– Любуйтесь, – великодушно предложила Мария, – наслаждайтесь. Только не очень пристально. Здешние завсегдатаи не любят внимания и хорошо его чувствуют. Давайте присядем за этот столик, выпьем вина.
Официант принес графин с плотно притертой пробкой и два разноцветных бокала-копиты. От графина веяло тонкой, едва различимой магией.
Я разлил вино по бокалам и с наслаждением пригубил. Мария последовала моему примеру.
– Вам, наверное, интересно знать, зачем я вас пригласила, – сообщила она.
– Да уж, не без того.
– Вот и начнем. – Она провела ладонью над занавеской, прогоняя туман. – Посмотрите в зал. Видите того высокого? С косичкой и скошенным глазом?
Я посмотрел на анемичного гиганта с забранными в хвост темными волосами. Тот прогуливался вокруг бильярдного стола походкой тигра, заколачивая шар за шаром.
– Мастер шантажа. Представляете: недавно подбросил клиенту в постель голову его любимого гиппогрифа! Карьеру Двери начал с того, что изнасиловал и искалечил любимую дриаду смотрителя ботанического сада.
А я ведь помню это дело. В те времена я еще не начал карьеру частного детектива. Закончилось расследование ничем. Преступника нашли, но смотритель забрал заявление, а дриаду развоплотил. Нет потерпевшей – нет преступления.
– А вот это – своего рода знаменитость. Старейший ассасин клуба.
Старик с лицом, напоминавшим растоптанный башмак, уткнулся носом в карты. На руках у него был почти полный стрит, и похоже, старикашка собирался добить его до конца. Занавесь разгладилась, пытаясь высветить мне его карты, но тут ассасин почуял неладное. Он оглянулся, пытаясь проникнуть взглядом в кабинет. Хамелеон загустел, скрывая нас непроницаемой синевой.
– Этот удивительный старичок – мастер пыток. Как он сам говорит: устами младенца глаголет истина, особенно если загнать ему под ногти пару иголок. Специализируется по недавним выпускникам университетов, кадаврам и гомункулусам. Кто из них вам больше нравится?
– Оба мерзавцы. Первого, впрочем, я знаю лучше.
– Я хочу, чтобы вы расправились с одним из них.
Мне стоило большого труда сохранить неподвижное лицо. Сердце подпрыгнуло, ускоряя ритм, но я попросил его успокоиться, и оно дружески согласилось.
Моя карьера в Дверях Истени просто сногсшибательна! Еще немного, и я выясню, кто стоит за убийствами и шантажом магов. Главное разыграть карты четко и без суеты.
– А позвольте узнать, зачем? – Я баюкал в ладони копиту, наслаждаясь ароматом вина. – И почему именно я?
– Да потому что больше не к кому обратиться. Здесь, в Дверях Истени, все друг друга знают. Все на виду, интриги просчитаны на месяцы вперед… У нас три лагеря, и скоро вам придется выбирать, к какому из них примкнуть.
Мне вспомнились столы с драконом, яйцами и иллюзорными пирожными. Так, так…
– А кулинарные пристрастия, значит, продолжают вашу политику, – полувопросительным-полуутверждающим тоном сообщил я.
– Вы наблюдательны, сударь. Дон Мигуэн предпочитает террор и убийства. Вы почти попали к нему в лапы, когда ошивались возле дракона. Учтите, Игорь: мои друзья действуют тоньше. И руки у нас длиннее… Наши столы вы видели.
– А старик?
– Он возглавляет отравителей. Вы видели у входа столик с тремястами видами яиц всмятку? Это его.
– Понимаю. Я лошадка темная… Вы, значит, хотите внедрить меня в чужой клан. Чтобы в нужный момент нанести удар.
– Вот, вот! – Девушка посмотрела на меня с уважением. – Вы умный человек, Игорь. Видите ли, мой муж – не последний человек в Дверях Истени. Даже сам великий магистр прислушивается к его советам. Я уж не говорю о манарах.
– А магистр не манар?
– Какое там! Дзайан, причем сильный. Да вы должны его знать.
Я быстро перебрал в памяти знакомых дзайанов. Вениамин Литницкий, Марченко… нет, учителя вычеркиваем, Людей, Винченцо, лейтенантишка из управления, Света Литницкая, эксперт Люся… Знаю я многих, и любой годится на роль Горного Дяди – великого магистра и председателя клуба убийц.
– К нам-то ведь просто так не попадают, – продолжала девушка бесхитростно. – У вас за плечами какая-то обида, невыплаченный долг… Без высокого покровительства вы завязнете в служках на годы. – Она заговорщицки придвинулась ко мне: – Соглашайтесь, Игорь! Я могу устроить так, что вас через несколько дней допустят к испытанию. А после посвятят в Двери Истени. Кто будет посвящать, это уж моя забота… Но зависеть это будет исключительно от вашего выбора.
