На два месяца год был покороче тогда.
Ты побежденных наук победившим еще не открыла,
Греция: хоть и речист, но трусоват твой народ.
Кто был отважен в бою, тот и сведущ был в римской науке,
Кто хорошо метал копья, тот был и речист.
105 Кто о Гиадах тогда, иль Плеядах Атлантовых ведал,
Иль что меж двух полюсов вертятся своды небес;
Что есть Медведицы две, из которых сидоняне правят
По Киносуре, ладьи ж греков Гелика ведет?383
Или что знаки небес брат обходит в течение года,
110 Или что их обежит в месяц упряжка сестры?
Вольно кружились у них целый год без присмотра созвездья,
Слыли они за богов у неученых людей.
По небу знаков тогда бегущих вовсе не знали.
Людям были нужней знаки их собственных войск.
115 Были из сена значки; это сено они почитали,
Как почитаем твоих все мы орлов боевых.
Эти маниплы-пучки на шестах привешены были,
И на маниплы они войско делили свое.
Из-за того, что расчет незнаком был этим невеждам,
120 В счете теряли они за пятилетие — год.
Год их кончался, когда десять раз луна обернется:
Десять считали они самым почетным числом;
Иль потому, что у нас на руках десять пальцев для счета,
Иль что в десятом всегда месяце жены родят,
125 Иль что десятка у нас граница во всех исчисленьях
И начинаем опять с новой десятки мы счет.
Ромул поэтому счет ста сенаторов ввел по десяткам
И по десяткам делил пешее войско свое;
В каждом ряду войсковом он ввел такие деленья,
130 Конницу также свою он на десятки разбил.
Тициев, рамнов и луцеров, три изначальные трибы,384
Он разделил, положив столько же в каждой частей.
Это, привычное всем, число сохранил и в году он,
В этот же срок и жена плачет о муже своем.
135 Не сомневайся, что встарь начальными были календы
Марса: этому ты много свидетельств найдешь.
Лавр, который весь год хранится у фламинов в доме,
Новым сменяют и чтут новый лавровый венок.
Фебовым деревом тут обвивают и царские двери,
140 Так же украшен в сей день в древнюю курию вход,
И, чтобы Веста в листве красовалася вечнозеленой,
Старому лавру вослед новый несут к очагам.
Мало того, и огонь обновляют на Реиных углях,
И возрожденный очаг с новою силой горит.
145 Также могу я сказать, что встарь, в это самое время
Наверняка учрежден Анны Перенны был культ.
В эти же самые дни, до войны с вероломным пунийцем,385
В должность входили свою и магистраты у нас.
И, наконец, и «квинтиль», пятый месяц, считается также
150 С марта, и месяцы все счетом отсюда идут.
Первый Помпилий нашел, что двух месяцев нам не хватает,
Тот, кто был к нам приведен прямо с масличных полей;
То ли Самосец его научил, не однажды рожденный,386
То ль, по обычаю, он нимфе Эгерии внял.
155 Все же месяцеслов и потом был неверен, покуда
Цезарь не взял на себя труд исправленья его.
Бог этот, этот отец такого могучего рода,
Не полагал этот труд ниже других своих дел.
Ведать он небо хотел, что ему предназначено было:
160 Бог не желал новичком в дом незнакомый вступить.
Солнечный круговорот по двенадцати знакам небесным
Точно он рассчитал, распределив его путь.
Он к тремстам пяти дням шестьдесят еще суток добавил
Да еще пятую часть времени полного дня.
165 Это для года предел, а к каждому пятому году,387
Чтоб довершить полноту, лишний прибавился день.

1 марта. Календы. Магроналии
«Коль допустимо певцам побуждения божии ведать, —
А, как молва говорит, это позволено им, —
То объясни мне, Градив, раз мужскими ты занят делами,
170 Как получилось, что твой праздник матроны блюдут?»
Так вопрошал я, и так, сняв шлем, Маворс388 мне ответил,
Не выпуская из рук дрот с боевым острием:
«Нынче впервые в году меня к мирным делам призывают;
Я — бог войны, и теперь в новый я лагерь иду.
175 Мне не досадно идти — мне любо и это: Минерве
Нечего думать, что лишь ей это право дано.
Трудолюбивый певец латинского года, узнай ты
То, что желаешь узнать, и затверди мой ответ.
