Капитан флота спокойно и неторопливо рассказывал ему, что, кроме этих чанов, есть ещё брезентовые чаны тысяч на пятнадцать центнеров и что для этих чанов надо сделать гнезда. Но, во-первых, нет плотников, а во-вторых, будет очень трудно вручную подносить рыбу к чанам…
Доронин вышел из цеха сумрачный и злой.
Он подошёл к толпе рыбаков, собравшихся на берегу. Вдали, на свинцовом, изборождённом морщинами море, покачивались две чёрные точки. Казалось, что они не плыли, а ползли, проваливаясь куда-то и вновь появляясь на поверхности. Это возвращались кавасаки с уловом крабов.
Море было относительно спокойно. Только когда суда подошли ближе, Доронин понял, как обманчиво это спокойствие. Он стоял на скользкой от морской воды и рыбьей чешуи каменной пристани и не спускал глаз с приближающихся судов, которые взлетали и опускались, точно на гигантских качелях. Доронин вздохнул с облегчением, когда они наконец зашли в ковш.
На палубах лежали крабы. Казалось, что это шевелится один гигантский осьминог. Слышался глухой стук сталкивающихся панцирей, словно между этими огромными безобразными зеленовато-серыми существами шёл медленный, но неумолимый бой.
Рабочие складывали крабов в корзины, ставили на носилки и уносили.
Доронин пошёл следом за ними и попал на консервный завод. Когда речь шла о рыбе, он многого не знал, но самое существо дела всё-таки было ему знакомо. Крабового же промысла он не знал совершенно.
Теперь, остановившись в преддверье крабового завода, он с любопытством смотрел, как рабочий, вооружённый большим, похожим на вилку крючком, срывал с крабов панцири.
Он делал это точными, хорошо рассчитанными движениями: хватал из корзины краба, бросал его на пол, становился левой ногой на его конечности и крючком сдирал с него панцирь. Всё это происходило очень быстро. За десять минут не менее ста крабов были освобождены от панцирей. После этого они стали похожи на толстых, мясистых пауков. Двое других рабочих складывали их в корзины и уносили.
– Знакомитесь? – раздался за спиной Доронина знакомый низкий голос.
Доронин обернулся и увидел Венцова.
На главном инженере была теперь уже не японская куртка, а рыбацкая брезентовая роба с откинутым капюшоном.
– Смотрю, – коротко ответил Доронин.
– Пройдём в цех? – вежливо предложил Венцов.
Они вошли в странную комнату неправильной геометрической формы. В огромной нише стоял вделанный в землю пустой котёл. Вдоль стен тянулись узкие столы. У столов спиной к Доронину стояли женщины и что-то делали.
Рабочие внесли в цех корзину, наполненную крабами.
– Сейчас мы будем их варить, – потирая руки, сказал Венцов.
Из невидимых труб в котёл хлынула вода, она быстро заполнила его. Затем над котлом показался пар, и вода закипела.
Рабочие прикрепили корзину с крабами к лебёдке, кто-то включил рубильник, и корзина стала медленно погружаться в кипящую воду.
Минут через пятнадцать корзина с покрасневшими крабами вновь повисла над котлом. Её обдали холодной водой из шланга. Затем содержимое вывалили на столы, и женщины, вооружённые ножами, стали разрубать крабов на части и вытряхивать мясо. Уложив мясо в деревянные лотки, они передали их на мойку. Там его поместили в небольшие бамбуковые ванночки, прополоскали в воде и снова стали укладывать в лотки.
– Это очень тонкая работа, – переливался над ухом Доронина баритон Венцова. – Существует семь сортов мяса: толстое, тонкое, коленце, коготь, розочка, клешня, лапша… Всё это надо отсортировать, промыть, взвесить…
Они подошли к весам, где две женщины взвешивали мясо. Рядом рабочие укладывали его в банки, покрытые изнутри лаком.
Доронин пошёл к выходу. Венцов по-прежнему следовал за ним.
– Мне хотелось бы посмотреть, как живут люди, – сказал Доронин. – Может быть, вы мне покажете?
Венцов с готовностью кивнул головой.
У подножья сопок было раскинуто несколько брезентовых палаток военно-санитарного образца. Рядом ютились японские хибарки.
– Откуда палатки? – спросил Доронин.
– Добрые люди дали, – ответил Венцов, – а то было совсем плохо.
Доронин вошёл в одну из палаток. Мокрый полог хлестнул его по лицу. В палатке был полумрак. На наскоро сколоченных нарах спали люди.
– Почему они не на работе? – спросил Доронин.