Щеки Марии раскраснелись. Я налил ей вина, и она залпом выпила. Речь ее стала сбивчивой, бессвязной:
– Это все не так просто!.. Нас, Дверей, не захватишь врасплох… здесь, в реальности. А там мы боги!.. Осталось лишь стать богами здесь.
В тот миг я не прислушался к ее словам, а зря. Ведь фактически эта милая девушка выболтала мне сокровенную тайну Дверей!
– Скажите, Мария, – спросил я, – а как вы попали в клуб?
– Как попала… Я закурю, не возражаете? – Девушка достала сигарету и сорвала с ее кончика руну огня. Вспыхнул алый светлячок. – Знаете, давным-давно у меня была мечта. Я пела в одной рок-группе. «Огни Иррукана», рококо-соул, может, слышали?
– Рококо… Стилизация под Возрождение? Ленты, кафтаны-жюстокоры, туфли с бантами?
– О-о, да вы чудненько невежественны!.. – Она затянулась, прикрыв веки. Лицо ее сделалось детским, как у десятиклассницы, тайком курящей за гаражами. Длилось это миг, а потом из уголков губ вновь потянулись морщины, и Мария сразу постарела лет на десять. – Мне обещали карьеру, хорошую карьеру… Какие были дни! Мы с ребятами репетировали – дни, ночи напролет.
Она съежилась озябшей птицей. Пальцы замерли в воздухе, словно поправляя ленты рококошной шляпки.
– Родителям это стало костью в горле. Мама вообще пуританка… по ней так дочка-актриса хуже шлюхи, позор на весь город. Отец – другое. Ему в бизнесе помощник требовался. Ну а какая из меня бизнесвумен?! – Она хрипловато рассмеялась. – Только они вовремя сообразили, что делать. Я, конечно, сама дура, могла догадаться. Мы с ребятами в турне сорвались. Уже тогда я подумала – больно легко все дается. И с распорядителями сусь-пусь, и встретили нас хорошо. А на сцене – кошачье балалайство одно… Ору, тужусь, а голос блеклый, некрашеный. Страдивари из фанеры.
– Понятно. – Я философски заглянул в свой бокал. – Родители вас, значит, продали в манары?
– Ну да! Я ведь как поняла, сразу с гастролей к ним. А те кудахчут: дочура, мы тебе жизнь устроили! Деньги на обучение есть, поступай на юрфак, в люди выбьешься. Ну да, думаю, в манары я уже выбилась.
– А дальше?
– Дальше ничего. Наняла одного детектива, он мне мага этого и нашел. Ночью к нему наведалась. – Девушка протянула бокал, и я щедро вылил ей все оставшееся вино. – Тот неробкого десятка оказался… Когда понял, что меня файрболы не берут, с голыми руками полез. – Поморщилась: – Всю обойму в него высадила… Как ждал, гад! Готовился. Защиту держал, чару Гиппократа… В общем, если бы не Юра, я бы там осталась.
– Юра? Какой Юра?
– Муж мой… теперь. – Недавно колючий, взгляд Марии потеплел. – Он к этому выродку по своим делам зашел, дзайанским. Когда увидел, что происходит, сразу дуэль. Магическую! Меня на руках вынес, когда я кровью истекала. А после Двери Истени заставили эту сволочь мой поводок сбросить. Так я сюда и попала.
Я растерянно провел пальцем по краю бокала. Стекло отозвалось мелодичным пением.
– Послушайте, – спросил я. – Но если он сбросил ваш поводок, вы ведь стали обычным человеком?
Глаза ее вспыхнули радостью:
– Ну да! Только я снова в манары подалась. Отдала свой поводок Юре. У него исследования, ему мана знаете как нужна?! А потом эта автокатастрофа… Врачи на меня рукой махнули, а он – вылечит, я знаю! Юра ведь даже мертвых поднимает. – Девушка требовательно посмотрела на меня: – Ну так как? Соглашаетесь?
Я молчал, и она добавила:
– Вы же манар! Чего тут думать? Если соглашаетесь, я веду вас в зал Кисмет. Если нет – возвращайтесь к свиньям в зал. Топчитесь у столов, ждите, что кто-нибудь из старших вас заметит. Ну?!
– Я согласен.
– Вот и прекрасно! Вашу руку.
Я взял протянутую ладонь. Кожа девушки горела лихорадочным жаром.
– Идемте!
Перед тем как выйти из кабинета, я бросил взгляд на занавесь-хамелеон.
За ней прятался человек в черно-белой рясе. Лица я не разглядел, но любой, кто хоть чуть-чуть знаком с боевыми искусствами, начинает узнавать людей по манере двигаться и держать спину.
