Ален позвонил в колокольчик и сел напротив.
— Полагаю, тебе не терпится узнать, зачем я пригласил тебя сегодня? — спросил он, многозначительно приподняв брови.
Франсуа обреченно вздохнул, готовясь к вопросу о долге, выплатить который он никак не мог.
Ален, будто прочитав его мысли, ободряюще улыбнулся.
— Не надо хмуриться, mon ami. Требовать у тебя денег я не собираюсь. Я прекрасно осведомлен о твоих доходах. Отдать такую огромную сумму сейчас ты не в состоянии.
— Я расплачусь, уверяю тебя, — пробормотал Франсуа.
— А вот в этом я слегка сомневаюсь, mon ami, — подмигнул ему Ален.
Он хотел сказать еще что-то, но в этот момент вошел дворецкий, и разговор на несколько минут прекратился. Дождавшись, когда слуга выйдет, Ален поудобнее устроился на стуле и посмотрел гостю в глаза, — Я рассчитывал, что сегодня мы сможем отметить радостное событие, — сообщил он, — но, к сожалению, немного просчитался.
— Радостное событие? — озадаченно переспросил Франсуа. — Что нам отмечать? Я тебе по-прежнему должен огромные деньги! Вот если бы все пошло так, как мы задумали, тогда другое дело. Ты стал бы моим шурином, а долг был бы аннулирован. Но этого не случилось, и я весь измучился, размышляя о том, как отдать тебе деньги. Это долг чести. Я обязательно расплачусь. Но радоваться пока нечему… — Он вздохнул. — И Этьен только что погиб.
— Этьен? — Ален сделал маленький глоток кофе. — Его смерть тебя огорчает?
— Mon Dieu! Конечно! — воскликнул Франсуа, в волнении вскакивая со стула и удивленно глядя на собеседника. — Мы были товарищами! Я знал и его, и всю семью с самого детства.., всю жизнь.
— О, а я и не знал, что вы были так близки, — наигранно удивился явно развеселившийся Ален.
Мы не были близкими друзьями. И ты прекрасно Знаешь об этом, черт побери! Но мы были товарищами, к тому же у нас…
Будто опомнившись, молодой человек смолк, сжавшиеся было кулаки разжались, руки бессильно опустились.
— Сядь-ка лучше, — резко приказал Хассон, — и послушай меня внимательно. Этьен умер, и с этим уже ничего не поделаешь. Он должен был умереть. Как только стало ясно, что он оказался в руках Хью, выбора не осталось. Это было необходимо для нас. Так же как необходима смерть самого америкашки.
— О Боже, неужели ты не шутишь… — заикаясь, произнес побледневший Франсуа. — Ты это серьезно?.. Ты собираешься убить его?
— Конечно, — кивнул Ален. — Более того, если бы удача не изменила мне несколько часов назад, он бы уже был покойником, случайной жертвой бандитского нападения.
— Ты пытался убить его? Сегодня? — пролепетал молодой человек.
— Именно так, — твердо произнес хозяин дома, холодно блеснув глазами. — Я полон решимости жениться на твоей сестре. Но пока Хью Ланкастер жив, как ты понимаешь, это не в моих силах. И не забывай, mon ami, ты тоже глубоко завяз во всем этом и нуждаешься в решении проблем не меньше, чем я.
— Но.., но ведь это убийство! Я никогда бы не согласился на убийство! Я потрясен гибелью Этьена, Это ужасно! А ты еще готовишь убийство моего шурина! Немыслимо!
— О, сколь нежна твоя совесть, mon ami! Я и не подозревал об этом, когда ты изложил мне однажды схему одного прибыльного дельца, — зло проговорил Ален. — Ведь если память мне не изменяет, это была именно твоя идея.
Франсуа судорожно проглотил подступивший к горлу комок.
— Да, я не могу отрицать этого, но я не думал… Это была только… — Он прервался на полуслове, стараясь справиться с мучившими его угрызениями совести, затем тяжело вздохнул. — Но ты не только не остановил меня, узнав, каким способом я намерен расплатиться, но сразу поддержал и развил мою идею. Ты с охотой вызвался помочь в ее осуществлении, а затем именно ты настаивал на том, чтобы мы крали все больше и больше. Мне это было нужно только для того, чтобы расплатиться с тобой. Сделав это, я хотел остановиться. — В глазах Франсуа мелькнуло отчаяние. — Когда ты потребовал, чтобы я немедленно расплатился, я и нашел единственную возможность, как сделать это. Все казалось не таким мерзким. Я просто брал чуть больше, чем мне полагалось. Но брал из средств своей собственной компании, как бы в долг. — Он с ненавистью посмотрел на Хассона. — Когда ты предложил мне помощь в организации краж, ты сказал, что речь идет об одной, от силы двух партиях груза. После этого, как ты говорил, я разделаюсь с долгами, и все пойдет по-прежнему. — Молодой человек скрипнул зубами. — Но затем ты увидел, как легко все получается, и жадность не позволила тебе остановиться!