– Не хватает судов, – ответил Венцов.
Всюду, куда бы Доронин ни заходил, он видел одну и ту же картину. На брезенте или на земляном полу, на чемоданах или на расстеленных ватниках, на полушубках или на рыбацких робах сидели и лежали люди. Флота не хватало, они не могли выйти в море и были обречены на безделье.
В одной из палаток к Доронину подошёл Нырков.
– Товарищ директор, – горячо заговорил он, – вы только скажите, что делать, мы все сделаем. Ведь сердцу больно смотреть! У людей руки чешутся, а работы нет… Все бока отлежали! Как бы со скуки не стали оглобли поворачивать!… Некоторые уж интересуются, когда пароход на материк пойдёт…
В голосе Ныркова было столько энергии, что Доронин повеселел. Ему стало радостно от сознания, что этот молодой горячий парень требует от него, Доронина, работы, что он готов горы своротить, если только его научат, как это сделать.
Слух о том, что новый директор обходит палатки, быстро распространился по всему посёлку.
Вокруг Доронина стали собираться люди. Образовалась группа человек в шестьдесят.
В ватниках, накинутых на плечи, стояли они, поглядывая на нового начальника. Доронин понял, что с ними нужно поговорить.
– Вот что, товарищи! – громко сказал он, – Я только сегодня ночью прибыл сюда (он чуть было не сказал: «В вашу часть»). Я вижу, что живёте вы плохо. Я не могу сказать, что уже завтра все вы будете жить хорошо, это было бы безответственно. Но я говорю вам, – он повысил голос, – даю честное слово коммуниста, что так дальше продолжаться не будет. Мы будем жить так, как должны жить советские люди. Мы будем ходить в море не раз в неделю, а каждый день. Мы будем…
– А ты скажи, товарищ директор, почему обман происходит? – перебил его чей-то сипловатый голос; Доронин обернулся и увидел красное морщинистое лицо Весельчакова.
– Какой обман? – недоуменно переспросил Доронин; он растерялся: меньше всего он ожидал встретиться здесь с Весельчаковым.
– А это я расскажу, – нагло ответил Весельчаков; он стоял, распахнув своё драповое пальто и заложив руки в карманы ватных брюк. – Мне вербовщик что говорил? «Тысячи, говорил, зашибать будешь!» А что я здесь зашиб? Флота нет, в море ходить не на чём… Это с моей-то квалификацией!
– Вы аванс получили? Всё, что вам по договору полагалось, государство выполнило? – спросил Доронин.
– Допустим, – покачиваясь на широко расставленных ногах, ответил Весельчаков, – а мне дом нужен, настоящий! Мне сейнер нужен!
– Я вам отвечу, гражданин Весельчаков! – крикнул Доронин. – Я вам отвечу. Да, сахалинские рыбаки получат и дома и флот. Но известно ли вам, сколько времени здесь наша Советская власть? Известно? Что же делать, японцы не приготовили для вас ни домов, ни надворных построек. Не позаботились они о вас, гражданин Весельчаков. И бойцы наши, которые кровь свою пролили, чтобы эти земли исконно русские вернуть, тоже не успели домов для вас выстроить, уж извините их.
Доронин отвернулся от Весельчакова, сделал паузу и уже спокойно продолжал:
– Тут, я слышал, некоторые интересуются, когда пароход на материк пойдёт. Драпануть, значит, хотят. Что же, кой-кому я и сам посоветую завернуть оглобли. Вот, например, вам, гражданин Весельчаков.
На красном лице Весельчакова появилось растерянное выражение.
– Это в каком же смысле? – негромко спросил он.
– А в самом обыкновенном! – ответил кто-то из толпы; Доронин узнал голос Ныркова.
– Катись ты отсюда, друг, подобру-поздорову! – крикнул Нырков. – Третий день народ мутишь!
«Молодец!» – подумал Доронин, глядя на взволнованного, размахивающего руками Ныркова.
– Нет, брат, это ты оставь, – неожиданно шутовским тоном отозвался Весельчаков. – Я, едучи сюда, можно сказать, в большие издержки вошёл, а теперь, значит, заворачивай оглобли!…
Люди засмеялись.
– Ты мне дай хоть своё оправдать, – продолжал Весельчаков, – а тогда я и сам отшвартуюсь…
– Вопрос ясен, – прервал его Доронин. – По японскому, значит, методу. Все из земли вытянуть, все соки высосать – и восвояси.
– Да что ты меня с японцем сравниваешь! – визгливо закричал вдруг Весельчаков. – Какое имеете право? Вы меня на работе видели? Вы мне возможность предоставили?
