Ствол вырастает, и с ним вырастает имя Эноны;
Пусть он растет, чтоб живой надписью в честь мою стать.
25 Тополь, я помню, стоит на речном берегу над водою,
Есть и поныне на нем в память мою письмена.
Тополь, молю я, живи у обрыва над самой водою
И на шершавой коре строки такие храни:
«В день, когда сможет Парис дышать и жить без Эноны,
30 Вспять, к истокам своим, Ксанфа струя побежит»,
Ксанф, назад поспеши! Бегите, воды, к истокам!
Бросив Энону свою, дышит Парис и живет.
День один мне гибель принес, несчастной; с него-то —
Горе! — неверной любви злая зима началась;
35 Трое: Венера, Юнона и та, что красивей в доспехе,
Вышли нагими к тебе выслушать твой приговор.
Ты рассказал мне о них — и запрыгало сердце от страха,
И до костей пронизал ужас холодный меня.
Древних старух я звала на совет в непомерной тревоге,
40 Старцев звала — и сочли все они суд твой грехом.
Срублена ель, и распилен ствол, и флот наготове,
И навощенный корабль в синие воды скользнул.
Плакал ты, уходя, — хоть от этого не отрекайся:
Надо не прежней тебе — новой стыдиться любви.
45 Плакал ты и смотрел, как из глаз моих катятся слезы.
Общими были они, общей была и печаль.
Не обвиваются так виноградные лозы вкруг вяза,
Как обвивались твои руки вкруг шеи моей.
Сколько раз, когда сетовал ты, что ветер мешает
50 Плыть, смеялись друзья: ветер попутный крепчал.
Сколько раз ты меня целовал перед этой разлукой,
Как было трудно губам вымолвить слово «прощай»!
Легкий ветер надул свисавший с поднятой мачты
Парус, и стала седой веслами взрытая гладь.
55 Я же, пока не исчез убегающий парус, следила
Взглядом за ним, и песок сделался мокрым от слез.
Чтоб воротился скорей, Нереид я зеленых молила,
Да, чтоб на горе мое ты воротился скорей.
Значит, вернувшись с другой, ты моими мольбами вернулся!
60 Всем угодила, увы, гнусной сопернице я!
Мол природный стоит, обращенный к просторам пучины;
Прежде гора, он теперь волн отражает напор.
Парус на мачте твоей я первой с него увидала
И бегом по волнам чуть не рванулась к тебе;
65 Вдруг на высокой корме в глаза мне бросился пурпур;
Я обмерла: не твоя это одежда была.
Ближе и ближе корабль, подгоняемый ветром проворным, —
Сердце трепещет: на нем женское вижу лицо.
Мало ли мне? Для чего я, безумная, медлю на месте?
70 Новая льнет без стыда телом подруга к тебе!
Тут уже в грудь я бить начала, разорвавши одежду,
Стала ногтями себе мокрые щеки терзать,
Жалобным воплем моим огласилась священная Ида,
Так и ушла я в слезах в мой каменистый приют.
75 Пусть Елена, как я, горюет, брошена мужем,
Мне причиненную боль пусть испытает сама!
Жены такие теперь под стать тебе, что готовы
С мужнина ложа бежать за море вслед за тобой;
А когда беден ты был и стада гонял с пастухами,
80 Кроме Эноны, бедняк, жен не имел ты других.
Пышный мне твой не нужен дворец, на богатства не зарюсь,
И не хочу пополнять царских невесток число,
Не потому что Приам в семью не примет наяду
Или Гекубе меня стыдно невесткой назвать.
85 Знатного мужа женой и хочу я стать, и достойна;
Разве этим рукам жезл не пристало держать?
Не презирай, что с тобой я лежала на буковых листьях,
Больше мне будет к лицу пурпур на ложе твоем.
Можешь к тому же меня ты любить без опаски: ни войны
90 Не загорятся, ни флот мстителей не приплывет,
Будут с оружьем в руках Тиндариду требовать греки, —
Этим приданым горда, в дом твой беглянка вошла.
