возвещавший заутреню,– двенадцать ударов. Боясь, как бы Игрейна не проснулась, Горлуа бросил взгляд на постель. Но нет, она по-прежнему спала, если только не притворялась. Он почувствовал, как в его теле медленно нарастает жаркая волна желания при виде обнаженной спины и длинных белокурых волос королевы, рассыпавшихся по подушке. В голубоватом свете луны ее кожа казалось почти такой же белой, как льняные простыни, на которых она спала. Такая нежная и прохладная… Его губы еще помни ли упругость ее груди, когда он самозабвенно впивался в нее… Один Бог свидетель, как она кричала, плакала и царапалась, прежде чем наконец покорилась, а возможно, даже и получила удовольствие… Или не получила. Какая разница…
Так или иначе, он слишком устал. Он чувствовал себя грязным, потным и вонючим, и ему не слишком хотелось затевать новую постельную схватку с Игрейной. Горлуа поморщился и полностью отдернул кожаную занавесь с окна, чтобы впустить побольше воздуха в затхлую атмосферу комнаты. Его веки отяжелели от усталости, но возбуждение последних дней было слишком сильным, чтобы он смог успокоиться. Стоило ему лишь слегка задремать, как перед ним начинали беспорядочно мелькать картины недавних событий, и он просыпался одним скачком, с бешено колотящимся сердцем. Искаженные ненавистью бородатые лица гномов, лучники, обрушивающие на них тучи стрел, убитый король Пеллегун и его собственные слезы рядом с телом старого друга… Красная Гора, погребающая под собой Болдуина и его народ… Склоненные головы и ускользающие взгляды придворных… Обнаженное тело Игрейны, такое юное, судорожно извивающееся под его тяжестью…
Горлуа приблизился к ней и посмотрел на ее детское лицо, полузакрытое блестящим потоком белокурых волос. Он протянул руку, чтобы убрать прядь с ее щеки, но тут глаза молодой женщины внезапно раскрылись, и она инстинктивно, словно зверь, подалась назад. Она и в самом деле не спала…
– Оставьте меня!
Старый сенешаль отдернул руку, словно обжегшись, и отошел, испытывая скорее обиду, чем гнев. Она прижала к себе простыню, чтобы скрыть наготу (как будто он досыта не насладился ее телом еще совсем недавно!), и, несмотря на ее молодость и широко раскрытые испуганные глаза, в которых стояли слезы, он увидел перед собой королеву. Супругу Пеллегуна.
– Хорошо, я вас оставляю, – проворчал он, беря с сундука длинную льняную рубашку и набрасывая ее на себя, – но я с вами еще не закончил. Хотите вы этого или нет, вы будете моей королевой.
– Вы не король! – воскликнула она так пронзительно, что он испугался, как бы от этого крика не проснулся весь дворец.
Горлуа вышел и быстро закрыл за собой дверь.
В конце концов, пусть спит одна – так даже лучше. Что ему сейчас нужно – так это освежающая ванна в купальне и подходящая компания, с которой можно выпить и поговорить о сражении… У него в руках весь город, вся армия, а главное – Меч… И Игрейна тоже в его руках. Все в королевстве уже должны были об этом узнать. И тогда какая разница – любит она его или нет. Пеллегуна она тоже не любила. Или, во всяком случае, меньше, чем он сам, для кого король был почти братом. Как он мог оставить ее править? С какой стати? Ведь она даже не могла подарить ему наследника!
От грохота закрывшейся двери проснулись два рыцаря – из тех, кого он взял в свою личную охрану, – сморенные усталостью и спавшие прямо на стульях в комнате перед спальней, где королевская чета имела обыкновение принимать наиболее доверенных из своих подданных. Кажется, после битвы они ни разу не снимали доспехов…
– От вас воняет, как от козлов! – недовольно поморщившись, сказал Горлуа. – Ну-ка живо со мной в баню!
Стоявшие в коридоре стражники, вооруженные короткими копьями, выпрямились и взяли на караул, но сенешаль даже не взглянул на них. Галерея, ведущая в королевские апартаменты, служила также и куртиной, тянувшейся до центральной башни. После влажной духоты спальни здесь было освежающе прохладно. В мощных стенах с обеих сторон были прорублены бойницы, сквозь которые галерею продувало ветром. Над ней выступали две сторожевые вышки – цилиндрические каменные будочки, в нижней части которых были пробиты отверстия, чтобы наблюдать за приближением врага и стрелять в случае нападения. Запах и несмолкаемое жужжаниемух, доносившиеся оттуда, ясно указывали, для чего используют их стражники в мирное время…
Пройдя несколько шагов, Горлуа заметил в темном участке галереи, между двумя горевшими факелами, какую-то бесформенную груду тряпья, которая вблизи оказалась человеческой фигурой, облаченной в грубошерстную рясу.
