Операции специального назначения?
— О, гораздо скромней! Просто армейская разведка.
Несколько мгновений Бэркхардт сидел молча, попыхивая своей трубкой.
— Зато, наверно, тебе полегчало после войны, когда ты смог обосноваться дома и вернуться к своему делу.
Палмер потягивал свое виски. Опасный момент миновал.
— Да, конечно, — солгал он.
— А я все еще помню тебя одиннадцатилетним мальчуганом, спокойным, с собственными, очень определенными взглядами на жизнь.
— Я не встречал еще ни одного одиннадцатилетнего мальчугана, у которого бы не было собственного взгляда на жизнь.
— Ты соорудил тогда с помощью Хэнли модель самолета Линдберга, я как сейчас помню: большущая модель, черт побери, длиной чуть ли не в целый ярд. И ты настаивал, что полетишь на своем сооружении куда-то очень далеко, ты назвал эту местность Ки-бер-Пасс.
— Еще бы, — сказал Палмер, — я в то время зачитывался книгой фантастических приключений, которую стащил у Хэнли. Я тоже хорошо помню тот год.
— А помнишь, как тебя уговаривала мать: «Не надо, не улетай, Вуди, это так далеко. Мы больше не увидимся!» А ты тогда сказал: «Пустяки. Послезавтра я прилечу домой»… Удивительно, как просто рисуется в юности будущее! Однако для матери и по сей день все это не так просто. В то время я тоже не мог бы этому поверить. И вот все изменилось, будто в один день.
— Да, почти что так, прошло всего лишь несколько десятков лет, — сказал Палмер.
— Так тебе понятно, к чему я веду? — вдруг резко спросил Бэркхардт. — Люди склонны усложнять самые простые веши. Требуется особый склад ума, чтобы видеть, что в действительности все очень просто.
— Особый склад ума… такой, каким обладает либо банкир, либо ребенок.
Старик снова рассмеялся и отпил виски из своего стакана.
— С чем только люди не носятся в наши дни, — проговорил он наконец. — Все эти грандиозные идеи о западной цивилизации, о свободном мире. Теперь только это и слышишь.
— Это естественно, люди в тревоге…— Палмер запнулся, от него вновь ускользнула нить мыслей старого банкира.
— Не о чем им беспокоиться. Решительно не о чем, если только они перестанут все усложнять.
Бэркхардт чуть подался вперед, отчего его фигура показалась вдруг крупней и значительней.
— Возьмем, скажем, этот самый «свободный мир», — продолжал он, уставившись на свой стакан. — Иными словами, наше полушарие и всю Европу, за исключением стран за «железным занавесом». Ведь примерно так он у нас понимается?
— Пожалуй.
— Так вот. — Бэркхардт выпрямился, и в его голосе зазвучали вдруг торжественные нотки. — Когда говоришь о «свободном мире», то имеешь в виду капитализм, а когда говоришь капитализм, подразумеваешь Соединенные Штаты Америки, потому что мы его возглавляем. Говоря о Соединенных Штатах, ты имеешь в виду банки, потому что именно банки дают деньги. Дальше: когда ты говоришь банки, то имеешь в виду наиболее влиятельные из них, то есть «Юнайтед бэнк», потому что он самый крупный. — Небольшие голубые глаза старика глянули на Палмера очень серьезно. — Когда же ты говоришь «Юнайтед бэнк», — его голос неожиданно зазвучал очень тихо, — это значит, что ты говоришь обо мне.
На несколько мгновений наступило молчание. Палмер услышал, как под ним заскрипело кресло.
— Вот об этом я и толкую, — заключил старик, — надо смотреть на вещи просто. Мне требуется первый вице-президент банка. Когда ты сможешь приступить к своим обязанностям?
Глава вторая
В понедельник Палмер вышел из подземки на станции Гранд Сентрал и на мгновение остановился, щурясь от яркого утреннего солнца. Он окинул взглядом людей, спешивших на работу, прислушался к звонкому постукиванию дамских каблучков вдоль Парк-Авеню по направлению к кварталам Меррей Хилл.
Низко стелющийся утренний туман смягчал резкие тени тревоги на замкнутых лицах прохожих. Глаза их были расширены и сосредоточенно устремлены вперед. Сжатые губы выдавали скрытые заботы. Губы женщин были красны, как зияющие маленькие раны, ранние морщинки бороздили лоб. Лицо городского жителя в понедельник, безжалостно красноречивое под лучами солнечного прожектора.