Выдать ее или нет? Спроси у Полидаманта,
У Деифоба спроси или у Гектора ты,
95 Вызнай, что скажет Приам, каково Антенорово мненье,106
Ибо недаром на них груз умудряющих лет.
Для новобранца позор предпочесть отчизне добычу!
Дело постыдно твое, праведно мужа копье.
Если ты в здравом уме, не мечтай, что верна тебе будет
100 Та, что в объятья твои пала с такой быстротой.
Так же, как младший Атрид, оскорбленный любовником пришлым,
Нынче кричит и клянет брак обесчещенный свой,
Будешь кричать и ты. Кто однажды нарушит стыдливость,
105 Больше ее не вернет: гибнет она навсегда.
Любит Елена тебя, — но любила она и Атрида;
Муж легковерный, теперь спит он в постели пустой.
Преданный муж лишь тебе, Андромаха, достался на счастье!
Брал бы ты с брата пример, — я бы осталась твоей.
Ты же — легче листка, где ни капли тяжелого сока,
110 Легче сухого листка, ветром гонимого вдаль,
Ты легковесней, Парис, чем в поле высоко торчащий
Колос, который весь день солнце усердно палит.
Помню, эту беду сестра мне твоя предрекала,107
Так вещала она, пряди волос разметав:
115 «Что ты, Энона, творишь? В песок семена ты бросаешь,
Берег пашешь морской на бесполезных быках!
Телка из Спарты идет на погибель тебе и отчизне.
Боже, беду отврати! Телка из Спарты идет!
Море, корабль потопи непристойный, покуда не поздно!
120 Сколько крови на нем, крови фригийской, увы!»
Молвила — и на бегу схватили менаду служанки,
А у меня в тот же миг волосы дыбом встают…
Слишком правдиво ты мне, пророчица, все предсказала:
Телке досталося той пастбище наше теперь.
125 Пусть и прекрасна лицом, остается изменницей все же
Та, что, гостем пленясь, бросила прежних богов.
Ведь уж когда-то Тесей (если имя я правильно помню),
Ведь уж какой-то Тесей прежде ее похищал.108
Девственной мог ли ее возвратить молодой и влюбленный?
130 Спросишь, откуда мне знать? Знаю: сама я люблю!
Скажешь: насилье, — и грех прикрыть постараешься словом.
Ту и похитят не раз, кто похищать себя даст.
А Энона верна и чиста перед мужем неверным,
Хоть по законам твоим можно тебе изменять.
135 Буйных сатиров толпа гналась проворно за мною
(В эту пору в лесах пряталась я от людей),
Гнался и фавн, увенчавший рога колючей сосною,
Там, где над кряжами гор Ида вздымается ввысь.
Вашей строитель стены любил меня, лирою славный,
140 С бою добычей его девственность стала моя:
Много в руках у меня волос его пышных осталось.
Много на гладких щеках было следов от ногтей.
Золота я и камней не просила с него за бесчестье:
Ведь для свободной позор телом своим торговать.
145 Счел он достойной меня и сам обучил врачеванью,
Мне к благодатным своим дал прикоснуться дарам.
Корень любви и трава, наделенные силой целебной,
Где бы они ни взросли в мире широком, — мои.
Горе лишь в том, что любовь исцелить невозможно травою:
150 Лекарь умелый, себя я не умею лечить.
Есть преданье, что сам врачеванья бессмертный создатель
Пас ферейских коров, нашим огнем обожжен.109
Помощи мне ни земля, в изобилье родящая травы,
Ни божество не подаст, — можешь лишь ты мне помочь.
155 Можешь помочь ты, а я от тебя того заслужила:
Я не веду на Пергам греков с кровавым клинком.
Я твоя, и твоею была, когда мальчиком был ты,
И до конца моих дней жажду остаться твоей.

Письмо шестое
ИПСИПИЛА — ЯСОНУ
Слухи идут, что привел ты корабль к берегам фессалийским.
