С деревьев уже начали опадать бурые листья. Тротти провел рукой по лбу, и ему захотелось осенней прохлады и дождя над По.
– С четверть часа.
– А где Пизанелли?
Боатти пожал плечами. Белая расстегнутая рубашка открывала волосы на его бледной жирной груди, вдоль брючин отутюженных джинсов бежали стрелки. Легкие добротные мокасины на ногах.
Тротти раздраженно щелкнул языком.
– Мое первое вскрытие, – осклабился Боатти.
– Надеюсь, вы получите удовольствие.
– А вы, Тротти, вроде особого воодушевления не испытываете.
– Доктор Боттоне – зомби.
– Он слывет хорошим специалистом.
– Поэтому он и превратился в зомби.
Боатти подбодрил себя деланным смехом.
Они прошли в распахнутые перед ними двери главного входа и сразу же почувствовали холодный антисептический запах больницы. Тротти бросил взгляд на Боатти и пожалел, что рядом нет Пизанелли.
– Статью в «Провинчу» вы написали, Боатти?
– Какую статью?
– О Беатриче, об исчезнувшей женщине. И о следствии, которое ведут Майокки и Тротти?
Боатти завертел головой.
– Я никогда не разговаривал с комиссаром Майокки. Ведь мы с вами сидели за ленчем. – Он застегнул рубашку. – Помните? Slow food?
Мужчины прошли три лестничных пролета и спустились в подвальное помещение. Резиновое покрытие пола скрадывало звук их шагов. Боатти шустро бежал чуть впереди Тротти, словно стараясь убедить себя, что присутствие на вскрытии всегонавсего одна из обязанностей журналиста.
– До Розанны мне никогда не приходилось видеть убитых, – сказал он с деланным спокойствием в голосе.
– Я их перевидал слишком много.
– Это ведь быстро, комиссар? – натянуто улыбнулся Боатти. – Сколько времени идет вскрытие?
Тротти устремился вперед и обогнал Боатти.
– Смотря как остро наточены скальпели.
Не удосужившись постучать, он резко толкнул дверь морга; просвистели по полу ее резиновые обивки.
– А, комиссар!
При появлении в комнате Тротти доктор Боттоне поднялся. На стальной оправе его очков играли блики света. Без особого энтузиазма Тротти пожал протянутую ему руку. Она была холодной и сухой. От доктора Боттоне пахло формальдегидом и кофе.
Тротти окинул взглядом ряд пустых стульев:
– А комиссар Меренда еще не приходил?
Анатомичка представляла собой небольшое помещение без окон. Большую часть ее занимали два стола из тускло поблескивавшей стали с просверленными в крышке дырками. У изголовья каждого стола находилась раковина. Над столами висели сосуды, соединенные с весами.
Тротти почувствовал, что в животе у него начались спазмы.
Несмотря на стоявшую в анатомичке прохладу, по спине у него по-прежнему струился пот. С потолка батарея неоновых ламп заливала помещение ровным белым светом. Подвижная лампа, висевшая на длинном консоле прямо над одним из столов, еще не горела.
Доктор Боттоне бесцветно улыбнулся:
– Как ваша девочка?
– Девочка?
– Ваша дочь, господин комиссар?
– Девочка? Пьоппи скоро тридцать, и она со дня на день ждет ребенка. Может быть, даже сегодня.
– Вот видите.
Тротти помотал головой:
– Что?
– Вы всегда о ней слишком тревожились. А ваша дочь – здоровенькая девочка. Вполне здоровая женщина. Я всегда говорил вам, комиссар, что есть предел, сверх которого родители ничего не смогут сделать для своего ребенка. – Он повернул свою узкую голову к Боатти.
Тротти указал на него рукой:
– Синьор Боатти, журналист и мой приятель. Работает над книгой о полиции.
– Как интересно, – заметил доктор Боттоне. – Рад вас здесь видеть. – За круглыми стеклами очков его глаза внимательно разглядывали журналиста. – Очень рад. – Доктор Боттоне изобразил безжизненную улыбку.
Тротти нервно вздохнул:
– Когда вы будете готовы, доктор Боттоне?
Доктор поправил указательным пальцем оправу очков.
– Сначала потребуется формальное опознание тела.
Тротти покачал головой:
– Я здесь просто так. Это дело ведет Меренда.
– Тогда нужен комиссар Меренда и кто-нибудь еще, кого он приведет для опознания. – Доктор взял кружку с кофе. Возвратившись из штата Мэриленд, где он провел год в одном из университетов, доктор пил кофе исключительно поамерикански – сильно разбавленным и безвкусным. Он посмотрел на свои часы. – Мне бы хотелось начать минут через десять.
