Тут ставка очень велика.
– Двадцать миллионов карат.
– Даже больше, – сказал Мэсси.
Чессеру пришлось признать, что идея ему нравилась. Ему – пятнадцать миллионов, а Мичему – фиг. До конца жизни о деньгах думать не придется. Человек, у которого есть пятнадцать миллионов, найдет способ превратить их в тридцать миллионов и так далее. Это Мичему придется крепко задуматься. Мысль об ограблении была, конечно, абсурдной, но очень привлекательной.
Пока Чессер раздумывал над этим, Мэсси внимательно вглядывался ему в лицо, как бы расшифровывая каждое движение его души. С годами у Мэсси выработалось умение читать по лицам людей их мысли. Ведя переговоры, он старался понять: хочет ли его деловой партнер на самом деле прийти к согласию, или он принимает желаемое за действительное.
Это давало ему существенное преимущество. Он редко ошибался. И на этот раз, с Чессером, он был уверен в своих выводах.
– Считайте, что я предлагаю вам пятнадцать миллионов, – проговорил Мэсси. – Плюс издержки.
– Я подумаю, – пообещал Чессер, сам еще не веря в это.
– Отлично, – отозвался Мэсси. Он откинулся назад и закрыл глаза. – Хорошенько подумайте.
За обедом Чессер пребывал в прекрасном расположении духа. Его стараниями разговор коснулся весьма забавных, хоть и не совсем приличных, вещей. Все развеселились. Он и Мэсси по очереди рассказывали всякие истории, и, судя по реакции слушателей, Чессер рассказывал лучше. Леди Болдинг от души хохотала и иногда вставляла довольно двусмысленные замечания. Чтобы не отстать от остальных, Марен вспомнила один эпизод из своей школьной жизни. Дело происходило в Швеции, где зимой было так холодно, что ученики сидели, укрывшись шерстяными пледами. Однажды ее посадили рядом с парнем, который ей нравился. Учитель что-то заметил и поинтересовался, что у них там происходит под одеялом. На это мальчишка не моргнув глазом ответил, что он просто точил карандаш.
После обеда Мэсси предложил посмотреть кино.
Леди Болдинг хотела поиграть в бридж. Мэсси уступил.
Они играли в библиотеке: мужчины против женщин, по доллару. Они сыграли первую партию, и выяснилось, что Мэсси играет всерьез. Чессер отнесся к этому с уважением и остановил поток своего красноречия, как только были розданы карты. Они сыграли четыре роббера и подвели итог, Мужчины выиграли две тысячи триста двенадцать долларов.
– Пусть будет две тысячи для ровного счета, – сказал Мэсси.
Чессер не собирался брать денег. Он думал, что это просто забава вроде их с Марен бесконечного матча в трик-трак. Но Мэсси настаивал на платеже.
– Хорошо, – согласилась Марен. – Леди Болдинг заплатит вам, а я – Чессеру.
– Нет уж, – возразил Мэсси. – Вы заплатите мне, а леди Болдинг – Чессеру, иначе мы никогда не увидим этих денег.
– Завтра утром я дам вам чек, – сказала Марен.
– Я сделаю то же самое, – пообещала леди Болдинг.
Было половина двенадцатого. Мэсси все еще хотел смотреть кино. Леди Болдинг отказалась, сославшись на то, что ей надо ответить на письма. Марен зевнула. Мэсси не стал дожидаться извинений от Чессера, просто пожелал всем спокойной ночи и отправился смотреть фильм в одиночестве.
Как только Чессер и Марен оказались в своей комнате, Марен сразу стала раздеваться, что – Чессер знал по опыту – могло означать либо крайнюю степень усталости, либо любовное нетерпение. Она небрежно разбрасывала вещи по всей комнате, как будто они ей больше не понадобятся. Оставшись в одних туфлях, она трижды прошлась по комнате, и Чессер, восхищенный грацией ее движений, готов был поверить, что все это делалось ради него.
Потом Марен сбросила обе туфли; они полетели в разные стороны и упали на ковер. Она тут же нырнула в постель. И Чессер заметил, что она даже не сняла тушь с ресниц.
Он быстро разделся, потушил свет и прикрыл дверь в соседнюю комнату, оставив только небольшую щелочку, откуда пробивалась тонкая полоска света. Чессер лег, вытянулся и прижался к ней.
Для начала он поцеловал ее в губы; она не отстранилась, но и не ответила на ласку. Чессер подумал, что она с ним заигрывает. Он хотел ее, но когда он уже готов был начать, Марен вдруг спросила:
– Что ты делал сегодня?