Шерсть овцы золотой — груз драгоценный — привез.
Если позволишь, тебя поздравляю с возвратом счастливым,
Хоть известить меня сам должен ты был бы письмом.
5 Пусть мимо нашей земли ты проплыл, вопреки обещаньям, —
Может быть, ветер не дал там, где хотел ты, пристать;
Но, чтоб письмо написать, не нужны попутные ветры,
А Ипсипиле привет было за что посылать.
Так почему же письмо отстает от молвы, от которой
10 Знаю о Марсовых я в плуг запряженных быках,110
И о мужах, что взошли на тобою засеянной пашне,
Против которых тебе меч обнажить не пришлось,
И о драконе, без сна сторожившем шкуру овечью.
И о похитившей шерсть желтую дерзкой руке?
15 Если бы тем, кто верит с трудом, могла я ответить:
«Сам он писал мне о том» — как я была бы горда!
Впрочем, сколько бы муж не мешкал долг свой исполнить,
Если твоей остаюсь, не о чем мне горевать.
Но говорят, что с тобой приплыла из Колхиды колдунья,
20 Чтобы в обещанный мне брачной покой твой войти.
Как легковерна любовь! Как хотелось бы верить, что мужа
Я понапрасну виню в несовершенных грехах!
К нам недавно приплыл из Гемонии гость-фессалиец;
Чуть лишь ступил на порог, — спрашивать я начала:
25 «Как там мой Эсонид? Что он делает?» Гость мой смущенный
В землю потупил глаза и не сказал ничего.
С места срываюсь стремглав, на себе разрываю одежду,
«Жив он? — кричу. — Или рок вслед призывает меня?»
«Жив», — отвечает, но я с оробевшего требую клятвы,
30 Верить не смею, что ты жив, хоть свидетелем бог.
Только опомнилась я, о делах твоих спрашивать стала;
О медноногих быках Марса он мне рассказал,
И о змеиных зубах, вместо семени брошенных в землю,
И о взошедших из них вооруженных мужах,
35 Также о том, как погиб от усобицы строй землеродный,
Днем одним исчерпав жизни отпущенный срок.
Змей побежден; и опять, уцелел ли Ясон, я спросила;
Верить надежда велит, верить мешает боязнь.
Он же ведет свой рассказ, обо всем повествуя подробно,
40 И от искусных речей раны закрылись мои.
Горе! Где клятвы твои? Где верность? Где право супруги?
Факел, достойный зажечь лишь погребальный костер?
Я не украдкой тебе женою стала: Юнона
Брак наш скрепила, и с ней в пестром венке Гименей.
45 Нет, не Юнона, увы, не Гимен, а Эриния злая
Передо мною несла факел кровавой рукой.
Что мне минийцев отряд? На что мне Тритонии сосны?
Кормчий Тифий, тебе что до отчизны моей?111
Здесь ведь не пасся баран, золотою сверкающий шерстью,
50 И не на Лемносе был старца Ээта дворец.
Я решила сперва — но судьба не к добру увлекала! —
Стан чужеземцев прогнать с острова женским мечом.
В битвах давно мужчин побеждать лемниянки привыкли;
Надо бы жизнь защищать с войском отважным таким!
55 Но приняла я тебя, и в дом мой и в сердце впустила,
Дважды здесь лето прошло, дважды зима для тебя.
Третий созрел урожай, и, поднять паруса принужденный.
Ты мне такие слова, полные слез, повторял:
«Прочь увозят меня; но если дано мне вернуться, —
60 Мужем твоим ухожу, мужем останусь твоим.
Пусть не погибнет и тот, кого под сердцем ты носишь.
Пусть у зачатого мной будут и мать и отец».
Так ты сказал, и от слез, что из глаз твоих лживых бежали,
Больше ни слова не мог, помню я, вымолвить ты.