— А ты, — мягко сказал Ален, в упор глядя на гостя своими холодными глазами, — не мог отойти от карточного стола. Так что не я один транжирил деньги, которые мне не принадлежат.
— Ты прав, — печально поник Франсуа, отводя взгляд. — Я вел себя как последний дурак! Я думал…
— Ты хотел доказать всем, что ты взрослый, умный и искушенный в житейских делах человек, — зло улыбнулся Ален. — Более того, ты надеялся удивить всех, переиграв меня. Но ты действительно дурак, если думаешь, что я мог допустить это. Я никогда не проигрывал и не намерен проигрывать сейчас. Ты слишком глубоко завяз в этих делах, чтобы отказаться от них, mon ami, — добавил он почти с жалостью.
— Не смей называть меня так! Я тебе не друг! Ты просто использовал меня, направляя туда, куда хотел. Ты заставил меня пойти по пути, на который я сам бы никогда не ступил. Сделал ты это примерно тем же способом, как, полагаю, и с Этьеном?
— О, даже так… Вижу, что, возможно, ошибся в тебе. Мне казалось, что ты, несмотря ни на что, самостоятельный человек и сам отчитываешься за свои поступки. — В голосе Алена послышались стальные нотки. — Ты об этом неоднократно заявлял, как я помню. Это была пустая болтовня? А твоя нелюбовь к американцам и гневные тирады в их адрес? Не более чем спектакль? Тебе уже нравится, что америкашка руководит тобой? Ты счастлив, что твоя сестра вышла замуж за этого безродного пришельца? Кстати, именно этот америкашка практически выкинул тебя из твоей же собственной компании.
— Я действительно не люблю американцев…
— Не любишь? Я не ослышался? Разве ты только что не встал на сторону этого наглого упрямца Хью Ланкастера? Между прочим, прошло всего несколько дней с тех пор, как ты был буквально взбешен его решением о чересчур щедрой помощи семье Этьена из средств компании. Тогда, как мне помнится, ты не был так добр к нему, да и по Этьену так не убивался.
— Проклятие! Неужели человек не может изменить свое мнение? Я не успел ничего обдумать, когда Хью ошарашил нас своим предложением! К своему стыду, должен признать, что руководствовался тогда лишь эмоциями, а не разумом. Я увидел в словах Хью лишь желание еще раз показать свою власть! Но затем я понял, что прав был он, а не я. Мы обязаны помочь семье Этьена. Более того, мне самому следовало выступить с таким предложением, коль скоро я оказался причастным к его смерти.
Хассон со стуком поставил кофейную чашку на стол.
— Позволь мне заметить, что ты становишься утомительным, топ… О, извини. Я не должен более называть тебя так, да?
— Не должен, — твердо произнес Франсуа, выпрямляясь. — Я более не считаю себя твоим другом. Какой же я идиот! Я пошел на поводу у своего дурацкого характера, позволил гордыне и предрассудкам ослепить меня и совершал один дурацкий поступок за другим. А ты, как я теперь понимаю, специально разжигал во мне ненависть к американцам. Из-за тебя и из-за своей собственной глупости я впутался в нечто совершенно бесчестное и позорное! Я погубил себя. А все из-за того, что захотел доказать маме, дяде, тебе и друзьям — в общем, всем, что я уже взрослый мужчина, способный решить любую свою проблему. А доказал только то, — голос его дрогнул, — что я всего лишь избалованный мальчишка и беспросветный дурак!
— Бог мой! Не сцену ли прозрения блудного сына я наблюдаю? — произнес, растягивая слова и злобно сверкая глазами, Ален. — Не раскаявшийся ли грешник, готовый во имя спасения к самобичеванию, забрел ко мне? Под твоим модным костюмом скрывается власяница? Ты намерен посвятить остаток жизни трудам праведным? Бросишься в объятия этого америкашки, я полагаю, и начнешь восполнять ущерб, который ты нанес семейной фирме? Сапоги своему шурину ты тоже готов лизать?
