Я расспрашивал старожилов – все утверждают, что японцы зимой рыбу не ловили. Вот мы и не знаем, как поступить. Думаю поставить этот вопрос на бюро парторганизации, но надо же подготовить решение, иначе смысла не будет. А какое решение? Не знаю. Думаю всё-таки, что японцы – нам не указ. Если им подражать, то на зиму людей вообще распускать надо. Простите, что отрываю вас от дел, но это, по-моему, важный вопрос и не для одного нашего комбината».
– Я знаю, от кого это письмо, – твёрдо проговорил Доронин.
– Знаете? – переспросил Русанов. – Не сомневаюсь. Было бы странно, если бы вы с парторгом жили разными мыслями, Что же мне ему ответить?
– Я думаю, что ответ может быть только один, – убеждённо сказал Доронин, – надо ловить рыбу зимой. Мы хотим попробовать. Благословите?
– А без благословения побоитесь? – усмехнулся Русанов. – Как вы думаете, товарищ Доронин, – серьёзно спросил он, – почему японцы не ловили рыбу зимой?
– География, – пожав плечами, ответил Доронин.
– А мне кажется, – задумчиво сказал Русанов, – что не география, а политика. Японцы смотрели на Южный Сахалин и Курилы как на колонию. Колониальное, мелкокустарное хозяйство. Дешёвый, почти рабский труд. Летом всё это имело прямой смысл, а зимой способно было принести только убыток. Много ли сумеют взять зимой кустари? А если оставлять их на зиму, надо строить хорошие дома, держать в готовности флот, да и деньги людям платить надо… Так не кажется ли вам, товарищ Доронин, что география, значения которой отрицать, конечно, нельзя, использовалась японцами для того, чтобы прикрыть внутренние пороки капиталистического хозяйства на Сахалине? А мы строим здесь передовое, социалистическое хозяйство. И рыбаки здесь – не просто рабочие, а хозяева. Какой же это вопрос – географический или политический?
Доронин молчал. Да, придя сюда, он был убеждён в том, что начать зимний лов необходимо. Но он не придавал этому столь широкого политического значения. Зимний лов казался ему делом сугубо хозяйственным.
– Я как-то не думал над этим, – наконец сказал он.
– Я тоже, – улыбнулся Русанов, – до этого письма. Мне очень понравилась фраза: «Думаю, что японцы нам не указ». Поговорив с товарищами из главка, я выяснил, что никаких научно обоснованных возражений против зимнего лова нет. Только сила традиции. Но ведь по традиции мы должны были бы переводить рыбу на тук, правда?
Доронин встал.
– Большое спасибо! – сказал он. – Мы заново продумаем этот вопрос. И не с географической, а с политической точки зрения.
– Ну вот, – рассмеялся Русанов, – значит, и я от вас совет получил: «Продумать вопрос с политической точки зрения». Правильный совет. При этом имейте в виду, что с точки зрения сугубо хозяйственной проблема зимнего лова не так уже важна. Его удельный вес в годовом плане рыбодобычи пока весьма незначителен. Но взгляните на этот вопрос политически, и вы сразу увидите его в тесной связи с другими вопросами, от разрешения которых зависит процветание нашего острова. Подумайте обо всём этом и передайте наш разговор товарищу Ныркову. Кстати, какого вы мнения о вашем парторге?
– Нырков – очень хороший парень и настоящий коммунист, – убеждённо ответил Доронин, пожимая протянутую ему руку.
ГЛАВА XV
Доронин вернулся на комбинат к ночи. Когда он вышел из поезда, было уже совсем темно. Падал крупный снег. С моря дул сильный ветер. Доронин привычно зашагал в темноту. Теперь ему уже не надо было опрашивать, как найти рыбокомбинат.
Вскоре он увидел освещённые окна нового дома. Дом стоял на небольшом пригорке и был виден издалека.
«Точно маяк», – подумал Доронин.
Ему очень хотелось увидеть сейчас Ныркова и рассказать о своём разговоре с Русановым. Он шёл, преодолевая напор сильного морского ветра, и соображал, что надо будет немедленно сделать на комбинате.
Прежде всего необходимо собрать коммунистов и комсомольцев и поставить вопрос о зимнем лове… Нет, предварительно этот вопрос надо обсудить с Венцовым и Вологдиной. На собрании, естественно, возникнет ряд практических вопросов, на которые директор должен дать ясные, чёткие ответы.
