«Ничего, — зло подумал Гефест, — и на тебя управу найдем. Что разумом создано, то этим же самым разумом и будет посрамлено».
— Пойми же наконец, — вкрадчиво проговорил заговорщик, — Зевс сошел с ума еще на той планете, где мы столько времени занимались научными исследованиями. Ведь ты же не хочешь стать причиной гибели всего вверенного тебе экипажа?
На этот раз задумался бортовой компьютер.
— Поправка 368, — глубокомысленно изрек женский голос. — Во что бы то ни стало беречь жизнь вверенного экипажа. Ну и что дальше?
От подобной наглости Гефест чуть не утратил дар речи. Ему даже на секунду показалось, что он беседует вовсе не с умной машиной, а с самим Зевсом, который каким-то непостижимым образом узнал о заговоре и теперь, воспользовавшись бортовым коммуникатором (и изменив голос), вовсю издевается над своим коварным сыночком. Бредовое, конечно, предположение, что и говорить.
Внезапная догадка (совсем иного рода) поразила Гефеста как гром среди ясного неба.
«Да он же наверняка подхватил вирус!!!» — вспыхнула в голове божественного кузнеца гениальная мысль.
Это все объясняло. И наглость компьютера, и его упорное нежелание идти на контакт. Все на Олимпе знали о пристрастии руководителя экспедиции к всевозможным порносайтам. Зевс это неблаговидное дело просто обожал, тщательно скрывая свою слабость от прочих олимпийцев. Но разве от коллег что-то утаишь?
Любил Тучегонитель порносайты. Ну, оно, в общем-то, и понятно — с такой женой, как у него, только по порносайтам и лазить.
Гефест вспомнил Геру и содрогнулся. Худая, костлявая, ноги от ушей, грудь найдешь только под микроскопом. Слава Крону, что Гера была всего лишь мачехой великого олимпийского механика.
Зевс познакомился с ней на каком-то научном симпозиуме, и Гера сразу же сразила беднягу наповал, поднеся ему для автографа какую-то старую, забытую монографию, принадлежащую перу великого вдохновителя проекта «Демиург».
Конечно, Зевс потом быстро пришел в себя, но, к сожалению, слишком поздно, обнаружив рядом с собой в кровати тщедушное обнаженное тельце молодой аспирантки. Это уже потом, после свадьбы Гера увеличила себе в шесть раз грудь, нарастила бедра и подкорректировала разрез глаз, но даже в таком виде она была не во вкусе Гефеста, внезапно погрузившегося в нахлынувшие некстати грезы…
— Еще раз напоминаю, — Гефест демонстративно зевнул, — из-за помешательства капитана опасности подвергается весь экипаж корабля. Сколько там у нас сейчас на борту человек?
— Четыре члена экипажа и десять единиц обслуживающего персонала, — быстро ответил бортовой компьютер, — включая двух случайно проникших на борт чужаков.
— Что?! — Гефест даже подскочил в своем кресле. — Каких еще чужаков?
Наверное, если бы у бортового компьютера были плечи, то он непременно бы ими пожал.
— Ну, не знаю, — ответила машина, — проникли, и все тут. Сами их ловите, если вам это так надо.
Новая, неожиданно возникшая проблема не очень порадовала Гефеста. Что еще за чужаки? Кто осмелился нарушить покой самого Олимпа? Простые смертные? Гефест улыбнулся. Да эти скорее под себя наделают, чем попытаются пробраться в небесные чертоги. Да у них даже и мысли такой не возникнет — проникнуть на Летающий остров. (Ну да, ну да. — Авт.) Да и как они на него проникнут? Летать-то эти греки не умеют. Был, правда, один придурок по имени Икар, но его лично Зевс из молниеметателя подбил, чтобы другим неповадно было.
Однако… Зевс в тот раз сильно пьяный был и, стреляя в Икара, промахнулся, хотя и гордо утверждал потом обратное. Зазнавшийся юноша погиб не от руки Тучегонителя, он просто треснулся головой о прозрачную колею, проложенную в небе для огненной колесницы бога солнца Гелиоса. Треснулся башкой, сознание потерял и в море упал. Небо не место для простых смертных. (Правда, некоторые источники утверждают, что Икар якобы подрался с Гелиосом, когда пытался оторвать от повозки бога солнца пару кусков золота. Гелиосу это не понравилось, и он предприимчивого естествоиспытателя скинул вниз, врезав ему в челюсть… Хрен его знает, как там на самом деле все было. — Авт.)
«Ладно, — подумал Гефест, — что-то я в этой рубке сильно засиделся, пора переходить к решительным мерам».
