— И вы совершенно напрасно просите прощения, Джонатан, — вам не за что извиняться. — Она с улыбкой посмотрела на Сэма: — Так что давайте считать случившееся недоразумением, о котором надо поскорее забыть. Сейчас, как я понимаю, мы пойдем к экипажу, и у нас будут другие темы для разговора. После того, что произошло, у Чанса Уокера вряд ли хватит духу показаться перед нами снова.
— У него хватит наглости, — произнес Джонатан.
Сэм никак не отреагировал на реплику брата и казался явно расстроенным.
— Мне очень жаль, что Чанс произвел на вас плохое впечатление. Возможно, он несколько грубоват, но, поверьте, никогда и никому не сделал ничего плохого.
Джонатан исподлобья взглянул на Сэма.
— Это ты так думаешь, — бросил он, — но есть люди — я, например, — которые с тобой не согласятся.
Сэм собрался ответить и уже открыл рот, но в разговор вмешалась Констанция.
— Сколько можно говорить об этом человеке? — раздраженно спросила она. — За всю свою жизнь Чанc не сделал нам ничего хорошего. Мне неприятно говорить об этом, Сэм, но он точная копия своего пьяницы-отца. Я понимаю, ты сейчас скажешь, что Морли уже тридцать лет не брал в рот ни капли, но в любом случае и он, и Чане всегда были позором нашей семьи. — Высказавшись, Констанция очаровательно улыбнулась и продолжала уже совершенно иным тоном: — Простите меня, я, пожалуй, слишком разволновалась. Давайте последуем совету баронессы и забудем об этом грубияне.
Сэм, грустно улыбнувшись, молча пошел к ожидавшему невдалеке экипажу. Всю дорогу от порта до постоялого двора он рассказывал Фэнси и Эллен о Виргинии, стремясь заставить их поскорее забыть о происшедшем на пристани. Первая торговая фактория возникла на месте нынешнего Ричмонда более сотни лет назад, в 1637 году, говорил он. Колонисты поселились здесь потому, что именно отсюда было очень удобно плавать вверх по реке Джеймс. Впрочем, город начали строить только в 1737 году по проекту полковника Уильяма Берда. Глядя на разбросанные по северному берегу реки Джеймс сельские домики, Фэнси поражалась, как вырос Ричмонд. Всего несколько десятилетий назад на этом месте стояло небольшое поселение, где у индейцев за безделушки выменивали ценные меха, — сейчас Ричмонд стал настоящим городом, и в его порту кипела жизнь.
Внезапно Фэнси вновь подумала об индейцах, и ей вспомнился рассказ Чанса.
— Скажите, — неуверенно начала она, — индейцы, о которых говорил мистер Уокер, могут напасть на нас?
Джонатан лишь презрительно хмыкнул, а Сэм ответил:
— Вообще говоря, в такой глуши, как у нас, вдали от городов, может случиться все, что угодно. Но, моя дорогая леди Мерривейл, не думаю, что нам следует чего-то бояться. Индейцы действительно нападают сейчас на переселенцев, но довольно далеко отсюда, в долине Огайо. Крайне маловероятно, чтобы шауни или минго появились в наших краях. — Он улыбнулся, чтобы ободрить собеседницу. — Когда-то индейцы нападали и на нас, и кое-кто в нашем роду даже погиб от их рук, но сейчас мы с ними в дружбе. Кроме того, разгромить Уокер-Ридж не так-то просто. Наши владения обширны и хорошо защищены, а на плантациях и в доме много рабов, слуг и работников, так что в случае необходимости мы сможем дать достойный отпор любому племени, и индейцы не раз подумают, прежде чем пытаться вторгнуться к нам.
— Если, конечно, их не приведет с собой Чанс, — неприязненно заметил Джонатан.
Сэм вздохнул:
— По-моему, мы договорились больше не вспоминать о нем.
Окажись Чанс в экипаже, он, скорее всего нисколько не удивился бы тому, что Джонатан пытается очернить его. По собственному опыту Чанс хорошо знал: Джонатан часто плохо говорит о людях, представляя их в невыгодном свете. Оболгать человека, оклеветать его, упомянуть прилюдно о его недостатках ему ничего не стоило. Вообще говоря, Чанс всегда стремился по возможности избегать столкновений с Джонатаном, но забыть о том, как ненавидит его этот человек, наследник огромного состояния Уокеров, он тоже не мог. Даже вид очаровательной молодой женщины, доверчиво державшейся за руку Джонатана, не мог развеять печальных мыслей Чанса. Проводив глазами экипаж, он зашагал прочь.