– Плавал, загорал и разговаривал с Мэсси.
– А я каталась верхом. Замечательный конь. Крупный, серый в яблоках. Его зовут Туман.
Рука Чессера медленно скользнула вниз; он хотел понять, настроена она или нет. Марен перехватила его пальцы на полпути и приложила к своей правой груди.
– Просто подержи меня, – сказала она.
В утешение она чмокнула его в щеку, и потом они долго не шевелясь лежали рядом. Он сказал:
– Я принял решение.
– Ну и хорошо, – ответила она немного отстраненно.
– С Системой покончено навсегда.
Она произнесла только короткое «угу» и больше ничего. Даже не пошевелилась. Немного погодя он сказал:
– Мэсси сделал мне сегодня одно предложение.
– Мы катались по саду. Уже начали появляться маленькие зеленые яблочки.
– Тебе не интересно, что я говорю?
– Ага. Почему ты не поехал с нами? Мы перепрыгивали все, что нам попадалось, кроме облаков. Ручейки, кусты – все, – она погрузилась в приятные воспоминания. – Я хочу купить эту лошадь. Спроси Мэсси, может, он согласится ее продать? Мне все равно, сколько это будет стоить. Туман мне очень нужен.
– Ты меня даже не слушаешь.
В ответ она только крепче прижалась к нему.
Терпение Чессера лопнуло. Он отодвинулся, но все-таки не слишком далеко; при желании он мог в любой момент дотянуться до нее.
– Черт возьми, для меня это очень важно. А тебе наплевать!
– Тсс, – отозвалась она.
– Ты понимаешь, что я ушел из Системы? Что я теперь безработный!
Он подождал, но ответа не последовало. Тогда он повернулся к ней спиной и сел, свесив ноги с кровати. Услышав какой-то шорох, он подумал, что сейчас она обнимет его, утешит и успокоит, но она просто повернулась на другой бок, спиной к нему, и Чессер оставил все попытки. Он встал, подошел к открытому окну и выглянул в темноту. Скоро ночные шорохи заглушили дыхание Марен, и он понял, что она уснула.
Чессер натянул легкую спортивную рубашку, штаны и сунул ноги в туфли. Он не старался одеваться потише, наоборот: вел себя так, будто был в комнате один. Взяв со стола сигареты и зажигалку, он вышел, нарочно хлопнув дверью, чтобы она услышала.
Чессер вышел в холл. Фильм еще не кончился – слышались музыка и голоса. Он поставил замки, которых на входной двери было множество, на защелку, чтобы они не закрылись и не оставили его на улице. Сделал шаг вперед. У него было такое чувство, что вот-вот раздастся звонок или завоет сирена. Теперь он шел не разбирая дороги.
Ночной воздух был прохладен и свеж. Луна покрыта дымкой. Ночные звуки стали громче – настоящая какофония. Все эти летающие, прыгающие, ползающие твари были трусами днем и только по ночам становились великими храбрецами. Чессеру казалось, они перекликаются, отвечают друг другу. Он уходил от дома все дальше и дальше.
Его глаза привыкли к темноте, и Чессер уже не боялся натолкнуться на куст. Теперь он ясно различал ровное пространство лужайки и шел широким шагом.
Немного погодя он остановился и закурил. И тут же почувствовал, что он не один. Обернувшись, он увидел приближавшуюся к нему фигуру. Их разделяло около ста шагов. На ней было короткое белое платье.
Марен не выдержала, пошла за ним. Она только притворялась, что спит.
Но это была не Марен. Это была леди Болдинг.
– Мне казалось, что кто-то идет впереди меня, – сказала она. – Я узнала вас, когда вы зажгли сигарету. У вас есть еще одна? – Она ощупью нашла протянутую пачку и достала сигарету. Их пальцы соприкоснулись. Он поднес ей зажигалку, и пламя высветило из темноты ее прекрасное лицо. – Мне захотелось погулять, – пояснила она, оглядываясь на оставшийся позади дом. В нескольких окнах горел свет, и, глядя на них, Чессер осознал, как далеко он ушел.
– Я гуляю почти каждый вечер, – сказала она.
– И всегда так поздно?
Чессер никогда раньше не оставался наедине с леди Болдинг, и, возможно, поэтому окружающее казалось ему нереальным. Он заметил, что она босиком. В ночном воздухе до него долетал аромат ее духов.
– Куда вы идете? – спросила она.
– Куда глаза глядят.
– Можно мне с вами?
Они продолжили путь вдвоем.
– Снимите туфли, – посоветовала она. – Так гораздо приятней.
– Тогда их придется нести в руках. Неохота возиться.