Палмер легонько подбросил в руке свой саквояж, словно прикидывал его вес, и перешел на западную сторону Парк-авеню в надежде найти такси. Двадцать минут назад шофер Бэркхардта довез их обоих на «флитвуде» до конечной станции метро у Ван-Кортленд парка, еще влажного от утренней росы. Усевшись в вагон подземного экспресса, они сразу углубились в свои газеты и за всю дорогу не обмолвились ни словом. На остановке Гранд Сентрал Палмер вышел.
Пуританство, доходящее до абсурда, размышлял Палмер. Впрочем, эта черта свойственна и другим банкирам Восточного побережья. Бэркхардт мог позволить себе поездку на своем «флитвуде» из Коннектикута, где был его загородный дом, до самого Нью-Йорка. Однако не дальше, чем до станции метро в Бронксе, откуда можно за пятнадцать центов добраться подземкой до Броуд-стрит. Наверно, его пуританская совесть не позволяла ему поступить иначе.
Нет, решил вдруг Палмер, тут дело вовсе не в совести: Бэркхардт давно уже рассчитал, что подземка доставит его к деловому центру Нью-Йорка быстрее, чем автомобиль, а конечная станция в Бронксе обеспечивает ему удобное место в вагоне на всем пути.
Палмер быстро зашагал на юг по Парк-авеню, непринужденно помахивая саквояжем. Приостановившись, чтоб закурить, он чуть не стукнул по бедру молодую женщину, которая поравнялась с ним.
С чего это я так размахался? — недоуменно подумал Палмер и решил, что это, вероятно, реакция: все время находясь с Бэркхардтом, он старался ничем не выдать радости, охватившей его по случаю неожиданно полученного высокого назначения.
По сигналу светофора, открывшего путь, Палмер машинально пошел за молодой женщиной, следя за движениями ее бедер в свободно облегавшем платье и за игрой мускулов ее стройных ног, которые попеременно в ритм шагу то напрягались, то опадали, напоминая пульсацию наполненного кровью сердца.
Женщина свернула на Тридцать девятую улицу, и Палмер остановился на углу, провожая ее взглядом. Что-то стеснило ему грудь. Закрыв глаза, он медленно, с усилием дважды глотнул, чувствуя, как горло перехватывает спазма. Голова у него закружилась, а лицо словно обдало жаром. Он тотчас же открыл глаза; ему показалось, что он падает, и, чтобы удержаться, он сделал шаг назад. Женщина уже исчезла в толпе.
Палмер глубоко вздохнул, перешел через дорогу и медленно пошел вперед, завернул за угол и толкнул вращающуюся дверь здания клуба «Юнион лиг». Автомобильные гудки, скрежет автобусных тормозов и чеканное постукивание женских каблучков остались позади. Спокойная тишина окутала его, как прохладный мягкий плащ. Палмер кивнул высоченному негру, который уже много лет неизменно стоял здесь, слева от короткого коридора перед лестницей, ведущей к главному фойе.
— Доброе утро, мистер Палмер, сэр.
— Доброе утро. — Как бы проверяя своевременность этого обмена приветствиями, Палмер взглянул на свои часы и, передавая ему свой саквояж, отметил, что до девяти утра остается еще пять минут.
— Отнести в ваш номер, сэр?
— Да, конечно, — ответил Палмер. Он последовал было за коридорным прямо к лифтам, но сделал крюк, чтобы взглянуть на телетайп с индексами Доу-Джонса [Показатели курса биржевых акций.], с биржевыми новостями.
Поскольку до открытия биржи оставалось еще время, Палмер лишь скользнул взглядом по последней недельной сводке курса акций. Затем он вошел в кабину лифта и ощутил его мягкое скольжение вверх. Лифт остановился, и Палмер пошел за коридорным, который внес его саквояж в номер, положил на подставку для чемоданов в ногах огромной двуспальной кровати и открыл окно.
— Какие будут распоряжения, мистер Палмер?
Палмер мотнул было отрицательно головой, но тут же передумал.
— Вот что, — сказал он, — раздобудьте-ка мне «Чикаго трибюн» и «Уоллстрит джорнэл».
— Слушаюсь, сэр. Если вам потребуется меню, оно в ящике письменного стола, сэр.
— Спасибо, я уже позавтракал.
— Как угодно, сэр.
Дверь за коридорным бесшумно закрылась.
Палмер сел на кровать, и матрац под ним упруго подался. Он заметил, что вещи из большого чемодана за время его трехдневного отсутствия уже разложены по полкам, а оба костюма висят, отутюженные, в стенном шкафу. Палмер попытался было припомнить, что ему надо еще сделать, пока он в НьюЙорке, но, поскольку главная цель поездки была достигнута, сейчас ему трудно было сосредоточить мысли на чем-то другом.