Как и все общавшиеся с Уокерами, Чанс хорошо знал, что Джонатан возвращается домой из Англии и что вместе с ним приедет баронесса, которую он пригласил в Уокер-Ридж. Едва получив письмо от сына, Констанция поспешила оповестить об этом всех родственников, друзей и знакомых.. Фразы вроде «скоро приедет баронесса», или «баронесса с сестрой будут гостить у нас довольно долго», или «вы знаете, баронесса ведь вдова» то и дело слетали с ее уст в разговоре с кем бы то ни было. Говорила Констанция с таким видом, что собеседник понимал: вопрос о помолвке Джонатана с баронессой уже решен.
Чанс никогда не обращал на Констанцию особого внимания. Мать Джонатана он презирал почти так же, как и его самого. Предполагая, что Джонатан отправился в Англию на поиски невесты, Чане ничуть не удивился, узнав, что его недруг завоевал сердце какой-то светской дамы. Конечно, женщин в Джонатане привлекало не только его богатство — Чанс нехотя признавал, что он был довольно недурен собой. Более того, прожив рядом с Джонатаном не один год, Чанс хорошо знал, каким обаятельным он может казаться. Иногда даже замужние женщины забывали о супружеском долге и жертвовали всем ради того, чтобы быть с Джонатаном, думал Чанс, входя в небольшую портовую таверну.
В таверне было порядком накурено. Едва взглянув на поспешившую ему навстречу девушку-служанку, Чанс прошел через всю комнату в темный угол и опустился на старый дубовый стул. Он попытался больше не думать о Джонатане. До некоторой степени это ему удалось, однако образ молодой стройной женщины в сдвинутой набок шляпке стоял у него перед глазами. Наверное, это и есть та самая баронесса, думал Чанс с грустной улыбкой. Вот, значит, на ком Джонатан собирается жениться.
Вид баронессы поразил Чанса. Он ожидал увидеть немолодую аристократку, надменную и высокомерную, но вместо нее с корабля сошла красивая женщина, совсем непохожая на светскую даму. Более того, своим обликом она мало напоминала вдову. Чанс внезапно подумал, что гостья Джонатана выглядела скорее как девушка, чем как побывавшая замужем женщина. Пожалуй, любой человек, или, вернее, любой мужчина, увидев ее, задастся вопросом: уж не была ли она замужем за монахом?
Приближение служанки вывело Чанса из задумчивости. Улыбнувшись ей, он заказал пива, откинулся на спинку стула, вытянул ноги и попытался перевести мысли на что-нибудь более приятное. Но когда через несколько минут девушка вернулась с огромной кружкой пенящегося пива, Чанс все еще думал о баронессе. Образ молодой очаровательной женщины продолжал стоять перед его мысленным взором.
Едва увидев на палубе корабля даму, Чане сразу понял, что это и есть та самая баронесса, которую пригласил Джонатан. Все знали, на каком корабле Джонатан и его гостьи должны прибыть в Новый Свет, а Морли сказал Чансу, что Сэм и Констанция собираются встретить их в порту. Вообще-то Чанс в то утро пришел на пристань не затем, чтобы посмотреть на гостей. В трюме прибывшего из Англии корабля должно было находиться то, что, как надеялся Чанс, могло помочь ему осуществить один интересный план — основать на десяти тысячах акров земли, которые он восемь лет назад выиграл в кости у Джонатана, большой конный завод. В специально оборудованном в трюме стойле находились огромный гнедой жеребец, потомок знаменитого Летающего Чайлдерса, и две кобылы, которых в самом начале весны скрестили с Мэтчемом, породистым арабским скакуном. Прибытие корабля означало, что Чанс может приступить к осуществлению своей давнишней мечты. Он уже давно решил, каких лошадей будет разводить на ферме, и поручил своему агенту в Лондоне найти животных соответствующей породы.
Впрочем, радость Чанса изрядно омрачилась стычкой на пристани. Увидев, как баронесса мило улыбается Джонатану, Чанс неожиданно для самого себя пришел в ярость.
Нет, он никому не завидовал — даже Джонатану, будущему обладателю огромного состояния Уокеров. И все-таки, увидев на палубе корабля прекрасную стройную женщину в модном платье, беседовавшую с какой-то девушкой — видимо, со своей младшей сестрой — и очаровательно улыбавшуюся, он почувствовал невыразимую тоску. Мысль о том, что такая красавица будет принадлежать Джонатану, оказалась невыносимой, и Чанс едва не сорвался.