– Я вам помогу. Вы понесете один, а я другой, Он остановился, чтобы снять туфли.
– Я придумала, – воскликнула она. – Оставьте их тут, под деревом, а на обратном пути мы подберем их. Не волнуйтесь, я знаю тут все тропинки.
Идти по мокрой от росы траве было приятно. Он остановился, чтобы закатать брюки, и она молча ждала его.
Потом они спускались вниз по склону. Было скользко, и она взяла его за руку. То ли она хотела опереться на него, то ли вести за собой, он не понял. Но она не отпустила его руку, даже когда они вновь очутились на ровной дороге.
Ему было приятно держать ее руку в своей. В этом была прелесть новизны. Она не просто позволяла держать себя за руку – на его пожатие она отвечала своим, ничуть не слабее. Он подумал, что надо начать разговор, чтобы установить взаимопонимание.
– Расскажите о себе, – попросил он. – Что вы хотите знать?
– Всякие мелочи, которые раскрывают человека.
– Долго же мне придется рассказывать! – рассмеялась она.
Он чувствовал, Что разговор в таком духе ей нравится.
– Кое-что мне уже известно.
– Что именно?
– У вас есть муж, и он работает где-то далеко, а вы живете у его босса.
Он ожидал, что она рассердится, – ничуть не бывало.
– На самом деле я не живу у Мэсси, – сказала она без малейшего смущения. – У меня в Дорсете свой дом. А сюда приезжаю, потому что мне тут нравится. И только поэтому. Приезжаю и уезжаю, когда вздумается.
Чессер подумал, что она лжет, но все-таки не был до конца в этом уверен. Он спросил ее о муже.
– Мой муж гомосексуалист, – ответила она.
Чессер хотел было ей посочувствовать вслух, но вместо этого сказал то, что казалось ему очевидным:
– Вы узнали об этом уже после свадьбы?
– Вовсе нет. Я всегда это знала. Его зовут Александр. И он очень красив. – Она говорила одновременно задумчиво и твердо. – Одна из тех утонченных натур, которым следовало бы родиться на два-три века раньше.
Чессер спросил, что она хочет этим сказать.
– Чтобы как-то существовать, Александр должен работать. Для него это невыносимо. Он слишком чувствителен, чтобы бороться за место под солнцем. К счастью, Мэсси нашел для него работу, которая его не так угнетает. Вы когда-нибудь были на Ближнем Востоке? В Ливане или в Аравии?
– Никогда.
– Я тоже не была.
– Об арабах рассказывают самые невероятные истории, – сказал Чессер.
– Судя по письмам Александра, все это может оказаться правдой.
Внезапно Чессер вспомнил о Марен. Он представил, что она проснулась и увидела, что его нет. Будет ли она беспокоиться? Наверное, нет. В какую-то секунду ему захотелось вернуться в дом, к ней, но он тут же решил, что Марен наверняка сладко спит и не знает об его отсутствии.
– Я сказала вам неправду, – сказала леди Болдинг. Чессер подумал: это о Мэсси.
– Я сказала, что просто вышла погулять, – пояснила она. – А на самом деле у меня есть цель.
– И какая же?
– Коттедж у северных ворот. Мэсси отдал его в мое распоряжение. Я туда часто хожу, когда хочу просто побыть в одиночестве.
– Тогда я буду там лишним.
– Это примерно в миле отсюда. Идем? – сказала она вместо ответа. Значит, он не помешает. Разумеется, он пошел. Через несколько шагов он остановился и засмеялся.
– Я наступил на что-то скользкое. – На улитку, небось.
– Вылезла из раковины.
– Есть захотела.
– Может, развлечься.
– А чтобы любовью заняться, они вылезают из раковины?
– Наверно, а то им будет очень тесно, – сказал Чессер.
– И неудобно, – добавила леди Болдинг.
Ободренный этим разговором, он обхватил рукой ее талию. В ответ ее рука обвилась вокруг него. Они шли, касаясь друг друга плечами. Чессер представил ее в бикини, как тогда, в бассейне. Это его немного подогрело, но он вспомнил слова Марен о том, что леди Болдинг лесбиянка.
Она как будто прочла его мысли.
– Что вам обо мне говорила ваша Марен? Она говорила, я уверена.
– Ничего, – ответил он слишком поспешно.
– Конечно, она вам сказала, что меня не интересуют мужчины.
– Марен – фантазерка.
– Она восхитительна. Не надо за нее извиняться. Как она сегодня скакала верхом! Просто сорвиголова.
– Это точно.