— Нет, — устало ответил Франсуа. Оскорбления, прозвучавшие в словах хозяина дома, он, казалось, пропустил мимо ушей. — Но мне горько от того, что произошло со мной. Я глубоко сожалею об этом и постараюсь сделать все, чтобы искупить свою вину и вновь обрести достоинство хотя бы в своих собственных глазах. Я был глупцом, но оставаться таковым не намерен!
— Я уже говорил, — демонстративно зевнул Ален, — что ты становишься чертовски утомительным. Когда ты метал громы и молнии, ненавидя америкашек, и пытался действовать вопреки ударам судьбы, ты мне нравился гораздо больше.
— Я и сейчас виню во всем прежде всего себя и сам хочу исправить свои ошибки, — сказал удрученный Франсуа, — О, ради Бога! Только не распускай слюни! Как только Хью отойдет в лучший мир, а я женюсь на твоей сестричке, ты, если хочешь, можешь отправиться в монастырь и отмаливать там грехи до самой смерти, но сейчас… — Сузившиеся глаза Алена взглянули на собеседника с угрозой. — Сейчас ты будешь делать то, что я тебе скажу!
— А если не буду?
— Если не будешь, то тогда уж действительно будешь жалеть об этом до конца жизни, — спокойно, но твердо предупредил Ален. — Я устрою так, что твоя роль в расхищении имущества собственной компании станет общеизвестной. Пожалуй, — задумчиво произнес он, — можно будет сделать достоянием гласности и твою причастность к убийству Этьена.
— А как насчет твоей причастности ко всему этому? — угрюмо спросил Франсуа. — Разоблачая меня, ты неизбежно раскроешь и свою роль.
— Не думаю, что так уж это и неизбежно. Тебе лучше других известно, что я все время держался в тени, — безмятежно улыбнулся Хассон. — Да, я опытной рукой направлял события в нужную сторону. Но идея принадлежит тебе, и предложил ее мне ты, а не наоборот. О моей причастности к этим делам знают очень немногие, и этих людей, добавлю, можно не брать в расчет. Естественно, ни один из тех, кто работает на меня, не станет выступать в твою защиту. — Видя, каким растерянным и хмурым сделалось лицо собеседника, он улыбнулся еще шире. — Ты, конечно, можешь оказаться таким дураком, что попытаешься свалить вину на меня. Что ж, попробуй. Но, не сомневаюсь, большинство наших знакомых расценит это как попытку испорченного, запутавшегося мальчишки избежать наказания за собственные прегрешения. Ты должен мне солидную сумму, и это станет лучшим доказательством, что именно ты пытался привлечь меня к преступному сговору. А уж я, поверь мне, постараюсь предстать в роли невинного агнца, которого ты пытаешься опорочить, чтобы не отдавать то, что принадлежит мне по праву. Уверен, это будет совсем нетрудно, — усмехнулся он. — Хочешь, поспорим, что мне все удастся?
Франсуа удрученно покачал головой. Ален был абсолютно прав. Более того, если бы даже он мог каким-то чудесным образом доказать всем, что именно Хассон сыграл зловещую роль в его судьбе, это бы ничего не изменило. Сам факт воровства лег бы страшным позором на семью Дюпре и всех родственников. Мама, конечно, стала бы винить в гибели сына себя. Дядя начал бы презирать его, сестра тоже. А Хью… Молодой человек даже вздрогнул, представив взгляд, которым одарит его шурин, если все узнает. Каким же идиотом он был! Упрямым, самоуверенным идиотом!
— Нет, — стараясь держаться достойно, ответил он— Спорить я с тобой не буду. Теперь-то я понимаю, что ни один умный человек не станет играть с тобой на деньги.
— Печально, что ты не понял эту истину раньше! — взорвался Ален. Он взбесился и уже не выбирал выражений. — Шляпа ты шляпа! Тебя было так легко одурачить, что я покатывался со смеху, наблюдая, как ты сам все глубже и глубже запутываешься в долгах.
— И что ты хочешь от меня теперь? — сухо спросил молодой человек, игнорируя новое оскорбление.
Спокойствие явно не желающего далее действовать с ним заодно Франсуа еще больше разозлило Хассона. Он молчал, стараясь взять себя в руки. Идиот! А чем же, думал он, все это может кончиться? Как смеет этот молокосос говорить теперь о совести! Ален, ощутив прилив мрачной веселости, чуть не рассмеялся вслух. Совесть! Он давно не обращал внимания на подобную ерунду, если она мешала получить то, что хочется. Он надеялся, что и Франсуа той же породы. Потому-то и ощутил себя обманутым, когда молодой человек заговорил вдруг о раскаянии. Что ж, когда Хью умрет, а Микаэла станет мадам Хассон, надо будет разобраться и с ее братцем.