Вице-президент «Юнайтед бэнк»! Палмер откинулся на подушки и вытянулся на кровати во весь рост. Старый финансовый воротила не преувеличивал, говоря о могуществе своего банка. В его власти, несомненно, был самый мощный финансовый рычаг страны, так как крупнейшие банки «Фёрст нешнл сити бэнк» и «Бэнк оф Америка» занимали по сравнению с ним лишь второстепенное место.
Интересно, в каком возрасте достигали его предшественники поста вицепрезидента ЮБТК, лежа размышлял Палмер. В пятьдесят пять лет? Или в шестьдесят? Палмер закрыл глаза, пытаясь представить себе, как будут выглядеть заголовки газет, когда через месяц в разделе финансовой хроники появится сообщение:
«Юнайтед бэнк» назначает Палмера, 44 лет, на пост вице-президента.
Чикагские газеты преподнесут это особенно приятно: «Вудс Палмермладший назначен вице-президентом „Юнайтед бэнк“. На этом посту Палмер — самый молодой из всех его предшественников».
В дверь деликатно постучали.
— Войдите, — сказал Палмер, садясь. Вошел рассыльный-негр.
— «Чикаго трибюн», сэр, — сказал он. — И еще «Уолл-стрит джорнэл». — На мгновение он умолк, но не утерпел и добавил: — «Трибюн» только что начали разгружать для отеля «Коммодор Вандербилт», сэр. У меня приятель на Гранд Сентрал, он приносит мне по одной газете каждое утро.
— Отлично, — сказал Палмер. Он полез было за мелочью в правый карман брюк, но негр не стал дожидаться чаевых, он только кивнул Палмеру, повернулся и вышел из номера.
Оставшись снова один, Палмер взял газету и стал медленно перелистывать страницу за страницей. Его взгляд задержался на рекламе новой модели автомобиля с изображением девушки в купальном костюме, подчеркивающем линию ее бюста и бедер. На мгновение он застыл, глядя на рисунок, затем выпустил газету из рук, и она скользнула с кровати на пол.
Он взял телефонную трубку.
— Соедините меня с Уотервлитом, Висконсин, номер пять-пять-десять, два звонка. — Он сделал паузу и повторил: — Уотервлит. — Затем положил трубку на место.
Сердце застучало неровно, и он сделал глубокий вздох, чтобы успокоиться, недоумевая, что могло нарушить его ровный ритм. Наверно, предстоящий разговор с Эдис, ответил он сам себе, чувствуя в то же время, что это ложь.
Нет, решил Палмер, разлука с Эдис на несколько дней, которая, может быть, затянется еще на неделю, тут ни при чем. Со времени войны ему не раз приходилось отлучаться из дому на несколько недель, совершая деловые поездки по стране. Все это не имеет никакого отношения ни к Эдис, ни к тому, что он живет здесь без нее, ни к предстоящему телефонному разговору. Однако что же тогда с ним? Может быть, всему виной его новое назначение?
С кривой усмешкой он уставился на потолок: как он наловчился, однако, запутывать себя чертовски разумными предположениями, в то время как сам отлично уяснил себе, и даже не разумом, а чувством, что с ним творится. Он ощущает это, когда у него вдруг перехватывает горло, когда он с болезненной жадностью провожает взглядом каждую женскую фигуру на ньюйоркских улицах.
Может быть, началось это еще с весны. Или чуть позже, летом, когда он по субботам навещал жену и детей на даче в Висконсине и там еще были эти девицы в купальных костюмах, это было нестерпимо. А в городе он всю неделю работал, обливаясь потом в своей конторе с кондиционированным воздухом до позднего вечера, пока не исчезали с опустевших улиц последние женщины, возвращавшиеся с работы.
Только за неделю до этой поездки в Нью-Йорк, в конце августа, он окончательно разобрался, что с ним. Это было на заседании отдела рекламы и информации в связи со слиянием компаний. Мисс Хэрман, которой всегда удавалось привлечь к себе внимание мужчин, так эффектно перекидывала ногу на ногу с правой на левую и обратно, что Палмеру пришлось сдвинуться на край стула, чтобы ему было видней. И это не прошло не замеченным для присутствующих в зале…
Да, мужской климакс, подумал Палмер. В тот же миг зазвонил телефон. Палмер сел на кровати, отметив, что сердце бьется теперь совершенно спокойно, почти вяло.
— Соединяю с Уотервлитом, — сообщила телефонистка.
