Джеральд Браун
Империя алмазов
ГЛАВА 1
Последние десять лет Чессер бывал в Лондоне почти каждый месяц. Всякий раз он останавливался в отеле «Коннахт», хотя и не в том угловом номере, который занимал он теперь. Здесь его помнили и уже давно не требовали паспорта, а он знал по имени большинство сверкающих белыми перчатками и галстуками служащих. Его считали щедрым постояльцем.
На этот раз Чессер приехал в Лондон только переночевать. Утром он хотел забрать пакет и сразу же лететь в Антверпен. Там за пару часов он уладит все дела и отправится куда душе угодно. К Марен, в Шантийи.
Но его планы нарушил звонок Марен. Сквозь треск и щелканье в трубке ее голос казался совсем далеким. Она говорила, что в Шантийи идет дождь. Конечно, сад посвежел и зазеленел, но рабочие до сих пор чинят крышу, и в доме все вверх дном. Бассейн на террасе так и стоит невычищенный. Марен хочет быть с Чессером. Быть с ним в Лондоне. Она очень любит Лондон в мае.
Первым порывом Чессера было успокоить ее и убедить потерпеть еще денек. Ему хватило чуткости, чтобы понять, что хандра Марен объясняется по большей части его отсутствием. Ее дом в Шантийи был одним из тех мест, где они оставались действительно вдвоем. Чессер хотел напомнить ей об этом, но промолчал. Не сказал он и того, как стремится в Шантийи, предвкушая деревенскую тишину и дозволенные уединением прихоти. Лондон слишком напоминал ему о Системе. Здесь Чессер был как на иголках.
Не беда. Влюбленный, он не мог отказать Марен ни в чем – лишь бы доставить ей удовольствие. Она прилетает сегодня вечером британским рейсом из Ле Бурже. В воображении Чессер уже видел ее. Они встретятся в аэропорту – если Система назначит ему время пораньше.
Он сидел голышом на краю постели, рядом с телефоном. Надо им позвонить. Придется соврать насчет вчерашнего. Чессер должен был явиться в Систему накануне и теперь жалел, что не пошел. Почему он так поступил? Он и сам толком не знал. Весь день он проторчал в номере, твердя себе, что надо одеться: чуть не до последней полосы прочитал утреннюю «Таймс». Дотянул до назначенного времени, а когда оно миновало, почувствовал странное облегчение. Словно ставил неявку себе в заслугу, а не в вину.
Так было вчера. Сегодня он должен пойти. Чессер быстро прикинул, что выгоднее всего соврать, будто он сегодня приехал. Кстати, в Нью-Йорке и забастовки на авиалиниях – чем не повод? Правда, сам он прилетел из Ниццы.
Чессер взял с подноса с завтраком сладкую булку и намазал ее маслом, которое к этому времени совсем растаяло: оно капнуло в полупустую чашку остывшего черного кофе. Чессер заметил, как черная поверхность затянулась тоненькой серебристой пленкой. Он заставил себя снова подумать о телефоне и, бросив булку, потянулся к аппарату.
Через коммутатор отеля он вызвал номер. Ожидая звонка, Чессер заложил свободную руку под мышку: он вспотел. Наверное, от волнения. Телефон зазвонил. Ответили после третьего гудка – как всегда. Чессер мог заранее сказать, что так будет. Женский голос безупречно и стандартно пожелал ему доброго утра: название компании упомянуто не было. Он спросил мистера Мичема, и вскоре ответила его секретарша.
– Кто спрашивает мистера Мичема? Он назвал свою фамилию.
– Мистер Мичем занят на просмотре, – сообщила она. – Я соединю вас с мистером Беркли.
По сравнению с Мичемом Беркли был мелкой фигурой: Мичем входил в совет директоров Системы. За все десять лет работы в ней Чессер не мог похвастаться и дюжиной разговоров с Мичемом. Обычно его отсылали к Беркли или к кому-нибудь еще: чаще к кому-нибудь еще, учитывая относительно скромную стоимость Чессерова пакета.
Наконец подошел Беркли.
– А, Чессер, – произнес он так, словно потерял что-то нужное и только теперь нашел. – Мы ждали вас вчера.
– Я не смог, – Чессер удержался ото лжи. Очень кстати.
– Как долетели из Ниццы?
– Прекрасно.
– Я сам предпочитаю поздний рейс, – сказал Беркли и помолчал; может быть, намеренно. – Вы, конечно, остановились в «Коннахте»?
– Да.