— Ты не ответил на мой вопрос, Ален, — напомнил, вставая, Франсуа.
— О, извини, mon ami, — усмехнулся Ален, заставляя себя отвлечься от сладостных размышлений о будущем. — Я все-таки считаю возможным обратиться к тебе. Я — твой друг, хоть ты и думаешь, что это не так. Наши дела не очень плохи. А от тебя требуется совсем пустяковая услуга. Я хочу всего лишь, чтобы ты взял меня с собой в “Уголок любви”.
— Зачем?
— Просто потому, что я тебя об этом прошу! — скрипнул зубами Ален.
— А если я не захочу выполнить твою просьбу? — спросил Франсуа после довольно продолжительного раздумья.
— Если ты не захочешь, — с угрозой ответил Ален, — я сделаю изобретенный тобой способ обкрадывания собственной компании и семьи всеобщим достоянием. — Он мило улыбнулся. — Уверен, что мне это удастся, и тогда само имя Франсуа Дюпре будет неприлично произносить в обществе.
То, что будет именно так, молодой человек не сомневался. В последние недели он много думал о создавшемся положении и все больше и больше понимал, что за вежливыми манерами и симпатичной внешностью Хассона скрывается порочная и беспринципная натура. Ален водил знакомство с такими людьми, которых Франсуа ни за что бы не решился представить своим родственникам. От одного их вида становилось не по себе. У Алена везде были свои люди: и в домах уважаемых безупречных матрон, и в притонах, служивших прибежищем самых отвратительных грехов. А кроме того, за годы дружбы с Хассоном Франсуа успел убедиться, что Ален умеет с настоящей жестокостью создавать неприятности тем, кто ему не нравится.
Молодой человек бессильно опустил голову и прикрыл глаза. Выхода у него, похоже, не было.
— Я еду в “Уголок” в четверг. Мы с Жаном договорились отправиться туда утром, — произнес он, сделав ударение на имени дяди, и, открыв глаза, посмотрел на своего мучителя. — Как ты понимаешь, Я не могу просто так ни с того ни с сего пригласить тебя поехать с нами. Надо будет прежде спросить у Микаэлы, не возражает ли она против твоего визита. Не думаю, что ее обрадует моя просьба, придется долго и настойчиво уговаривать.
— Но ты попытаешься уговорить сестру принять меня, не так ли? — сказал Ален, лениво потягиваясь.
— Oui, — осторожно кивнул головой Франсуа. — Однако надо, чтобы согласилась не только Микаэла, но и Хью. А он вряд ли будет счастлив, узнав о перспективе твоего вторжения.
* * *
Франсуа, конечно, был прав. Но в тот самый момент, когда он говорил это, Хью чувствовал себя совершенно счастливым. Микаэла отдалась ему самозабвенно и горячо. Впервые за все время их совместной жизни ему было не просто приятно и сладко, он испытывал еще и особое чувство полного удовлетворения. Он знал наверняка: на этот раз удовольствие получила и Микаэла. Стоны и вздохи, которые вырывались из ее груди, доказывали это со всей очевидностью. То, что было между ними раньше, невольно порождало сомнение в собственных силах, опыте и способности физически удовлетворить жену. Теперь эти мучительные сомнения исчезли, и Хью чувствовал себя сильным и уверенным как никогда. Если именно за это пришлось заплатить ранением, то цена была более чем подходящая.
Мягкая, расслабленная Микаэла доверчиво положила голову на его плечо. Это было так приятно, что хотелось забыть обо всем на свете, тем более о разделявших их проблемах. И все-таки что-то тревожило. Как ни печально, а приходилось признать, что самая заветная его мечта — любовь Микаэлы, все так же несбыточна, как и прежде. То, что он сам глубоко и беззаветно любит ее, не означает, что он потерял память. Он не забыл ни об обстоятельствах, предшествующих их свадьбе, ни о том, что Микаэлу привлекло в нем только богатство. Тот проклятый разговор между ней и Франсуа, который Хью случайно подслушал у беседки, то и дело всплывал в памяти, разъедая душу и отравляя самые счастливые моменты. К услышанному тогда, будто капли яда, добавились слова Алисы.
По лицу Хью пробежала тень. Лоб чуть нахмурился. Он прекрасно понимал, что размышлять об обстоятельствах женитьбы нет никакого смысла, тем более сейчас. Но неприятные мысли, как надоедливые комары, неотступно кружились в голове, и отмахнуться от них было не так-то просто.
Микаэла тоже думала далеко не о самых приятных вещах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42