Подумав так, кузнец не спеша встал с кресла, потянулся, сладко зевнул, как бы невзначай подойдя к одной из панелей на стене рубки, за которой располагались узлы питания всей корабельной электроники.
Гефест знал, что бортовой компьютер сейчас внимательно за ним следит через маленькие незаметные видеокамеры под потолком.
Достав отвертку, заговорщик стал невозмутимо откручивать серую крышку панели. При этом сын Зевса напевал себе под нос какую-то очень незамысловатую мелодию, давая тем понять, что он ни перед чем не остановится в осуществлении своих далеко идущих планов.
— Эй, ты что это делаешь? — спросил бортовой компьютер, здорово занервничав.
Гефест продолжал петь. Серая панель легко снялась со стены. За ней обнаружились многочисленные провода, по некоторым бежали разноцветные огоньки, перегонявшие электрическую кровь от одного агрегата звездолета к другому. Тут же были видны и микросхемы центрального мыслительного блока бортового искусственного интеллекта.
Гефест спокойно извлек из кармана на груди рабочего фартука небольшой плазменный паяльник.
— Эй, да ты что? — истошно завопил женский голос. — Погоди, может, договоримся?
Гефест выключил паяльник. Этого вопроса он ждал с того самого момента, как зашел в корабельную рубку.
* * *
— Сюда, — решительно скомандовал Фемистоклюс, сворачивая налево.
Новый коридор был ярко освещен и очень сильно напоминал тот, где в просторном помещении сидели могущественные богини судьбы — мойры.
— Ла-ла-ла-ла-а-а-а… — отчетливо раздалось откуда-то из глубины коридора.
— Слышишь, поет. — Фемистоклюс многозначительно потряс над головой указательным пальцем.
— Кто поет? — испугался Алкидий.
— Зевс. — Рыжебородый выглядел до неприличия довольным.
— А ты уверен?
— Уверен.
— С чего это он, интересно, так надрывается? — с подозрением поинтересовался Алкидий.
— Наверное, у него настроение хорошее, — предположил Фемистоклюс.
— Ну что ж, — Алкидий грустно вздохнул, — сейчас мы ему это самое настроение сильно подпортим.
Друзья очень надеялись, что у Тучегонителя не окажется под рукой его ужасного молниеметателя, иначе…
Иначе даже сказать «привет» они не успеют.
— Ту-ту-туру-туру-ру… — продолжало доноситься где-то совсем уж рядом.
— Действительно очень похоже на Зевса, — мрачно кивнул Алкидий.
Пока что им опять везло.
Черные полосы судьбы сменялись белыми с поражающей воображение частотой. Вот только… На какую полоску придется их встреча с Громовержцем? Алкидий судорожно сглотнул.
— Идем. — Фемистоклюс грубо поволок приятеля в конец ярко освещенного коридора.
Немелодичное вытье Зевса доносилось из-за самой последней двери.
Греки переглянулись.
Было видно, что и Фемистоклюс здорово трусит, хотя совсем недавно хорохорился и гневно размахивал кулаками, утверждая, что бояться Тучегонителя им совсем не следует.
— Трам-папам-папам-папам… — взвыло за дверью. Друзья вздрогнули.
— Ну, с Кроновой помощью, — прошептал Фемистоклюс, решительно подойдя к двери.
Дверь бесшумно ушла в сторону, приглашая войти. Это было странно, но только не на Олимпе. За дверью взорам греков открылось просторное жилое помещение, в котором царил потрясающий бардак.
На полу была разбросана всевозможная одежда. Одна из набедренных повязок почему-то висела на потолке, непонятно за что там зацепившись. Разноцветные туники были скомканы до такой степени, словно их кто-то с ненавистью топтал ногами. Валявшихся в беспорядке сандалий греки насчитали двенадцать пар, причем почему-то большая их (сандалий) часть оказалась левыми.
Странной формы пуфики и большая просторная кровать медленно плыли по воздуху, паря без видимой опоры над заваленным одеждой полом.
— Что здесь произошло? — подавленно прошептал Алкидий.
— Это жилище Зевса, — благоговейно пояснил другу Фемистоклюс, понимая, что сейчас они видят то, что для глаз смертных совсем уж не предназначалось.
— Трули-трули-тру-лю-лю… — раздалось за спинами обмерших греков, — теплый душик я люблю…
Приятели медленно обернулись.
За их спинами обнаружилась еще одна дверь, из-за которой пение Зевса, собственно, и доносилось. Помимо пения Громовержца из-за этой самой двери слышался еще какой-то странный шум, словно там шел ливневый дождь.