Объятый эмоциями, он даже рассердился на себя за то, что завидует человеку, бывшему все эти годы его недругом, и хочет, чтобы прибывшая из Англии очаровательная женщина принадлежала ему одному. В эту минуту Чанс презирал и себя, и баронессу. Неужели она не понимает, за кого собирается выйти замуж, думал он. Или ей безразлично? Джонатан Уокер сказочно богат — зачем же беспокоиться из-за того, что он негодяй, лжец и соблазнитель? Зачем вспоминать, что его руки запачканы кровью?
Чанс вздохнул. Ему-то какое дело до того, что баронесса хочет стать женой Джонатана? Видимо, он ее устраивает, а надменное выражение ее лица говорит о том, что она вполне достойна своего будущего мужа.
Сделав над собой усилие, Чанс перестал думать о баронессе и Джонатане. К дьяволу, решил он, допивая пиво и поднимаясь из-за стола. Парочка подходит друг другу, и оба заслуживают лишь презрения.
Решив, что настало время взглянуть на лошадей, Чанс вышел из таверны и направился обратно на пристань. Поговорив с капитаном, он понял, что прибыл вовремя — лошадей уже собирались выгружать.
Не в силах побороть волнение, Чанс молча наблюдал за тем, как животных, опутанных канатами, поднимают в воздух, а затем осторожно опускают на деревянный настил пристани. Увидев жеребца, он улыбнулся. Конь хорошо перенес плавание, и, хотя немного похудел, а шкура слегка потускнела, сильные стройные ноги и длинный корпус недвусмысленно говорили о чистоте породы. Кобылы, одна — высокая и черная, а другая — гнедая и более приземистая, также не выглядели истощенными. Итак, подумал Чанс, остается только отправить их в Чертово Место — плантацию на реке Джеймс, но сначала надо позаботиться о фураже.
Когда лошадей, наконец, выгрузили, Чанс оглянулся по сторонам, ища глазами Хью и Морли: они обещали прийти на пристань, чтобы помочь ему. Чанс уже начал думать о том, как справиться самому, но заметил двух высоких мужчин, быстрыми шагами приближавшихся к нему. Одежда Хью мало, чем отличалась от его собственной; Морли выглядел более официально — темно-серый камзол из плотной шерстяной ткани, черный платок на шее и треуголка. Ни Морли, ни тем более Хью не носили париков — заплетали волосы в косицы на затылке.
Увидев Хью и Морли, Чанс улыбнулся. Хью, сына Морли, он считал своим самым близким другом. Морли, который, как предполагали многие, был отцом Чанса, заботился о нем с детства. Чанс внезапно помрачнел. Ему вспомнились рассказы о том, как Морли однажды пришел к людям, ставшим его приемными родителями, с плачущим ребенком на руках. Морли всегда отрицал, что Чанс — его сын, но вразумительно объяснить, как младенец оказался у него, не мог. Кроме того, он ничего не говорил и о матери Чанса.
Несмотря на внешнее сходство — его можно было объяснить и тем, что все люди, принадлежавшие к клану Уокеров, походили друг на друга, — Чане никогда не верил в то, что Морли — его отец. Ведь если бы это действительно было так, как считали почти все родственники, друзья и знакомые, Морли было бы проще признаться в отцовстве, чем хранить молчание столько лет. Чанс уже давно перестал размышлять над тем, при каких обстоятельствах появился на свет. Тем не менее, он иногда удивлялся, имел ли Морли отношение к его рождению и почему за все эти годы его настоящие родители ни разу так и не вспомнили о его существовании…
Голос Хью вывел Чанса из задумчивости.
— Вот, значит, те самые клячи, которых мы должны отвезти в Чертово Место, — с веселой улыбкой сказал молодой человек.
— Клячи? — Чанс удивленно поднял брови. — Тебе не стыдно называть клячами самых чистокровных лошадей?
— Извини. — Хью не мог оторвать глаз от гнедого жеребца. — Я просто завидую. Даже после полутора месяцев плавания он выглядит великолепно. Следующей весной к тебе за много миль станут приезжать люди, чтобы скрестить своих кобыл с этим красавцем. А что касается этих, — он указал рукой на кобыл, — ты вполне можешь послать своему агенту в Лондоне премию. Очень неплохо поработал!
