Как и предвидел граф Конрад, задираться с десятью стражниками было не по зубам даже самым отчаянным забиякам.Они подверглись осаде другого рода.Появление в скромном предместье Ноттингема двенадцати молодых мужчин, считая и пажей, вызвало интерес определенной категории общества. Женского пола.Одна за другой, улицу посещали те, кого в городе презирают более всего: худые, изможденные, нищие, покрытые жалкими тряпками городские блудницы пытались привлечь внимание благородных господ. Их неумелые потуги завлечь галантного Алана де Трессэ или могучего добродушного Куно выглядели настолько карикатурно, что оставалось только смеяться — или плакать над глубиной людского падения.Леонсия с ужасом ощущала свое полное бессилие. Она могла только приказать кормить несчастных горячей похлебкой. Женщины шли сюда не за этим, они ожидали грубых ласк и медных монет, но рыцари Ардена не могли позволить себе ничего подобного в присутствии леди графини. Да и вкус у них был другой.Она не знала, что делать. Муж был далеко. И тогда Леонсия приняла решение.Старых и уродливых шлюх отослали домой со щедрой милостыней. Более молодых, в том числе двух малолетних девочек, она приказала задержать и не отпускать. Когда одна из них разревелась и умоляла позволить ей хоть отнести хлеб братику, леди послала оруженосца в жалкую хижину привести обратно обоих. Остальные с безнадежным смирением ожидали решения своей судьбы.Женская доля никогда не была доброй. Если тяжкий труд не кормит и не дает крыши над головой, а жить надо, остается только пустить в продажу то, что дано богом — свое собственное тело. Ибо, на беду или на удачу, мужской инстинкт делает это тело чем-то вроде предмета роскоши или даже подчас — первой необходимости.Как и множество других благ, созданных богом и природой, женское тело расхищается и оскверняется неразумным использованием. Земле тоже больно, когда ее выжигают и отравляют, когда вырубают леса и пачкают реки нечистотами, но душу леса или реки, в невежестве своем, человек не услышит. А вот женщина, доведенная до отчаяния, — это предмет одушевленный. У нее есть глаза, в которых страдание, и речь, чтобы выразить его. Но нет защиты. Она объявлена сосудом греха.Леонсии не было дела до общественного мнения. Благосклонность лорда-аббата надежно ограждала ее от поползновений городской стражи или даже шерифа. Когда прошла целая неделя, и канун Рождества отстоял лишь на несколько дней, в большой комнате дома Эшли собралось восемь особ женского пола в возрасте примерно от одиннадцати до сорока. Точных своих лет не знала ни одна из несчастных.Графиня приказала купить на рынке толстые плащи-балахоны и посадить всех пленниц в повозку. На вежливый вопрос Лихтенвальда, как же, в таком случае, она намерена попасть домой, Леонсия только раздраженно фыркнула и велела приобрести двух кобыл: для себя и Эльфриды.— А как же я? — в растерянности спросил старый Джон.Все это время, пока юные господа развлекались в монастыре, а леди похищала уличных девок, Джон Баррет добросовестно обслуживал все общество. Он закупал продукты и привозил их на наемных телегах, находил прачек и уборщиц, кормил полтора десятка животных, да еще следил, чтобы двор Бена Эшли не загадили до неузнаваемости.— Вы остаетесь здесь, мастер Баррет, — приказала графиня.— Вам следует дождаться хозяина этого дома, получить обратно наш залог — коней и телегу — и заплатить ему за аренду. Боюсь, наши люди все-таки нанесли его дому и саду некоторый ущерб. Пока его нет, друг мой, позаботьтесь вернуть их в прежнее состояние. Да, и еще скажите доброму мастеру, что его собственная лошадь находится в замке и с ней все в порядке. Я пошлю кого-нибудь вернуть ее после Рождества. Глава XI Обратно ехали намного быстрее. Первый снег уже лежал под деревьями, но дорога, схваченная морозом, была тверже обычного. Возок кидало, но леди графиня мало заботилась об удобствах сидящих внутри девиц. Тем более, что там хватало подстилок и мягкостей. Она торопилась.Поездка оказалась удачной во всех отношениях, кроме главного. Она не нашла священника для замка Арден.