Доронин поравнялся с новым домом. В окне Ныркова света не было. «Значит, на лесозаготовках», – решил Доронин. В соседнем окне горел свет. Это была комната Вологдиной. Казалось, что из этого окна струится удивительно домашний, тёплый свет. Доронин тихонько постучал по оконному стеклу, поднялся на крыльцо и вошёл в коридор. На полу лежала широкая светлая полоса. Вологдина стояла на пороге своей комнаты.
– Добрый вечер, – сказал Доронин и смутился, потому что была уже ночь.
– Андрей Семёнович? Вернулись?
– Вернулся. – Доронин вышел на крыльцо, чтобы стряхнуть с себя снег, и оттуда спросил: – Ныркова нет?
– С вечера уехал в лес, – ответила Вологдина. – Вы зайдёте?
– Зайду.
В комнате Вологдиной он не был с того самого дня, когда официально вселял сюда хозяйку. Тогда здесь были только стены, пахнущие свежим тёсом, и не застеклённое ещё окно.
Теперь вид комнаты сильно изменился. Кровать, на полу украинская дорожка («наверное, рыбаки приезжие подарили»), маленький письменный стол, вместо табуреток стулья («это ребята с лесозавода делают для неё нестандартную мебель»).
– Садитесь, – улыбаясь, сказала Вологдина. – Вы ведь у меня первый раз?
Вместо обычного синего комбинезона она была одета в белую блузку и чёрную юбку и казалась чуть ниже ростом.
– Смешно. Живём рядом, а в гости друг к другу не ходим. Почему бы это?
– Что касается меня, то я просто боюсь, – с преувеличенной серьёзностью пояснил Доронин. – Так сказать, травма первых дней знакомства.
– Да ну вас! – отмахнулась Вологдина. – Вы из области?
Доронин кивнул головой.
– Что-нибудь произошло за эти сутки? – спросил он.
– Как будто ничего особенного. Вот разве насчёт ножей… Нам прислали нестандартные разделочные ножи. В путину наплачемся. Впрочем, это не по моему ведомству.
Доронину не терпелось рассказать Вологдиной о своём разговоре с секретарём обкома.
– Есть одно дело, Нина Васильевна, – заговорил он, – которое по нашему общему ведомству. Как вы смотрите на то, чтобы ловить рыбу зимой?
– Вы… это только сейчас придумали? – удивлённо спросила Вологдина.
– Нет, не сейчас… И… не я придумал. Впрочем, не в этом дело…
Доронин подвинул стул и, расстегнув пальто, сел.
– Скучают у нас люди, Нина Васильевна, – продолжал он. – Ссылаться на географию тут нечего. Мы не сумели взглянуть на этот вопрос политически…
– Ничего не понимаю! – пожала плечами Вологдина. – Вы точно сами с собой говорите. Какая география? Кто на неё ссылается?
– Японцы! Они считали, что в зимнее время ловить рыбу нельзя.
– При чём же тут японцы? Времена года от них не зависят.
– Это, конечно, верно, – улыбнулся Доронин. – Но вот слушайте.
И он рассказал Вологдиной об идее зимнего лова. Вологдина пристально посмотрела на него и покачала головой:
– Беспокойный вы человек, Андрей Семёнович. Всё время что-нибудь придумываете. Тогда выход в море придумали, людей чуть не погубили. Потом решили флот колхозам отдавать. Теперь опять затеваете что-то такое, чего здесь никогда не было.
– Так как же иначе? – воскликнул Доронин. – Здесь же вообще ничего не было. Советской власти не было. Жизни для людей не было…
– Послушайте. – прервала его Вологдина, – вы серьёзно собираетесь ходить зимой в море?
– Совершенно серьёзно, – ответил Доронин. – Я уже все взвесил и рассчитал. Считаясь с метеорологией, мы будем выпускать в море только отличных рыбаков на проверенных судах.
Глаза Вологдиной загорелись. Видимо, она только сейчас поверила в то, что Доронин говорит серьёзно.
– Но… но это же в корне изменит весь наш зимний распорядок!…
– И да и нет, – возразил Доронин. – Подготовка к путине должна оставаться главным делом. Одновременно будем учиться зимнему лову. Дело, Нина Васильевна, не только в том, сколько рыбы нам удастся взять этой зимой. Необходимо приучить людей к мысли, что рыбу можно ловить круглый год. Это имеет большое принципиальное значение. А через два-три года зимний лов сумеет занять ощутимое место в нашем плане.
– Через два-три года… – задумчиво повторила Вологдина. – Вы собираетесь так долго жить на Сахалине?
– А почему вы спрашиваете? – удивился Доронин.