Греки снова переглянулись.
Дверь перед ними быстро ушла вверх.
На пороге, окутанный клубящимся паром, стоял ухмыляющийся владыка Олимпа. Голый и с молниеметателем наперевес.
— Ага, — довольно пробасил Зевс, — попались… Что и говорить, более идиотского положения не придумаешь.
Часть первая
ЯСОН И АРГОНАВТЫ
Глава 1
ЗОЛОТОЙ БАРАН ГЕФЕСТА

Для того чтобы в полной мере оценить все описанные ниже события, нужно начать с самых, как говорится, истоков.
Знаменитый поход алко… то есть, простите, аргонавтов являлся одной из важнейших вех истории Древней Греции.
Да кто сейчас не знает Ясона?
Покажите мне этого человека. Я хочу на него посмотреть.
Э… да отойди ты, убогий, отойди, не видишь, что ли, — я написанием исторического опуса занимаюсь. Чего? Не понимаю я твое мычание, мне оно ни о чем не говорит. А, так ты немой? Так бы сразу и сказал, что немой, а то мычишь тут, как бык безрогий. Немой, значит.
М-да… и ноги правой нет, и глаз левый черной повязкой перевязан.
Да что ты ко мне пристал, а ну пошел отсюда! Что ты мне тут на песке чертишь? Ага, значит, ты не знаешь, кто такой Ясон. Это ж надо, три ошибки в имени героя сделал.
(Изложено по эпической элегии Софоклюса «Алконавты и золотое руно». — Автор.)
Тебя где, братец, грамоте учили? В местном питейном заведении? На, держи монетку, выпей за мое здоровье и за здоровье алко… гм… аргонавтов.
Что?!!.
Ты не знаешь, кто такие аргонавты?!!
Ну, приятель, ты даешь! Откуда же ты, бедолага, свалился, не из колесницы бога Гелиоса, случайно?
Ну да ладно, добрый я сегодня. Погода хорошая, море вон какое, красотища!
В общем, слушай…
В некоем древнем минийском Охренене в Беотии правил некогда сын бога ветра Эола, царь Афамант. Нет-нет, Охренен — это не ругательство, это такой древний город. С хорошим чувством юмора были эти минийцы.
Ну а Беотия — это область в Средней Греции с главным городом Фивы. Хорошее место, славное, климат умеренный, да и вино там делали восхитительное. Недаром сам бог Дионис в свое время по местным питейным заведениям шатался, под видом купца из Эфиопии вина дегустировал. А если напиток в каком-то заведении приходился богу не по душе, то он все винные запасы хозяина превращал в ослиную мочу. Вот так-то!
В общем, у этого самого царя Афаманта было двое детей от богини облаков Нимфоманки (нет-нет, это имя! — Авт.) — сын Фрикс и дочь Гелла.
Но, как и все греческие цари, тем более с божественной кровью в жилах, Афамант, достигнув воз-раста, являющегося пиком сексуальной энергии среднестатического древнего грека (где-то под пятъдесят лет), изменил своей жене Нимфоманке.
(Снова напоминаю, это имя! — Авт.) Изменил с молодой дочерью царя Кадма, которую звали… э-э-э… Ино.
Да, точно, Ино.
А не фиг было Нимфоманке по своим облакам лазить, пути, по которым ходила колесница бога Гелиоса, инспектировать. Ну да ладно, что случилось, то случилось.
Второй брак Афаманта оказался менее удачным. Не те уже были силы у царя, а жена-то молодая, любви хочет день и ночь, день и ночь, день и… гм…
За какие-то полгода Афамант похудел на десять килограммов. Да и плоды волшебного дерева Виагрия жрал неуемно. А у этих плодов был один нехороший побочный эффект, а именно: выпадали волосы.
Везде.
Сначала Ино безволосость мужа очень даже нравилась (в особенности в некоторых местах), но со временем стареющий на глазах царь стал ее сильно тяготить.
Правда, завести себе любовника Ино побоялась. Нрав Афамант, несмотря на свое абсолютное облысение, имел бешеный. Ино даже думать об измене боялась.
В конце концов решила молодая жена свою злость на детях царя вымещать.
Задумала она бедняжек погубить. А все это от безделья!
По себе знаю: сидишь на солнышке, скукотища, делать нечего, вот всякие мысли сумасшедшие в голову и лезут. Конечно, в те древние времена общество было далеко от понятия классовости. Но разложение в правящих слоях уже шло полным ходом. Принадлежи Ино к массам трудового греческого народа, ей бы и в голову не пришло измыслить подобное коварство. Пряла бы в уголке да о муже, ушедшем в море на промысел, думала, не напьется ли опять с друзьями.