Разумеется, аббат Святой Анны с радостью выделил бы ей одного из своих рукоположенных подчиненных. Родерик с увлечением описал некоторых ученых братьев, занятых перепиской книг, а также лекарей, призревающих раненых и больных. Роланд свел знакомство с отцом келарем, стареньким и смешливым, и несколькими послушниками, которые ему помогали. Его работа удовлетворила святых отцов, они не жалели похвал и подарили ему маленький образ Святой Анны в знак благодарности. Но ни один из обитателей монастыря не подошел графине. Эти люди были чересчур погружены в дела своего аббатства.Леонсия подумывала о том, чтобы пригласить обратно отца Пантора, но он явно не подходил на роль замкового священника. Когда она об этом заговорила с Родериком, тот подал неожиданную идею:— Пусть лучше брат Пьер приедет. Не навсегда, только на Рождество. Отец опасается любопытства чужих монахов, но Пьер вовсе не такой. Он только любит петь, и умеет рассказывать истории. Он пока не священник, не имеет права исповедовать. Да он и не захочет. Пусть только поет молитвы и руководит хором. Это он хорошо умеет!Накануне отъезда Леонсия посетила монастырь и изложила приору свою просьбу. Несмотря на то, что божественный голос брата Пьера был весьма желателен на праздничной службе, ей не отказали. Монах приедет с незаменимым Джоном.Нельзя сказать, что перспектива провести праздники в Ноттингеме, да еще на положении доверенного лица графа Арден, сильно огорчила старого Баррета. Но все же он хотел навестить свою дочь в Баттеридже, еще раз увидеть внучку. Графиня пожала плечами:— Ничто не мешает вам, мастер Джон, нанять повозку и отправиться к родственникам. По дороге захватите преподобного брата Пьера из монастыря. Он будет у нас до Нового Года. А потом вместе вернетесь.Монах приедет в канун Рождества, то есть через три дня. За это время надо успеть привести этих бедняжек в относительный порядок.Леонсия вздохнула.Верховая езда все-таки для нее не игрушка. Семь миль до дома, да еще с максимально возможной скоростью. Она сама подгоняла: дома отдохнем, надо приехать к обеду!Добрались почти вовремя. Во всяком случае, почтительный Герт сам поспешил сообщить, что для миледи накрыто в ее покоях.Ошарашенный новостью о девяти голодных гостях, Ладри тем не менее выдержал удар и пообещал, что через полчаса в том самом помещении, где жили монахи, подадут обед и для них.Слегка пошатываясь, с помощью Алана и верной Эльфриды графиня наконец-то добралась до своей комнаты.Встретивший ее там муж с одного взгляда оценил состояние супруги.— Леди Эльфрида! Прошу немедленно найти Лалли, чтобы в минуту была здесь!— Спасибо, милый, — со вздохом опустилась Леонсия на мягкие шкуры, — но лучше бы она сначала помогла мне раздеться...— Я тебя сам раздену. Эльфрида, пожалуйста, побыстрее!Девушка быстро выбежала, на ходу сбрасывая свои собственные верхние одежки. Донну Эвлалию не нужно было долго искать, она жила здесь, напротив.— Милочка, сейчас только короткий массаж, чтобы я была в силах сидеть за столом... После обеда — теплая ванна, где-то на полчаса... О господи, сколько еще сегодня придется сделать!.. — пожаловалась она мужу страдальческим голосом, прикрывая глаза под умелыми руками массажистки.— Сама виновата. Зачем было так гнать? Да еще верхом? И вообще, что за странная идея — привезти столько женщин и детей? Я мельком глянул, они так выглядят, будто жили до сих пор на помойке…— Они и впрямь там жили. Ох, милый мой, этот город!.. Сто раз спасибо нашему доброму Баррету, что сумел найти чистый домик, он там, видно, один-единственный и был! Я приказала не уезжать, пока не вычистят все до прежнего состояния.— Хозяин будет тебе благодарен. Но все же объясни, откуда у тебя эти бедняги.— Ну, откуда же, с улицы, конечно… Собрала, кого могла. Ох, Лалли, спасибо тебе. Как будто заново родилась.— Миледи, — заметила, разгибаясь, Эвлалия, — это ненадолго. На час, может, и хватит, но после обеда советую вам обязательно прилечь.— Некогда, милая. Ну, спасибо вам, а теперь пойдем за стол. Страсть как я проголодалась!Утолив первый голод, Леонсия оторвалась от вкусной похлебки и в первый раз улыбнулась с удовлетворением.— Любовь моя, не отлынивайте от ответа! — обратился к ней граф. — Я вижу, население нашего дома увеличивается быстро и без затрат на наем. Что будут делать тут все эти женщины и дети?