Снова долгое молчание. От Чессера, очевидно, ждали объяснений. Но он не успел ничего придумать и теперь лихорадочно соображал.
Беркли пришел ему на помощь.
– Так, поглядим. Чессер, Чессер… – он явно справлялся в списке. – Вам было назначено на вчера. Во второй половине дня.
– Вчера я был болен.
– В самом деле? Очень жаль. Вам следовало уведомить нас.
– Я собирался.
– Вероятно, у вас были веские причины воздержаться от звонка? – полуутвердительно спросил Беркли и со вздохом снисхождения закончил: – Итак, чем могу быть вам полезен?
– Я хотел бы зайти сегодня.
– Боюсь, это невозможно.
– Я только заберу его. Мне не нужно просматривать.
– Минуту, я взгляну в расписание. Да, все очень плотно, особенно сегодня. Вы ведь знаете, сегодня последний день просмотра.
Конечно, Чессер это знал.
– Нельзя ли прислать пакет сюда, в отель?
– Нежелательно.
«Пропадите вы пропадом, – хотелось крикнуть Чессеру. – И пакет, и вся ваша Система». Но он не крикнул, Он мысленно просил прощения.
Беркли наверняка это понял.
– Пожалуй, вам лучше прийти. – Понятно…
– Ровно в три. Сможете?
– Да, буду в три.
– Полагаю, сегодня вам лучше.
– Намного лучше, спасибо.
– Хорошо, – сказал Беркли и, не прощаясь, повесил трубку.
Чессер положил трубку на рычаг и долго не сводил с нее взгляда. Он обругал Беркли, но тут же поправился и перенес свой гнев на Систему: Беркли только посредник. Это Система устроила ему нагоняй, точно директор школы пойманному за руку мальчишке-прогульщику. Чессер вскочил на ноги, пытаясь резким движением унять злость, но тщетно.
Откуда им, черт возьми, известно, что он приехал из Ниццы? Даже номер рейса. За десять лет он не пропустил ни единого просмотра. Почему за ним так тщательно следят? Из-за той сделки в Марокко? Но это было давным-давно, в шестьдесят шестом, Они не могли узнать. Выручку он получил наличными и сразу поместил на секретный банковский счет в Женеве. Нет. Марокко здесь ни при чем. Тогда что? Его связь с Марен? Возможно. Но сомнительно. Они с Марен всегда осторожничали. Так ли? «Так, – ответил он сам себе и тут же подумал: – Вначале». Вначале, куда бы они ни ехали, непременно заказывали два номера в отеле, но за последний год их бдительность изрядно притупилась. И неудивительно.
Чессер зажег сигарету, затянулся глубже обычного и шумно выпустил дым, словно стремясь избавиться от чего-то большего. Потом спросил у косого прямоугольника солнечного света, который уже дополз до ковра: «Неужели Система не спускает глаз со всякого, кто имеет с ней дело?»
Часом позже, когда он вымылся, побрился и надел строгий темно-синий костюм – забраковав траурно-черный и банально-коричневый, – когда проверил Содержимое синего дипломата из крокодиловой кожи и захлопнул золотой замочек, он все еще раздумывал об этом. В самом деле, неужели Система контролирует поведение каждого?
Чессер решил, что он просто псих, Ведь это абсурд. Системе это незачем. И не под силу. Чессер ошибался.
ГЛАВА 2
Улицу Хэрроухауз можно найти в указателе «Лондон от А до Я» на странице 64 в квадрате 3-С. Чтобы разглядеть ее на карте, лучше воспользоваться лупой: улица так коротка, что картографу пришлось донельзя уменьшить и сжать надписи.
На взгляд эстетов, или, скорее всего, почитателей старины, улица Хэрроухауз расположена вблизи собора Святого Павла. Но еще ближе к ней, чем собор, находится тюрьма Олд Бейли. От Хэрроухауз легко добраться пешком до суетливо бурлящей Флит-стрит или – в противоположную сторону – до Английского банка, который как-то назвали образцом стабильности. Но улица Хэрроухауз примечательна отнюдь не соседством с этими гигантами и вовсе не потому известна в состоятельных кругах по всему миру.
Сама по себе она не представляет ничего выдающегося. Как на многих узких улочках в лабиринте Лондона, на Хэрроухауз едва могут разминуться два автомобиля, а любая остановка немедленно создает затор. Тротуары здесь столь же неудобны: идущим навстречу парам на них не разойтись, и по меньшей мере одному приходится сторониться.
