415 Скрой Данаю от глаз, чтобы дряхлою стала старухой
В башне своей, и скажи, где вся ее красота?
Вам, красавицы, вам нужны многолюдные толпы,
Нужно чаще ходить там, где теснится народ!
К целому стаду овец идет за овцою волчица,
420 В целой стае птиц ищет добычи орел.
Так и свою вы должны красоту показывать всюду,
Чтобы из многих один вашим поклонником стал.
Всюду старайся бывать, где есть кому приглянуться,
Не позабудь ничего, чтобы пленительной быть.
425 Случай — великое дело: держи наготове приманку,
И на незримый крючок клюнет, где вовсе не ждешь.
Часто ловцы по лесам понапрасну с собаками рыщут —
Вдруг неожиданно сам в сети несется олень.
Разве могла Андромеда питать хоть какую надежду,
430 Что обольстится Персей видом заплаканных глаз?
Волосы в роспуск и слезы в глазах пленяют нередко —
Плача о муже, подчас нового мужа найдешь.
Но избегайте мужчин, что следят за своей красотою,
Тех, у которых в кудрях лег волосок к волоску!
435 Что они вам говорят, то другим говорили без счета:
Вечно изменчива в них и непоседлива страсть.
Как постоянными женщинам быть, если сами мужчины
Непостояннее их, сами к любовникам льнут?
Трудно поверить, но верьте. Когда бы поверила Троя
440 Речи Кассандры своей — Трое стоять бы вовек.
Есть и такие, которым любовь — лишь покров для обмана,
Чтобы на этом пути прибылей стыдных искать.
Даже если у них ароматами кудри сияют,
Даже если башмак тонким глядит язычком,
445 Даже если на них тончайшая тога, и даже
Если на пальцах у них перстень на перстень надет, —
Все равно, меж такими, быть может, и самый учтивый —
Вор, которого жжет страсть по плащу твоему.
«Это — мое!» — лишась своего, взывают девицы;
450 «Это — мое!» — в ответ грянет им рыночный гул.
Мирно, Венера, глядишь из-под крытого золотом храма
В сонме своих Аппиад ты на такие дела.
Много по Риму имен дурною запятнаны славой —
С кем поведешься, за тех будешь страдать и сама.
455 Пусть чужая беда в своей вам послужит уроком:
Не открывайте дверей мужу, в чьем сердце — обман!
Пусть клянется Тесей, не внимайте ему, кекропиды, —
Боги, свидетели клятв, к клятвам привыкли таким.
Ты, Демофонт, подражая отцу, позабыл о Филлиде —
460 Как же теперь, Демофонт, верить обетам твоим?
За обещанья мужчин обещаньями, жены, платите;
Ласкою — только за дар: вот ваш устав и закон.
Женщина может украсть святыни Исидина храма,
Может у Весты огонь на очаге угасить,
465 Может мужчине подать аконит с растертой цикутой,
Если, подарки приняв, может в любви отказать!
Ближе к делу зовет меня дух. Натяни свои вожжи,
Муза, не то на скаку кони тебя сокрушат!
Есть для того, чтоб нащупывать брод, восковые таблички:
470 Их для тебя передаст верной служанки рука.
Перечитай не раз и не два, по словам догадайся,
То ли притворна любовь, то ли от сердца она.
Прежде, чем дать свой ответ, помедли, однако недолго:
От промедленья любовь в любящем станет острей.
475 А отвечая юнцу, не спеши уступать, соглашаясь,
Но не спеши и давать сразу отказ наотрез.
Страх внуши и надежду внуши, и при каждой отсрочке
Пусть в нем надежда растет и убавляется страх.
Каждое слово твое пусть будет изящно без вычур —
480 Неизощренная речь больший имеет успех.
Часто бывало, робевшая страсть от письма оживала, —
Часто неловкий язык ловкой мешал красоте.