Прислушиваясь к знакомому двукратному звонку телефона в его загородном коттедже, он взглянул на часы. Девять двадцать. Значит, восемь двадцать в Висконсине. Снова двукратный звонок. Эдис, наверное, встала и уже позавтракала вместе с миссис Кэйдж. Дети еще спят. Еще звонок. А может быть, все они встали пораньше, чтобы искупаться перед завтраком. Хотя вода в озере по утрам теперь холодна. Снова звонок. Или никто из них еще не вставал? Да, конечно, это так. Последний звонок коротко оборвался.
— Хэлло?
— Эдис? Доброе утро.
— О! Здравствуй, папка, это я.
— Джерри? Я разбудил тебя.
Продолжительный зевок прямо в телефонную трубку.
— Нет, — раздался голос дочери. — У нас под крышей осы свили гнездо.
Они с раннего утра будят меня. Откуда ты говоришь?
— Из Нью-Йорка. Как у вас там жизнь?
— Прекрасно.
— Как Вуди? И Том?
— Прекрасно.
— Попроси маму к телефону.
— А ее здесь нет.
— Тогда разыщи ее, Джерри. Я подожду.
— Я не знаю, где искать.
Палмер перевел дыхание, стараясь быть спокойным.
— Джерри, положи трубку и окликни ее. Позови погромче, чтобы она услышала. Хорошо?
— А вдруг она еще не проснулась? Я ведь разбужу ее, если буду кричать.
— Послушай, — медленно сказал Палмер, — не стоит гадать. Сделай, как я сказал, Джерри. Ведь я звоню издалека.
— Ну-у…— нерешительно протянула девочка. И вдруг закричала так пронзительно, что у него засвербило в ухе: — Мам! Мам! Эй, мам!
— Не в трубку, Джерри!
— Ма-ам!
Брошенная трубка громыхнула о доску телефонного столика. Палмер слышал, как голос Джерри стал постепенно удаляться.
Он снова откинулся на подушку, представляя себе, как дочь бежит сейчас по их старому дому. Наверно, она еще в пижаме, а может быть, уже в шортах и в лифчике, под который недавно начала подсовывать мягкие подкладочки.
Внешностью Джерри походила на Палмера, это не очень удачно для девушки, размышлял он. Она была слишком высокой для своего возраста. В свои одиннадцать лет она была лишь на дюйм ниже Эдис. Как и у Палмера, ноги были у нее непомерно длинные и лицо, как у него, узкое, впалые щеки и высокие, резко очерченные скулы. Тонкая, туго обтягивающая лоб и подбородок кожа лишала лицо детской округлости. Из нее вышла бы отличная манекенщица, подумал Палмер и взглянул на часы. Прошло уже пять минут. Услышит ли Джерри, если он крикнет в трубку? Куда она запропастилась? Дом у озера был построен еще дедом Палмера, вскоре после убийства Мак-Кинли. Бестолковое двухэтажное сооружение с позеленевшим медным куполом и белым резным карнизом вдоль всего фасада, обшитого кедром. От самого дома к крытой пристани вела трехсотметровая дощатая дорожка. В памяти Палмера сохранились воспоминания детства, связанные с этим домом: причал, освещенный японскими фонариками, музыка маленького оркестра, доносившаяся с озера до спальни мальчиков, где он и его старший брат Хэнли, вместо того чтобы спать, просиживали до поздней ночи, прильнув к окну. Палмеру запомнился легкий перезвон ледяных кубиков в чашах с пуншем и женщины в коротких обтянутых юбках.
Палмер снова взглянул на часы: прошло уже восемь минут! Он присел на край кровати и с нетерпением уставился на беспорядочно разбросанные по полу у кровати листки «Трибюн». С рекламной страницы лукаво смотрела на него девица в купальном костюме. Он отодвинулся к стене, обшитой деревянной панелью.
Бэркхардт намеревался весь этот день, включая и ленч, посвятить совещаниям с руководящим персоналом ЮБТК. С минуты на минуту Палмер ждал звонка Бэркхардта, который должен был уточнить время их встречи.
— Папа! — послышался голос Джерри.
— Боже мой! Неужели ты не понимаешь, что нельзя так долго задерживать…
— Я не могу найти ее, — прервала его девочка.
— Хорошо, — сказал Палмер, едва сдерживая закипавшее в нем раздражение. — Передай ей… нет, лучше возьми карандаш и запиши.
— Ладно.
— Записывай, — сказал Палмер уже более спокойным голосом. — Первый вице-президент…
— Пишу. — Пауза. — А сколько «е» в слове вице-президент?
— Ох, боже мой, Джерри!
Палмер снова сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.
— Записывай: «Юнайтед бэнк энд траст ком…»
— Ой-ой-ой. Юнайтед, а дальше что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— О, гораздо скромней! Просто армейская разведка.