– Через десять минут?
– Надеюсь, Меренда к этому времени подойдет.
– Я успею позвонить по телефону, доктор?
На кофейной кружке синими буквами было начертано «Orioles».
– Десять минут. – Доктор Боттоне дважды сжал и разжал пальцы левой руки. – Позже одиннадцати мне бы начинать не хотелось. К часу я надеюсь уехать из больницы. – Он смиренно пожал плечами. – Даже врачам на феррагосто лучше убираться из города.
– Десять минут.
Оставив Боатти прохлаждаться в морге, Тротти выскочил в дверь и, перепрыгивая через две ступеньки и задыхаясь, устремился вверх по лестнице. Несмотря на августовский зной, весь путь до главного входа в больницу он преодолел бегом.
Смертельная обида
Больничный привратник насвистывал арию из «Пуритан»: «Тебе, о любимая». Засунув руки в карманы, он глазел на вялый утренний поток транспорта. Свою саржевую куртку он уже успел скинуть, голову же по-прежнему прикрывала форменная фуражка с козырьком.
На улицах все еще было безлюдно.
У главного входа в больницу висели два таксофона, но ни один из них не работал. С облегчением заметив, что бар «Голиардико» на феррагосто решили не закрывать, Тротти ринулся через дорогу. Когда он вошел в столь хорошо знакомый ему зал, аромат жареного кофе и запах лимонов тут же напомнили ему о Чуффи. Со времени ее смерти он не был тут ни разу.
– Тебе, о любимая.
Двое мужчин, одетые в темно-синюю форму компании ЭНЭЛ, играли в пинбол. Один из них лихо сдвинул на затылок форменную кепку, во рту у него торчала сигарета. Сумки с инструментами они положили на игральную доску. То и дело раздавались электронные сигналы и напряженный смех игроков.
Тротти направился прямо к таксофону. Аппарат был новой конструкции – из тех, для которых нужна телефонная карточка. Тротти купил ее у мальчишки за стойкой и, сунув в щель, начал проклинать все на свете: прежде чем устройство распознало магнитную полосу, ему пришлось запихивать карточку в щель трижды.
Тротти набрал номер и стал с нетерпением ждать ответа.
– Алло!
– Господин Бельтони?
– Кого вам?
– Господина Бельтони, пожалуйста!
– Боюсь, что…
– Пожалуйста! У меня к нему срочное дело. – Тротти вытер рукой лоб. Он сильно вспотел.
Послышался звук шагов, а затем на другом конце провода кто-то снова взял трубку.
– Алло!
– Говорит Тротти.
– Господи! Какого черта вы меня изуродовали? Я в синяках, Тротти, весь в синяках.
– Бельтони, перезвони мне по этому номеру. Откуда-нибудь из автомата. Немедленно перезвони мне по телефону 34-3825. У меня нет времени.
– Я еще не одевался.
– Немедленно перезвони мне, Бельтони!
Тротти повесил трубку и вернулся в бар. За столом по пустынной улице мимо больницы с грохотом проезжали желтые автобусы. Бармен-подросток нацедил кофе, Тротти положил в чашку три ложки сахару, отхлебнул и почувствовал, как по горлу потекла обжигающая жидкость.
Когда он чайной ложкой доедал бурый, нерастворившийся в кофе сахар, зазвонил телефон. Оставив чашку на цинковой стойке, Тротти подошел к аппарату и снял трубку.
– Бельтони, мне очень жаль, что все так получилось прошлой ночью.
– Зачем вы меня избили?
– Ты сам начал вырываться от Пизанелли.
– А вы только этого и ждали.
– Слишком ты все раздуваешь, Бельтони. – Тротти помолчал. – У тебя болит что-нибудь?
– Кто там еще сидел в вашей машине?
– Один журналист, он пишет книгу. Мы с Пизанелли хотели его чуток растормошить. Дать ему немного почувствовать местный колорит.
– Нечего было меня бить по спине. А если ему нужен колорит, пусть глянет на мои синяки.
– Откуда, черт возьми, у тебя такие деньги, Бельтони?
– Они не мои.
– Тогда что же ты с ними делал – с миллионом-то лир?
– А какое ваше дело?
– Ты на свободе до тех пор, пока ты мне полезен.
– Комиссар, когда-то вы мне помогли. И я вам очень за это благодарен. Но я на вас не работаю.
– Осторожно, Бельтони, или сядешь. – Тротти невесело рассмеялся. – Это ты рассказал обо всем комиссару Габбиани?
– Я на вас не работаю, Тротти, и ничего-то вы мне не сделаете. Я уже за все заплатил. И я под защитой.