– Просто так, – сухо и с оттенком вызова ответила Вологдина.
Она сидела на кровати, прислонившись к дощатой стене. Сквозь окно проникал ветер, лампа, висевшая над столом, чуть заметно покачивалась.
Входя в комнату, Доронин не снял пальто, подчёркивая этим, что заходит на минутку. Теперь ему стало жарко, но снимать пальто было уже неудобно.
– Уедем мы отсюда или останемся, – тихо проговорил он, – люди-то все равно жить будут.
– Вот именно, – подхватила Вологдина, – уедете ли вы или останетесь… Я знаю, Андрей Семёнович, вы не любите эту землю. Послали вас сюда, вот вы и работаете, неплохо работаете, – добавила она улыбаясь. – И всё-таки вы никогда не почувствуете, что это ваш дом. Вы… птица перелётная…
– Нет, Нина Васильевна, – покачал головой Доронин, – вы не правы. Птица ищет место, где лучше, а я…
– Ну, я не так выразилась, – нетерпеливо прервала его Вологдина. – Но скажите мне по совести: если бы вам предложили навсегда остаться здесь, понимаете, не на год, не на два, а на всю жизнь… Как бы вы посмотрели на это?
Доронин молчал.
– Молчите… Да и как вы можете мне ответить, – горячо заговорила Вологдина, – когда вы и земли-то нашей как следует не знаете? Всю осень метались по берегу – колхозы, флот, шахта и всё прочее. А вы рассвет сахалинский заметили? Осень таёжную разглядели? Ничего-то вы не видели! Послали бы вас на Северный полюс, вы бы и там так же работали. Потом кто-нибудь спросил бы: «Андрей Семёнович, как вам понравилось северное сияние?» А вы бы ответили: «Северное сияние? Да, кажется, было что-то в этом роде…»
Доронин рассмеялся.
– Чему вы смеётесь? – громко спросила Вологдина.
– Я никак не предполагал, что вы способны на такие зажигательные речи.
– Бросьте вы этот тон! – почти крикнула Вологдина, вставая. – Мне всегда были непонятны люди, которые приезжают сюда, работают, можно сказать, кровь своего сердца оставляют, а потом уезжают, даже не оглянувшись…
– Почему же не оглянувшись? – сказал Доронин, чтобы хоть что-нибудь сказать.
– Поймите, я люблю эту землю! – продолжала Вологдина. – Я не променяла бы её ни на какую другую.
Она снова опустилась на кровать, лицо её раскраснелось.
– Да что с вами говорить! – устало проговорила она. – Давайте лучше планировать выходы в море. Кого выпустим первого?
– Нет, погодите! – сказал Доронин. – Вы не должны так говорить со мной! Я ведь не Весельчаков.
– Знаю, – тихо и, как показалось Доронину, печально отозвалась Вологдина. – Поэтому-то мне и обидно…
Наступило неловкое молчание.
– Я слышала, что строится стальной цельносварный сейнер, – не глядя на Доронина, наконец заговорила Вологдина, – и что его будто бы предназначают для Южного Сахалина. Вы не знаете, для кого именно?
– Не знаю, – ответил Доронин; ему было ясно, что Вологдина мучительно ищет тему для разговора.
– Послушайте, Нина Васильевна, – решительно начал он, – почему вы такая?
– Какая? – насторожилась Вологдина.
Доронин смутился, но останавливаться было уже поздно.
– Какая? – настойчиво повторила Вологдина.
– Странная… Живёте вот так… одна… замкнуто.
– Что значит замкнуто? – с вызовом спросила Вологдина.
– Ну… ну, сами знаете, что это значит, – тихо ответил Доронин, окончательно теряясь.
Его смущение, видимо, забавляло Вологдину. Чуть сощурив глаза, она в упор смотрела на него.
«Что за чертовщина! – мысленно выругался Доронин. – Ведь я же знаю, что хочу сказать, а бормочу какую-то ерунду!»
– Вот что, Нина Васильевна, – твёрдо сказал он, – есть вещи, которые меня не касаются. Но некоторые вопросы, мне кажется, я имею право вам задать… Как товарищ по работе, что ли…
– Спрашивайте, – кивнула Вологдина.
– Почему вы, – начал Доронин, – как-то сторонитесь меня, избегаете со мной встречаться? Ведь дружите же вы с рыбаками! Они в вас просто души не чают. Потом… Ну, это уже из другой области… Вы молодая женщина… неужели вас не тянет переехать куда-нибудь? В большой культурный город… Простите меня, вы были когда-нибудь замужем?