Несколько мгновений Бэркхардт сидел молча, попыхивая своей трубкой.
— Зато, наверно, тебе полегчало после войны, когда ты смог обосноваться дома и вернуться к своему делу.
Палмер потягивал свое виски. Опасный момент миновал.
— Да, конечно, — солгал он.
— А я все еще помню тебя одиннадцатилетним мальчуганом, спокойным, с собственными, очень определенными взглядами на жизнь.
— Я не встречал еще ни одного одиннадцатилетнего мальчугана, у которого бы не было собственного взгляда на жизнь.
— Ты соорудил тогда с помощью Хэнли модель самолета Линдберга, я как сейчас помню: большущая модель, черт побери, длиной чуть ли не в целый ярд. И ты настаивал, что полетишь на своем сооружении куда-то очень далеко, ты назвал эту местность Ки-бер-Пасс.
— Еще бы, — сказал Палмер, — я в то время зачитывался книгой фантастических приключений, которую стащил у Хэнли. Я тоже хорошо помню тот год.
— А помнишь, как тебя уговаривала мать: «Не надо, не улетай, Вуди, это так далеко. Мы больше не увидимся!» А ты тогда сказал: «Пустяки. Послезавтра я прилечу домой»… Удивительно, как просто рисуется в юности будущее! Однако для матери и по сей день все это не так просто. В то время я тоже не мог бы этому поверить. И вот все изменилось, будто в один день.
— Да, почти что так, прошло всего лишь несколько десятков лет, — сказал Палмер.
— Так тебе понятно, к чему я веду? — вдруг резко спросил Бэркхардт. — Люди склонны усложнять самые простые веши. Требуется особый склад ума, чтобы видеть, что в действительности все очень просто.
— Особый склад ума… такой, каким обладает либо банкир, либо ребенок.
Старик снова рассмеялся и отпил виски из своего стакана.
— С чем только люди не носятся в наши дни, — проговорил он наконец. — Все эти грандиозные идеи о западной цивилизации, о свободном мире. Теперь только это и слышишь.
— Это естественно, люди в тревоге…— Палмер запнулся, от него вновь ускользнула нить мыслей старого банкира.
— Не о чем им беспокоиться. Решительно не о чем, если только они перестанут все усложнять.
Бэркхардт чуть подался вперед, отчего его фигура показалась вдруг крупней и значительней.
— Возьмем, скажем, этот самый «свободный мир», — продолжал он, уставившись на свой стакан. — Иными словами, наше полушарие и всю Европу, за исключением стран за «железным занавесом». Ведь примерно так он у нас понимается?
— Пожалуй.
— Так вот. — Бэркхардт выпрямился, и в его голосе зазвучали вдруг торжественные нотки. — Когда говоришь о «свободном мире», то имеешь в виду капитализм, а когда говоришь капитализм, подразумеваешь Соединенные Штаты Америки, потому что мы его возглавляем. Говоря о Соединенных Штатах, ты имеешь в виду банки, потому что именно банки дают деньги. Дальше: когда ты говоришь банки, то имеешь в виду наиболее влиятельные из них, то есть «Юнайтед бэнк», потому что он самый крупный. — Небольшие голубые глаза старика глянули на Палмера очень серьезно. — Когда же ты говоришь «Юнайтед бэнк», — его голос неожиданно зазвучал очень тихо, — это значит, что ты говоришь обо мне.
На несколько мгновений наступило молчание. Палмер услышал, как под ним заскрипело кресло.
— Вот об этом я и толкую, — заключил старик, — надо смотреть на вещи просто. Мне требуется первый вице-президент банка. Когда ты сможешь приступить к своим обязанностям?
Глава вторая
В понедельник Палмер вышел из подземки на станции Гранд Сентрал и на мгновение остановился, щурясь от яркого утреннего солнца. Он окинул взглядом людей, спешивших на работу, прислушался к звонкому постукиванию дамских каблучков вдоль Парк-Авеню по направлению к кварталам Меррей Хилл.
Низко стелющийся утренний туман смягчал резкие тени тревоги на замкнутых лицах прохожих. Глаза их были расширены и сосредоточенно устремлены вперед. Сжатые губы выдавали скрытые заботы. Губы женщин были красны, как зияющие маленькие раны, ранние морщинки бороздили лоб. Лицо городского жителя в понедельник, безжалостно красноречивое под лучами солнечного прожектора.