Все дома по обеим сторонам улицы – девятнадцатого века, выстроенные в едином стиле. Никаких современных фасадов, неоновых огней, стеклянных витрин и никакой рекламы. Время сохранило присущую этой улице атмосферу. Атмосферу солидности.
И все же, несмотря на внешнюю непохожесть – это торговая улица. К примеру, в доме номер двенадцать расположено морское страховое агентство. Через дорогу в номере тринадцатом – дирекция нефтяной компании «Мид-Континентал Ойл». Третий этаж номера тридцать второго занимает торговец редкими книгами и рукописями. А на четвертом этаже номера двадцать четыре открыла представительство фирма «Американ пластикс». Нефть и пластики, рукописи и страхование. Эти четыре фирмы – исключение из правил, единственные чужаки среди доброй сотни компаний на улице Хэрроухауз, извлекающих прибыли из одного и того же источника.
Алмазов.
При этом слове возникает впечатление, что улица Хэрроухауз всего лишь скромный филиал старинного ювелирного района Хаттен-Гарден, который расположен неподалеку. В Хаттен-Гардене бриллианты повсюду: они излучают неподдельный блеск в витринах магазинов и сверкают в кожаных мешочках множества частных торговцев драгоценными камнями. Однако превосходство Хаттен-Гардена кажущееся: на улицу Хэрроухауз он взирает с неизменным почтением.
Все дело в доме номер одиннадцать.
Это из-за него не иссякает поток желающих разместить конторы по продаже алмазов на такой тихой, неприметной улочке. Они словно железные опилки, которые не в силах противостоять притяжению мощного магнита. Удача измеряется тем, на каком расстоянии они расположены до дома одиннадцать: чем ближе, тем лучше.
Одиннадцатый номер принадлежит к наиболее крупным строениям на улице Хэрроухауз: это широкое, в четыре окна, шестиэтажное здание. Последний этаж скошен к крыше, и окна, соединенные карнизом, оказываются слегка утопленными. Дом выкрашен в черный цвет и отделан чисто-белым. Парадное лишь на тон теплее. Высокая двойная дверь полированного дуба. На правой створке – прямоугольная медная пластинка. Изначально сделанная толстой, она и теперь, после того как ее начищали чуть не тридцать тысяч раз, олицетворяет собой стойкость и долговечность.
На медной дощечке нет названия. Округлыми, с наклоном вправо буквами на ней значится лишь: «Номер одиннадцать». Управление Объединенной Торговой Системы, или, как не менее уважительно именуют ее в деловых кругах, Системы.
Из дома на улице Хэрроухауз Система контролирует примерно девяносто процентов мировой добычи алмазов, по собственному усмотрению снижая или увеличивая производство.
Это гигантский картель, обладающий всеми преимуществами подобной организации. Владея копями в южной и юго-западной Африке, Система получает шестьдесят процентов мировой добычи и с таким залогом могущества перекупает или приобретает по договорам практически все необработанные камни в мире.
У Системы нет конкурентов. За восемьдесят лет ее существования нашлось лишь несколько смельчаков, рискнувших бросить ей вызов. Все они быстро пришли к соглашению с Системой либо были уничтожены и включены в ее структуру. В действительности, никто из алмазных дельцов не стремится сразить или даже поколебать колосса. Гораздо лучше сделать его послушным. Иначе слишком возрастут колебания цен на рынке, упадет спрос и, в конечном счете, прибыль. Так что в глазах торговцев алмазами Система играет первостепенную и весьма героическую роль. Она стабилизирует цены. По крайней мере не дает им снижаться. Кажется, такое положение устраивает всех, даже покупателей ограненных алмазов, желающих вложить в бриллианты капитал или украсить себя драгоценной безделушкой.
Но при всей сложности и труднодоступности Системы метод се работы гениально прост.
Две сотни избранных – алмазных дельцов и оптовых торговцев – десять раз в год получают телеграммы-приглашения. Отказов не бывает, ведь такое приглашение воспринимается как подарок. Попасть в этот список – значит удостоиться финансовой привилегии, которая зачастую передается от отца к сыну.
К приезду торговцев Система по описи подбирает камни и раскладывает их по пакетам. Сколько приглашенных – столько и пакетов. Величину, качество и число алмазов в каждом определяет сама Система, она же проставляет свою цену. Одни пакеты оценены скромно – тысяч в двадцать пять долларов. Другие – в девять миллионов. Все решает Система.