– Была, – ответила Вологдина. – Моего мужа убили в финскую войну, он служил тогда в армии. Что вас ещё интересует?
Доронин молчал.
– Между прочим, я вовсе не дружу со всеми рыбаками, – усмехнулась Вологдина. – С Весельчаковым, например, мы явные враги. Послушайте, Андрей Семёнович, вы, кажется, были у Русанова. Я тоже немного знаю этого человека. Как-то он сказал, что по доброй воле никогда не уедет отсюда. Как вы думаете, это была фраза?
– Нет, почему…
– Если бы вы присутствовали при этом, вы тоже спросили бы Русанова, не хочется ли ему переехать в большой культурный центр?
– Ну, знаете ли, Русанов…
– Что Русанов? – крикнула Вологдина. – Вы хотите сказать, что он поглощён большими государственными делами, а мы тут с селёдкой возимся?
– Вовсе нет, – начал было Доронин, не зная что сказать,
– Поймите, я родилась на Сахалине, я не случайный человек на этой земле.
– А я? – в упор спросил Доронин.
– Этого я ещё не знаю, – тихо ответила Вологдина.
– Нина Васильевна, а почему вы не в партии?
Вологдина смутилась.
– Не доросла, – помолчав, ответила она.
– Вы сами понимаете, что это не ответ, – возразил Доронин.
– Позвольте мне на эту тему поговорить с Нырковым, – неожиданно улыбнулась Вологдина, она уже справилась со своим смущением. – А сейчас, может быть, займёмся всё-таки планом зимнего лова?…
Утром Доронин вызвал к себе Венцова. Он хотел, чтобы при его разговоре с главным инженером присутствовал Нырков, но тот ещё не вернулся из леса.
Венцов внимательно выслушал директора и задал ему несколько вопросов: можно ли рассчитывать на новые орудия лова, не получит ли комбинат новые суда, не ожидаются ли с материка мотористы? Потом сказал, что должен подумать, и удалился.
Через два часа он вернулся, сел в кресло, обхватил руками своё острое колено и сказал, что, по его мнению, идея зимнего лова порочна, что это самая бесхозяйственная идея, о которой ему приходилось слышать за последнее время, и что он, Венцов, категорически против.
Хотя Доронин и не ожидал, что главный инженер поддержит его идею, он всё-таки почувствовал глухое раздражение.
– Объясните подробнее, – сквозь зубы попросил он.
Венцов спокойно объяснил, что его возражения идут по двум линиям – хозяйственной и, так сказать, психологической…
Зимний лов прежде всего совершенно нерентабелен. Число аварий неизбежно возрастёт. Орудия лова придут в негодность. При этом нет никакой уверенности, что вообще удастся взять рыбу. Если же иметь в виду, что комбинат и без того испытывает острый недостаток в судах и орудиях лова, то никчёмность всей этой «зимней авантюры» станет особенно наглядной.
С психологической точки зрения идея зимнего лова также способна принести только вред. Сейчас все усилия должны быть сосредоточены на подготовке к весенней путине. Освоение зимнего лова наверняка ослабит внимание к путине, а это уже со всех точек зрения не принесёт ничего, кроме вреда.
– Поймите меня, Андрей Семёнович, – мягко и проникновенно говорил Венцов, – мне очень трудно. Вы помните, у нас были споры по поводу плана зимних работ. Впоследствии я убедился, что был не прав. Но то, что вы предлагаете теперь, сорвёт ваш же собственный план подготовки к путине.
Доводам главного инженера нельзя было отказать в убедительности.
На комбинате до сих пор действительно ощущался острый недостаток судов. Можно ли было рисковать флотом в таких условиях? Что, если суда выйдут из строя и к весенней путине их не успеют отремонтировать? Да и хватит ли опытных шкиперов и мотористов, которых можно было бы безбоязненно пустить в зимнее море?…
А орудия лова? Разве главный инженер не прав и здесь? Доронин мысленно прикинул то количество орудий лова, которого потребует весенняя путина, и ему представилось побережье, сплошь устланное ставными сетями, неводами, ловушками… На комбинате не было сейчас и половины этого количества. Как же можно рисковать тем, что приобретено с таким трудом?
Доводы главного инженера казались неопровержимыми, и именно это больше всего раздражало Доронина.
Чтобы собраться с мыслями, он перенёс разговор на вечер.
– Ну, что надумали? – спросил Доронин, когда Венцов явился к нему снова.
Главный инженер пожал плечами:
– Я остаюсь при своём мнении. Зимой здесь рыбу не ловят. Если бы это было рентабельно, такие опытные рыбопромышленники, как японцы, давно подумали бы об этом.