— Детей, как видно, все-таки придется куда-то отправить. В деревню, что ли? Если доплатить крестьянской семье, наверное, они примут сирот?— Примут, — пожал плечами сэр Конрад. — Мы можем даже подарить им корову или лошадь, этого будет достаточно. Но, если я правильно понял, это не совсем обычные дети?— Какие есть, — с внезапной злостью отрезала Леонсия. Спорить с женой, когда она в подобном настроении, он никогда не пытался. Она продолжала ожесточенно:— Что, эта маленькая девочка была бы менее виновата, если бы она бросила братишку умирать от голода? Или сама умерла?— Ничего подобного я в виду не имел, — отступил муж. — Просто не думаю, что им понравится крестьянская работа. Дети такого возраста у селян уже трудятся наравне со взрослыми. И девочку могут счесть ленивой только за то, что она не умеет прясть или ткать, или доить корову. И будут обижать.— А что, есть другой выход?— Пожалуй, — задумчиво протянул сэр Конрад. Он помолчал, глотнул вина и продолжал:— Мы ведь стали владельцами еще одного дома. Борнхауз его имя. Я хочу послать туда надежного человека, чтобы вести хозяйство. Там и лишняя служанка не помешает. И не обидит никто.— И кто же этот надежный?— Джон Баррет.— Гм. Ты же, кажется, не жаловал его доверием?— Смотря в чем. В покупках он ни разу меня не обманул. А что, там в Ноттингеме вы были им недовольны?— Наоборот. У него настоящий талант обращаться с торговцами и работниками. Даже место для лошадей он нашел в полчаса. И это в городе, переполненном приезжими!— Вот именно. Так что он будет управлять Борнхаузом рачительно и заботливо. Тем более, что я намерен отдать ему это поместье в долгую аренду. Пусть живет подальше от нас. Честно говоря, я устал от своих сомнений и его недомолвок.— Все же думаешь, он был как-то связан с этим покойным лиходеем?— Нет, не с ним. Но я почти уверен, что у него дела с самим герцогом.Кстати, вы его там не встречали? Он приезжал в аббатство, бывал у городских всластей?— Не знаю, — с сожалением пожала Леонсия плечами, — Я с ним не встречалась, и мальчики тоже в монастыре его не видели. Родерик по моей просьбе специально поинтересовался у приора, но тот, кажется, не питает к его светлости особого уважения. Во всяком случае, около нас его не было. А я, как ты понимаешь, занималась иными делами.— Не думай, что я против, — предупреждающе поднял ладонь Конрад.— Просто появление шести девиц в замке, где живет сотня мужчин, приведет к понятному результату. Они снова станут жертвами похоти. Тем более, что привыкли к такому. Просто не умеют защищать свою честь, не знают, что это такое...— Ну уж нет! — с ожесточением графиня ударила по столу. — Жертв больше не будет! Мы скажем им, что теперь они все принадлежат тебе. Твоих рабынь никто не тронет без разрешения.— И это поможет? — усомнился граф.— Еще как поможет! Им же, вообще-то, никто не угрожает, обижать женщин нашим людям не свойственно... А у этих несчастных главное зло — это их уверенность, что они грешницы и вне закона. А если дать им какое-то определенное место, этот самый закон, положение их сразу станет гораздо выше. Это твой друг Давид обижается на свое рабство, а бедной одинокой девчонке принадлежать могущественному лорду — счастье невыразимое! Да еще знать, что кроме самого лорда, ни один мужчина не посмеет ее коснуться... Она почувствует себя королевой!— И как мы обозначим их статус? Объявим всем, что они — рабыни?— Дорогой мой, да никому объявлять не надо! Это им самим важно, а остальным совершенно все равно. Или ты думаешь, что твой Маркус, или Тэм, или Герт Ладри пойдут их насиловать? Или станут обзывать дурными словами? Все, что действительно необходимо — это, как ты сказал, обозначить их статус. Наглядно! Чтобы всем было видно. Чтоб эти девушки знали, что это всем видно, и были полностью уверены в своем положении— Рабский ошейник, что ли? Не желаю я возрождать этот обычай.— Да не ошейник, что ты! Нечто вроде повязки. Или просто бантика в волосах. Определенного цвета, что ли... Яркий. И чтоб не уродовал.— Может, лучше знак на одежде?— Можно так. Только форма знака не так уж заметна издалека, а нам важно, чтобы было всем видно... Не будем нашивать каторжный ромб!— Значит, цвет. И какой же?