— Хью прав, — сказал Морли, также наблюдавший за лошадьми. — Это действительно то, что надо, и я уверен, что твои расходы скоро окупятся.
С годами Морли не очень изменился. В волосах, правда, появилась седина, на лице — морщины, живот стал немного выдаваться вперед, но движения и походка остались такими же быстрыми и стремительными, как прежде.
Хью очень напоминал молодого Морли: высокий и крепкий, с темными волосами и ярко-голубыми глазами — фамильными чертами Уокеров. Хью уже исполнилось двадцать семь лет, и он был старшим из четырех сыновей Морли. Он давно восхищался Чансом, и мысль о том, что они, возможно, братья, усиливала его привязанность. В общении Хью был любезен и обходителен, и Чанс всегда относился к нему с большой симпатией.
— Что ж, я рад, если они вам нравятся, — сказал Чанс, обращаясь к Морли. — Очень надеюсь, что все будет так, как вы сказали.
Чанс еще раз поговорил с капитаном, и, после того как все дела были улажены, друзья взяли лошадей под уздцы и направились к небольшой платной конюшне на западной окраине города. Там они хотели оставить животных до пятницы, когда собирались уехать из Ричмонда. Рядом с конюшней стояла таверна «Поющий петух», и, после того как лошади были устроены в стойлах, друзья завернули туда.
Войдя в таверну, Чанс, Морли и Хью направились в отдельную комнату и расположились за столом. Через несколько минут перед каждым из них уже стояла большая кружка пива. Морли закурил длинную трубку, и комната наполнилась запахом крепкого виргинского табака.
Только теперь Чанс упомянул об утреннем инциденте.
— Приди вы чуть пораньше, — сказал он, прикасаясь пальцами к ручке кружки, — вы бы, наверное, увидели Джонатана с его баронессой.
— Так, значит, ты видел ее? И Джонатана? — Морли выпрямился.
— Да. — Чанс кивнул. — А также миссис Констанцию Уокер и Сэма.
— Ну и какая из себя эта баронесса? — лениво поинтересовался Хыо. — Наверное, с лошадиной мордой и большими зубами…
— Не совсем. — Чанc неподвижно смотрел в одну точку. — Вообще-то довольно привлекательная особа. Мне даже захотелось попробовать, действительно ли она такая сладкая, какой кажется на первый взгляд.
— Но, Чанс, — встревожился Морли, — надеюсь, ты не хочешь…
— Что? — Глаза Чанса внезапно блеснули яростью. — Поступить с Джонатаном так, как он сам поступает с другими? Я думаю, ты согласишься, что когда-нибудь его следует наказать.
— Чанс, не надо. — Морли побледнел. — Да, я понимаю, то, что произошло с Дженни, ужасно. Более того, я не отрицаю, что в случившемся, может, виноват и Джонатан, но не надо постоянно думать о мести. — Он помрачнел. — Вряд ли имеет смысл без конца размышлять о том, чего уже не изменишь, или переживать из-за сделанных когда-то ошибок. О прошлом лучше забыть — иначе его груз раздавит тебя, мой мальчик.
«Как он едва не раздавил меня», — мысленно добавил Морли. Сознание того, что когда-то он, появившись перед домом Эндрю с ребенком на руках, побоялся рассказать всю правду и не решился сделать это впоследствии, угнетало его. Он чувствовал, что совсем скоро ему все-таки придется нарушить многолетнее молчание. Сэм и Летти изрядно постарели, да и сам Морли уже далеко не молод. Зимой он заболел воспалением легких и несколько недель пролежал в постели. Болезнь напомнила ему о том, что рано или поздно он должен оставить этот мир. Именно тогда Морли впервые подумал, что может унести с собой в могилу тайну рождения Чанса.
Увещевания Морли не подействовали на Чанса.
— Для того чтобы поквитаться с Джонатаном, я готов вытерпеть все, что угодно, — решительно сказал он.
— Отец прав, — тихо возразил Хью. — Я понимаю, смерть Дженни стала для тебя ударом, но с того времени прошло уже семь лет. Я дорого заплатил бы за то, чтобы Джонатан получил по заслугам, однако мне совершенно не хочется, чтобы с тобой после этого что-нибудь случилось.
— Так, значит, мы должны делать вид, будто ничего не произошло? — Чанс презрительно усмехнулся. — Притворяться, что не знаем, что Джонатан совратил мою жену, с которой я не прожил и двух лет? Вспомни — он соблазнил ее, а когда я должен был вернуться из Англии, где пробыл восемь месяцев, которые показались мне вечностью, и бросил. Неужели можно забыть, как Дженни, перепугавшись до смерти, повесилась за несколько часов до моего приезда? — Глаза Чанса заблестели от едва сдерживаемой ярости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— У него хватит наглости, — произнес Джонатан.