Ссылка на японцев вывела Доронина из себя. Старая неприязнь к Вепцову снова вспыхнула в нём и уже готова была прорваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Я знаю, от кого это письмо, – твёрдо проговорил Доронин.
– Знаете? – переспросил Русанов. – Не сомневаюсь. Было бы странно, если бы вы с парторгом жили разными мыслями, Что же мне ему ответить?
– Я думаю, что ответ может быть только один, – убеждённо сказал Доронин, – надо ловить рыбу зимой. Мы хотим попробовать. Благословите?
– А без благословения побоитесь? – усмехнулся Русанов. – Как вы думаете, товарищ Доронин, – серьёзно спросил он, – почему японцы не ловили рыбу зимой?
– География, – пожав плечами, ответил Доронин.
– А мне кажется, – задумчиво сказал Русанов, – что не география, а политика. Японцы смотрели на Южный Сахалин и Курилы как на колонию. Колониальное, мелкокустарное хозяйство. Дешёвый, почти рабский труд. Летом всё это имело прямой смысл, а зимой способно было принести только убыток. Много ли сумеют взять зимой кустари? А если оставлять их на зиму, надо строить хорошие дома, держать в готовности флот, да и деньги людям платить надо… Так не кажется ли вам, товарищ Доронин, что география, значения которой отрицать, конечно, нельзя, использовалась японцами для того, чтобы прикрыть внутренние пороки капиталистического хозяйства на Сахалине? А мы строим здесь передовое, социалистическое хозяйство. И рыбаки здесь – не просто рабочие, а хозяева. Какой же это вопрос – географический или политический?
Доронин молчал. Да, придя сюда, он был убеждён в том, что начать зимний лов необходимо. Но он не придавал этому столь широкого политического значения. Зимний лов казался ему делом сугубо хозяйственным.
– Я как-то не думал над этим, – наконец сказал он.
– Я тоже, – улыбнулся Русанов, – до этого письма. Мне очень понравилась фраза: «Думаю, что японцы нам не указ». Поговорив с товарищами из главка, я выяснил, что никаких научно обоснованных возражений против зимнего лова нет. Только сила традиции. Но ведь по традиции мы должны были бы переводить рыбу на тук, правда?
Доронин встал.
– Большое спасибо! – сказал он. – Мы заново продумаем этот вопрос. И не с географической, а с политической точки зрения.
– Ну вот, – рассмеялся Русанов, – значит, и я от вас совет получил: «Продумать вопрос с политической точки зрения». Правильный совет. При этом имейте в виду, что с точки зрения сугубо хозяйственной проблема зимнего лова не так уже важна. Его удельный вес в годовом плане рыбодобычи пока весьма незначителен. Но взгляните на этот вопрос политически, и вы сразу увидите его в тесной связи с другими вопросами, от разрешения которых зависит процветание нашего острова. Подумайте обо всём этом и передайте наш разговор товарищу Ныркову. Кстати, какого вы мнения о вашем парторге?
– Нырков – очень хороший парень и настоящий коммунист, – убеждённо ответил Доронин, пожимая протянутую ему руку.
ГЛАВА XV
Доронин вернулся на комбинат к ночи. Когда он вышел из поезда, было уже совсем темно. Падал крупный снег. С моря дул сильный ветер. Доронин привычно зашагал в темноту. Теперь ему уже не надо было опрашивать, как найти рыбокомбинат.
Вскоре он увидел освещённые окна нового дома. Дом стоял на небольшом пригорке и был виден издалека.
«Точно маяк», – подумал Доронин.
Ему очень хотелось увидеть сейчас Ныркова и рассказать о своём разговоре с Русановым. Он шёл, преодолевая напор сильного морского ветра, и соображал, что надо будет немедленно сделать на комбинате.
Прежде всего необходимо собрать коммунистов и комсомольцев и поставить вопрос о зимнем лове… Нет, предварительно этот вопрос надо обсудить с Венцовым и Вологдиной. На собрании, естественно, возникнет ряд практических вопросов, на которые директор должен дать ясные, чёткие ответы.
Доронин поравнялся с новым домом. В окне Ныркова света не было. «Значит, на лесозаготовках», – решил Доронин. В соседнем окне горел свет. Это была комната Вологдиной. Казалось, что из этого окна струится удивительно домашний, тёплый свет. Доронин тихонько постучал по оконному стеклу, поднялся на крыльцо и вошёл в коридор. На полу лежала широкая светлая полоса. Вологдина стояла на пороге своей комнаты.