65 Ты последним из всех взошел на корабль свой священный:
Выпуклый парус раздут ветром, и мчится Арго,
Синяя никнет волна и под киль ложится летящий,
Взор твой направлен к земле, в море мой взор устремлен.
Башня стоит над водой, широко озирая просторы;
70 Мчусь на нее, и от слез влажны и щеки и грудь.
Вдаль сквозь слезы гляжу, и, потворствуя жадному сердцу,
Дальше обычного взгляд видит и сквозь пелену.
Сколько было молитв, сколько было тревожных обетов!
Ты уцелел, и теперь должно мне их исполнять.
75 Мне исполнять их? Зачем? Ведь плоды достались Медее!
В сердце смешались больном яростный гнев и любовь.
В храмы нести ли дары? Ведь живым я теряю Ясона, —
Как за ущерб мой пролью кровь благодарственных жертв?
Я никогда не была спокойна — вечно боялась,
80 Как бы гречанку тебе в жены не выбрал отец.
Были гречанки страшны — а соперницей варварка стала,
Враг нежданный нанес рану смертельную мне.
Не красотою ее, не заслугами был покорен ты —
Силой заклятий и трав, срезанных медным серпом.
85 Сводит насильно она луну с пути кругового,
Может и солнца коней тьмой непроглядною скрыть,
Воды извилистых рек и потоки легко остановит,
С места заставит шагнуть дикие камни и лес;
Бродит между могил, распустив и одежду и космы,
90 Ищет на теплых кострах кости, что надобны ей;
Может и дальних заклясть: восковую проколет фигурку —
Печень несчастному вмиг тонкое жало пронзит;
Есть и такое, о чем мне лучше не знать; но не зельем —
А красотой и душой должно любовь добывать.
95 Как ты можешь ее обнять молчаливою ночью,
С нею остаться и спать, не опасаясь беды?
Впрячь удалось ей в ярмо и тебя, как быков медноногих,
Был и ты укрощен тою же силой, что змей.
Хочет к тому же себе приписать она подвиг минийцев,
100 Стала преградой теперь мужниной славе жена.
Да и народ убедить приверженцы Пелия могут
В том, что лишь зелья ее вам подарили успех:
«Не Эсонид — Ээтова дочь, фасийская дева
Фрикса овцы золотой шкуру сумела добыть».
105 Ропщет отец, увидав из страны студеной невестку,
Мать недовольна тобой, — можешь спросить у нее.
Пусть Медея себе с Танаиса112 мужа отыщет,
Или со скифских болот, иль из Колхиды своей!
Непостоянный Ясон, сам ты легче весеннего ветра, —
110 Вот почему так легки все обещанья твои.
Мужем моим ты отплыл, чужим ты мужем вернулся,
Я же осталась твоей, как при отплытье была.
Если прельщают тебя родовитость и знатное имя,
Вспомни: Фоанта ведь я, внука Миносова, дочь.
115 Вакх — мой дед, и венец супруги Вакха сияет
В небе, сверканьем своим меньшие звезды затмив.
Лемнос получишь за мной в приданое — щедрую землю,
А среди прочих богатств будешь и мною владеть.
Я родила; ты можешь, Ясон, нас обоих поздравить.
120 Плод, зачатый тобой, было мне сладко носить.
Счастлива я и числом сыновей: меня наградила
Двойней Луцина — любви нашей залогом двойным.113
Хочешь знать, на кого похожи они? На Ясона!
Все, кроме лживой души, взяли они от отца.
125 Их, материнских послов, к тебе отнести я велела,
Но воротила с пути, вспомнив о мачехе злой.
Страшно мне стало: страшней Медея, чем мачеха просто,
Ведь к преступленьям любым руки привыкли у ней.
Разве та, что в полях разбросала брата останки,114
130 Тело в куски разрубив, — наших детей пощадит?
А говорят, что ее предпочел ты своей Ипсипиле!
Видно, лишился ума ты от колхидских отрав.