– Вы должны понять, что женщины, особенно такие красивые, как Марен, обладают шестым чувством и могут сразу сказать про другую женщину, кто она: подруга, соперница или потенциальная любовница.
– Я не слишком доверяю интуиции.
– Напрасно. Все, что, как я подозреваю, Марен сказала вам обо мне, – правда.
Чессер был озадачен. Это никак не согласовывалось с тем, что он сейчас испытывал, и с тем, что он уже предвкушал. Тогда, по логике вещей, ему ничего не светит. Он был ужасно разочарован.
Леди Болдинг сказала:
– У меня есть своя интимная жизнь, но только дважды моими партнерами были мужчины и однажды мальчишка, – она сделала паузу, как бы давая Чессеру возможность переварить услышанное, а затем продолжала тем же немного отстраненным тоном: – Мальчишка был первым и, само собой, ему удалось удовлетворить только мое любопытство. С первым мужчиной это была попытка, со вторым – ошибка.
Она крепче обняла его, как бы ища поддержки. Чессер постоянно чувствовал ее руку, лежащую у него на талии. Он подумал, что теперь его очередь поделиться мыслями о женщинах, показать свое либеральное отношение, дать ей понять, что, несмотря на свою гетеросексуальность, он не ханжа. Но он решил промолчать.
– Когда речь идет о физическом наслаждении, – снова заговорила она, – мы все склонны анализировать свои ощущения. И, рано или поздно, мы неизбежно выбираем именно ту часть спектра сексуальных отношений, которая доставляет нам наиболее яркие переживания.
Чессер подумал, что она, должно быть, это где-то вычитала и запомнила дословно. Ей это нужно: отказы в форме объяснения звучат не так обидно. Она продолжала:
– В конце концов приходится признать свою принадлежность к сексуальному меньшинству. Отрицать это невозможно. Даже когда чувствуешь сильное желание. – Последние слова она произнесла подчеркнуто.
Чессер пребывал в недоумении. Что, черт возьми, она хочет этим сказать?
– Вы имеете в виду…
– Возьмем, к примеру, меня. Я уже приняла себя такой, какая я есть. Я знаю, чего мне хочется. Это дает мне уверенность в себе и радость жизни. Я всем довольна. Но вдруг я случайно встречаю человека, который заставил меня засомневаться в своей сексуальной ориентации. Что мне делать? Подавить в себе это чувство? Не дать противоречивым чувствам разорвать меня на куски? – Она оставила эти вопросы повисшими в воздухе, а потом продолжала: – Прошлой ночью я раздумывала об этом. Я лежала в кровати и слышала вдалеке шаги: это были вы и Марен. В своих мечтах я представила себя между вами. Однако, чем больше я думала об этом, тем яснее мне становилось, что я стараюсь скрыть от самой себя свои настоящие побуждения. Оказалось… – Она медлила, то ли не решаясь произнести это вслух, то ли чтобы усилить впечатление, но потом договорила: –…на самом деле мне хотелось быть только с вами.
Чессер растерялся. Какие возможности внезапно открылись перед ним. Он сказал:
– Я польщен.
Она не стала его разубеждать.
– Уж если я вам сказала все это, вы можете узнать, что я нарочно пошла за вами сегодня.
Чессер воспрянул духом.
– Я даже представить себе не мог. В самом деле…
– Я знаю. Я знаю, что вы думали. Я сбивала вас с толку, впрочем, я и сама ничего не понимала.
– Вы и виду не подали.
– Я же объяснила вам, что не могла. Вы с самого начала понравились мне, но вы мужчина, и я совсем не ожидала, что вы произведете на меня такое сильное впечатление. Я честно пыталась бороться с собой, но против воли чувство мое росло. Некоторое время они просто медленно шли по дорожке. Потом он остановился и прижался к ней. Она тоже прижалась к нему всем телом.
Чессер внезапно почувствовал возбуждение. Она, должно быть, догадалась и откликнулась, проведя щекой по его щеке и подставив губы. Он нежно поцеловал ее.
– Когда вы говорили, что идете в коттедж, вы тоже лгали?
– Нет. Мы уже почти пришли.
Коттедж у северных ворот. Это было старое здание, построенное в грегорианском стиле, так же как и особняк. При свете дня можно было увидеть, что старые стены почти полностью увиты плющом. Но теперь, в темноте, поглотившей все углы, дом казался огромным, тяжеловесным и зловещим.
Леди Болдинг вошла внутрь раньше Чессера. Она зажгла свет и тут же задернула шторы: никто не должен увидеть их тайной встречи.
Сегодня он сказал Мэсси, что никогда не воровал, но то, чем он занимался теперь, определенно смахивало на кражу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Двадцать миллионов карат.