– Добрый вечер, – сказал Доронин и смутился, потому что была уже ночь.
– Андрей Семёнович? Вернулись?
– Вернулся. – Доронин вышел на крыльцо, чтобы стряхнуть с себя снег, и оттуда спросил: – Ныркова нет?
– С вечера уехал в лес, – ответила Вологдина. – Вы зайдёте?
– Зайду.
В комнате Вологдиной он не был с того самого дня, когда официально вселял сюда хозяйку. Тогда здесь были только стены, пахнущие свежим тёсом, и не застеклённое ещё окно.
Теперь вид комнаты сильно изменился. Кровать, на полу украинская дорожка («наверное, рыбаки приезжие подарили»), маленький письменный стол, вместо табуреток стулья («это ребята с лесозавода делают для неё нестандартную мебель»).
– Садитесь, – улыбаясь, сказала Вологдина. – Вы ведь у меня первый раз?
Вместо обычного синего комбинезона она была одета в белую блузку и чёрную юбку и казалась чуть ниже ростом.
– Смешно. Живём рядом, а в гости друг к другу не ходим. Почему бы это?
– Что касается меня, то я просто боюсь, – с преувеличенной серьёзностью пояснил Доронин. – Так сказать, травма первых дней знакомства.
– Да ну вас! – отмахнулась Вологдина. – Вы из области?
Доронин кивнул головой.
– Что-нибудь произошло за эти сутки? – спросил он.
– Как будто ничего особенного. Вот разве насчёт ножей… Нам прислали нестандартные разделочные ножи. В путину наплачемся. Впрочем, это не по моему ведомству.
Доронину не терпелось рассказать Вологдиной о своём разговоре с секретарём обкома.
– Есть одно дело, Нина Васильевна, – заговорил он, – которое по нашему общему ведомству. Как вы смотрите на то, чтобы ловить рыбу зимой?
– Вы… это только сейчас придумали? – удивлённо спросила Вологдина.
– Нет, не сейчас… И… не я придумал. Впрочем, не в этом дело…
Доронин подвинул стул и, расстегнув пальто, сел.
– Скучают у нас люди, Нина Васильевна, – продолжал он. – Ссылаться на географию тут нечего. Мы не сумели взглянуть на этот вопрос политически…
– Ничего не понимаю! – пожала плечами Вологдина. – Вы точно сами с собой говорите. Какая география? Кто на неё ссылается?
– Японцы! Они считали, что в зимнее время ловить рыбу нельзя.
– При чём же тут японцы? Времена года от них не зависят.
– Это, конечно, верно, – улыбнулся Доронин. – Но вот слушайте.
И он рассказал Вологдиной об идее зимнего лова. Вологдина пристально посмотрела на него и покачала головой:
– Беспокойный вы человек, Андрей Семёнович. Всё время что-нибудь придумываете. Тогда выход в море придумали, людей чуть не погубили. Потом решили флот колхозам отдавать. Теперь опять затеваете что-то такое, чего здесь никогда не было.
– Так как же иначе? – воскликнул Доронин. – Здесь же вообще ничего не было. Советской власти не было. Жизни для людей не было…
– Послушайте. – прервала его Вологдина, – вы серьёзно собираетесь ходить зимой в море?
– Совершенно серьёзно, – ответил Доронин. – Я уже все взвесил и рассчитал. Считаясь с метеорологией, мы будем выпускать в море только отличных рыбаков на проверенных судах.
Глаза Вологдиной загорелись. Видимо, она только сейчас поверила в то, что Доронин говорит серьёзно.
– Но… но это же в корне изменит весь наш зимний распорядок!…
– И да и нет, – возразил Доронин. – Подготовка к путине должна оставаться главным делом. Одновременно будем учиться зимнему лову. Дело, Нина Васильевна, не только в том, сколько рыбы нам удастся взять этой зимой. Необходимо приучить людей к мысли, что рыбу можно ловить круглый год. Это имеет большое принципиальное значение. А через два-три года зимний лов сумеет занять ощутимое место в нашем плане.
– Через два-три года… – задумчиво повторила Вологдина. – Вы собираетесь так долго жить на Сахалине?
– А почему вы спрашиваете? – удивился Доронин.
– Просто так, – сухо и с оттенком вызова ответила Вологдина.
Она сидела на кровати, прислонившись к дощатой стене. Сквозь окно проникал ветер, лампа, висевшая над столом, чуть заметно покачивалась.