Сэм никак не отреагировал на реплику брата и казался явно расстроенным.
— Мне очень жаль, что Чанс произвел на вас плохое впечатление. Возможно, он несколько грубоват, но, поверьте, никогда и никому не сделал ничего плохого.
Джонатан исподлобья взглянул на Сэма.
— Это ты так думаешь, — бросил он, — но есть люди — я, например, — которые с тобой не согласятся.
Сэм собрался ответить и уже открыл рот, но в разговор вмешалась Констанция.
— Сколько можно говорить об этом человеке? — раздраженно спросила она. — За всю свою жизнь Чанc не сделал нам ничего хорошего. Мне неприятно говорить об этом, Сэм, но он точная копия своего пьяницы-отца. Я понимаю, ты сейчас скажешь, что Морли уже тридцать лет не брал в рот ни капли, но в любом случае и он, и Чане всегда были позором нашей семьи. — Высказавшись, Констанция очаровательно улыбнулась и продолжала уже совершенно иным тоном: — Простите меня, я, пожалуй, слишком разволновалась. Давайте последуем совету баронессы и забудем об этом грубияне.
Сэм, грустно улыбнувшись, молча пошел к ожидавшему невдалеке экипажу. Всю дорогу от порта до постоялого двора он рассказывал Фэнси и Эллен о Виргинии, стремясь заставить их поскорее забыть о происшедшем на пристани. Первая торговая фактория возникла на месте нынешнего Ричмонда более сотни лет назад, в 1637 году, говорил он. Колонисты поселились здесь потому, что именно отсюда было очень удобно плавать вверх по реке Джеймс. Впрочем, город начали строить только в 1737 году по проекту полковника Уильяма Берда. Глядя на разбросанные по северному берегу реки Джеймс сельские домики, Фэнси поражалась, как вырос Ричмонд. Всего несколько десятилетий назад на этом месте стояло небольшое поселение, где у индейцев за безделушки выменивали ценные меха, — сейчас Ричмонд стал настоящим городом, и в его порту кипела жизнь.
Внезапно Фэнси вновь подумала об индейцах, и ей вспомнился рассказ Чанса.
— Скажите, — неуверенно начала она, — индейцы, о которых говорил мистер Уокер, могут напасть на нас?
Джонатан лишь презрительно хмыкнул, а Сэм ответил:
— Вообще говоря, в такой глуши, как у нас, вдали от городов, может случиться все, что угодно. Но, моя дорогая леди Мерривейл, не думаю, что нам следует чего-то бояться. Индейцы действительно нападают сейчас на переселенцев, но довольно далеко отсюда, в долине Огайо. Крайне маловероятно, чтобы шауни или минго появились в наших краях. — Он улыбнулся, чтобы ободрить собеседницу. — Когда-то индейцы нападали и на нас, и кое-кто в нашем роду даже погиб от их рук, но сейчас мы с ними в дружбе. Кроме того, разгромить Уокер-Ридж не так-то просто. Наши владения обширны и хорошо защищены, а на плантациях и в доме много рабов, слуг и работников, так что в случае необходимости мы сможем дать достойный отпор любому племени, и индейцы не раз подумают, прежде чем пытаться вторгнуться к нам.
— Если, конечно, их не приведет с собой Чанс, — неприязненно заметил Джонатан.
Сэм вздохнул:
— По-моему, мы договорились больше не вспоминать о нем.
Окажись Чанс в экипаже, он, скорее всего нисколько не удивился бы тому, что Джонатан пытается очернить его. По собственному опыту Чанс хорошо знал: Джонатан часто плохо говорит о людях, представляя их в невыгодном свете. Оболгать человека, оклеветать его, упомянуть прилюдно о его недостатках ему ничего не стоило. Вообще говоря, Чанс всегда стремился по возможности избегать столкновений с Джонатаном, но забыть о том, как ненавидит его этот человек, наследник огромного состояния Уокеров, он тоже не мог. Даже вид очаровательной молодой женщины, доверчиво державшейся за руку Джонатана, не мог развеять печальных мыслей Чанса. Проводив глазами экипаж, он зашагал прочь.