– Что это? – спросил он, указывая на лежавшего подбородком, но тот уже поднимался с пола.
– Простите меня, мессир… Кажется, я заснул…
Он подошел ближе к свету факела, и тогда Горлуа его узнал – это был Блейз, францисканский монах с унылой физиономией, духовник королевы.
– Мы не смогли увидеться днем, – сказал он.
– А зачем? – спросил Горлуа. – Разве я тебя звал?
Рыцари и стражники позади них захохотали, но монах смотрел на него с таким выражением, что Горлуа почувствовал себя задетым – в нем смешивались доброжелательность, сочувствие и… неужели жалость?!
– Я полагал, что ты нуждаешься в помощи Господа, сын мой. Чтобы умиротворить свою душу…
Горлуа сжал кулаки и несколько мгновений с ненавистью смотрел на монаха, однако сдержался и лишь глубоко вздохнул.
– Хорошо… завтра.
– Завтра, сын мой, возможно, будет слишком поздно. Ты живешь в смертном грехе! Нужно исповедаться в грехах и смиренно молить Господа о прощении.
– Смиренно молить?
Один из рыцарей насмешливо фыркнул и сделал шаг в сторону францисканца, но угроза не подействовала на него. Горлуа пришлось сделать еще одно усилие над собой, чтобы сдержаться.
– Завтра, ладно? Сегодня я не нуждаюсь в Господе. Я нуждаюсь в том, чтобы принять ванну, выпить и поесть.
Он хлопнул монаха по плечу с деланной улыбкой и двинулся дальше по коридору в сопровождении свиты.
– Тебе и самому, кстати, не мешало бы поесть, – крикнул он, обернувшись через плечо. – На тебя смотреть страшно!
– Без Бога ты никогда не станешь королем, – бросил Блейз вслед удаляющимся фигурам.
Горлуа ничего не ответил, но его усмешка исчезла.
Утер и его спутники уже давно не встречали никого на своем пути. Ночью они шли, днем прятались. Съестные припасы Брана закончились (в основном истребленные им самим, поскольку он ел непрестанно с вечера до утра и, возможно, даже тогда, когда они с Ульфином засыпали). Если бы они не охотились и не собирали ягоды и коренья, им грозила бы голодная смерть. Однако охотиться ночью было нелегко и для гнома, а долгое пребывание под Красной Горой отучило их голодать. Поэтому они невольно старались держаться поближе к землям, освоенным людьми.
Сейчас они молча (если не считать урчания в животе Брана) сидели под густой кроной огромного ясеня, не пропускавшей свет звезд, и напряженно вглядывались в крошечный огонек вдалеке – он был слишком маленьким для костра или даже для факела и больше всего напоминал свет свечи.
– Ты что-нибудь видишь? – спросил Утер у гнома.
– Я ничего не вижу, но я чувствую запах! Там варится что-то вроде мясного рагу, кажется, из зайчатины… Еще немножко, и будет готово…
Рыцарь слегка пожал плечами. По какой-то необъяснимой причине его тянуло к этому свету. Ему не нравилось это непонятное смешанное ощущение необходимости и в то же время отторжения. Он повернулся к Ульфину и увидел, что его старший товарищ осторожно вытаскивает меч, придерживая ножны, чтобы оружие не зазвенело. Затем Ульфин поднялся, вышел из-под укрытия густых веток и, отойдя на несколько локтей, повернулся к своим спутникам и сделал им знак приблизиться. Они тут же вскочили и в два прыжка оказались по обе стороны от него. Под ногами Брана затрещали сучья, когда он, встав слева от Ульфина, со своей обычной невозмутимостью вскинул на плечо мощный топор, держа его двумя руками, словно мясник, приготовившийся к разделке туш. К счастью, никто не отреагировал на этот шум. Утер, напротив, двигался бесшумно, почти как эльф. Он сделал несколько шагов вправо от Ульфйна, видя лишь его силуэт, а потом снова начал вглядываться в слабый огонек, горевший прямо перед ними.
