Ну как, дошло до тебя что-нибудь?
– Думаю, да.
– Так мы едем или будем трепать языками? – крикнул им Йохо.
Колючка засмеялась.
– Поехали, – сказала она Мэнди. – Проедешься с нами и лучше поймешь, о чем я толкую.
– А что будет, если вы разок не поедете? – спросила Мэнди.
– Не знаю! Может, ничего и не будет. Может, Крысы отовсюду полезут. Может, мы свихнемся. Кто знает? Просто, когда мы ездим, нам кажется, что это нужно!
Мэнди уселась на мотоцикл за спиной Колючки.
– Наверно, я знаю, о чем ты говоришь. Когда я вижу, как вы все проноситесь на своих мотоциклах, у меня сразу дух захватывает. Мне не удавалось попасть на ваши выступления, но я…
– Понятно! В городе столько групп. За всеми не угонишься!
– И все равно, когда Мэри спросила, не хочу ли я поездить с вами, мне показалось, что я вдруг выиграла неожиданный приз! И до сих пор у меня такое чувство.
– «Колесо Фортуны», – проговорила Колючка.
– Что?
– Было когда-то такое игровое шоу.
– Что-то вроде телевизора?
– В том мире так развлекались простые люди. А ты когда-нибудь видела телевизор?
– Нет. А ты?
– Видела. У одного моего приятеля была такая штука, которая записывала всякие шоу. Это был класс! Чего мы только не посмотрели на его старых записях! А потом кто-то эту штуку стырил.
Мотоциклы один за другим взревели, ожили, и разговаривать стало невозможно. Колючка пришпорила свою машину. Она повернула руль, и мотоцикл отозвался низким рычанием.
– Держись! – крикнула она Мэнди.
Та обхватила Колючку за талию, и они понеслись. В конце квартала Мэнди поймала себя на том, что с лица у нее не сходит улыбка, как у шутовской головы, венчающей жезл Задиры.
Сидя в «Танцующем хорьке», эти двое являли собой разительный контраст. Куривший трубку Фаррел Дин был низкорослый, плотный, в неизменных заплатанных брюках и стеганой куртке. Будучи чистокровным эльфом, родившимся в Эльфлэнде, он тем не менее казался толстым хозяином гостиницы из какой-то средневековой chanson de geste. Штырь же – худой, гибкий, в черных джинсах, сапогах и кожаной куртке, с длинными черными дредами и темно-кофейной кожей, вполне мог слиться с тенями.
В клубе только и были они двое да еще Дженни-Колокольчик, маленькая девушка-эльф, свистящая в свистульку. Сейчас она сидела в углу и тихонько насвистывала монотонную простенькую мелодию, под которую у ее ног танцевал Лабби. Время от времени Дженни поглядывала на обоих мужчин. Штыря она знала, но разговаривать с ним ей не доводилось. Видела-то она его здесь часто, поскольку бывала в клубе и в роли подавальщицы, и во время разных концертов, но когда Штырь приходил в клуб, Дженни предпочитала развлекать Лабби – хорек был явно без ума от бретонских танцевальных мелодий.
Мало кто чувствовал себя со Штырем легко. Хотя казалось, все в Граньтауне его знают, так же как и он знает каждого, друзьями Штыря можно было с уверенностью считать только Фаррела Дина и Берлин, а та большей частью работала у Диггеров или выступала с группой Джо До-ди-ди, исполнявшей старые блюзы.
Дженни часто думала: как странно, что Фаррел Дин и Штырь, видимо, помнят далекие-далекие времена. Ее это удивляло не потому, что Фаррел Дин был чистокровным эльфом, а Штырь точно – человеком, и не таким уж старым, если можно судить по внешности; нет, Дженни недоумевала потому, что Штырь, казалось, помнил времена, пред шествовавшие возвращению Эльфлэнда, словно он жил в те дни, когда это случилось.
Она закончила гавот витиеватой гаммой, и Лабби свалился у ее ног, умоляюще устремив на нее глаза в ожидании продолжения. Фаррел Дин, глядя на них, улыбнулся.
– Кажется, мы только вчера оборудовали это местечко, – проговорил он.
– Не вчера, а много-много вечеров тому назад, – поправил его Штырь.
Он кивнул, когда Фаррел Дин собрался снова наполнить его бокал. Янтарное вино, выдержанное в Граньтауне, но взращенное на виноградниках Эльфлэнда, заиграло в бокале. Они обменялись тостами, чокнулись, выпили и снова откинулись на спинки кресел. Фаррел Дин возился со своей трубкой. Вытряхнув пепел, он сосредоточенно нахмурился. Но табак тут же заалел, и он вставил трубку в рот.