– Даже больше, – сказал Мэсси.
Чессеру пришлось признать, что идея ему нравилась. Ему – пятнадцать миллионов, а Мичему – фиг. До конца жизни о деньгах думать не придется. Человек, у которого есть пятнадцать миллионов, найдет способ превратить их в тридцать миллионов и так далее. Это Мичему придется крепко задуматься. Мысль об ограблении была, конечно, абсурдной, но очень привлекательной.
Пока Чессер раздумывал над этим, Мэсси внимательно вглядывался ему в лицо, как бы расшифровывая каждое движение его души. С годами у Мэсси выработалось умение читать по лицам людей их мысли. Ведя переговоры, он старался понять: хочет ли его деловой партнер на самом деле прийти к согласию, или он принимает желаемое за действительное.
Это давало ему существенное преимущество. Он редко ошибался. И на этот раз, с Чессером, он был уверен в своих выводах.
– Считайте, что я предлагаю вам пятнадцать миллионов, – проговорил Мэсси. – Плюс издержки.
– Я подумаю, – пообещал Чессер, сам еще не веря в это.
– Отлично, – отозвался Мэсси. Он откинулся назад и закрыл глаза. – Хорошенько подумайте.
За обедом Чессер пребывал в прекрасном расположении духа. Его стараниями разговор коснулся весьма забавных, хоть и не совсем приличных, вещей. Все развеселились. Он и Мэсси по очереди рассказывали всякие истории, и, судя по реакции слушателей, Чессер рассказывал лучше. Леди Болдинг от души хохотала и иногда вставляла довольно двусмысленные замечания. Чтобы не отстать от остальных, Марен вспомнила один эпизод из своей школьной жизни. Дело происходило в Швеции, где зимой было так холодно, что ученики сидели, укрывшись шерстяными пледами. Однажды ее посадили рядом с парнем, который ей нравился. Учитель что-то заметил и поинтересовался, что у них там происходит под одеялом. На это мальчишка не моргнув глазом ответил, что он просто точил карандаш.
После обеда Мэсси предложил посмотреть кино.
Леди Болдинг хотела поиграть в бридж. Мэсси уступил.
Они играли в библиотеке: мужчины против женщин, по доллару. Они сыграли первую партию, и выяснилось, что Мэсси играет всерьез. Чессер отнесся к этому с уважением и остановил поток своего красноречия, как только были розданы карты. Они сыграли четыре роббера и подвели итог, Мужчины выиграли две тысячи триста двенадцать долларов.
– Пусть будет две тысячи для ровного счета, – сказал Мэсси.
Чессер не собирался брать денег. Он думал, что это просто забава вроде их с Марен бесконечного матча в трик-трак. Но Мэсси настаивал на платеже.
– Хорошо, – согласилась Марен. – Леди Болдинг заплатит вам, а я – Чессеру.
– Нет уж, – возразил Мэсси. – Вы заплатите мне, а леди Болдинг – Чессеру, иначе мы никогда не увидим этих денег.
– Завтра утром я дам вам чек, – сказала Марен.
– Я сделаю то же самое, – пообещала леди Болдинг.
Было половина двенадцатого. Мэсси все еще хотел смотреть кино. Леди Болдинг отказалась, сославшись на то, что ей надо ответить на письма. Марен зевнула. Мэсси не стал дожидаться извинений от Чессера, просто пожелал всем спокойной ночи и отправился смотреть фильм в одиночестве.
Как только Чессер и Марен оказались в своей комнате, Марен сразу стала раздеваться, что – Чессер знал по опыту – могло означать либо крайнюю степень усталости, либо любовное нетерпение. Она небрежно разбрасывала вещи по всей комнате, как будто они ей больше не понадобятся. Оставшись в одних туфлях, она трижды прошлась по комнате, и Чессер, восхищенный грацией ее движений, готов был поверить, что все это делалось ради него.
Потом Марен сбросила обе туфли; они полетели в разные стороны и упали на ковер. Она тут же нырнула в постель. И Чессер заметил, что она даже не сняла тушь с ресниц.
Он быстро разделся, потушил свет и прикрыл дверь в соседнюю комнату, оставив только небольшую щелочку, откуда пробивалась тонкая полоска света. Чессер лег, вытянулся и прижался к ней.
Для начала он поцеловал ее в губы; она не отстранилась, но и не ответила на ласку. Чессер подумал, что она с ним заигрывает. Он хотел ее, но когда он уже готов был начать, Марен вдруг спросила:
– Что ты делал сегодня?
– Плавал, загорал и разговаривал с Мэсси.