Входя в комнату, Доронин не снял пальто, подчёркивая этим, что заходит на минутку. Теперь ему стало жарко, но снимать пальто было уже неудобно.
– Уедем мы отсюда или останемся, – тихо проговорил он, – люди-то все равно жить будут.
– Вот именно, – подхватила Вологдина, – уедете ли вы или останетесь… Я знаю, Андрей Семёнович, вы не любите эту землю. Послали вас сюда, вот вы и работаете, неплохо работаете, – добавила она улыбаясь. – И всё-таки вы никогда не почувствуете, что это ваш дом. Вы… птица перелётная…
– Нет, Нина Васильевна, – покачал головой Доронин, – вы не правы. Птица ищет место, где лучше, а я…
– Ну, я не так выразилась, – нетерпеливо прервала его Вологдина. – Но скажите мне по совести: если бы вам предложили навсегда остаться здесь, понимаете, не на год, не на два, а на всю жизнь… Как бы вы посмотрели на это?
Доронин молчал.
– Молчите… Да и как вы можете мне ответить, – горячо заговорила Вологдина, – когда вы и земли-то нашей как следует не знаете? Всю осень метались по берегу – колхозы, флот, шахта и всё прочее. А вы рассвет сахалинский заметили? Осень таёжную разглядели? Ничего-то вы не видели! Послали бы вас на Северный полюс, вы бы и там так же работали. Потом кто-нибудь спросил бы: «Андрей Семёнович, как вам понравилось северное сияние?» А вы бы ответили: «Северное сияние? Да, кажется, было что-то в этом роде…»
Доронин рассмеялся.
– Чему вы смеётесь? – громко спросила Вологдина.
– Я никак не предполагал, что вы способны на такие зажигательные речи.
– Бросьте вы этот тон! – почти крикнула Вологдина, вставая. – Мне всегда были непонятны люди, которые приезжают сюда, работают, можно сказать, кровь своего сердца оставляют, а потом уезжают, даже не оглянувшись…
– Почему же не оглянувшись? – сказал Доронин, чтобы хоть что-нибудь сказать.
– Поймите, я люблю эту землю! – продолжала Вологдина. – Я не променяла бы её ни на какую другую.
Она снова опустилась на кровать, лицо её раскраснелось.
– Да что с вами говорить! – устало проговорила она. – Давайте лучше планировать выходы в море. Кого выпустим первого?
– Нет, погодите! – сказал Доронин. – Вы не должны так говорить со мной! Я ведь не Весельчаков.
– Знаю, – тихо и, как показалось Доронину, печально отозвалась Вологдина. – Поэтому-то мне и обидно…
Наступило неловкое молчание.
– Я слышала, что строится стальной цельносварный сейнер, – не глядя на Доронина, наконец заговорила Вологдина, – и что его будто бы предназначают для Южного Сахалина. Вы не знаете, для кого именно?
– Не знаю, – ответил Доронин; ему было ясно, что Вологдина мучительно ищет тему для разговора.
– Послушайте, Нина Васильевна, – решительно начал он, – почему вы такая?
– Какая? – насторожилась Вологдина.
Доронин смутился, но останавливаться было уже поздно.
– Какая? – настойчиво повторила Вологдина.
– Странная… Живёте вот так… одна… замкнуто.
– Что значит замкнуто? – с вызовом спросила Вологдина.
– Ну… ну, сами знаете, что это значит, – тихо ответил Доронин, окончательно теряясь.
Его смущение, видимо, забавляло Вологдину. Чуть сощурив глаза, она в упор смотрела на него.
«Что за чертовщина! – мысленно выругался Доронин. – Ведь я же знаю, что хочу сказать, а бормочу какую-то ерунду!»
– Вот что, Нина Васильевна, – твёрдо сказал он, – есть вещи, которые меня не касаются. Но некоторые вопросы, мне кажется, я имею право вам задать… Как товарищ по работе, что ли…
– Спрашивайте, – кивнула Вологдина.
– Почему вы, – начал Доронин, – как-то сторонитесь меня, избегаете со мной встречаться? Ведь дружите же вы с рыбаками! Они в вас просто души не чают. Потом… Ну, это уже из другой области… Вы молодая женщина… неужели вас не тянет переехать куда-нибудь? В большой культурный город… Простите меня, вы были когда-нибудь замужем?
– Была, – ответила Вологдина. – Моего мужа убили в финскую войну, он служил тогда в армии. Что вас ещё интересует?
Доронин молчал.