Палмер легонько подбросил в руке свой саквояж, словно прикидывал его вес, и перешел на западную сторону Парк-авеню в надежде найти такси. Двадцать минут назад шофер Бэркхардта довез их обоих на «флитвуде» до конечной станции метро у Ван-Кортленд парка, еще влажного от утренней росы. Усевшись в вагон подземного экспресса, они сразу углубились в свои газеты и за всю дорогу не обмолвились ни словом. На остановке Гранд Сентрал Палмер вышел.
Пуританство, доходящее до абсурда, размышлял Палмер. Впрочем, эта черта свойственна и другим банкирам Восточного побережья. Бэркхардт мог позволить себе поездку на своем «флитвуде» из Коннектикута, где был его загородный дом, до самого Нью-Йорка. Однако не дальше, чем до станции метро в Бронксе, откуда можно за пятнадцать центов добраться подземкой до Броуд-стрит. Наверно, его пуританская совесть не позволяла ему поступить иначе.
Нет, решил вдруг Палмер, тут дело вовсе не в совести: Бэркхардт давно уже рассчитал, что подземка доставит его к деловому центру Нью-Йорка быстрее, чем автомобиль, а конечная станция в Бронксе обеспечивает ему удобное место в вагоне на всем пути.
Палмер быстро зашагал на юг по Парк-авеню, непринужденно помахивая саквояжем. Приостановившись, чтоб закурить, он чуть не стукнул по бедру молодую женщину, которая поравнялась с ним.
С чего это я так размахался? — недоуменно подумал Палмер и решил, что это, вероятно, реакция: все время находясь с Бэркхардтом, он старался ничем не выдать радости, охватившей его по случаю неожиданно полученного высокого назначения.
По сигналу светофора, открывшего путь, Палмер машинально пошел за молодой женщиной, следя за движениями ее бедер в свободно облегавшем платье и за игрой мускулов ее стройных ног, которые попеременно в ритм шагу то напрягались, то опадали, напоминая пульсацию наполненного кровью сердца.
Женщина свернула на Тридцать девятую улицу, и Палмер остановился на углу, провожая ее взглядом. Что-то стеснило ему грудь. Закрыв глаза, он медленно, с усилием дважды глотнул, чувствуя, как горло перехватывает спазма. Голова у него закружилась, а лицо словно обдало жаром. Он тотчас же открыл глаза; ему показалось, что он падает, и, чтобы удержаться, он сделал шаг назад. Женщина уже исчезла в толпе.
Палмер глубоко вздохнул, перешел через дорогу и медленно пошел вперед, завернул за угол и толкнул вращающуюся дверь здания клуба «Юнион лиг». Автомобильные гудки, скрежет автобусных тормозов и чеканное постукивание женских каблучков остались позади. Спокойная тишина окутала его, как прохладный мягкий плащ. Палмер кивнул высоченному негру, который уже много лет неизменно стоял здесь, слева от короткого коридора перед лестницей, ведущей к главному фойе.
— Доброе утро, мистер Палмер, сэр.
— Доброе утро. — Как бы проверяя своевременность этого обмена приветствиями, Палмер взглянул на свои часы и, передавая ему свой саквояж, отметил, что до девяти утра остается еще пять минут.
— Отнести в ваш номер, сэр?
— Да, конечно, — ответил Палмер. Он последовал было за коридорным прямо к лифтам, но сделал крюк, чтобы взглянуть на телетайп с индексами Доу-Джонса [Показатели курса биржевых акций.], с биржевыми новостями.
Поскольку до открытия биржи оставалось еще время, Палмер лишь скользнул взглядом по последней недельной сводке курса акций. Затем он вошел в кабину лифта и ощутил его мягкое скольжение вверх. Лифт остановился, и Палмер пошел за коридорным, который внес его саквояж в номер, положил на подставку для чемоданов в ногах огромной двуспальной кровати и открыл окно.
— Какие будут распоряжения, мистер Палмер?
Палмер мотнул было отрицательно головой, но тут же передумал.
— Вот что, — сказал он, — раздобудьте-ка мне «Чикаго трибюн» и «Уоллстрит джорнэл».
— Слушаюсь, сэр. Если вам потребуется меню, оно в ящике письменного стола, сэр.
— Спасибо, я уже позавтракал.
— Как угодно, сэр.
Дверь за коридорным бесшумно закрылась.
Палмер сел на кровать, и матрац под ним упруго подался. Он заметил, что вещи из большого чемодана за время его трехдневного отсутствия уже разложены по полкам, а оба костюма висят, отутюженные, в стенном шкафу. Палмер попытался было припомнить, что ему надо еще сделать, пока он в НьюЙорке, но, поскольку главная цель поездки была достигнута, сейчас ему трудно было сосредоточить мысли на чем-то другом.
