– Дела нужно с умом обстряпывать. Теперь же без твоего присмотра остались младшие братья, сестры, – закончил он свою речь.
– Откуда ты все знаешь: про сестру, брата? – удивился Казаков.
– Здесь большого ума не надо, треть зоны таких же, как ты – из неблагополучных семей, – просвятил Диксон.
– В общем-то ты прав. Только в тот момент я об этом не думал.
– А зря. Голова как раз и дана человеку, чтобы он ею думал, – объяснял Марат прописные истины. – Ты держись ближе ко мне, научу жизни, – он поднял свой стакан. – За тебя, корешок.
Они выпили, закусили, выкурили еще по одной сигарете, и новичка с непривычки сильно развезло. Поэтому Диксон доставил его в барак тем же способом, что привел в каптерку и положил на соседнюю со своей койку.
– Урюк, перебирайся на место Атамана, – сказал он уже бывшему ночному соседу, усаживаясь рядом с новичком.
– Какого еще Атамана? – не понял Урюк.
– Моего кореша, – Марат кивнул на Алексея. – И перенеси сюда его шмотки.
Диксону очень редко приходилось повторять свои приказания дважды. И Урюк, хоть и нехотя, но вынужден был подчиниться. С этого момента больше не нашлось желающих выяснять отношения с новичком, а многие даже стали заискивать перед ним…
На следующий день Казаков первый раз вышел на работу. Осужденных возили на кирпичный завод, в девяти километрах от зоны. Так как специальности у Алексея не было, работа досталась ему нелегкая. Он брал кирпичи с двигающейся ленты, таскал и складывал их на специальные деревянные поддоны. К концу дня онемели руки и не разгибалась спина. Но через неделю он втянулся и уже так сильно не уставал, как в начале, хоть приходилось тяжеловато. Несколько раз Диксон приглашал его пропустить по маленькой, но усталость брала свое и он отказывался.
– Что-то ты совсем сник, – уколол его как-то Марат.
– Привыкну, – сдержанно ответил Атаман.
– Зачем привыкать, – возразил Сайфутдинов. – Не легче ли подыскать что-нибудь подходящее? Пока лето, вечера более-менее свободные, а осенью еще начнутся занятия, совсем ноги протянешь.
– Выдержу, – заверил Алексей. – Другие же терпят.
– Другие меня не интересуют, я только за своих корешей переживаю.
– И что можно сделать? – поинтересовался Казаков.
– Перевестись на более легкую работу, – посоветовал Диксон.
– Интересно, каким образом?
– Это уже мое дело, – загадочно улыбнулся Марат, но бросив взор на обиженного собеседника, добавил. – Поговорю с отрядным.
– Думаешь он тебя послушает? – засомневался Казаков.
– Еще как послушает, – заверил старожил. – Куда ему деваться? – заметив недоумение на лице Алексея, решил еще больше удивить того. – Даже обрадуется.
– Но какой ему резон облегчать мою жизнь? – лицо Алексея выражало явное любопытство и недоверие.
– Есть причина, но как говорится – всему свое время.
Атаман догадался, что большего Диксон сейчас не скажет, поэтому не стал задавать лишних вопросов. Но и отказываться от выгодного предложения смысла не было, не очень-то ему улыбалось целыми днями таскать кирпичи.
Действительно, через два дня к Атаману подошел отрядный и объявил, что его переводят в столярку.
В столярке восемь осужденных подростков распиливали доски и сколачивали из них поддоны, на которые до этого Алексей складывал кирпичи. Новый труд ему показался легким и несложным. Атаман молча взял свободный молоток и взялся помогать Сотнику, своему бывшему врагу, сколачивать доски.
– Отставить, – услышал он голос Диксона. – Тебя перевели сюда помощником бугра, то есть меня, – и Марат рассказал Казакову, в чем заключаются его новые обязанности. – Твое дело следить за тем, чтоб другие выполняли норму, а не самому молотком размахивать.
Диксон увел Алексея в подсобное помещение. Оно оказалось довольно-таки просторным. Только на двух стеллажах, с левой стороны комнаты, находились инструменты. Справа был оборудован миниатюрный спортзал: висела длинная груша, лежала самодельная штанга и валялись разбросанные гантели и гири. Центр комнаты был практически свободным, не считая двух небольших шкафов, стола и нескольких стульев.
– Присаживайся, – предложил Марат новоиспеченному заместителю.
Алексей опустился на стул и уставился на спортивный уголок.