Если желаешь сказать обо всем ты спервоначала,
180 Рим был ничтожен, но был полон великих надежд.
Стены стояли уже для грядущего тесные люда,
Хоть и казались они слишком обширными встарь.
Если ты спросишь, каков дворец был нашего сына,
На тростниковый взгляни крытый соломою дом.
185 Здесь на соломенной он по ночам забывался подстилке,
С этого ложа сумев богом взойти в небеса.
Римляне были тогда далеко уже по свету славны,
Но не звался среди них свекром иль мужем никто.
Бедных супругов себе не брали соседки-богачки,
190 И забывали, что в них тоже течет моя кровь.
Стыдно казалось и то, что живут они с овцами в стойлах
И что немного у них пахотной было земли.
С равными сходятся все: и птицы, и дикие звери,
Даже змея, чтоб родить, ищет другую змею;
195 И с иноземцами в брак вступать возможно, но чтобы
С римлянином заключить брак, не нашлось ни одной.
Я огорчался: «Я дал родительский нрав тебе, Ромул:
То, чего просишь, сказал, даст тебе собственный меч».
Праздника Конса канун. Что мучилось, Конс тебе скажет
200 В день, когда и ему будешь ты песни слагать.389
Куры и с ними все те, кто был оскорблен, возмутились:
В первый раз на зятьев свекры с оружьем пошли.
Много похищенных жен матерями уже называлось:
Слишком уж долго война между соседями шла.
205 Сходятся жены во храм, меж собой сговорившись, Юноны,
И невестка моя390 смело им всем говорит:
«Все одинаково мы захвачены (нечего спорить),
Но не должны забывать должного нашей семье.
Биться готовы войска: здесь муж, там отец при оружье,
210 Сами должны мы решить, кто нам дороже из них.
Надо ли вдовами стать, иль сиротами нам оставаться;
Если хотите, подам смелый и честный совет».
Подан был этот совет: они по плечам распустили
Волосы и, облачась в скорбное платье, стоят.
215 Были готовы войска и на смерть идти, и сражаться,
Ждали, чтоб голосом труб подан был битвенный знак, —
Вдруг меж отцов и мужей плененные бросились жены.
На руки взявши детей — брака бесценный залог.
До середины они добежав рокового им поля,
220 Пали, колени склонив, кудри раскинувши в прах,
И, точно бы по чутью, все внуки с ласковым криком
Кинулись к дедам своим ручками их обнимать:
«Дедушка», — дети кричат, впервые дедов увидя;
Кто и кричать не умел, тех заставляли кричать.
225 Ярость пропала, и вот, мечи свои побросавши,
Руки зятьям подают свекры, а свекрам зятья.
Дочек ласкают отцы, а деды на щит поднимают
Внуков и этим щиту лучшую ношу дают.
Вот почему этот день, день праздника в эти календы,
230 Столь знаменателен стал для эбалийских матрон,
Иль потому, что они, не пугаясь мечей обнаженных,
Силою собственных слез смело пресекли войну,
Или что Илию я счастливою матерью сделал,
Жены блюдут этот день и почитают его.
235 В эту же пору зима наконец умеряет свой холод
И пропадают снега, тая от солнца лучей,
А на деревьях вновь разрастается свежая зелень,
И набухают опять почки на нежных ветвях,
Скрытые долго во тьме, поднимаются травы на воздух,
240 Тайный путь находя в почве просторных полей,
Вновь плодородна земля, и скот зарождается новый,
Птицы в сучьях дерев гнезда свивают себе.
Жены латинские чтут плодотворное время законно:
Это пора их борьбы да и мольбы за приплод.
245 Сверх того: там, где держал римский царь неусыпную стражу,
На Эсквилинском холме, как он зовется теперь,
Снохами был возведен латинскими храм в честь Юноны,
А заложили его в этот же, помнится, день.
Что мне тебя утомлять, исчисляя другие причины?
250 То, что желал ты узнать, ясно ты видишь уже.
Любит ведь жен моя мать, любят мать мою римские жены:
Вот почему эту честь мне вместе с ней воздают».
Чтите богиню цветами! Цветы желанны богине!
Нежным цветочным венком все обвивайте чело.
255 Так говорите: «Ты нам, Луцина, свет жизни открыла»,391
Так умоляйте: «Ты нам муки родов облегчи».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55