Иштван!
Ну его-то какие дэвы привели в резиденцию Дверей Истени?!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
(Четверг, немногим позднее предыдущих событий,
рассказывает Игорь Колесничий)
– А если руной?..
– Так не зевай! Мало что ты манар! Молнией не скосит, так проводку закоротит! А пожар тебе уже страшен. И меня слушай: первым делом порти ему пальцы. Созиданцу без указательного каюк. Малефик средним орудует. Он тебя таким факом очарует – до сортира не добежишь!
– А фантомисты?
– Этим кукиш не давай сложить. Мало чего они тебе покажут! И помни: оружие ассасина – внезапность.
…Система посвящений в тайных обществах не зря придумана. Предложи кто человеку с улицы власть над миром, тот, пожалуй, в психушку позвонит. А неофитом тайного общества – это еще ничего, можно. Глядишь, посвященным сделается, знающим… Так, капля за каплей, через несколько лет дозреет до вселенского заговора.
Тайными переходами Мария вывела меня в зал Кисмет – тот самый, куда не хотел нас пускать распорядитель. Сама она сразу исчезла, отговорившись тем, что на лотерее ей делать нечего. Я же остался проникаться духом тайного общества.
Внешне зал Кисмет напоминал маленький театр, только без кресел. Уютно здесь, хорошо. Оркестр наигрывает «Маленькую ночную серенаду»; подпирающие потолок атланты горбятся с видом обездоленных троллейбусных старушек. И орденцев тьма – яблоню негде посадить.
Вовсю используя «искусство мира и гармонии», я подобрался поближе к сцене. Как оказалось, вовремя. Занавес пополз в стороны, выпуская бородача в халате цвета грозового неба, чалме и шикарной бархатной полумаске.
При виде его ассасины с утробным «оу-м-м!» опустились на колени. Я почувствовал, как меня сдавило с боков и чья-то шевелюра щекотно прошлась по моим босым пяткам.
В зале трижды грохнуло. Я внутренне усмехнулся: заставь фанатика с вождем здороваться, он лоб себе разобьет! Почтив магистра, орденцы выпрямились.
– Приветствую вас, возлюбленные племянники мои!
– Благословен будь, дядя! – отвечали десятки глоток.
– Слово истины вам несу! Чаете ли узнать побольше о зле, одержавшем Землю?
– Мы внемлем, дядя!
– Так слушайте же, возлюбленные племянники мои.
И магистр принялся рассказывать. Слушать его было одно удовольствие!
– Все зло, возлюбленные племянники мои, – вещал он, – в гнусных выскочках-магах. Искусство их противно природе и разуму. Они опутали мир сетями заговора. Вспомните историю Моцарта и Сальери! Гений Антонио Сальери заставлял трепетать Вену. Чарующие звуки его мелодий расплавляли сердца австриячек, и даже – даже! – закоренелые мерзавцы не могли удержаться от слез. Умиравший в Шарантоне маркиз де Сад на коленях молил о сальериевской «Школе ревнивых». А уж де Сад знал толк в извращениях. Но что отравило счастье властителя душ? Не знаете?! Так я вам скажу! Моцарт! Моцарт, дзайан и мерзостный завистник, – он набросил на гения поводок, и Сальери умер как композитор. Он музыку разъял как труп! Придал перстам сухую беглость! Да хрена там! Воз ныне тут! Ты, Моцарт, хам – прости за смелость.
Манары слушали, затаив дыхание.
– Всю эту историю гениально записал Александр Сергеевич Пушкин. А убил его за это – Дантес!
– Дзайан? – ахнул кто-то в толпе.
– Нет, кавалергард. А вспомним Жозефину?..
…Досталось дзайанам по самое не могу. Магистр вспомнил Жозефину, которая из мелочного женского себялюбия сделала Наполеона манаром и отбросила мир в варварство. Отдельную выволочку получил дзайан Марат, обесчестивший и обманувший Шарлотту Корде. При этом что-то у них такое пикантное произошло в ванной. На этом магистр не стал заостряться.
Завершающим аккордом он перешел к Франсуа Вийону, который ненавидел дзайанов всей широтой бандитской души:
В углях произрастают розы,
Аскет извечно сыт и пьян.
Кобыле легче? Мужа с возу!
В пороках виноват – дзайан!
Скачи, медлительная лань…
Туга мошна у аснатара.
От тягостных сердечных ран
Спасет насмешница-манара.
Дэвовщина! Магистр цитировал Вийонову «Балладу истин наизнанку», в которой поэт все ставил с ног на голову. Но, похоже, никто из слушателей не заметил подвоха.
Приветственные крики заполнили зал. Ассасины рукоплескали своему господину.