– Интересуешься? – спросил Сайфутдинов. – Просто на свободе я спортом занимался и чтоб не расслабляться, я и здесь тренируюсь.
– А как же работа? Отрядный не гоняет за то, что в рабочее время тренируешься? – задал вопрос Алексей.
– На многое, что я делаю, глаза закрывают, – пояснил Диксон. – На то у отрядного есть свои причины, о которых и ты скоро узнаешь.
Казакову не терпелось узнать, о чем идет речь, но он сдерживал любопытство. Он постепенно втягивался в лагерную жизнь и знал, что чрезмерная любознательность здесь не поощрялась. Если собеседник посчитает нужным, то сам все расскажет.
– Я тоже полтора года занимался борьбой, но пришлось забросить, – вернулся Алексей к теме спорта.
– Отлично, – обрадовался бугор. – Ты обучишь меня приемам, а я научу тебя хорошо драться.
– И когда мы этим будем заниматься?
– Каждый день, пока другие вкалывают, – ответил Диксон.
– Знать и пользоваться нужно многими ударами, особенно надо уметь защититься от них, – поучал Марат, который пять лет занимался подпольным каратэ, оборудовав зал в подвале жилого дома. – Но главное, отобрать несколько и довести их исполнение до автоматизма.
Так прошли очередные несколько недель. Алексей по-прежнему возвращался в барак усталым, но это уже была приятная усталость, заметно росли мышцы, появлялось ощущение легкости в теле. Да и питался Алексей чуть ли не лучше, чем на свободе.
Атаман удивлялся, откуда у бугра средства на такую, можно сказать шикарную, жизнь в неволе, но, естественно, с расспросами не лез. Наконец наступил день, когда Диксон сам удовлетворил его любопытство.
– Как думаешь, твоей матери трудно одной приходится, без поддержки сына? – завел он разговор издалека.
– Мучается бедняжка, – грустно сказал Алексей.
– Если так, то ты просто обязан ей помочь.
– Чем? – задал Атаман резонный вопрос. – Еще ни одной зарплаты не получал, да если судить по суммам, которые тут выплачивают, помощью это не назовешь. Сам сижу на твоей шее.
– Не в ту степь понесло, – прервал Сайфутдинов.
– Мы же кореша.
– Давай сменим пластинку и так на душе муторно, – попросил Алексей, представляя, как мать одна выкручивается.
– Смотри-ка умник нашелся, чуть жареным запахло, сразу в кусты. Так легче всего, – как бы пристыдил его Марат.
Казаков опустил голову, прикусил губу и упорно молчал, ему было стыдно за свою беспомощность.
– Ты никогда не задавал себе вопрос: почему конвойные таскают мне жратву, сигареты, водку? – спросил Диксон.
– Деньги платишь, вот они и носят, – отмахнулся Атаман.
– Правильно, – согласился бугор. – Невольно возникает следующий вопрос: откуда деньги?
– Желание появится – расскажешь, – буркнул Алексей.
– В каких условиях ты жил на свободе? – неожиданно спросил он и поправился: – Я имею в виду само жилье.
– Так, дом-развалюха, – машинально ответил Казаков. – А что?
– С печным отоплением, – продолжил бугор.
– Естественно, – кивнул Атаман.
– А что ж матери квартиру не дадут на производстве, или она не стоит на очереди? – язвительно спросил Марат.
– Больше пятнадцати лет, только пока толку нет.
– Раз нет возможности получить квартиру от государства, почему бы не вступить в кооператив, там намного быстрее продвигается очередь, – терзал бугор новенького.
– На какие шиши вступать в кооператив? – насторожился Алексей. – Что-то не пойму, к чему ты клонишь?
– А к тому, что деньги можно заработать.
– Есть конкретные предложения? – заинтересовался Атаман.
– Есть, – Диксон прекратил издеваться и перешел на деловой тон. – Филок вокруг нас вращается много, нужно только протянуть руку и бери сколько душе угодно. Но для этого необходимо иметь сноровку и не бояться рисковать, правда риск необходимо свести до минимума и тщательно продумывать предстоящие операции, иначе недолго схлопотать дополнительный срок.
– Если ты такой умный, тогда почему ты здесь? – поинтересовался новичок, догадавшись, что речь идет о незаконном добывании денег.
– Я, так же как и ты, залетел по дурости, – признался Сайфутдинов. – Уже здесь поумнел. Нашелся человек, привил мудрость.