Вице-президент «Юнайтед бэнк»! Палмер откинулся на подушки и вытянулся на кровати во весь рост. Старый финансовый воротила не преувеличивал, говоря о могуществе своего банка. В его власти, несомненно, был самый мощный финансовый рычаг страны, так как крупнейшие банки «Фёрст нешнл сити бэнк» и «Бэнк оф Америка» занимали по сравнению с ним лишь второстепенное место.
Интересно, в каком возрасте достигали его предшественники поста вицепрезидента ЮБТК, лежа размышлял Палмер. В пятьдесят пять лет? Или в шестьдесят? Палмер закрыл глаза, пытаясь представить себе, как будут выглядеть заголовки газет, когда через месяц в разделе финансовой хроники появится сообщение:
«Юнайтед бэнк» назначает Палмера, 44 лет, на пост вице-президента.
Чикагские газеты преподнесут это особенно приятно: «Вудс Палмермладший назначен вице-президентом „Юнайтед бэнк“. На этом посту Палмер — самый молодой из всех его предшественников».
В дверь деликатно постучали.
— Войдите, — сказал Палмер, садясь. Вошел рассыльный-негр.
— «Чикаго трибюн», сэр, — сказал он. — И еще «Уолл-стрит джорнэл». — На мгновение он умолк, но не утерпел и добавил: — «Трибюн» только что начали разгружать для отеля «Коммодор Вандербилт», сэр. У меня приятель на Гранд Сентрал, он приносит мне по одной газете каждое утро.
— Отлично, — сказал Палмер. Он полез было за мелочью в правый карман брюк, но негр не стал дожидаться чаевых, он только кивнул Палмеру, повернулся и вышел из номера.
Оставшись снова один, Палмер взял газету и стал медленно перелистывать страницу за страницей. Его взгляд задержался на рекламе новой модели автомобиля с изображением девушки в купальном костюме, подчеркивающем линию ее бюста и бедер. На мгновение он застыл, глядя на рисунок, затем выпустил газету из рук, и она скользнула с кровати на пол.
Он взял телефонную трубку.
— Соедините меня с Уотервлитом, Висконсин, номер пять-пять-десять, два звонка. — Он сделал паузу и повторил: — Уотервлит. — Затем положил трубку на место.
Сердце застучало неровно, и он сделал глубокий вздох, чтобы успокоиться, недоумевая, что могло нарушить его ровный ритм. Наверно, предстоящий разговор с Эдис, ответил он сам себе, чувствуя в то же время, что это ложь.
Нет, решил Палмер, разлука с Эдис на несколько дней, которая, может быть, затянется еще на неделю, тут ни при чем. Со времени войны ему не раз приходилось отлучаться из дому на несколько недель, совершая деловые поездки по стране. Все это не имеет никакого отношения ни к Эдис, ни к тому, что он живет здесь без нее, ни к предстоящему телефонному разговору. Однако что же тогда с ним? Может быть, всему виной его новое назначение?
С кривой усмешкой он уставился на потолок: как он наловчился, однако, запутывать себя чертовски разумными предположениями, в то время как сам отлично уяснил себе, и даже не разумом, а чувством, что с ним творится. Он ощущает это, когда у него вдруг перехватывает горло, когда он с болезненной жадностью провожает взглядом каждую женскую фигуру на ньюйоркских улицах.
Может быть, началось это еще с весны. Или чуть позже, летом, когда он по субботам навещал жену и детей на даче в Висконсине и там еще были эти девицы в купальных костюмах, это было нестерпимо. А в городе он всю неделю работал, обливаясь потом в своей конторе с кондиционированным воздухом до позднего вечера, пока не исчезали с опустевших улиц последние женщины, возвращавшиеся с работы.
Только за неделю до этой поездки в Нью-Йорк, в конце августа, он окончательно разобрался, что с ним. Это было на заседании отдела рекламы и информации в связи со слиянием компаний. Мисс Хэрман, которой всегда удавалось привлечь к себе внимание мужчин, так эффектно перекидывала ногу на ногу с правой на левую и обратно, что Палмеру пришлось сдвинуться на край стула, чтобы ему было видней. И это не прошло не замеченным для присутствующих в зале…
Да, мужской климакс, подумал Палмер. В тот же миг зазвонил телефон. Палмер сел на кровати, отметив, что сердце бьется теперь совершенно спокойно, почти вяло.
— Соединяю с Уотервлитом, — сообщила телефонистка.