Он слышал, как шуршит сухая трава под его кожаными сапогами и как длинная кольчуга при каждом движении постукивает по его щиколоткам. Он все еще не обнажал меч, хотя держал его наготове, прижатым к бедру, и, затаив дыхание, прислушивался к малейшему шуму. Изо всех сил всматриваясь в окружающую темноту, он, наконец, различил смутные очертания какого-то жилища, слишком низкого, чтобы оказаться человеческим, разве что оно наполовину было скрыто в земле… Крестьяне, жившие на больших равнинах, часто строили себе подобные дома, чтобы уберечься от ветра и от чужих взглядов… Но крестьяне почти никогда не жили поодиночке, и вряд ли можно было найти хутор, который не был бы ничем защищен – даже простой бревенчатой оградой. Утер быстро оглянулся и буквально застыл на месте. Его спутники исчезли. Он пригнулся почти к самой земле, стараясь рассмотреть их силуэты на чуть более светлом фоне неба, но не увидел ничего, кроме смутных очертаний низкорослых деревьев. Он снова задержал дыхание и напряг слух. Ничего. Лишь слабый огонек – должно быть, в окне хижины. Утер медленно обнажил меч и продолжал идти вперед, иногда поглядывая влево, где должны были находиться его компаньоны. И вдруг споткнулся о чье-то тело. Ему с трудом удалось удержаться на ногах.
Это был гном с уродливым застывшим лицом, похожим на старую картофелину, одетый во что-то вроде мехового жилета, – без всякого сомнения, мертвый, хотя на теле не было никаких признаков ран. Разглядев выражение его лица, можно было подумать, что он умер от страха.
– Утер!
Молодой человек резко вскинул голову, разозлившись, что кто-то из приятелей окликает его в полный голос, но тут же понял, что это не Бран и не Ульфин. Дверь крохотного жилища открылась, и в луче слабого света на пороге показался высокий тонкий силуэт человека, закутанного в плащ и безоружного.
– Утер…
В этот раз голос раздался словно внутри его головы. Утер пошатнулся и схватился рукой за горло, ощутив внезапное головокружение и дурноту. И в то же мгновение его охватил гнев – скорее, волна бешенства, захлестнувшая его с головой.
– Проклятье! Я так и знал, что это ты!
Он подскочил к человеку и грубо прижал его к стене хижины.
– Мерлин! Где тебя носило все это время?
Мужчина-ребенок выскользнул из его рук с ловкостью ужа и нырнул в хижину, прежде чем рыцарь успел что-то сделать. Выругавшись, он вложил меч в ножны и после некоторого колебания сложил руки рупором и прокричал в темноту:
– Все в порядке! Идите сюда!
Мерлин ждал его внутри, помешивая длинной ложкой аппетитно пахнувшее мясное варево в котелке над небольшим костром. Если не считать горящей свечи, которую Утер заметил раньше, это было единственное освещение хижины, в которую рыцарь вошел, согнувшись почти вдвое – настолько низким был потолок. Вокруг громоздилась разнообразная кухонная утварь, сундуки, груды мехов и оружия. Типичное жилище гнома…
– Это ты его убил? – спросил Утер, указывая подбородком туда, где за порогом хижины лежал труп.
– Не знаю, – прошептал Мерлин. – Кажется, я его испугал…
Утер с отвращением дернул головой и сел прямо на землю. Мужчина-ребенок улыбался в своей привычной манере, помешивая рагу с видом полного безразличия, между тем как рыцарь пристально рассматривал его. Все тот же бесформенный синий плащ, те же короткие, совершенно белые волосы, по которым издали его можно было принять за старика, и тот же детский взгляд – словно весь мир был для него всего лишь жалким фарсом…
– Мне бы очень хотелось узнать одну вещь, – сказал Утер.
Он замолчал и заговорил лишь тогда, когда Мерлин обернулся к нему:
– Сколько тебе лет?
Мужчина-ребенок расхохотался. Он уже собирался ответить, когда в хижину шумно ввалился Бран, держа наготове свой топор.
– Кто это? – проворчал он, указывая на Мерлина.
– Все в порядке, – сказал Утер. – Он с нами.
Гном втянул носом воздух, одобрительно кивнул и поставил топор в угол комнаты.
– Пахнет вкусно, – сказал он. – Зайчатина?
Мерлин улыбнулся, зачерпнул из котелка полную ложку и поднес ее ко рту гнома. Потом вопросительно взглянул на Утера, который кивнул и протянул руку за ложкой – слишком быстро, чтобы показаться безразличным к еде.
– Этого шрама у тебя раньше не было, – заметил Мерлин, разглядывая его. – Он тебе идет… Теперь ты выглядишь как настоящий воин!