Как и все общавшиеся с Уокерами, Чанс хорошо знал, что Джонатан возвращается домой из Англии и что вместе с ним приедет баронесса, которую он пригласил в Уокер-Ридж. Едва получив письмо от сына, Констанция поспешила оповестить об этом всех родственников, друзей и знакомых.. Фразы вроде «скоро приедет баронесса», или «баронесса с сестрой будут гостить у нас довольно долго», или «вы знаете, баронесса ведь вдова» то и дело слетали с ее уст в разговоре с кем бы то ни было. Говорила Констанция с таким видом, что собеседник понимал: вопрос о помолвке Джонатана с баронессой уже решен.
Чанс никогда не обращал на Констанцию особого внимания. Мать Джонатана он презирал почти так же, как и его самого. Предполагая, что Джонатан отправился в Англию на поиски невесты, Чане ничуть не удивился, узнав, что его недруг завоевал сердце какой-то светской дамы. Конечно, женщин в Джонатане привлекало не только его богатство — Чанс нехотя признавал, что он был довольно недурен собой. Более того, прожив рядом с Джонатаном не один год, Чанс хорошо знал, каким обаятельным он может казаться. Иногда даже замужние женщины забывали о супружеском долге и жертвовали всем ради того, чтобы быть с Джонатаном, думал Чанс, входя в небольшую портовую таверну.
В таверне было порядком накурено. Едва взглянув на поспешившую ему навстречу девушку-служанку, Чанс прошел через всю комнату в темный угол и опустился на старый дубовый стул. Он попытался больше не думать о Джонатане. До некоторой степени это ему удалось, однако образ молодой стройной женщины в сдвинутой набок шляпке стоял у него перед глазами. Наверное, это и есть та самая баронесса, думал Чанс с грустной улыбкой. Вот, значит, на ком Джонатан собирается жениться.
Вид баронессы поразил Чанса. Он ожидал увидеть немолодую аристократку, надменную и высокомерную, но вместо нее с корабля сошла красивая женщина, совсем непохожая на светскую даму. Более того, своим обликом она мало напоминала вдову. Чанс внезапно подумал, что гостья Джонатана выглядела скорее как девушка, чем как побывавшая замужем женщина. Пожалуй, любой человек, или, вернее, любой мужчина, увидев ее, задастся вопросом: уж не была ли она замужем за монахом?
Приближение служанки вывело Чанса из задумчивости. Улыбнувшись ей, он заказал пива, откинулся на спинку стула, вытянул ноги и попытался перевести мысли на что-нибудь более приятное. Но когда через несколько минут девушка вернулась с огромной кружкой пенящегося пива, Чанс все еще думал о баронессе. Образ молодой очаровательной женщины продолжал стоять перед его мысленным взором.
Едва увидев на палубе корабля даму, Чане сразу понял, что это и есть та самая баронесса, которую пригласил Джонатан. Все знали, на каком корабле Джонатан и его гостьи должны прибыть в Новый Свет, а Морли сказал Чансу, что Сэм и Констанция собираются встретить их в порту. Вообще-то Чанс в то утро пришел на пристань не затем, чтобы посмотреть на гостей. В трюме прибывшего из Англии корабля должно было находиться то, что, как надеялся Чанс, могло помочь ему осуществить один интересный план — основать на десяти тысячах акров земли, которые он восемь лет назад выиграл в кости у Джонатана, большой конный завод. В специально оборудованном в трюме стойле находились огромный гнедой жеребец, потомок знаменитого Летающего Чайлдерса, и две кобылы, которых в самом начале весны скрестили с Мэтчемом, породистым арабским скакуном. Прибытие корабля означало, что Чанс может приступить к осуществлению своей давнишней мечты. Он уже давно решил, каких лошадей будет разводить на ферме, и поручил своему агенту в Лондоне найти животных соответствующей породы.
Впрочем, радость Чанса изрядно омрачилась стычкой на пристани. Увидев, как баронесса мило улыбается Джонатану, Чанс неожиданно для самого себя пришел в ярость.
Нет, он никому не завидовал — даже Джонатану, будущему обладателю огромного состояния Уокеров. И все-таки, увидев на палубе корабля прекрасную стройную женщину в модном платье, беседовавшую с какой-то девушкой — видимо, со своей младшей сестрой — и очаровательно улыбавшуюся, он почувствовал невыразимую тоску. Мысль о том, что такая красавица будет принадлежать Джонатану, оказалась невыносимой, и Чанс едва не сорвался.