— Еще не знаю... Надо будет проверить, какой материи у нас большее всего, и какую краску легче всего купить. Давай отложим решение, а сейчас я займусь их устройством.— Не надо, — задержал графиню ее супруг, — все и так уже делается. Я приметил через окно Эвлалию с ворохом полотна. Она шла туда. И Тэм Личи там. Он растопил очаг.— А где мы их поместим? В первом этаже башни?— Сегодня да. Выспятся в тепле. А завтра Тэм едет в Борнхауз, я так и собирался его послать, и сможет уже забрать девочек и малыша. Чем меньше они пробудут с твоими блудницами, тем лучше.А для остальных шести больше подойдет второй этаж, что стоит пустой. Туда ведет люк, который можно охранять. И боковая дверь на галерею, и еще потайная.— Ты хочешь их запереть?— На первые дни, обязательно. Не забывай, должен приехать монах, и вообще, не представляю, что скажут об этом власти города.— Исчезновение нескольких уличных женщин никого не взволнует.— Оно взволнует нашего дорогого Джона. Он ведь все видел, правда?— Как я могла от него скрыть?—...и непременно поделится с добрым Пьером, коротая время в пути.А кроме того, он мог сообщить даже герцогу Саймнелу.— А тому какое дело до этого?— Никакого, конечно. Но он не упустит случая навредить нам. Любое лыко в строку! Мол, графиня Арден потворствует падшим женщинам и увозит их, чтобы утолять нечестивую похоть своего мужа...— Да ты что?!.— Дорогая, я просто осторожен. И поэтому покажу брату Пьеру всех шесть чистых, скромных, живущих в уединении бедных грешниц, которых благочестивая дама склонила к раскаянию и наставила на путь истинный. А грешниц придется застращать, чтобы ни единого слова не говорили. Мол, запретила ее светлость, пока не научатся скромно и достойно беседовать. Напугать по-настоящему, чтоб верили и молчали. Им не повредит. Я понимаю, ты их больше жалеешь, чем осуждаешь, но я так тщательно отбирал людей в команду, чтобы хама какого-нибудь не пригреть. Все наши слуги — люди по-своему благородные, возьми хоть Эльфриду, хоть Эгона-кузнеца или Тэма с Маркусом. Про Джарвиса я уж не говорю, он достойнее любого лорда. И молодежь, что в помощниках у Дерека или Ладри, тоже не из низов. Простые, но славные ребята.— Я знаю, милый.— А от этого пополнения легко перенять нрав городского дна, язык рыночных торговок. Сквернословие. Более того, оказавшись с первого же дня в обществе многих мужчин, эти дамы заважничают. Все наши уже истосковались по женскому телу. Может, некоторым и удалось урвать утешение у девушек Темелин или у местных женщин, но это капля в море. Презренная профессия может неожиданно оказаться уважаемой и необходимой. И не потребуется быть настоящей леди, чтобы рыцарь оказал ей честь... Сама понимаешь.— А что, сидение взаперти поможет?— В какой-то мере. Посидеть в башне две-три недели, прясть кудель и шить платья... Словно в монастыре. Надеть небеленое полотно, грубое сукно. Все чистое и незапятнанное. Нетронутое... После грязи и унижений, одеться в чистое — это возвращает достоинство. Со мной так было. Я знаю. И вспомни, точно так же было и с Роландом.— Что ж, я согласна...А кстати, о нашем Роланде. Ведь он над рабами начальник. Значит, и новых принимать ему. Надо бы ему сообщить о нашей идее насчет отличительного знака.Но в тот день леди не смогла поговорить со своим верным пажом. Ее сморила усталость. Потом пришли прочие хлопоты, пришлось спешно собирать приданое для двух девочек и пятилетнего тихого малыша, у которых в помине не было никакой обуви, а из одежды только мешок с дырками.Честный Тэм Личи наотрез отказался везти голого ребенка и упросил Роланда выменять для него в Баттеридже какую-то детскую одежонку. Одна бедная семья отдала тулупчик умершего сыночка за две пары сапог для двух старшеньких, и бывшему наследнику лорда пришлось скакать назад в замок, чтобы, переворошив весь багаж друга Родерика, отыскать требуемое.День был такой суматошный, что леди едва сумела выкроить полчаса, чтобы поговорить с отъезжающими и строго-настрого наказать Тэму заботиться о ребятах, а девочкам — слушаться дядю Тэма беспрекословно и ни в чем ему не перечить.Потом ждали монаха Пьера, тщательно уничтожив следы женского присутствия в первом этаже башни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44