Утер с недобрым видом покосился на него, но мужчина-ребенок продолжал насмешливо улыбаться.
– А где твой второй приятель? – невинным тоном осведомился он. – Он к нам не зайдет?
Утер встряхнул головой и невольно усмехнулся.
– Все-то ты видишь…
– Я вижу то, о чем ты даже не подозреваешь, – невозмутимо отвечал Мерлин. – Я видел Ллиэн, и я видел твою дочь. И я вижу, что они обе нуждаются в тебе.
– Мою дочь?
Утер, ошеломленный, обернулся в сторону Брана, проверяя, не слышит ли их гном, но тот не обращал никакого внимания на разговор, занятый лишь содержимым своей миски.
– Кстати, что касается твоего друга, магия тут ни при чем, – продолжал Мерлин как ни в чем не бывало. – Я вижу в темноте так же хорошо, как днем. Это у меня с эльфийской стороны.
– Ллиэн… У нас… дочь?
Мерлин удивленно-насмешливо взглянул на него.
– Ах да, ты ведь не знал… Бедный Утер – так долго просидел в плену у гномов, которых хотел спасти!
Он искоса бросил взгляд на Брана, все еще уплетавшего мясное рагу.
– Ну что ж, оказалось, что оно и к лучшему…
Он захихикал, но Утер резко схватил его за плащ и швырнул на землю. В следующий миг он поставил колено ему на грудь и изо всех сил прижал к земле, одновременно вцепившись ему в горло.
– Ты будешь говорить, проклятый ублюдок? Где Ллиэн? Что случилось с моей дочерью?
Голос Ульфина, внезапно раздавшийся позади него, заставил Утера вздрогнуть.
– Если хочешь, чтобы он заговорил, лучше отпусти его. Он уже весь посинел – слишком сильно даже для эльфа…
Утер заколебался, но потом все же встал, освобождая Мерлина.
– Это не эльф, – проворчал он.
Он посмотрел на приятеля, который, согнувшись, стоял у двери, потом перевел взгляд на Мерлина и не смог сдержать гримасы отвращения от одного его вида. После этого он вернулся к очагу и, отпихнув Брана, положил себе в миску щедрую порцию ароматного дымящегося варева, зачерпнув ложкой с самого дна.
– У тебя еще есть шанс, – сказал он, обращаясь к Ульфину. – Я вижу, мессир Бран уже позаботился о себе.
Гном, придерживая свою миску, отодвинулся, освобождая место для Ульфина. Тот сел рядом с Утером, с любопытством глядя на Мерлина, который корчился на земле, задыхаясь и отплевываясь.
– Ты прав, это не эльф… – сказал он. Потом вытащил из котелка большой кусок мяса на кости и принялся старательно обгладывать ее.
– …и, однако, на нем плащ друида.
– Он полукровка, – сказал Утер. – Наполовину эльф, наполовину человек – а на самом деле не эльф, не человек. Ублюдок, который целыми днями тащился за мной и королевой Ллиэн, а потом бросил нас как раз в тот момент, когда был в самом деле нужен!
– Не тебе говорить об ублюдках, – сказал Мерлин, поморщившись. – Это не слишком-то вежливо по отношению к твоей дочери.
Он чуть не подпрыгнул, когда Утер изо всех сил швырнул в него свою миску, которая, пролетев мимо, разбилась о деревянную стену. Даже Бран удивленно поднял голову, на минуту оторвавшись от еды.
Утер поднялся так резко, что ударился головой о низкий потолок, и это еще больше усилило его гнев. Он одной рукой схватил Мерлина за воротник; плаща и, глядя на него сверкающими от ненависти глазами, занес над его головой кулак, чтобы заставить замолчать навсегда.
– Подожди! – пискнул тот.
Он скосил глаза в ту сторону, где сидели Ульфин и гном, и тихо добавил:
– Подожди, пока они заснут.
Утер опустил руку. В этой убогой хижине было слишком темно, чтобы ясно увидеть лицо Мерлина, но в этот момент ему показалось, что он видит перед собой подростка – мальчика двенадцати-тринадцати лет, не больше. Одинокого испуганного ребенка, брошенного всеми… Его охватил стыд.
– В чем дело? – насмешливо спросил за его спиной Бран.
– Все в порядке, – проворчал Утер. – Спи!
– Еще чего! Мне совсем не хочется спать!
Утер разъяренно обернулся к нему, но тут вмешался Ульфин.
– Я тоже не хочу спать, – сказал он, поднимаясь и полностью загораживая собой слабый свет очага. – Мне страшно хочется пить, а здесь нечем утолить жажду! Поблизости был ручей, нужно пойти наполнить наши мехи.