Девственность с мужем чужим потерять она не стыдилась, —
Нас же друг другу с тобой факел стыдливый вручил.
135 Предан Медеей отец — Фоант спасен Ипсипилой,
Бросила колхов она — я лемниянкам верна.
Впрочем, что пользы? Берет над честностью верх злодеянье;
Им лишь богата она, им заслужила тебя.
Грех лемниянок меня не дивит, хоть его осуждаю:
140 Мстить оружьем любым гнев и обида велят.
Прямо ответь: если б в гавань мою — как должно бы случиться —
Вместе с друзьями тебя ветер враждебный пригнал,
Если б навстречу тебе я вышла с двумя близнецами,
Ты не молил бы богов, чтоб расступилась земля?
145 Мне и детям в глаза ты какими глядел бы глазами,
Где бы нашла я, злодей, казнь по заслугам тебе?
Нет, никакая тебе от меня не грозила б расплата, —
Ты-то ее заслужил, да Ипсипила добра.
Только вместе с тобой я глядела бы вволю, как льется
150 Кровь у той, что тебя силою чар отняла.
Стала бы я для Медеи сама Медеей. О, если б
С неба молитве моей внял справедливый Отец!
Пусть томится, как я, моего захватчица ложа,
Пусть она на себе свой испытает закон,
155 Так же, как брошена я, жена, родившая двойню,
Пусть потеряет она мужа и двух сыновей.
Страшно добытое пусть утратит быстро и страшно,
Пусть в изгнанье она ищет пристанищ себе.
Та, что пагубой злой была для отца и для брата,
160 Пусть для тебя, для твоих пагубой будет детей.
В воздух поднимется пусть, отвержена морем и сушей.
Кровью залитая, пусть бродит без сил, без надежд.
Молит Фоантова дочь, чей брак разрушен коварством:
Проклят да будет навек брак ваш, и муж и жена!

Письмо седьмое
ДИДОНА — ЭНЕЮ
Так, припадая к сырой траве над потоком Меандра115,
Белый лебедь поет в час, когда судьбы зовут.
Я обращаюсь к тебе, хоть сама не надеюсь мольбою
Тронуть тебя, и пишу, зная, что бог не со мной.
5 Честь утратила я и стыд, и труды понапрасну
Тратила, так что теперь тратить легко мне слова.
Твердо решил ты отплыть и несчастную бросить Дидону,
Ветер один унесет клятвы Энея и флот.
Твердо решил ты порвать наши узы с причалами вместе,
10 Сам не ведая где царств Италийских искать.
Новый не нужен тебе Карфаген и растущие стены,
Где верховная власть отдана в руки твои.
От завершенных трудов, от земли обретенной стремишься
К несовершенным трудам, к необретенной земле.
15 Землю найдешь — но ее отдадут ли тебе во владенье?
Кто незнакомцу под власть пашни уступит свои?
Будешь искать там другую любовь, другую Дидону,
И, чтоб ее обмануть, клятвы ей будешь давать?
Скоро ли город такой, чтобы мог с Карфагеном сравниться,
20 Ты возведешь и народ с крепости свой оглядишь?
Но если даже молитв исполненье твоих не замедлит.
Где ты отыщешь жену, чтобы любила, как я?
Вся я горю, как горит напитанный серою факел
Или как ладан святой, брошенный в дымный костер.
25 Образ Энея в душе и днем остается, и ночью,
Образ Энея — в глазах, сон позабывших давно.
Нет благодарности в нем, ко всему, что я сделала, слеп он,
С ним бы расстаться была рада я, будь я умней.
Но ненавидеть его не могу, хоть задумал он злое,
30 Жалуясь, больше люблю жалоб виновника я.
Молит невестка тебя, о Венера, — пошли Купидона,
Пусть приведет в свой стан брата жестокого он.
Сделай, чтоб тот, кого я люблю и любить не гнушаюсь,
Пищу и дальше давал страсти, палящей меня.
35 Нет, наважденье мутит мой ум заблуждением новым;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55