Так как, кроме того, и у вас, незамужние жены,
Часто бывает нужда строгий надзор обмануть, —
485 Пусть у вас будет для писем надежный слуга иль служанка —
Неискушенным рабам не доверяйте любовь!
Мне приходилось видать, как из страха, что выдадут слуги,
Долго-предолго несли женщины рабский удел.
Письма, залог любви, если их сохранит вероломный,
490 Могут грозить и разить, словно этнейский перун.273
Так почему бы в ответ на обман не прибегнуть к обману,
Если дано от меча нам защищаться мечом?
Пусть навострится рука менять по желанию почерк
(Сгинуть бы тем, кто довел нас до советов таких!),
495 Пусть для ответа сперва расчистится воск на табличках,
Чтоб из-под вашей строки не было видно чужой;
А о любовнике надо писать, как о женщине пишут,
Чтобы казалось, что он — вовсе не он, а она.
Если от малых забот перейти к делам поважнее,
500 Если продолжить наш путь, круче раздув паруса,
То постарайтесь о том, чтоб смотрели приветливей лица —
Кротость людям к лицу, гнев подобает зверям.
В гневе вспухают уста, темной кровью вздуваются жилы,
Яростней взоры блестят огненных взоров Горгон.
505 Видя Паллада в воде лицо свое, дувшее в дудку,
«Прочь! — воскликнула. — Прочь! Слишком цена дорога!»274
Точно так же и вы глядитесь-ка в зеркало в гневе,
И убедитесь, что вам в гневе себя не узнать.
Пагубно в женском лице и надменное высокомерье —
510 Скромно и нежно смотри, в этом — приманка любви.
Верьте моим словам: горделивая спесь раздражает,
Вечно молчащим лицом сея к себе неприязнь.
Взглядом на взгляд отвечай, улыбайся в ответ на улыбку,
Ежели кто-то кивнет — не поленись и кивнуть.
515 Это разминка Амура: на этом испробовав силы,
Он наконец с тетивы острую спустит стрелу.
Нехорошо и грустить. Оставим Текмессу Аянту275 —
Нас, веселых юнцов, светлые лица влекут.
Ни, Андромаха, с тобой, ни с тобою, Текмесса, не мог бы
520 Я говорить о любви, выбрав в подруги тебя:
Знаю, что вы рожали детей, — но трудно поверить,
Будто с мужьями и вы ложе умели делить.
Разве могла погруженная в скорбь Текмесса Аянту
«Радость моя!» — лепетать и остальные слова?
525 Но почему бы не взять для сравненья дела поважнее?
Женщин не должен страшить военачальственный долг.
Долг этот в том, чтоб иным доверять отряды пехоты,
Этим — конную рать, этим — охрану знамен;
Точно так же и вы присмотритесь, к чему кто пригоден,
530 Каждому в нашей толпе место умейте найти.
Дорог подарком богач, советом — сведущий в праве,
Красноречивый — тебе будет полезен в суде;
Мы же, песен творцы, не сулим ничего, кроме песен,
Но и за песни свои все мы достойны любви.
535 Славу вашей красы мы разносим по целому свету:
Кинфия нами славна и Немесида славна,
И от восточных до западных стран гремит Ликорида,
И о Коринне моей люди пытают людей.276
Мало того: святые певцы не знают коварства, —
540 Песни творят певцов но своему образцу;
Ни честолюбие нас не гнетет, ни жажда корысти —
Тайное ложе для нас площади людной милей.
Все мы рвемся к любви, всех жжет любовное пламя,
Все мы в страсти верны, даже чрезмерно верны:
545 В каждом природный дар умягчается нежной наукой,
И развивается нрав нашему рвению вслед.
Девы! Будьте к певцам аонийским всегда благосклонны:
Сила высокая в нас, с нами любовь Пиэрид,
Бог обитает в душе, нам открыты небесные тропы,
550 И от эфирных высот к нам вдохновенье летит.