– Тебя будут защищать до тех пор, пока это устраивает меня, Бельтони. – Тротти не скрывал нетерпения. – Ты сказал Габбиани, что мы с Пизанелли хотели у тебя кое-что выяснить?
– Вы же сами велели мне это сделать, разве нет?
– Когда?
– Я все рассказал ему через автоответчик.
– Когда это было, Бельтони?
– Господи, что это с вами, Тротти? Видать, стареете.
– Когда ты звонил комиссару Габбиани?
Легкое замешательство.
– Перед тем как лечь спать. Вы же сами мне так велели.
– Ты больше никому ничего не рассказывал?
– После того как меня отделал ваш приятель Пизанелли, мне хотелось одного – где-нибудь спокойно отлежаться. Мне нужно одно – чтобы вы оставили меня в покое. И еще – чтобы яйца прошли.
– Начальнику квестуры обо всем известно.
– Тротти, передайте Пизанелли, чтобы он на улицу без трусов со стальным щитком спереди не выходил.
– Откуда начальник квестуры узнал, что я был у бара на Виктора Эммануила?
– Я все равно когда-нибудь оторву Пизанелли яйца.
– Ты ничего не сообщал начальнику квестуры?
– Я в первый раз вылез из постели пять минут назад.
– Тогда откуда все известно начальнику квестуры?
– Наверное, комиссар, публично избивая законопослушных граждан, следует все-таки проявлять побольше сдержанности.
Тротти посмотрел на часы.
– Мне нужно с тобой повидаться.
– Я очень занят.
– В половине первого. После работы – в маленьком баре напротив твоего дома.
– Оставьте меня в покое, Тротти.
– В половине первого. Часа с лишним тебе вполне хватит, чтобы умыться и почиститься. От тебя несет, как от козла. – Тротти повесил трубку. Пот по-прежнему лил с него ручьями.
Яд
– Слава Богу, – проговорил про себя Тротти, заметив рядом с Боатти съежившегося в своей замшевой куртке Пизанелли.
В сопровождении синьорины Амадео, молодой прокурорши из Рима, приехал и Меренда. Когда Тротти вошел в прохладное помещение морга, они оба кивнули ему в знак приветствия. На женщине был красно-бело-зеленый шелковый шарфик. Ее миловидное лицо побледнело. Серьги с жемчугом в ушах.
– Садитесь, пожалуйста. – Доктор Боттоне указал рукой на один из пустых стульев, выставленных в ряд вдоль блестящей кафельной стены.
– Кофе выпьете, комиссар Тротти? Или, может, чего-нибудь покрепче? У вас такой вид, словно вы собираетесь разболеться.
– Спасибо, кофе я только что выпил. – Тротти посмотрел на часы. – Почти пять минут двенадцатого.
– У меня в ящике есть немного коньяку. Для медицинских нужд, вы же понимаете. – Боттоне взглянул на Меренду и неуклюже ему подмигнул.
В комнате оказался еще один мужчина. На нем были серый костюм, голубая рубашка и галстук-бабочка.
– Вы знакомы с синьором Беллони?
Тротти нахмурил лоб. Мужчина встал и пожал Тротти руку. На лице у него появилась блеклая печальная улыбка.
– Дядя Розанны, – тихо проговорил он и сел на место.
Холеный мужчина с густыми седыми волосами и тонкими длинными пальцами. От слишком долгого пребывания на солнце лицо его было испещрено морщинами. Синьор Беллони выглядел лет на шестьдесят пять и излучал здоровье. Ресницы его казались выгоревшими.
Тротти обернулся к Боттоне.
– Вам удалось что-нибудь выяснить относительно смерти синьорины Беллони? – Он скрестил на груди руки.
Боттоне выдвинул из шкафа для документов нижний ящик и вытащил оттуда темную медицинскую бутыль, наполовину заполненную какой-то жидкостью. На этикетке было написано «Яд». Череп и перекрещенные кости.
– Вы уверены, что вам не…
– Ни я, ни Пизанелли жажды де испытываем, – сказал Тротти.
– Это не от жажды, комиссар. – Боттоне поднял вверх палец.
Боатти криво ему улыбнулся.
– Что вам удалось выяснить относительно тела?
– Синьорины Беллони? – Боттоне налил коньяку в пластмассовую чашку и протянул ее Боатти. Потом обернулся и подтолкнул к нему деревянную табуретку. На нем были широкие хлопковые штаны и белые кожаные ботинки на деревянной подошве. Поскольку в помещении было прохладно, он надел еще и шерстяной свитер. Медицинский халат и шапочка висели на крючке на двери. У доктора Боттоне было тонкое умное лицо. Желтоватая кожа туго обтягивала кости черепа.