Объятый эмоциями, он даже рассердился на себя за то, что завидует человеку, бывшему все эти годы его недругом, и хочет, чтобы прибывшая из Англии очаровательная женщина принадлежала ему одному. В эту минуту Чанс презирал и себя, и баронессу. Неужели она не понимает, за кого собирается выйти замуж, думал он. Или ей безразлично? Джонатан Уокер сказочно богат — зачем же беспокоиться из-за того, что он негодяй, лжец и соблазнитель? Зачем вспоминать, что его руки запачканы кровью?
Чанс вздохнул. Ему-то какое дело до того, что баронесса хочет стать женой Джонатана? Видимо, он ее устраивает, а надменное выражение ее лица говорит о том, что она вполне достойна своего будущего мужа.
Сделав над собой усилие, Чанс перестал думать о баронессе и Джонатане. К дьяволу, решил он, допивая пиво и поднимаясь из-за стола. Парочка подходит друг другу, и оба заслуживают лишь презрения.
Решив, что настало время взглянуть на лошадей, Чанс вышел из таверны и направился обратно на пристань. Поговорив с капитаном, он понял, что прибыл вовремя — лошадей уже собирались выгружать.
Не в силах побороть волнение, Чанс молча наблюдал за тем, как животных, опутанных канатами, поднимают в воздух, а затем осторожно опускают на деревянный настил пристани. Увидев жеребца, он улыбнулся. Конь хорошо перенес плавание, и, хотя немного похудел, а шкура слегка потускнела, сильные стройные ноги и длинный корпус недвусмысленно говорили о чистоте породы. Кобылы, одна — высокая и черная, а другая — гнедая и более приземистая, также не выглядели истощенными. Итак, подумал Чанс, остается только отправить их в Чертово Место — плантацию на реке Джеймс, но сначала надо позаботиться о фураже.
Когда лошадей, наконец, выгрузили, Чанс оглянулся по сторонам, ища глазами Хью и Морли: они обещали прийти на пристань, чтобы помочь ему. Чанс уже начал думать о том, как справиться самому, но заметил двух высоких мужчин, быстрыми шагами приближавшихся к нему. Одежда Хью мало, чем отличалась от его собственной; Морли выглядел более официально — темно-серый камзол из плотной шерстяной ткани, черный платок на шее и треуголка. Ни Морли, ни тем более Хью не носили париков — заплетали волосы в косицы на затылке.
Увидев Хью и Морли, Чанс улыбнулся. Хью, сына Морли, он считал своим самым близким другом. Морли, который, как предполагали многие, был отцом Чанса, заботился о нем с детства. Чанс внезапно помрачнел. Ему вспомнились рассказы о том, как Морли однажды пришел к людям, ставшим его приемными родителями, с плачущим ребенком на руках. Морли всегда отрицал, что Чанс — его сын, но вразумительно объяснить, как младенец оказался у него, не мог. Кроме того, он ничего не говорил и о матери Чанса.
Несмотря на внешнее сходство — его можно было объяснить и тем, что все люди, принадлежавшие к клану Уокеров, походили друг на друга, — Чане никогда не верил в то, что Морли — его отец. Ведь если бы это действительно было так, как считали почти все родственники, друзья и знакомые, Морли было бы проще признаться в отцовстве, чем хранить молчание столько лет. Чанс уже давно перестал размышлять над тем, при каких обстоятельствах появился на свет. Тем не менее, он иногда удивлялся, имел ли Морли отношение к его рождению и почему за все эти годы его настоящие родители ни разу так и не вспомнили о его существовании…
Голос Хью вывел Чанса из задумчивости.
— Вот, значит, те самые клячи, которых мы должны отвезти в Чертово Место, — с веселой улыбкой сказал молодой человек.
— Клячи? — Чанс удивленно поднял брови. — Тебе не стыдно называть клячами самых чистокровных лошадей?
— Извини. — Хью не мог оторвать глаз от гнедого жеребца. — Я просто завидую. Даже после полутора месяцев плавания он выглядит великолепно. Следующей весной к тебе за много миль станут приезжать люди, чтобы скрестить своих кобыл с этим красавцем. А что касается этих, — он указал рукой на кобыл, — ты вполне можешь послать своему агенту в Лондоне премию. Очень неплохо поработал!
— Хью прав, — сказал Морли, также наблюдавший за лошадьми. — Это действительно то, что надо, и я уверен, что твои расходы скоро окупятся.
С годами Морли не очень изменился. В волосах, правда, появилась седина, на лице — морщины, живот стал немного выдаваться вперед, но движения и походка остались такими же быстрыми и стремительными, как прежде.