Грех от ученых певцов ожидать приносимых подарков, —
Только из женщин никто в этом не видит греха.
Что ж! Хоть умейте тогда притвориться для первого раза,
Чтобы от хищных силков не отшатнулся ваш друг.
555 Но как наездник коню-новичку и коню-ветерану
Разным движеньем руки будет давать повода, —
Так и тебе для зеленых юнцов и для опытных взрослых,
Чтоб удержать их любовь, разные средства нужны.
Юноша, в первый раз представший на службу Амура,
560 Свежей добычей попав в опочивальню твою,
Должен знать тебя лишь одну, при тебе неотлучно, —
Этим любовным плодам нужен высокий забор.
Ты победишь, если будешь одна, избежавши соперниц:
Знать не хотят дележей царская власть и любовь!
565 Старый боец не таков — любить он умеет разумно,
Многое может снести, что не снесет новичок;
В двери ломиться не будет, пожаром грозиться не будет.
Ногти в лицо не вонзит нежной своей госпоже,
Ни на себе, ни на ней не станет терзать он рубашку,
570 В кудри не вцепится ей так, чтобы слезы из глаз, —
Это мальчишкам под стать да юнцам, воспаленным любовью:
Опытный воин привык молча удары терпеть.
Медленно жжет его страсть — так горит увлажненное сено
Или в нагорном лесу только что срубленный ствол.
575 В этом прочнее любовь, а в том сильней и щедрее, —
Падают быстро плоды, рви их проворной рукой!
Крепость открыта врагу, ворота распахнуты настежь —
Я в вероломстве моем верен себе до конца!
Помните: все, что дается легко, то мило недолго, —
580 Изредка между забав нужен и ловкий отказ.
Пусть он лежит у порога, кляня жестокие двери,
Пусть расточает мольбы, пусть не жалеет угроз —
Может корабль утонуть и в порыве попутного ветра,
Многая сладость претит — горечью вкус оживи!
585 Вот потому-то мужьям законные жены постылы:
Слишком легко обладать теми, кто рядом всегда.
Пусть перед мужем закроется дверь, и объявит привратник:
«Нет тебе входу!» — и вновь он покорится любви.
Стало быть, прочь тупые мечи, и острыми бейтесь,
590 Хоть я и первый приму раны от собственных стрел!
Первое время любовник пускай наслаждается мыслью,
Что для него одного спальня открыта твоя;
Но, подождав, ты дай ему знать, что есть и соперник:
Если не сделаешь так — быстро увянет любовь.
595 Мчится быстрее скакун, едва отворится решетка,
Видя, скольких других нужно, догнав, обогнать.
Даже угасшая страсть оживает, почуяв обиду:
Знаю я по себе, нет без обиды любви.
Впрочем, повод для мук не должен быть слишком заметным:
600 Меньше узнав, человек больше питает тревог.
Можно придумать, что друг ревниво тебя опекает,
Или что сумрачный раб строго тебя сторожит;
Там, где опасности нет, всегда наслажденье ленивей:
Будь ты Лаисы вольней, а притворись, что в плену.
605 Дверь запри на замок, а любовник пусть лезет в окошко;
Встреть его, трепетный страх изобразив на лице;
Умной служанке вели вбежать и вскричать: «Мы погибли!»,
Чтобы любовник, дрожа, прятался где ни пришлось.
Все же совсем его не лишай безопасной отрады,
610 Чтоб не казалось ему: слишком цена дорога.
Как обмануть недоброго мужа и зоркого стража, —
Надо ли мне отвечать вам и на этот вопрос?
Пусть охраны такой боятся законные жены:
Это обычай велит, Цезарь, законы и стыд.
615 Ну, а тебя, что только на днях получила свободу,
Кто же запрет под замок? С богом, обману учись!
Сколько у Аргуса глаз, столько будь сторожей над тобою, —
Всех без труда обойдешь хитростью, только решись!