– А я каталась верхом. Замечательный конь. Крупный, серый в яблоках. Его зовут Туман.
Рука Чессера медленно скользнула вниз; он хотел понять, настроена она или нет. Марен перехватила его пальцы на полпути и приложила к своей правой груди.
– Просто подержи меня, – сказала она.
В утешение она чмокнула его в щеку, и потом они долго не шевелясь лежали рядом. Он сказал:
– Я принял решение.
– Ну и хорошо, – ответила она немного отстраненно.
– С Системой покончено навсегда.
Она произнесла только короткое «угу» и больше ничего. Даже не пошевелилась. Немного погодя он сказал:
– Мэсси сделал мне сегодня одно предложение.
– Мы катались по саду. Уже начали появляться маленькие зеленые яблочки.
– Тебе не интересно, что я говорю?
– Ага. Почему ты не поехал с нами? Мы перепрыгивали все, что нам попадалось, кроме облаков. Ручейки, кусты – все, – она погрузилась в приятные воспоминания. – Я хочу купить эту лошадь. Спроси Мэсси, может, он согласится ее продать? Мне все равно, сколько это будет стоить. Туман мне очень нужен.
– Ты меня даже не слушаешь.
В ответ она только крепче прижалась к нему.
Терпение Чессера лопнуло. Он отодвинулся, но все-таки не слишком далеко; при желании он мог в любой момент дотянуться до нее.
– Черт возьми, для меня это очень важно. А тебе наплевать!
– Тсс, – отозвалась она.
– Ты понимаешь, что я ушел из Системы? Что я теперь безработный!
Он подождал, но ответа не последовало. Тогда он повернулся к ней спиной и сел, свесив ноги с кровати. Услышав какой-то шорох, он подумал, что сейчас она обнимет его, утешит и успокоит, но она просто повернулась на другой бок, спиной к нему, и Чессер оставил все попытки. Он встал, подошел к открытому окну и выглянул в темноту. Скоро ночные шорохи заглушили дыхание Марен, и он понял, что она уснула.
Чессер натянул легкую спортивную рубашку, штаны и сунул ноги в туфли. Он не старался одеваться потише, наоборот: вел себя так, будто был в комнате один. Взяв со стола сигареты и зажигалку, он вышел, нарочно хлопнув дверью, чтобы она услышала.
Чессер вышел в холл. Фильм еще не кончился – слышались музыка и голоса. Он поставил замки, которых на входной двери было множество, на защелку, чтобы они не закрылись и не оставили его на улице. Сделал шаг вперед. У него было такое чувство, что вот-вот раздастся звонок или завоет сирена. Теперь он шел не разбирая дороги.
Ночной воздух был прохладен и свеж. Луна покрыта дымкой. Ночные звуки стали громче – настоящая какофония. Все эти летающие, прыгающие, ползающие твари были трусами днем и только по ночам становились великими храбрецами. Чессеру казалось, они перекликаются, отвечают друг другу. Он уходил от дома все дальше и дальше.
Его глаза привыкли к темноте, и Чессер уже не боялся натолкнуться на куст. Теперь он ясно различал ровное пространство лужайки и шел широким шагом.
Немного погодя он остановился и закурил. И тут же почувствовал, что он не один. Обернувшись, он увидел приближавшуюся к нему фигуру. Их разделяло около ста шагов. На ней было короткое белое платье.
Марен не выдержала, пошла за ним. Она только притворялась, что спит.
Но это была не Марен. Это была леди Болдинг.
– Мне казалось, что кто-то идет впереди меня, – сказала она. – Я узнала вас, когда вы зажгли сигарету. У вас есть еще одна? – Она ощупью нашла протянутую пачку и достала сигарету. Их пальцы соприкоснулись. Он поднес ей зажигалку, и пламя высветило из темноты ее прекрасное лицо. – Мне захотелось погулять, – пояснила она, оглядываясь на оставшийся позади дом. В нескольких окнах горел свет, и, глядя на них, Чессер осознал, как далеко он ушел.
– Я гуляю почти каждый вечер, – сказала она.
– И всегда так поздно?
Чессер никогда раньше не оставался наедине с леди Болдинг, и, возможно, поэтому окружающее казалось ему нереальным. Он заметил, что она босиком. В ночном воздухе до него долетал аромат ее духов.
– Куда вы идете? – спросила она.
– Куда глаза глядят.
– Можно мне с вами?
Они продолжили путь вдвоем.
– Снимите туфли, – посоветовала она. – Так гораздо приятней.
– Тогда их придется нести в руках. Неохота возиться.