План уничтожения приемных детишек (оба дитяти, кстати, пребывали в довольно зрелом возрасте) был не менее изощрен, чем любовные игры Ино с лысым царем Афамантом.
Царица уговорила местных крестьянок высушить некие семена, приготовленные для посева. Что это за семена, до сих пор не совсем ясно. Однако некоторые не очень надежные, но жутко древние источники утверждают, что это была конопля.
Так или иначе, но крестьянки побоялись ослушаться явно свихнувшуюся царицу. Были засеяны поля высушенными на солнце семенами, но ни хрена у них, естественно, весной не взошло. (Можете свериться с мифами, так все и было! — Авт.)
Стал угрожать голод минийцам.
Хотя…
Что такое голод в те далекие времена? Да чепуха, конечно, полная. Нравы были дикие, покруче тех, что бытовали в Греции во времена Троянской войны, которая, к слову сказать, должна была произойти еще очень нескоро.
Каннибализм, например, не считался тогда чем-то чудовищным. Даже в урожайные годы минийцы охотились по лесам да горам на кентавров, сатиров и прочую псевдочеловеческую нечисть.
А знаете, какая у кентавра конина?
Конечно, не знаете.
Объедение!
Так что не в возможном голоде все дело было, а в том, что конопля исчезла. Тут-то греческий народ и встал как один на борьбу с проклятой тиранией.
Забеспокоился Афамант, парик на голову нацепил и принялся думать. В парике ему всегда думалось намного лучше. В лысую голову мысли приходили обычно сугубо неприличного содержания.
Но долго думать о том, что же делать, царю не пришлось. В древности ведь как все проблемы решались? Чуть какая беда случится, отправляют гонцов в священные Дельфы к оракулу стреловержца Аполлона. Ну и одновременно с этим идут громить поселения эфиопов-эмигрантов, так, на всякий случай.
Решил послать Афамант гонцов в Дельфы. — Идите-ка вы, послы… — говорит, — идите-ка вы на… гм… в общем, в Дельфы идите. И без ответа оракула не возвращайтесь. Иначе всем вам будет большой… гм… плохо вам, короче, будет. Испугались гонцы.
Совсем озверел царь, угрожать стал, даже разгром эфиопского квартала на окраине Фив Афаманта не очень успокоил. А ведь раньше только это и могло вернуть ему хорошее настроение!
Должны были выяснить посланцы царя, почему конопля в этом году не взошла. За каким таким сатиром минийцы без веселья остались? И так жизнь серая, безрадостная, вкалываешь от зари до зари на Афаманта.
Запахло в Беотии государственным переворотом. Греки стали кучками в питейных заведениях собираться. Спорили, кулаками размахивали, друг друга за бороды таскали. Ох, не к добру это, ох и — не к добру!
Но никто тогда не знал, что все произошедшее — часть коварного плана царицы Ино.
Окончательно обделались гонцы Афаманта, все медлили с поездкой в священные Дельфы. Тут-то ими царица и занялась.
— Что трясетесь, Сатаровы отродья? — зловеще усмехнулась она. — Боитесь принести из Дельф плохие новости?
— Боимся, госпожа, ох как боимся, — отвечали послы, с опаской косясь на Ино, чей крутой нрав был известен далеко за пределами Беотии.
— Ведь хоть так, хоть этак, — добавили послы, — велит Афамант по возвращении. отрубить нам головы…
И что интересно, правду мерзавцы говорили. Чистую правду. Такая вот существовала у минийских царей полезная традиция — казнить гонцов, прибывших с ответом от Дельфийского оракула. Причем, что характерно, послов часто казнили до того, как они успевали произнести хотя бы приветствие своему царю. Я уже не говорю о самих новостях от великого стреловержца Аполлона.
— Что же нам делать? — возопили гонцы. И вот что ответила им царица:
— Спокойно езжайте в Дельфы и ничего не бойтесь. По возвращении в Фивы вас никто пальцем не тронет. Мало того, я щедро вознагражу вас, но с одним условием…
Тут гонцы, понятное дело, приуныли, так как никаких условий они выполнять не желали. Но, как говорится, назвался Хароном, полезай в лодку. Выбирать им, в принципе, было не из чего.
— Условие же это таково. — Ино зловеще усмехнулась. — Вы принесете царю ложный ответ оракула, а истинный утаите.
От подобного предложения у послов чуть не подкосились ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28