«Да здравствует!» – неслось отовсюду. – «Смерть дзайанам!», «Мучения!», «Моцарту – цианистого кали!» В этот миг я понял, что мой стаж манара незначителен, что рядом с большинством ассасинов я просто ребенок. Манарское отупение развивается постепенно, исподволь. Поживи я под поводком еще месяц-другой – и стану в точности как они.
– Тихо, тихо! – Магистр поднял ладони в успокаивающем жесте. – Так что уготовим мы мерзавцам, опутавшим мир сетями магии?
Вновь поднялась буря. «Смерть!», «Родоптоксину Моцарту!», «Пусть съест невыпотрошенную рыбу фугу!» Отчего-то Моцарт их беспокоил больше всего. Магистр дождался, пока ассасины выбесятся, а потом тихо и как бы про себя произнес:
– Они пьют нашу силу…
В зале разлилась тишина.
– Кто из вас в последние дни читал стихи? Кто наслаждался прихотливой игрой красок на полотнах великих мастеров? Чью фантазию будила музыка божественных гигантов прошлого?
Молчание вибрировало басовой струной, становясь невыносимым.
– Мы, Двери Истени, единственные стоим на защите манаров. Мы собрались, чтобы отнять у злодеев наше по праву. Призовем же судьбу! Призовем же Кисмет, пусть назначит жребий свой! Пусть укажет – кому стать свободным!
– Кисмет! Кисмет! Кисмет! – грянуло под сводами. Казалось, это кричали атланты.
И зал погрузился во тьму.
Осталось лишь колеблющееся пятно света на сцене. И в него вступила тонкая женская фигура с закрытым лицом.
Сначала я решил, что Кисмет обнажена. Но женщина сделала шаг, и тело ее оделось алмазным блеском. Сияние скользило по обнаженной коже, обжигая и дразня, пряча запретные места и намекая на немыслимые тайны.
Вздох вожделения понесся по залу. Мужчины и женщины все как один склонялись перед Кисмет.
Я покосился на стоящего рядом юношу. Тот вытянул шею, жадно вглядываясь в посланницу судьбы. Пытаясь пролезть вперед, он отдавил мне ногу, но даже не заметил этого. Шипя от боли, я пнул его в колено.
Послышался хруст. Парень скособочился, продолжая упрямо тянуться к сцене.
– Кисмет! Кисмет! – шептали его губы влюбленно.
Женщина раскинула руки. Фигуру ее высветило белым, впечатав в сетчатку плавящийся огнем силуэт. Восторженно взвыв, толпа качнулась вперед. Меня больно двинуло грудью о край сцены. Хорошо, не носом – в последний миг я успел подпрыгнуть.
И, кажется, зря.
Край сцены вдавился в грудь. Сейчас я напоминал бедуина, по шею вкопанного в песок. Томительно долгий миг я ждал, что лопнут, не выдержав, ребра. Но Кисмет качнулась вперед, и толпа отхлынула.
– Вы жаждете свободы? – спросила она.
После баритона магистра, от которого плавились медные ручки на дверях, речь ее звучала блекловато. «Ж» позорно сшепелявилось, голос по-девчоночьи ушел в писк. Но ассасинам было все равно. Скоро и я перестал замечать недостатки ее голоса.
– Мир человеческий горек, – продолжала Кисмет задумчиво. – Соперничество и зависть наполняют его… Манары не болеют, а человека одолевают хвори. Пустые мечтания разрывают на части. Примете вы избавление таким, как оно есть?
– Примем! – взвилось над толпой.
– С благодарностью и любовью?
– Избави, матушка! Ножки лобызать будем!
Лицо Кисмет закрывала белая ткань, но по движению головы я понял, что судьба улыбается.
– Что ж, хорошо… А теперь станьте спокойно, и я выберу счастливца.
Манары застыли. Кисмет вглядывалась в наши лица, и я физически ощущал, где сейчас находится ее взгляд. Тот, на кого она смотрела, обмякал с мучительным выдохом.
Волна подступала ко мне. Ближе, ближе… Отчаянно зачесался нос. Болью резанула мысль, что из-за носа-то меня и отвергнут! Я гнал ее прочь, но…
…тут Кисмет посмотрела на меня.
Мое сердце совершило тройной тулуп с переворотом.
Описать это чувство трудно. Представьте, что вам шестнадцать. Вы поклялись каждое утро делать зарядку и обещание свое сдержали. Вас на коленях умоляют лететь на Марс. Ирка из параллельного умерла за право сходить с вами в кино. Рыжий десятиклассник Генка получил в нос и теперь будет знать. Вас выбрали аватаром магии, эльфийским принцем и спасителем мира от инопланетян.
Вы можете подтянуться тысячу раз.
Вы знаете триста восемьдесят два остроумных ответа на «эй, козел!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35