– Благодарю за науку, учту на будущее. У меня впереди еще четыре года, чтобы обдумать твои советы. Есть время на размышления, как заработать и каким образом помочь матери, – заключил Алексей.
– Нет у тебя времени, – ошарашил его Диксон. – Я веду речь не о будущем, а о настоящем.
– Не понял? – брови Алексея взлетели вверх. – Уж не предлагаешь ли ты ограбить банк, находясь за колючей проволокой?
– Зачем? Не обязательно банк.
Алексей долго не мог ответить, прикидывая в уме, правильно ли понял Диксона, потом, медленно выговаривая каждое слово, произнес:
– Лично я на побег не пойду.
– Никто тебе этого не предлагает, – рассмеялся Диксон. – Посмотри на меня, разве я похож на идиота? Отсидеть больше четырех лет, а когда осталось восемь месяцев, совершить побег? Никогда бы не подумал, что ты обо мне такого «высокого» мнения.
– Тогда я решительно ничего не понимаю, – заявил Атаман. – Если можно, объясни недоумку более простым и доходчивым языком, – попросил он.
– Вернемся к тому месту, когда я задал вопрос: откуда у меня берутся деньги? – начал Марат. – Только условие: то, что ты сейчас услышишь, в тебе же должно и умереть.
– За кого меня держишь? – сделал вид, что обиделся Алексей.
– Ты обиженного из себя не строй, – остепенил его бугор. – По ходу беседы поймешь, чем я рискую, раскрывая перед тобой свои карты.
– Могила, – поклялся Казаков.
– Тогда слушай, – продолжил удовлетворенный ответом Диксон. – Начну по порядку, с самого начала. Я был хилым и слабым мальчишкой и меня обижали все, кому не лень, во дворе, в школе. Однажды меня избил мальчишка, который был на два года младше, я был прав, но не мог ничего поделать, а ровесники и старшие только подзадоривали его. Я шел домой, глотая слезы обиды. Вот тогда и повстречался мне добрый дяденька, он успокоил меня и ласково поинтересовался, что случилось. Я в ответ еще больше расплакался и излил перед ним свою детскую душу. Знаешь, даже полегчало. Вадим Борисович, так его звали, пригласил меня в свою секцию. Он нелегально обучал подростков каратэ, я оказался самым маленьким в секции. Юные спортсмены относились ко мне как к равному, но в тренировках спуску не давали и скидок на возраст не делали, и я почувствовал себя личностью. У них существовало самое настоящее братство, стоило кому-нибудь на стороне обидеть одного из них, поднимались все, как один. И я стал членом этого братства, всех моих обидчиков поставили на место. Прошел год. Я стал крепким, рослым парнем и уже сам вполне мог постоять за себя, теперь меня побаивались и старшие. Друзья частенько подкидывали денег на мелкие расходы, меня это обстоятельство радовало и удивляло одновременно. Жили бедно, отца не было и мать не особо раскидывалась даже мелочью. Только через пять лет усиленных занятий спортом узнал, чем на самом деле занимается группа каратистов. Самым старшим было за двадцать лет и они во главе с тренером контролировали вещевой рынок. Деньги платили все, кто занимался недозволенным бизнесом – барыги, фарцовщики, цыгане. К тому же, верхушка организации выискивала нечистых на руку руководителей и взымала с них дань. Я только тогда понял размах организации. Она практически контролировала весь город. Кроме молодежи, был костяк взрослых людей, так сказать мозговой центр.
Большие дела вершат люди богатые, а значит двуликие и нечестные. Богатство и достаток – это роскошь для нашего человека. Но заметь себе, почему-то основная масса стремится к этой роскоши, их становится все больше и больше. И только нищие могут быть честными. Но странное дело: именно они больше всего и страдают. Твое прибывание здесь – лишнее тому подтверждение. Чем богаче и выше чиновник, тем он менее наказуем. А до честных нищих, отбывающих срок, ему и дела нет.
– Но они же не совершают убийств, – не выдержал Атаман.
– Еще как совершают, – заверил Марат и пояснил. – Только не напрямую, не физическим путем, а моральным, постепенно, капля за каплей лишая сил. Твоя мать – живое подтверждение моим словам. Она тянет лямку: недосыпает, недоедает, вкалывает дома и на работе. Пятнадцать лет стоит в очереди на квартиру, а ведь есть такие, которые получают жилплощадь меньше, чем через год. Есть! Они-то и получают благоустроенные квартиры. Никогда не задумывался, кто они такие и почему происходят подобные вещи?