Хью очень напоминал молодого Морли: высокий и крепкий, с темными волосами и ярко-голубыми глазами — фамильными чертами Уокеров. Хью уже исполнилось двадцать семь лет, и он был старшим из четырех сыновей Морли. Он давно восхищался Чансом, и мысль о том, что они, возможно, братья, усиливала его привязанность. В общении Хью был любезен и обходителен, и Чанс всегда относился к нему с большой симпатией.
— Что ж, я рад, если они вам нравятся, — сказал Чанс, обращаясь к Морли. — Очень надеюсь, что все будет так, как вы сказали.
Чанс еще раз поговорил с капитаном, и, после того как все дела были улажены, друзья взяли лошадей под уздцы и направились к небольшой платной конюшне на западной окраине города. Там они хотели оставить животных до пятницы, когда собирались уехать из Ричмонда. Рядом с конюшней стояла таверна «Поющий петух», и, после того как лошади были устроены в стойлах, друзья завернули туда.
Войдя в таверну, Чанс, Морли и Хью направились в отдельную комнату и расположились за столом. Через несколько минут перед каждым из них уже стояла большая кружка пива. Морли закурил длинную трубку, и комната наполнилась запахом крепкого виргинского табака.
Только теперь Чанс упомянул об утреннем инциденте.
— Приди вы чуть пораньше, — сказал он, прикасаясь пальцами к ручке кружки, — вы бы, наверное, увидели Джонатана с его баронессой.
— Так, значит, ты видел ее? И Джонатана? — Морли выпрямился.
— Да. — Чанс кивнул. — А также миссис Констанцию Уокер и Сэма.
— Ну и какая из себя эта баронесса? — лениво поинтересовался Хыо. — Наверное, с лошадиной мордой и большими зубами…
— Не совсем. — Чанc неподвижно смотрел в одну точку. — Вообще-то довольно привлекательная особа. Мне даже захотелось попробовать, действительно ли она такая сладкая, какой кажется на первый взгляд.
— Но, Чанс, — встревожился Морли, — надеюсь, ты не хочешь…
— Что? — Глаза Чанса внезапно блеснули яростью. — Поступить с Джонатаном так, как он сам поступает с другими? Я думаю, ты согласишься, что когда-нибудь его следует наказать.
— Чанс, не надо. — Морли побледнел. — Да, я понимаю, то, что произошло с Дженни, ужасно. Более того, я не отрицаю, что в случившемся, может, виноват и Джонатан, но не надо постоянно думать о мести. — Он помрачнел. — Вряд ли имеет смысл без конца размышлять о том, чего уже не изменишь, или переживать из-за сделанных когда-то ошибок. О прошлом лучше забыть — иначе его груз раздавит тебя, мой мальчик.
«Как он едва не раздавил меня», — мысленно добавил Морли. Сознание того, что когда-то он, появившись перед домом Эндрю с ребенком на руках, побоялся рассказать всю правду и не решился сделать это впоследствии, угнетало его. Он чувствовал, что совсем скоро ему все-таки придется нарушить многолетнее молчание. Сэм и Летти изрядно постарели, да и сам Морли уже далеко не молод. Зимой он заболел воспалением легких и несколько недель пролежал в постели. Болезнь напомнила ему о том, что рано или поздно он должен оставить этот мир. Именно тогда Морли впервые подумал, что может унести с собой в могилу тайну рождения Чанса.
Увещевания Морли не подействовали на Чанса.
— Для того чтобы поквитаться с Джонатаном, я готов вытерпеть все, что угодно, — решительно сказал он.
— Отец прав, — тихо возразил Хью. — Я понимаю, смерть Дженни стала для тебя ударом, но с того времени прошло уже семь лет. Я дорого заплатил бы за то, чтобы Джонатан получил по заслугам, однако мне совершенно не хочется, чтобы с тобой после этого что-нибудь случилось.
— Так, значит, мы должны делать вид, будто ничего не произошло? — Чанс презрительно усмехнулся. — Притворяться, что не знаем, что Джонатан совратил мою жену, с которой я не прожил и двух лет? Вспомни — он соблазнил ее, а когда я должен был вернуться из Англии, где пробыл восемь месяцев, которые показались мне вечностью, и бросил. Неужели можно забыть, как Дженни, перепугавшись до смерти, повесилась за несколько часов до моего приезда? — Глаза Чанса заблестели от едва сдерживаемой ярости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37