Он толкнул локтем Брана:
– Пошли!
Гном открыл было рот, чтобы возразить, но сумрачный вид Утера остановил его.
– Надо же, как мы все ошибались, – тихо сказал Ульфин, проходя мимо своего товарища по оружию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Так или иначе, он слишком устал. Он чувствовал себя грязным, потным и вонючим, и ему не слишком хотелось затевать новую постельную схватку с Игрейной. Горлуа поморщился и полностью отдернул кожаную занавесь с окна, чтобы впустить побольше воздуха в затхлую атмосферу комнаты. Его веки отяжелели от усталости, но возбуждение последних дней было слишком сильным, чтобы он смог успокоиться. Стоило ему лишь слегка задремать, как перед ним начинали беспорядочно мелькать картины недавних событий, и он просыпался одним скачком, с бешено колотящимся сердцем. Искаженные ненавистью бородатые лица гномов, лучники, обрушивающие на них тучи стрел, убитый король Пеллегун и его собственные слезы рядом с телом старого друга… Красная Гора, погребающая под собой Болдуина и его народ… Склоненные головы и ускользающие взгляды придворных… Обнаженное тело Игрейны, такое юное, судорожно извивающееся под его тяжестью…
Горлуа приблизился к ней и посмотрел на ее детское лицо, полузакрытое блестящим потоком белокурых волос. Он протянул руку, чтобы убрать прядь с ее щеки, но тут глаза молодой женщины внезапно раскрылись, и она инстинктивно, словно зверь, подалась назад. Она и в самом деле не спала…
– Оставьте меня!
Старый сенешаль отдернул руку, словно обжегшись, и отошел, испытывая скорее обиду, чем гнев. Она прижала к себе простыню, чтобы скрыть наготу (как будто он досыта не насладился ее телом еще совсем недавно!), и, несмотря на ее молодость и широко раскрытые испуганные глаза, в которых стояли слезы, он увидел перед собой королеву. Супругу Пеллегуна.
– Хорошо, я вас оставляю, – проворчал он, беря с сундука длинную льняную рубашку и набрасывая ее на себя, – но я с вами еще не закончил. Хотите вы этого или нет, вы будете моей королевой.
– Вы не король! – воскликнула она так пронзительно, что он испугался, как бы от этого крика не проснулся весь дворец.
Горлуа вышел и быстро закрыл за собой дверь.
В конце концов, пусть спит одна – так даже лучше. Что ему сейчас нужно – так это освежающая ванна в купальне и подходящая компания, с которой можно выпить и поговорить о сражении… У него в руках весь город, вся армия, а главное – Меч… И Игрейна тоже в его руках. Все в королевстве уже должны были об этом узнать. И тогда какая разница – любит она его или нет. Пеллегуна она тоже не любила. Или, во всяком случае, меньше, чем он сам, для кого король был почти братом. Как он мог оставить ее править? С какой стати? Ведь она даже не могла подарить ему наследника!
От грохота закрывшейся двери проснулись два рыцаря – из тех, кого он взял в свою личную охрану, – сморенные усталостью и спавшие прямо на стульях в комнате перед спальней, где королевская чета имела обыкновение принимать наиболее доверенных из своих подданных. Кажется, после битвы они ни разу не снимали доспехов…
– От вас воняет, как от козлов! – недовольно поморщившись, сказал Горлуа. – Ну-ка живо со мной в баню!
Стоявшие в коридоре стражники, вооруженные короткими копьями, выпрямились и взяли на караул, но сенешаль даже не взглянул на них. Галерея, ведущая в королевские апартаменты, служила также и куртиной, тянувшейся до центральной башни. После влажной духоты спальни здесь было освежающе прохладно. В мощных стенах с обеих сторон были прорублены бойницы, сквозь которые галерею продувало ветром. Над ней выступали две сторожевые вышки – цилиндрические каменные будочки, в нижней части которых были пробиты отверстия, чтобы наблюдать за приближением врага и стрелять в случае нападения. Запах и несмолкаемое жужжаниемух, доносившиеся оттуда, ясно указывали, для чего используют их стражники в мирное время…
Пройдя несколько шагов, Горлуа заметил в темном участке галереи, между двумя горевшими факелами, какую-то бесформенную груду тряпья, которая вблизи оказалась человеческой фигурой, облаченной в грубошерстную рясу.
– Что это? – спросил он, указывая на лежавшего подбородком, но тот уже поднимался с пола.