– Между прочим, я вовсе не дружу со всеми рыбаками, – усмехнулась Вологдина. – С Весельчаковым, например, мы явные враги. Послушайте, Андрей Семёнович, вы, кажется, были у Русанова. Я тоже немного знаю этого человека. Как-то он сказал, что по доброй воле никогда не уедет отсюда. Как вы думаете, это была фраза?
– Нет, почему…
– Если бы вы присутствовали при этом, вы тоже спросили бы Русанова, не хочется ли ему переехать в большой культурный центр?
– Ну, знаете ли, Русанов…
– Что Русанов? – крикнула Вологдина. – Вы хотите сказать, что он поглощён большими государственными делами, а мы тут с селёдкой возимся?
– Вовсе нет, – начал было Доронин, не зная что сказать,
– Поймите, я родилась на Сахалине, я не случайный человек на этой земле.
– А я? – в упор спросил Доронин.
– Этого я ещё не знаю, – тихо ответила Вологдина.
– Нина Васильевна, а почему вы не в партии?
Вологдина смутилась.
– Не доросла, – помолчав, ответила она.
– Вы сами понимаете, что это не ответ, – возразил Доронин.
– Позвольте мне на эту тему поговорить с Нырковым, – неожиданно улыбнулась Вологдина, она уже справилась со своим смущением. – А сейчас, может быть, займёмся всё-таки планом зимнего лова?…
Утром Доронин вызвал к себе Венцова. Он хотел, чтобы при его разговоре с главным инженером присутствовал Нырков, но тот ещё не вернулся из леса.
Венцов внимательно выслушал директора и задал ему несколько вопросов: можно ли рассчитывать на новые орудия лова, не получит ли комбинат новые суда, не ожидаются ли с материка мотористы? Потом сказал, что должен подумать, и удалился.
Через два часа он вернулся, сел в кресло, обхватил руками своё острое колено и сказал, что, по его мнению, идея зимнего лова порочна, что это самая бесхозяйственная идея, о которой ему приходилось слышать за последнее время, и что он, Венцов, категорически против.
Хотя Доронин и не ожидал, что главный инженер поддержит его идею, он всё-таки почувствовал глухое раздражение.
– Объясните подробнее, – сквозь зубы попросил он.
Венцов спокойно объяснил, что его возражения идут по двум линиям – хозяйственной и, так сказать, психологической…
Зимний лов прежде всего совершенно нерентабелен. Число аварий неизбежно возрастёт. Орудия лова придут в негодность. При этом нет никакой уверенности, что вообще удастся взять рыбу. Если же иметь в виду, что комбинат и без того испытывает острый недостаток в судах и орудиях лова, то никчёмность всей этой «зимней авантюры» станет особенно наглядной.
С психологической точки зрения идея зимнего лова также способна принести только вред. Сейчас все усилия должны быть сосредоточены на подготовке к весенней путине. Освоение зимнего лова наверняка ослабит внимание к путине, а это уже со всех точек зрения не принесёт ничего, кроме вреда.
– Поймите меня, Андрей Семёнович, – мягко и проникновенно говорил Венцов, – мне очень трудно. Вы помните, у нас были споры по поводу плана зимних работ. Впоследствии я убедился, что был не прав. Но то, что вы предлагаете теперь, сорвёт ваш же собственный план подготовки к путине.
Доводам главного инженера нельзя было отказать в убедительности.
На комбинате до сих пор действительно ощущался острый недостаток судов. Можно ли было рисковать флотом в таких условиях? Что, если суда выйдут из строя и к весенней путине их не успеют отремонтировать? Да и хватит ли опытных шкиперов и мотористов, которых можно было бы безбоязненно пустить в зимнее море?…
А орудия лова? Разве главный инженер не прав и здесь? Доронин мысленно прикинул то количество орудий лова, которого потребует весенняя путина, и ему представилось побережье, сплошь устланное ставными сетями, неводами, ловушками… На комбинате не было сейчас и половины этого количества. Как же можно рисковать тем, что приобретено с таким трудом?
Доводы главного инженера казались неопровержимыми, и именно это больше всего раздражало Доронина.
Чтобы собраться с мыслями, он перенёс разговор на вечер.
– Ну, что надумали? – спросил Доронин, когда Венцов явился к нему снова.
Главный инженер пожал плечами:
– Я остаюсь при своём мнении. Зимой здесь рыбу не ловят. Если бы это было рентабельно, такие опытные рыбопромышленники, как японцы, давно подумали бы об этом.
Ссылка на японцев вывела Доронина из себя. Старая неприязнь к Вепцову снова вспыхнула в нём и уже готова была прорваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34