– Я вам помогу. Вы понесете один, а я другой, Он остановился, чтобы снять туфли.
– Я придумала, – воскликнула она. – Оставьте их тут, под деревом, а на обратном пути мы подберем их. Не волнуйтесь, я знаю тут все тропинки.
Идти по мокрой от росы траве было приятно. Он остановился, чтобы закатать брюки, и она молча ждала его.
Потом они спускались вниз по склону. Было скользко, и она взяла его за руку. То ли она хотела опереться на него, то ли вести за собой, он не понял. Но она не отпустила его руку, даже когда они вновь очутились на ровной дороге.
Ему было приятно держать ее руку в своей. В этом была прелесть новизны. Она не просто позволяла держать себя за руку – на его пожатие она отвечала своим, ничуть не слабее. Он подумал, что надо начать разговор, чтобы установить взаимопонимание.
– Расскажите о себе, – попросил он. – Что вы хотите знать?
– Всякие мелочи, которые раскрывают человека.
– Долго же мне придется рассказывать! – рассмеялась она.
Он чувствовал, Что разговор в таком духе ей нравится.
– Кое-что мне уже известно.
– Что именно?
– У вас есть муж, и он работает где-то далеко, а вы живете у его босса.
Он ожидал, что она рассердится, – ничуть не бывало.
– На самом деле я не живу у Мэсси, – сказала она без малейшего смущения. – У меня в Дорсете свой дом. А сюда приезжаю, потому что мне тут нравится. И только поэтому. Приезжаю и уезжаю, когда вздумается.
Чессер подумал, что она лжет, но все-таки не был до конца в этом уверен. Он спросил ее о муже.
– Мой муж гомосексуалист, – ответила она.
Чессер хотел было ей посочувствовать вслух, но вместо этого сказал то, что казалось ему очевидным:
– Вы узнали об этом уже после свадьбы?
– Вовсе нет. Я всегда это знала. Его зовут Александр. И он очень красив. – Она говорила одновременно задумчиво и твердо. – Одна из тех утонченных натур, которым следовало бы родиться на два-три века раньше.
Чессер спросил, что она хочет этим сказать.
– Чтобы как-то существовать, Александр должен работать. Для него это невыносимо. Он слишком чувствителен, чтобы бороться за место под солнцем. К счастью, Мэсси нашел для него работу, которая его не так угнетает. Вы когда-нибудь были на Ближнем Востоке? В Ливане или в Аравии?
– Никогда.
– Я тоже не была.
– Об арабах рассказывают самые невероятные истории, – сказал Чессер.
– Судя по письмам Александра, все это может оказаться правдой.
Внезапно Чессер вспомнил о Марен. Он представил, что она проснулась и увидела, что его нет. Будет ли она беспокоиться? Наверное, нет. В какую-то секунду ему захотелось вернуться в дом, к ней, но он тут же решил, что Марен наверняка сладко спит и не знает об его отсутствии.
– Я сказала вам неправду, – сказала леди Болдинг. Чессер подумал: это о Мэсси.
– Я сказала, что просто вышла погулять, – пояснила она. – А на самом деле у меня есть цель.
– И какая же?
– Коттедж у северных ворот. Мэсси отдал его в мое распоряжение. Я туда часто хожу, когда хочу просто побыть в одиночестве.
– Тогда я буду там лишним.
– Это примерно в миле отсюда. Идем? – сказала она вместо ответа. Значит, он не помешает. Разумеется, он пошел. Через несколько шагов он остановился и засмеялся.
– Я наступил на что-то скользкое. – На улитку, небось.
– Вылезла из раковины.
– Есть захотела.
– Может, развлечься.
– А чтобы любовью заняться, они вылезают из раковины?
– Наверно, а то им будет очень тесно, – сказал Чессер.
– И неудобно, – добавила леди Болдинг.
Ободренный этим разговором, он обхватил рукой ее талию. В ответ ее рука обвилась вокруг него. Они шли, касаясь друг друга плечами. Чессер представил ее в бикини, как тогда, в бассейне. Это его немного подогрело, но он вспомнил слова Марен о том, что леди Болдинг лесбиянка.
Она как будто прочла его мысли.
– Что вам обо мне говорила ваша Марен? Она говорила, я уверена.
– Ничего, – ответил он слишком поспешно.
– Конечно, она вам сказала, что меня не интересуют мужчины.
– Марен – фантазерка.
– Она восхитительна. Не надо за нее извиняться. Как она сегодня скакала верхом! Просто сорвиголова.
– Это точно.