– Простите меня, мессир… Кажется, я заснул…
Он подошел ближе к свету факела, и тогда Горлуа его узнал – это был Блейз, францисканский монах с унылой физиономией, духовник королевы.
– Мы не смогли увидеться днем, – сказал он.
– А зачем? – спросил Горлуа. – Разве я тебя звал?
Рыцари и стражники позади них захохотали, но монах смотрел на него с таким выражением, что Горлуа почувствовал себя задетым – в нем смешивались доброжелательность, сочувствие и… неужели жалость?!
– Я полагал, что ты нуждаешься в помощи Господа, сын мой. Чтобы умиротворить свою душу…
Горлуа сжал кулаки и несколько мгновений с ненавистью смотрел на монаха, однако сдержался и лишь глубоко вздохнул.
– Хорошо… завтра.
– Завтра, сын мой, возможно, будет слишком поздно. Ты живешь в смертном грехе! Нужно исповедаться в грехах и смиренно молить Господа о прощении.
– Смиренно молить?
Один из рыцарей насмешливо фыркнул и сделал шаг в сторону францисканца, но угроза не подействовала на него. Горлуа пришлось сделать еще одно усилие над собой, чтобы сдержаться.
– Завтра, ладно? Сегодня я не нуждаюсь в Господе. Я нуждаюсь в том, чтобы принять ванну, выпить и поесть.
Он хлопнул монаха по плечу с деланной улыбкой и двинулся дальше по коридору в сопровождении свиты.
– Тебе и самому, кстати, не мешало бы поесть, – крикнул он, обернувшись через плечо. – На тебя смотреть страшно!
– Без Бога ты никогда не станешь королем, – бросил Блейз вслед удаляющимся фигурам.
Горлуа ничего не ответил, но его усмешка исчезла.
Утер и его спутники уже давно не встречали никого на своем пути. Ночью они шли, днем прятались. Съестные припасы Брана закончились (в основном истребленные им самим, поскольку он ел непрестанно с вечера до утра и, возможно, даже тогда, когда они с Ульфином засыпали). Если бы они не охотились и не собирали ягоды и коренья, им грозила бы голодная смерть. Однако охотиться ночью было нелегко и для гнома, а долгое пребывание под Красной Горой отучило их голодать. Поэтому они невольно старались держаться поближе к землям, освоенным людьми.
Сейчас они молча (если не считать урчания в животе Брана) сидели под густой кроной огромного ясеня, не пропускавшей свет звезд, и напряженно вглядывались в крошечный огонек вдалеке – он был слишком маленьким для костра или даже для факела и больше всего напоминал свет свечи.
– Ты что-нибудь видишь? – спросил Утер у гнома.
– Я ничего не вижу, но я чувствую запах! Там варится что-то вроде мясного рагу, кажется, из зайчатины… Еще немножко, и будет готово…
Рыцарь слегка пожал плечами. По какой-то необъяснимой причине его тянуло к этому свету. Ему не нравилось это непонятное смешанное ощущение необходимости и в то же время отторжения. Он повернулся к Ульфину и увидел, что его старший товарищ осторожно вытаскивает меч, придерживая ножны, чтобы оружие не зазвенело. Затем Ульфин поднялся, вышел из-под укрытия густых веток и, отойдя на несколько локтей, повернулся к своим спутникам и сделал им знак приблизиться. Они тут же вскочили и в два прыжка оказались по обе стороны от него. Под ногами Брана затрещали сучья, когда он, встав слева от Ульфина, со своей обычной невозмутимостью вскинул на плечо мощный топор, держа его двумя руками, словно мясник, приготовившийся к разделке туш. К счастью, никто не отреагировал на этот шум. Утер, напротив, двигался бесшумно, почти как эльф. Он сделал несколько шагов вправо от Ульфйна, видя лишь его силуэт, а потом снова начал вглядываться в слабый огонек, горевший прямо перед ними.