Как, например, он тебе помешает писать твои письма?
620 Ты, умываясь, одна, — в этот свой час и пиши.
А соучастница это письмо под широкой повязкой
Спрячет на теплой груди, и пронесет, и отдаст,
Или подложит его под ремень, обвивающий ногу.
Или под самой пятой в обуви скроет листок;
625 Если же враг начеку, то спина заменит бумагу,
И пронесет она весть прямо на коже своей.
Можно писать молоком, и листок покажется белым,
А лишь посыпешь золой — выступят буквы на нем;
Можно писать острием льняного сочного стебля —
630 И на табличке твоей тайный останется след.
Как ни старался замкнуть на замок Акрисий Данаю —
Грех совершился, и стал дедом суровый отец.
Так неужели теперь ревнивец удержит подругу,
Если театры кипят, если пленяют бега,
635 Если желает она послушать Исидины систры
И, несмотря на запрет, ходит сюда и туда,
Если от взглядов мужчин идет она к Доброй Богине,
Чтоб от немилых уйти, а кого надо — найти,
Если, покуда приставленный раб сторожит ее платье,
640 В дальней купальне ее тайные радости ждут,
Если умеет она, коли надо, сказаться больною,
Чтобы на ложе своем полной хозяйкою быть,
Если недаром отмычка у нас называется «сводней»,
Если, кроме дверей, есть и иные пути?
645 Бдительный Аргус легко задремлет под бременем Вакха,
Даже если вино — из иберийской лозы;277
Есть и особые средства к тому, чтобы вызвать дремоту
И навести на глаза оцепеняющий сон;
Да и служанка твоя отвлечет ненавистного стража,
650 Если поманит к себе, и поманежит, и даст.
Но для чего рассуждать о таких хитроумных уловках,
Там, где любых сторожей можно подарком купить?
Верь: и людей и богов подкупает хороший подарок,
Даже Юпитер — и тот не отвергает даров.
655 Будь ты мудрец или будь ты простец, а подарок приятен,
И, получив, что дано, Аргус останется нем.
Но постарайся о том, чтоб купить его разом надолго:
Тот, кто раз получил, рад и другой получить.
Помнится, я говорил, что друзьям доверяться опасно, —
660 Что ж, как друг твой друзей, ты опасайся подруг.
Если доверишься им — они перехватят добычу,
И не тебе, а другим выпадет радость твоя.
Та, что тебе для любви уступает и дом свой и ложе,
Знай, не раз и не два их разделяла со мной.
665 Да и служанка твоя не слишком должна быть красива;
Часто рабыня со мной вместо хозяйки спала.
Ах, куда я несусь? Зачем с открытою грудью,
Сам обличая себя, мчусь я на копья врагов?
Птица птичьей беде не станет учить птицелова,
670 Лань не учит гоньбе лютую стаю собак.
Пользе своей вопреки, продолжу я то, что я начал,
Женам лемносским точа меч на себя самого.
Сделайте так, чтобы вашей любви поверил влюбленный!
Это нетрудно ничуть: рады мы верить мечте.
675 Нежно взглянуть да протяжно вздохнуть, увидевши друга,
«Милый, — сказать, — почему ты все не шел и не шел?»
Брызнуть горячей слезой, притворною ревностью вспыхнуть.
Ногтем изранить лицо, — много ли надо еще?
Вот он и верит тебе, вот и сам тебя первый жалеет,
680 Вот он и думает: «Ах, как она рвется ко мне!»
Если притом он одет хорошо и следит за собою, —
Как не поверить, что он влюбит в себя и богинь!
Ты же, наоборот, не терзайся напрасной обидой,
Не выходи из себя, слыша: «Соперница есть».
685 Верить не торопись: как пагубна быстрая вера,
Этому горький пример — милой Прокриды судьба.