Но Доронин уже не обращал на него внимания.
– У нас, товарищи, будет все, – твёрдо сказал он, – и флот и жилища. Государство даст нам всё необходимое. Но мы и сами не должны сидеть сложа руки. Завтра вы получите указания, что кому делать. А сейчас, товарищи, закончим наш разговор! – Он хотел крикнуть: «Разойдись!», но вовремя сдержался.
Люди направились к палаткам, а Доронин медленно пошёл к себе в контору.
Уже вечерело. Солнце не спеша катилось к западу. Вокруг него клубились лёгкие, прозрачные облака, а в них ныряли стремительные белохвостые птицы. Они то бросались вниз, то взмывали вверх, то застывали в воздухе, словно рассматривая этот затерянный среди морей незнакомый остров.
Ночь. За окном, невидимое в темноте, ворочается и шумит море.
Доронин ходит из угла в угол по своему кабинету. Спать ему не хочется. В ушах ещё звучат обрывки дневных разговоров.
Он ходит и размышляет: «Вот уже сутки, как я директорствую. Что же я сделал за эти сутки? Поссорился с Вологдиной – не бог весть какое достижение! Поговорил с Венцовым – выводы малоутешительные. Познакомился с комбинатом – правда, очень поверхностно. Побеседовал с людьми, обнадёжил их, пообещал дать указания… Какие же я им дам указания?
Я обещал помочь людям, сказать им, с чего начинать перестройку всей жизни на этом острове, где мы призваны стать хозяевами, – думал Доронин. – А как я это сделаю? Ведь главное в жизни каждого коллектива – труд, деятельность, а у нас пока ещё нет базы для этой деятельности. Мало флота, не хватает орудий лова… Значит, я обманул людей?…»
Чем больше он размышлял, тем тревожнее становилось у него на душе.
Он прекрасно понимал, что приехавшие сюда люди давным-давно забыли о той жалкой кустарщине, с которой им приходилось здесь сталкиваться. Они ненавидели её, они хотели действовать широко, смело, масштабно, как привыкли у себя на родине.
Пройдёт время – и хозяйство Южного Сахалина будет оснащено передовой техникой, как это уже сделано на Северном Сахалине. Но сейчас, сейчас… Что делать здесь сейчас, когда техники ещё мало, а есть только жалкое японское наследство?…
Венцов, видимо, бездельник, но кое в чём он всё-таки прав… Надо нажимать на министерство. Надо потребовать немедленной помощи, и притом в крупных масштабах. Ведь заместитель министра, прощаясь с Дорониным, сказал ему: «Если что нужно будет, пишите, поможем».
Доронин сел к столу и набросал текст телеграммы. Он составил её в коротких, энергичных выражениях, как военный рапорт. Утром телеграмма пойдёт в Москву, а копию он пошлёт в обком, Русанову.
На следующий день Доронин решил съездить в райком партии, познакомиться с секретарём и стать на партийный учёт.
Но когда он сказал об этом Венцову, тот задержал его.
– Секретарь райкома здесь, на комбинате, – пояснил главный инженер.
– То есть как на комбинате? – удивился Доронин.
– Очень просто. Приехал чуть свет и укатил на дальний рыбозавод.
– Как же он ко мне… – начал было Доронин, но оборвал себя, а Венцов, видимо поняв его недоумение, сказал:
– Когда товарищ Костюков приехал, вы, Андрей Семёнович, ещё спали. Вот он и решил вас не беспокоить.
Доронин почувствовал раздражение и против Венцова, который, как ему казалось, посмеивается над ним, й против секретаря райкома, который, как нарочно, приезжает в такую рань.
Однако решил тотчас же разыскать этого Костюкова. Сев в полуторку, Доронин помчался на рыбозавод, расположенный в пятнадцати километрах от конторы комбината. Там ему сказали, что Костюков действительно приезжал, провёл на заводе несколько часов, а теперь уехал неизвестно куда.
Доронин решил, что секретарь райкома вернулся на комбинат и они разминулись в дороге. Он погнал машину обратно. Но секретаря райкома не было и на комбинате. «Куда же он запропастился?» – растерянно думал Доронин.
Наступил вечер, а Костюков так и не появился. «Как же так? – со смешанным чувством обиды и недоумения думал Доронин. – Он же знает, наверное, что я здесь новый человек, а не встретился, не поговорил…»
Пришла Вологдина и попросила разрешения не надолго расположиться в его кабинете. Вид у неё был озабоченный. Получив разрешение, она позвала в кабинет Черемных. Устроившись за столом, они принялись составлять завтрашний план выходов в море.