Он слышал, как шуршит сухая трава под его кожаными сапогами и как длинная кольчуга при каждом движении постукивает по его щиколоткам. Он все еще не обнажал меч, хотя держал его наготове, прижатым к бедру, и, затаив дыхание, прислушивался к малейшему шуму. Изо всех сил всматриваясь в окружающую темноту, он, наконец, различил смутные очертания какого-то жилища, слишком низкого, чтобы оказаться человеческим, разве что оно наполовину было скрыто в земле… Крестьяне, жившие на больших равнинах, часто строили себе подобные дома, чтобы уберечься от ветра и от чужих взглядов… Но крестьяне почти никогда не жили поодиночке, и вряд ли можно было найти хутор, который не был бы ничем защищен – даже простой бревенчатой оградой. Утер быстро оглянулся и буквально застыл на месте. Его спутники исчезли. Он пригнулся почти к самой земле, стараясь рассмотреть их силуэты на чуть более светлом фоне неба, но не увидел ничего, кроме смутных очертаний низкорослых деревьев. Он снова задержал дыхание и напряг слух. Ничего. Лишь слабый огонек – должно быть, в окне хижины. Утер медленно обнажил меч и продолжал идти вперед, иногда поглядывая влево, где должны были находиться его компаньоны. И вдруг споткнулся о чье-то тело. Ему с трудом удалось удержаться на ногах.
Это был гном с уродливым застывшим лицом, похожим на старую картофелину, одетый во что-то вроде мехового жилета, – без всякого сомнения, мертвый, хотя на теле не было никаких признаков ран. Разглядев выражение его лица, можно было подумать, что он умер от страха.
– Утер!
Молодой человек резко вскинул голову, разозлившись, что кто-то из приятелей окликает его в полный голос, но тут же понял, что это не Бран и не Ульфин. Дверь крохотного жилища открылась, и в луче слабого света на пороге показался высокий тонкий силуэт человека, закутанного в плащ и безоружного.
– Утер…
В этот раз голос раздался словно внутри его головы. Утер пошатнулся и схватился рукой за горло, ощутив внезапное головокружение и дурноту. И в то же мгновение его охватил гнев – скорее, волна бешенства, захлестнувшая его с головой.
– Проклятье! Я так и знал, что это ты!
Он подскочил к человеку и грубо прижал его к стене хижины.
– Мерлин! Где тебя носило все это время?
Мужчина-ребенок выскользнул из его рук с ловкостью ужа и нырнул в хижину, прежде чем рыцарь успел что-то сделать. Выругавшись, он вложил меч в ножны и после некоторого колебания сложил руки рупором и прокричал в темноту:
– Все в порядке! Идите сюда!
Мерлин ждал его внутри, помешивая длинной ложкой аппетитно пахнувшее мясное варево в котелке над небольшим костром. Если не считать горящей свечи, которую Утер заметил раньше, это было единственное освещение хижины, в которую рыцарь вошел, согнувшись почти вдвое – настолько низким был потолок. Вокруг громоздилась разнообразная кухонная утварь, сундуки, груды мехов и оружия. Типичное жилище гнома…
– Это ты его убил? – спросил Утер, указывая подбородком туда, где за порогом хижины лежал труп.
– Не знаю, – прошептал Мерлин. – Кажется, я его испугал…
Утер с отвращением дернул головой и сел прямо на землю. Мужчина-ребенок улыбался в своей привычной манере, помешивая рагу с видом полного безразличия, между тем как рыцарь пристально рассматривал его. Все тот же бесформенный синий плащ, те же короткие, совершенно белые волосы, по которым издали его можно было принять за старика, и тот же детский взгляд – словно весь мир был для него всего лишь жалким фарсом…
– Мне бы очень хотелось узнать одну вещь, – сказал Утер.
Он замолчал и заговорил лишь тогда, когда Мерлин обернулся к нему:
– Сколько тебе лет?
Мужчина-ребенок расхохотался. Он уже собирался ответить, когда в хижину шумно ввалился Бран, держа наготове свой топор.
– Кто это? – проворчал он, указывая на Мерлина.
– Все в порядке, – сказал Утер. – Он с нами.
Гном втянул носом воздух, одобрительно кивнул и поставил топор в угол комнаты.
– Пахнет вкусно, – сказал он. – Зайчатина?
Мерлин улыбнулся, зачерпнул из котелка полную ложку и поднес ее ко рту гнома. Потом вопросительно взглянул на Утера, который кивнул и протянул руку за ложкой – слишком быстро, чтобы показаться безразличным к еде.
– Этого шрама у тебя раньше не было, – заметил Мерлин, разглядывая его. – Он тебе идет… Теперь ты выглядишь как настоящий воин!
Утер с недобрым видом покосился на него, но мужчина-ребенок продолжал насмешливо улыбаться.
– А где твой второй приятель? – невинным тоном осведомился он. – Он к нам не зайдет?
Утер встряхнул головой и невольно усмехнулся.
– Все-то ты видишь…
– Я вижу то, о чем ты даже не подозреваешь, – невозмутимо отвечал Мерлин. – Я видел Ллиэн, и я видел твою дочь. И я вижу, что они обе нуждаются в тебе.