– Тебя послушаешь, так можно подумать, что разговариваешь не с уголовником, а с политиком, – вставил реплику Алексей.
– Политика тут ни при чем, – возразил Диксон. – Я согласен, что у нас самые гуманные в мире Конституция и законы, только соблюдать их почему-то должны лишь низшие слои населения.
– Откуда такая подкованность в молодые в общем-то годы? – изумился Алексей, считая, что в словах Диксона есть определенная истина.
– Ладно, прекратим бесполезные разглагольствования. Ты прав, что мы обыкновенные уголовники, а не политики. Просто обидно становится, глядя на всю эту несправедливость и беззаконие. С детства испытал боль незаслуженных обид, вот и ноет душа и ты первый, кому я ее излил в полной мере, – признался бугор. Я ведь, как почувствовал силу, ни одного пацана без причины не обидел, естественно до тех пор, покуда не угодил сюда. Тут, сам понимаешь, законы волчьи.
– В моей жизни хоть и мало было светлых дней, но как-то я не задумывался о том, что ты рассказал. Мне льстит, что именно предо мной ты излил душу, – выражение лица Алексея свидетельствовало, что он действительно признателен за откровенность. – И правильно рассуждаешь: да, репрессии прекратились, да, наступила оттепель, человек открыто может высказать свои мысли, но для таких, как мы, сама жизнь лучше не стала, – с азартом втянулся в дискуссию Казаков.
– Не кажется тебе, Атаман, что мы развели демагогию уже в мировых масштабах? – спохватился Сайфутдинов. – Пора вернуться к теме, касающейся непосредственно нас.
– Что-то нас и правда высоко занесло, – Алексей перевел дух и приготовился слушать. – Кажется мы остановились на твоей юности, – напомнил он.
– Да, мне тогда было четырнадцать лет, как тебе сейчас, когда организация привлекла к первому делу. Мне показалось, что задание на редкость простое: проучить зажравшегося чиновника, который отказался нам платить. Я должен был подкараулить его и запугать. Вадим Борисович объяснил мне все, что следовало передать ему на словах. Но вышло по-другому. Чиновник и слушать не захотел: посылал куда подальше, отпускал грязные ругательства, а когда оскорбил моего тренера и кумира, мои нервы сдали. К тому времени я уже был рослым и крепким парнем, с приличной физической подготовкой и так уделал обидчика, что тот попал в больницу. Жизни его не лишил, подоспела милиция, но здоровье подпортил изрядно, он еле-еле выбрался из больницы. Я позже узнал, почему чиновник так смело и нагло себя вел. Он заложил нас и менты охраняли его, рассчитывали взять крупную рыбу, а напоролись на мелкую сошку, на меня.
Алексей с интересом слушал Диксона и больше не перебивал, изредка прикуривая сигарету, вредная привычка уже прилипла к нему.
– На следствии я молчал, не назвал никого из моих. Наградой за верность послужили пять лет лишения свободы. Никого не винил, не виню и сегодня считаю, что влетел по собственной глупости, – он прервался, закурил, мысленно вспоминая короткое следствие, приговор и свои переживания. – Вот мы и подошли к главному в нашей беседе. Я, так же как и ты, решил, что в шестерках ходить не стану и принял бон, покалечив несколько человек и получив ножевое ранение в плечо. Я тогда был на твоем месте, а на моем – Сутулый. Он защитил меня от нападок и предложил помогать матери. Боже, как вспомню ее сгорбленную фигурку на суде, заплаканные глаза, осунувшееся лицо, до сих пор мурашки по спине бегают. Она, еще молодая женщина, жизнь посвятила мне, не считаясь со своими личными интересами, – голос у Марата от нахлынувших чувств дрогнул и он замолчал, но довольно-таки быстро справился с воспоминаниями.
– Ты уже дал обещание сохранить услышанное в тайне.
Атаман подтвердил кивком головы.
– Сутулый и я совершали кражи и грабежи. Помолчи и дослушай до конца, – сказал Диксон, заметив намерение Алексея перебить его. – Тебя, вероятно, интересует: каким образом можно грабить свободных граждан, самому находясь за колючей проволокой? Отвечу. Все намного проще, чем ты думаешь. Нам подыскивает клиентов отрядный, старший лейтенант Мирошниченко, половину денег отдаем ему. Точно знаю, что он делится с начальником колонии, подполковником Сазоновым, но, как говорится, это его личное дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33