Прислушиваясь к знакомому двукратному звонку телефона в его загородном коттедже, он взглянул на часы. Девять двадцать. Значит, восемь двадцать в Висконсине. Снова двукратный звонок. Эдис, наверное, встала и уже позавтракала вместе с миссис Кэйдж. Дети еще спят. Еще звонок. А может быть, все они встали пораньше, чтобы искупаться перед завтраком. Хотя вода в озере по утрам теперь холодна. Снова звонок. Или никто из них еще не вставал? Да, конечно, это так. Последний звонок коротко оборвался.
— Хэлло?
— Эдис? Доброе утро.
— О! Здравствуй, папка, это я.
— Джерри? Я разбудил тебя.
Продолжительный зевок прямо в телефонную трубку.
— Нет, — раздался голос дочери. — У нас под крышей осы свили гнездо.
Они с раннего утра будят меня. Откуда ты говоришь?
— Из Нью-Йорка. Как у вас там жизнь?
— Прекрасно.
— Как Вуди? И Том?
— Прекрасно.
— Попроси маму к телефону.
— А ее здесь нет.
— Тогда разыщи ее, Джерри. Я подожду.
— Я не знаю, где искать.
Палмер перевел дыхание, стараясь быть спокойным.
— Джерри, положи трубку и окликни ее. Позови погромче, чтобы она услышала. Хорошо?
— А вдруг она еще не проснулась? Я ведь разбужу ее, если буду кричать.
— Послушай, — медленно сказал Палмер, — не стоит гадать. Сделай, как я сказал, Джерри. Ведь я звоню издалека.
— Ну-у…— нерешительно протянула девочка. И вдруг закричала так пронзительно, что у него засвербило в ухе: — Мам! Мам! Эй, мам!
— Не в трубку, Джерри!
— Ма-ам!
Брошенная трубка громыхнула о доску телефонного столика. Палмер слышал, как голос Джерри стал постепенно удаляться.
Он снова откинулся на подушку, представляя себе, как дочь бежит сейчас по их старому дому. Наверно, она еще в пижаме, а может быть, уже в шортах и в лифчике, под который недавно начала подсовывать мягкие подкладочки.
Внешностью Джерри походила на Палмера, это не очень удачно для девушки, размышлял он. Она была слишком высокой для своего возраста. В свои одиннадцать лет она была лишь на дюйм ниже Эдис. Как и у Палмера, ноги были у нее непомерно длинные и лицо, как у него, узкое, впалые щеки и высокие, резко очерченные скулы. Тонкая, туго обтягивающая лоб и подбородок кожа лишала лицо детской округлости. Из нее вышла бы отличная манекенщица, подумал Палмер и взглянул на часы. Прошло уже пять минут. Услышит ли Джерри, если он крикнет в трубку? Куда она запропастилась? Дом у озера был построен еще дедом Палмера, вскоре после убийства Мак-Кинли. Бестолковое двухэтажное сооружение с позеленевшим медным куполом и белым резным карнизом вдоль всего фасада, обшитого кедром. От самого дома к крытой пристани вела трехсотметровая дощатая дорожка. В памяти Палмера сохранились воспоминания детства, связанные с этим домом: причал, освещенный японскими фонариками, музыка маленького оркестра, доносившаяся с озера до спальни мальчиков, где он и его старший брат Хэнли, вместо того чтобы спать, просиживали до поздней ночи, прильнув к окну. Палмеру запомнился легкий перезвон ледяных кубиков в чашах с пуншем и женщины в коротких обтянутых юбках.
Палмер снова взглянул на часы: прошло уже восемь минут! Он присел на край кровати и с нетерпением уставился на беспорядочно разбросанные по полу у кровати листки «Трибюн». С рекламной страницы лукаво смотрела на него девица в купальном костюме. Он отодвинулся к стене, обшитой деревянной панелью.
Бэркхардт намеревался весь этот день, включая и ленч, посвятить совещаниям с руководящим персоналом ЮБТК. С минуты на минуту Палмер ждал звонка Бэркхардта, который должен был уточнить время их встречи.
— Папа! — послышался голос Джерри.
— Боже мой! Неужели ты не понимаешь, что нельзя так долго задерживать…
— Я не могу найти ее, — прервала его девочка.
— Хорошо, — сказал Палмер, едва сдерживая закипавшее в нем раздражение. — Передай ей… нет, лучше возьми карандаш и запиши.
— Ладно.
— Записывай, — сказал Палмер уже более спокойным голосом. — Первый вице-президент…
— Пишу. — Пауза. — А сколько «е» в слове вице-президент?
— Ох, боже мой, Джерри!
Палмер снова сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.
— Записывай: «Юнайтед бэнк энд траст ком…»
— Ой-ой-ой. Юнайтед, а дальше что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77