– Мою дочь?
Утер, ошеломленный, обернулся в сторону Брана, проверяя, не слышит ли их гном, но тот не обращал никакого внимания на разговор, занятый лишь содержимым своей миски.
– Кстати, что касается твоего друга, магия тут ни при чем, – продолжал Мерлин как ни в чем не бывало. – Я вижу в темноте так же хорошо, как днем. Это у меня с эльфийской стороны.
– Ллиэн… У нас… дочь?
Мерлин удивленно-насмешливо взглянул на него.
– Ах да, ты ведь не знал… Бедный Утер – так долго просидел в плену у гномов, которых хотел спасти!
Он искоса бросил взгляд на Брана, все еще уплетавшего мясное рагу.
– Ну что ж, оказалось, что оно и к лучшему…
Он захихикал, но Утер резко схватил его за плащ и швырнул на землю. В следующий миг он поставил колено ему на грудь и изо всех сил прижал к земле, одновременно вцепившись ему в горло.
– Ты будешь говорить, проклятый ублюдок? Где Ллиэн? Что случилось с моей дочерью?
Голос Ульфина, внезапно раздавшийся позади него, заставил Утера вздрогнуть.
– Если хочешь, чтобы он заговорил, лучше отпусти его. Он уже весь посинел – слишком сильно даже для эльфа…
Утер заколебался, но потом все же встал, освобождая Мерлина.
– Это не эльф, – проворчал он.
Он посмотрел на приятеля, который, согнувшись, стоял у двери, потом перевел взгляд на Мерлина и не смог сдержать гримасы отвращения от одного его вида. После этого он вернулся к очагу и, отпихнув Брана, положил себе в миску щедрую порцию ароматного дымящегося варева, зачерпнув ложкой с самого дна.
– У тебя еще есть шанс, – сказал он, обращаясь к Ульфину. – Я вижу, мессир Бран уже позаботился о себе.
Гном, придерживая свою миску, отодвинулся, освобождая место для Ульфина. Тот сел рядом с Утером, с любопытством глядя на Мерлина, который корчился на земле, задыхаясь и отплевываясь.
– Ты прав, это не эльф… – сказал он. Потом вытащил из котелка большой кусок мяса на кости и принялся старательно обгладывать ее.
– …и, однако, на нем плащ друида.
– Он полукровка, – сказал Утер. – Наполовину эльф, наполовину человек – а на самом деле не эльф, не человек. Ублюдок, который целыми днями тащился за мной и королевой Ллиэн, а потом бросил нас как раз в тот момент, когда был в самом деле нужен!
– Не тебе говорить об ублюдках, – сказал Мерлин, поморщившись. – Это не слишком-то вежливо по отношению к твоей дочери.
Он чуть не подпрыгнул, когда Утер изо всех сил швырнул в него свою миску, которая, пролетев мимо, разбилась о деревянную стену. Даже Бран удивленно поднял голову, на минуту оторвавшись от еды.
Утер поднялся так резко, что ударился головой о низкий потолок, и это еще больше усилило его гнев. Он одной рукой схватил Мерлина за воротник; плаща и, глядя на него сверкающими от ненависти глазами, занес над его головой кулак, чтобы заставить замолчать навсегда.
– Подожди! – пискнул тот.
Он скосил глаза в ту сторону, где сидели Ульфин и гном, и тихо добавил:
– Подожди, пока они заснут.
Утер опустил руку. В этой убогой хижине было слишком темно, чтобы ясно увидеть лицо Мерлина, но в этот момент ему показалось, что он видит перед собой подростка – мальчика двенадцати-тринадцати лет, не больше. Одинокого испуганного ребенка, брошенного всеми… Его охватил стыд.
– В чем дело? – насмешливо спросил за его спиной Бран.
– Все в порядке, – проворчал Утер. – Спи!
– Еще чего! Мне совсем не хочется спать!
Утер разъяренно обернулся к нему, но тут вмешался Ульфин.
– Я тоже не хочу спать, – сказал он, поднимаясь и полностью загораживая собой слабый свет очага. – Мне страшно хочется пить, а здесь нечем утолить жажду! Поблизости был ручей, нужно пойти наполнить наши мехи.
Он толкнул локтем Брана:
– Пошли!
Гном открыл было рот, чтобы возразить, но сумрачный вид Утера остановил его.
– Надо же, как мы все ошибались, – тихо сказал Ульфин, проходя мимо своего товарища по оружию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24