Доронин вышел из конторы, собираясь пройти на пирс, но в тот момент, когда он уже выходил из ворот, возле него остановился один из тех потрёпанных «газиков», которые на фронте называли «козлами». Из «газика» не спеша вылез человек огромного роста, в пиджаке, который, казалось, трещал на его могучих плечах.
«Костюков!» – сразу решил Доронин.
– Товарищ Костюков? – повторил он вслух,
– Я Костюков, – ответил человек.
У него было спокойное лицо медлительные движения и очень внимательные глаза.
– Доронин, директор комбината. – Это было сказано таким тоном, словно Доронин хотел упрекнуть секретаря райкома: «Видишь, я тебя жду, а ты даже поговорить со мной не удосужился».
– Вот и хорошо! – сказал Костюков.
У него оказался волжский окающий выговор. Он осторожно пожал Доронину руку. Очевидно, он побаивался собственной силы и сдерживал её.
– Знаю, знаю, что прибыл, – улыбаясь, продолжал Костюков. – Из обкома звонили, – добавил он, словно желая придать своей осведомлённости самое обычное объяснение. – Ты когда прибыл-то?
– Позавчера.
– Ну давай осматривайся.
– У меня есть деловой разговор, – официальным тоном сказал Доронин, – я хотел сегодня ехать к вам в райком.
– Да? – чуть подымая брови, произнёс Костюков. – Ты извини, что так получилось. Приехал я рано, решил тебя не будить. Думал, рано вернусь с рыбозавода. А там завертелся… Словом, пошёл с ребятами в море. Восемь часов проболтались… Видишь, какое дело!… Хотел сейчас зайти познакомиться, хоть час поздний…
Костюков говорил таким дружелюбным тоном, что на него невозможно было сердиться.
– У меня есть неотложные дела, – сказал, однако, Доронин. – Мне бы хотелось начать разговор сегодня.
– Сегодня? – переспросил Костюков. – Ну что же, давай сегодня.
– Вот только… у меня в кабинете люди работают, – смущённо сказал Доронин, – Придётся их попросить…
– Зачем? – возразил Костюков. – Походим по берегу, подышим воздухом.
Они вышли на берег. Было уже совсем темно. Доронин с опаской посмотрел на неясную, колеблющуюся массу воды, которая то приближалась к ним, то снова отдалялась.
– Вот какое дело, товарищ Костюков, – начал Доронин, – положение на комбинате тяжёлое. Во-первых, кадры. Мне кажется, что командный состав оставляет желать много лучшего. Например, Венцов, главный инженер. Странный человек. Произносит громкие лозунги, декламирует о рыбной индустрии, а все кругом разваливается. Или, скажем, Вологдина. Знаете её?
Костюков кивнул.
– Вопросы самолюбия, личного первенства у неё на первом плане…
Доронин остановился, чтобы дать возможность секретарю райкома проявить своё отношение к его словам, но Костюков по-прежнему молчал и сосредоточенно глядел себе под ноги.
– Оснащения на производстве никакого, – уже начиная горячиться, продолжал Доронин. – Флот – старые калоши. Жилья нет. Люди работают от случая к случаю. Коммунистов – раз-два, и обчёлся. Партийной организации нет. В путину нам предстоит взять сто десять тысяч центнеров сельди. Я спрашиваю: как мы их возьмём? – совсем уже разгорячившись, воскликнул Доронин.
Они шли возле самой воды. Совсем рядом вздымались, налетали друг на друга и снова опускались чёрные высокие волны. От близкого соседства этой движущейся воды Доронину стало не по себе.
– Ты, товарищ Доронин, человек женатый? – вдруг спросил Костюков.
– Нет, – буркнул Доронин.
– А то я думаю, жене бы доставалось… – Костюков покачал головой и, помолчав, добавил:– Ты сейчас прямо из Ленинграда?
– Заезжал в Москву. Но сейчас речь идёт…
– Погоди. – Костюков взял Доронина под руку. – Какой ты человек, право! Приехал к нам из самого центра, и ни о чём тебя спросить нельзя. Что на комбинате делается, я немножко знаю, тут ты мне Америки не откроешь. А вот ленинградцев давно не встречал. Памятник товарищу Ленину опять на месте?
– На месте.
– А как, скажи мне, театр имени Кирова? Отремонтирован?
– Отремонтирован, – пробурчал Доронин, – об этом в газетах писали.
– Видишь ли, – Костюков легонько сжал его локоть, – я в сорок четвёртом был в Ленинграде… Подарки от сормовичей привозил… Какой город!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34