Есть невдали от Гиметтских холмов, цветущих багрянцем,
Ключ, посвященный богам; мягкая зелень вокруг.
Роща сплела невысокий навес, блестит земляничник,
690 Дышат лавр, розмарин и темнолиственный мирт;
Хрупкий растет тамариск и букс под густою листвою,
Скромный ракитник растет или лесная сосна;
Нежно веет Зефир дуновеньем целительно свежим,
И пробегает волной трепет в листве и в траве.
695 Здесь — Кефала приют. Один, без собак и без ловчих,
Часто усталый сидит здесь на зеленой земле.
Часто, взывая, поет: «Приди к томимому жаром.
Ах, прилети и на грудь, легкая, ляг мне, струя!»
Кто-то подслушал такие слова, не к добру их запомнил
700 И поспешил передать робкому слуху жены.
В слове «струя» угадав коварной соперницы имя.
Пала Прокрида без чувств, скорбные смолкли уста,
Стала бледна, как бывают бледны запоздалые листья
На опустелой лозе при наступленье зимы.
705 Иль как айвовый плод, уже нагибающий ветви,
Или незрелый кизил, кислый еще на язык.
А как очнулась она — стала рвать на груди покрывало,
Стала ногтями терзать нежные щеки свои;
И, разметав волоса по плечам, как под Вакховым тирсом,
710 Буйная, мчится она, не разбирая дорог.
Роща близка; оставив друзей в недалекой лощине,
Тихой Прокрида стопой входит в дубравную сень.
Ах, Прокрида, Прокрида, зачем неразумно таиться?
Что за палящий огонь в бьющемся сердце горит?
715 Ты ожидала увидеть струю, не зная, какую,
Ты ожидала застичь мужа в позорящий миг;
Хочешь узнать и рада не знать, то вперед ты стремишься,
То порываешься вспять: к разному клонит любовь.
Как ей не верить, коль названо место и названо имя?
720 В то, что пугает, душа верить готова всегда.
Вот она видит следы на траве от лежащего тела,
Сердце неровно стучит, трепетно зыблется грудь, —
А между тем уже солнце в пути от востока к закату
Стало на верхний предел, коротко тени лежат.
725 Вот и Кефал, Киллениев278 сын, возвращается в рощу,
В жаркое плещет лицо хладом воды ключевой;
Ты замираешь, Прокрида, а он, на траве простираясь,
Молвит: «Повей мне, повей, свежего ветра струя!»
Бедной Прокриде ясна причина счастливой ошибки,
730 Вновь она в чувство пришла, порозовела лицом,
Встала и вот, колебля листву на пути торопливом,
Радостно рвется жена к мужу в объятия пасть.
Мнится Кефалу в кустах движение дикого зверя,
Быстро хватает он лук, стрелы блеснули в руке.
735 Спрячь, несчастный, стрелу! Что ты делаешь? Это не хищник! —
Горе! Пронзает стрела тело Прокриды твоей.
«Ах! — восклицает она. — Сразил ты влюбленное сердце,
Сердце, в котором давно точится рана твоя.
Я молодою умру, но счастливой, не зная соперниц,
740 И оттого надо мной легкою будет земля.
Вздох мой смешав со струей, о которой уже не волнуюсь,
Я умираю; закрой веки мне милой рукой!»
Сжал в объятьях Кефал помертвевшее тело супруги
И омывает слезой рану на нежной груди.
745 Смерть подступает, и вздох, скользящий из уст неразумной,
Принял устами, любя, скорбно склонившийся муж.
Полно, за дело! Без всяких прикрас довершу я, что начал,
К ближним ведя берегам путь утомленной ладьи.
Нетерпеливо ты ждешь попасть на пиры и в застолья,
750 Хочешь узнать от меня и для застолий совет?
Слушай! Заставь себя ждать: ожидание — лучшая сводня;
Вам промедленье к лицу — дай загореться огням!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55