– Вы должны понять, что женщины, особенно такие красивые, как Марен, обладают шестым чувством и могут сразу сказать про другую женщину, кто она: подруга, соперница или потенциальная любовница.
– Я не слишком доверяю интуиции.
– Напрасно. Все, что, как я подозреваю, Марен сказала вам обо мне, – правда.
Чессер был озадачен. Это никак не согласовывалось с тем, что он сейчас испытывал, и с тем, что он уже предвкушал. Тогда, по логике вещей, ему ничего не светит. Он был ужасно разочарован.
Леди Болдинг сказала:
– У меня есть своя интимная жизнь, но только дважды моими партнерами были мужчины и однажды мальчишка, – она сделала паузу, как бы давая Чессеру возможность переварить услышанное, а затем продолжала тем же немного отстраненным тоном: – Мальчишка был первым и, само собой, ему удалось удовлетворить только мое любопытство. С первым мужчиной это была попытка, со вторым – ошибка.
Она крепче обняла его, как бы ища поддержки. Чессер постоянно чувствовал ее руку, лежащую у него на талии. Он подумал, что теперь его очередь поделиться мыслями о женщинах, показать свое либеральное отношение, дать ей понять, что, несмотря на свою гетеросексуальность, он не ханжа. Но он решил промолчать.
– Когда речь идет о физическом наслаждении, – снова заговорила она, – мы все склонны анализировать свои ощущения. И, рано или поздно, мы неизбежно выбираем именно ту часть спектра сексуальных отношений, которая доставляет нам наиболее яркие переживания.
Чессер подумал, что она, должно быть, это где-то вычитала и запомнила дословно. Ей это нужно: отказы в форме объяснения звучат не так обидно. Она продолжала:
– В конце концов приходится признать свою принадлежность к сексуальному меньшинству. Отрицать это невозможно. Даже когда чувствуешь сильное желание. – Последние слова она произнесла подчеркнуто.
Чессер пребывал в недоумении. Что, черт возьми, она хочет этим сказать?
– Вы имеете в виду…
– Возьмем, к примеру, меня. Я уже приняла себя такой, какая я есть. Я знаю, чего мне хочется. Это дает мне уверенность в себе и радость жизни. Я всем довольна. Но вдруг я случайно встречаю человека, который заставил меня засомневаться в своей сексуальной ориентации. Что мне делать? Подавить в себе это чувство? Не дать противоречивым чувствам разорвать меня на куски? – Она оставила эти вопросы повисшими в воздухе, а потом продолжала: – Прошлой ночью я раздумывала об этом. Я лежала в кровати и слышала вдалеке шаги: это были вы и Марен. В своих мечтах я представила себя между вами. Однако, чем больше я думала об этом, тем яснее мне становилось, что я стараюсь скрыть от самой себя свои настоящие побуждения. Оказалось… – Она медлила, то ли не решаясь произнести это вслух, то ли чтобы усилить впечатление, но потом договорила: –…на самом деле мне хотелось быть только с вами.
Чессер растерялся. Какие возможности внезапно открылись перед ним. Он сказал:
– Я польщен.
Она не стала его разубеждать.
– Уж если я вам сказала все это, вы можете узнать, что я нарочно пошла за вами сегодня.
Чессер воспрянул духом.
– Я даже представить себе не мог. В самом деле…
– Я знаю. Я знаю, что вы думали. Я сбивала вас с толку, впрочем, я и сама ничего не понимала.
– Вы и виду не подали.
– Я же объяснила вам, что не могла. Вы с самого начала понравились мне, но вы мужчина, и я совсем не ожидала, что вы произведете на меня такое сильное впечатление. Я честно пыталась бороться с собой, но против воли чувство мое росло. Некоторое время они просто медленно шли по дорожке. Потом он остановился и прижался к ней. Она тоже прижалась к нему всем телом.
Чессер внезапно почувствовал возбуждение. Она, должно быть, догадалась и откликнулась, проведя щекой по его щеке и подставив губы. Он нежно поцеловал ее.
– Когда вы говорили, что идете в коттедж, вы тоже лгали?
– Нет. Мы уже почти пришли.
Коттедж у северных ворот. Это было старое здание, построенное в грегорианском стиле, так же как и особняк. При свете дня можно было увидеть, что старые стены почти полностью увиты плющом. Но теперь, в темноте, поглотившей все углы, дом казался огромным, тяжеловесным и зловещим.
Леди Болдинг вошла внутрь раньше Чессера. Она зажгла свет и тут же задернула шторы: никто не должен увидеть их тайной встречи.
Сегодня он сказал Мэсси, что никогда не воровал, но то, чем он занимался теперь, определенно смахивало на кражу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35