Запрокинув голову назад, Боатти залпом выпил все содержимое чашки. Он улыбнулся; в углах глаз заблестели слезы.
Тротти чувствовал, как под рубашкой у него высыхает пот.
– Вам удалось установить время смерти?
– Не забывайте, что на место преступления меня не позвали, – слегка обиженно отозвался Боттоне. – В моем распоряжении только отчет Ансельми.
– И?
– Доктор Ансельми, как обычно, выполнил свою работу весьма профессионально. – Боттоне говорил, обращаясь к молодой прокурорше. – От нормальной температуры в 37° по Цельсию вычитают ректальную или вагинальную температуру, найденное значение затем делят на 1,5 и в результате получают приблизительное время в часах с момента смерти. Подобные расчеты, разумеется, носят весьма грубый и упрощенный характер. А если температура тела сравнялась с комнатной, сказать что-либо о времени смерти вообще бывает очень трудно.
– То есть?
– То есть приходится учитывать какие-то другие факторы.
– Трупное окоченение?
– Ансельми предположил, что смерть должна была наступить где-то между одиннадцатью вечера в субботу и ранним вечером в воскресенье. Что вполне резонно. Мне довелось увидеть тело лишь через несколько часов после Ансельми. – Большим пальцем он указал на серую металлическую дверь в дальней стене комнаты, которая вела в помещение с камерами для трупов. – Слабые признаки трупного окоченения тогда еще прослеживались. Вы, наверное, знаете, что в жаркую погоду – как в эти последние дни – процесс трупного окоченения идет быстрее?
Тротти кивнул головой.
– Ансельми, похоже, этот температурный фактор учел. Принимая все во внимание, мне не остается ничего другого, как присоединиться к мнению Ансельми.
– Значит, время смерти – воскресный день?
– Суббота или воскресенье – не позднее девяти часов вечера, – подтвердил доктор Боттоне.
– А трупные пятна?
– Вечно вы спешите, комиссар, – раздраженно улыбнулся доктор.
– Я полагаю, у вас нашлось время взглянуть на тело.
Доктор Боттоне встал и подошел к висевшему на стене телефону.
– Привези № 2, Леопольди. Через пять минут я начинаю вскрытие. – Повесив трубку на место, он бросил через плечо: – Трупные пятна соответствуют тому, что запечатлено на фотографиях.
– И о чем это говорит?
– О том, что тело, упав на пол лицом вниз, больше не перемещалось.
Тротти посмотрел на Меренду, который во время этого разговора поднялся со своего места и стоял теперь у фотокамеры, касаясь бедрами низкого столика у стены. Фотокамера с длинными мехами была закреплена на вертикальном стальном стержне. Меренда стоял, скрестив на груди руки, в одной он держал записную книжку, в другой – шариковую ручку. Для прохладного помещения анатомички он, как и Тротти, был одет слишком легко. В ярком свете неоновых ламп его лицо приобрело желтоватый оттенок.
Меренда перехватил взгляд Тротти и улыбнулся, блеснув зубами:
– Никак не пойму. Пьеро, чего вы лезете в это дело? – Его голос звучал вяло. – И вы, и лейтенант Пизанелли. И с каких это пор Пизанелли работает на вас?
– Синьорина Беллони была другом моей семьи.
Меренда задумчиво кивнул головой. Доктор Боттоне пожал плечами:
– Я лишь мельком взглянул на труп. Через несколько минут, изучив его более обстоятельно, можно будет…
– По-вашему, тело, упав на пол, так и лежало там до тех пор, пока его не обнаружил синьор Боатти?
Неподвижно сидевшая до сих пор прокурорша повернула голову и посмотрела на Боатти.
– Все мои заключения, комиссар Тротти, основаны лишь на поверхностном ознакомлении с телом. Можно думать, однако, что…
Доктор Боттоне замолчал при появлении молодого ассистента. На нем был белый медицинский халат, оттенявший его смуглую кожу и подчеркивавший правильные черты его мальчишеского лица. Он вошел в комнату пружинистым шагом. Пожал руку Тротти, Пизанелли, комиссару Меренде и Боатти. Блеснув глазами, весело кивнул прокурорше. Потом прошел к дальней стене и открыл дверь в покойницкую.
Доктор Боттоне подошел к раковине, вымыл щеткой руки и надел белый халат и круглую шапочку.
Тротти заглянул через открытую дверь в покойницкую и, окинув взглядом длинные ряды вместилищ из нержавеющей стали, закусил губу. Он почувствовал вдруг, как в животе у него начал переливаться сладкий кофе.
– Вы уверены, что обойдетесь без лекарства?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28