Торговец приезжает на улицу Хэрроухауз, получает пакет и при желании может ознакомиться с содержимым. Такое ознакомление называется «просмотр». Однако большинство покупателей берет пакеты не глядя. И не из слепого доверия, а лишь признавая продиктованные Системой нерушимые правила, которые гласят: покупатель не вправе обсуждать содержимое пакета и его цену: он обязан взять все предложенные ему камни – или ничего. Если покупатель откажется от пакета, его больше не пригласят.
Годовой оборот Системы оценивается примерно в шестьсот миллионов долларов.
В пятницу, первого мая, ровно без пяти минут три шофер черного «даймлера» высадил Чессера перед подъездом дома номер одиннадцать на улице Хэрроухауз.
Чессер подошел к двери и взялся за внушительную медную ручку. Но едва он прикоснулся к ней кончиками пальцев, как дверь открылась, впуская его. Этот обычный порядок застал Чессера врасплох: он думал только о встрече, которая, как ему казалось, будет противостоянием. Он не хотел видеть Беркли – или даже Мичема. Особенно Мичема. Забрать бы пакет и катиться к чертовой матери отсюда. В шесть прилетит Марен.
На пороге Чессера приветствовал человек по фамилии Миллер. Это он всегда с неизменной точностью открывал дверь перед входящим. Крупный мужчина, и, безусловно, силач. Охранник, хотя по одежде этого не скажешь. На нем был черный костюм с черным же галстуком, в котором он смахивал на распорядителя на похоронах. Сколько Чессер помнил, Миллер постоянно дежурил в вестибюле дома номер одиннадцать. Он был добряк, всегда с улыбкой наготове. Но сейчас Чессер внезапно подумал, что к незваному гостю он был бы беспощаден.
Чессер прошел вглубь вестибюля – величественной залы, оканчивающейся такой же ширины лестницей. Он слышал, как отдаются в пустоте его шаги по черно-белому мраморному полу. Он весь, казалось, обратился в слух. Тело сопротивлялось каждому движению. Чессеру хотелось поскорее уйти отсюда. Он сел на скамью – времен королевы Анны, подлинная, – и рядом положил дипломат. До трех оставалось две минуты. Чессер принялся рассматривать большую картину, которая висела на противоположной стене. Прекрасный зимний пейзаж, выписанный мягкими оттенками белого, безмятежный, искрящийся. Чессеру захотелось курить, но он решил потерпеть. На ближайшем столике не было пепельницы. Миллер стоял на своем месте у входа. Они улыбнулись друг другу.
– Там знают, что вы пришли, – ободряюще сказал Миллер.
– Спасибо.
Чессер глядел на часы. Ровно три. Он ждал, что правая дверь вот-вот откроется, но вдруг услышал голоса. По лестнице спускались Мичем и сам сэр Гарольд. Фамилия его была Аппенстейг, но все обращались к нему «сэр Гарольд». Председатель совета директоров, глава Системы.
Между Мичемом и сэром Гарольдом шел приземистый человек с глазами больного базедовой болезнью. Он был одет в серый костюм, скроенный так, чтобы скрыть брюшко. Ноги его выглядели слишком маленькими для массивного тела. Крошечные ноги – как у танцовщика. Явно в дорогих ботинках. Чессер сразу узнал его. Это был Барри Уайтмен, американец, чей пакет тянул не на один миллион. В Соединенных Штатах слово «алмазы» было накрепко связано с его именем, Уайтмен держал в руке шикарный черный дипломат. Наверное, носит в нем банковские чеки. А сейчас там, без сомнения, лежал его пакет.
При их появлении Чессер почти инстинктивно встал. Они не подали вида, что замечают его, но, кажется, знали о его присутствии. Мичем и сэр Гарольд говорили с Уайтменом на равных. Чессер услышал, что они вспоминают о совместном обеде.
Они прошли в двух шагах от Чессера. Уайтмен смотрел себе под ноги, словно разглядывая ботинки. У двери они остановились. Уайтмен потрогал галстук, проверяя, на месте ли узел. Серый шелковый галстук точно в тон серой шелковой сорочки. Уайтмен сказал что-то о Шерри. Мичем и Гарольд одобрительно засмеялись, и Мичем обещал проследить, чтобы Уайтмену – как он выразился – представился случай. Чессеру подумалось, что речь идет о женщине. Уайтмен заставил Мичема повторить обещание. Потом небрежно пожал протянутые руки и, улыбаясь, вышел на улицу.
Мичем с сэром Гарольдом остались стоять у дверей. Сэру Гарольду минуло шестьдесят. На нем был костюм из дорогой шерсти, черный в почти неразличимую синюю прерывистую полоску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35