– По городу бродит один из Чистокровок с револьвером, – сказал он, не выпуская изо рта трубки.
Штырь бросил на него внимательный взгляд.
– Настоящий револьвер, можешь не сомневаться, Штырь! Этот мерзавец уже и за Границей поупражнялся. Револьвер хранился у матушки Мондрейк, только кто-то у нее вчера его свистнул. Она сама не знает, как это случилось, но вечером к ней наведывалась шайка Чистокровок.
– Кто тебе сказал? – спросил Штырь.
– Джон Колдшойн. Он забрел вчера вечером посмотреть группу «Волшебное безумие».
– Так! Есть сведения, у кого этот револьвер сейчас?
Фаррел Дин покачал головой.
– Но в городе неспокойно, и я думаю, надо ждать неприятностей.
Штырь встал и залпом допил вино.
– Кто ж так непочтительно хлещет вино эльфов? – заметил Фаррел Дин.
– Надо найти этот револьвер, – ответил Штырь. – Я бы не возражал, пусть эти шайки перестреляют друг друга, только стрельба, чего доброго, пойдет и дальше.
– Может, им охота просто поиграться, – высказал надежду Фаррел Дин. – Ты же знаешь этих ребят.
– Думаешь, все ограничится игрой? Фаррел Дин вздохнул.
– Не поручусь.
– И правильно! – Штырь резко свистнул, и Лабби, прервав танец, бросился к нему. – Спасибо тебе, Дженни, что развлекаешь малыша! – сказал Штырь Дженни. Колокольчик и вышел из клуба в сопровождении хорька.
Дженни даже глаза вытаращила, так ее удивило, что он знает, как ее зовут.
Фаррел Дин, оставшись за столом, положил на него трубку и до краев наполнил бокал.
«Досадно!» – думал он. Он дорого бы дал, чтобы не сообщать Штырю об этом револьвере. Но кто еще сможет отыскать подонка так же быстро? А ведь беспорядки, которые может породить оружие в руках юнцов, им сейчас меньше всего нужны. И так напряжение в городе все нарастает. Но почему-то ему кажется, что Штырь так и так столкнется с этим револьвером – будет он его искать или нет. Фаррел Дин нахмурился и залпом осушил стакан, так же мало уделяя внимания тому, какое ценное вино он пьет, как до этого Штырь. Может, хотел заглушить забродившие в голове дурные предчувствия? С тех пор как он покинул Эльфлэнд, способность предвидеть редко давала себя знать. С чего же вдруг она тревожит его именно сейчас?
Он налил себе еще бокал.
Для Мэнди этот день был сплошным праздником. Она по очереди ехала за спиной то одного, то другого байкера из «Оленьих плясок» и чувствовала, что снова, как в детстве, влюбляется в эти рычащие низкими голосами машины. Ей всегда хотелось иметь мотоцикл. Уж в крайнем случае она бы и на мотороллер согласилась, но, будь ее воля, она выбрала бы чоппер или такой старый мотоцикл, как у Штыря.
На первой же остановке Джонни Джек вручил ей маску, чтобы она действительно выглядела как член их группы. Это была маска лисы – легкая, дырочки для глаз забраны цветным стеклом, так что серебристые, как у всех эльфов, глаза Мэнди не могли ее выдать. Когда она попыталась скрепя сердце отказаться от таких подарков, Джонни сказал, что маска все равно уже давно валяется без дела. Мэнди не знала, правду он говорит или нет, но предпочла поверить и радостно завладела этой чудесной вещью.
В лисьей маске и в украшенной лентами куртке, с бубенчиками, позвякивающими на щиколотках, Мэнди лихо, прыгая с ноги на ногу, отплясывала вместе с остальными в импровизированном шоу на углу Хо-стрит и Брюс-стрит под аккомпанемент Колючки, которая на старом, видавшем виды аккордеоне наяривала старинный английский танец хорнпайп. Потом все снова оседлали мотоциклы и понеслись дальше – цепочка пестрых цыганистых байкеров; в глаза тем, кто видел, как они мчатся мимо, только искры летели, словно волшебная эльфийская пыль.
В этот вечер группа выступала в клубе «Сердце кувырком», расположенном в большом, похожем на амбар складском помещении на окраине Скандального предместья. Играть Мэнди постеснялась, но с удовольствием, стоя в своем новом костюме у самой сцены, наблюдала за выступающими. Да и на зрителей стоило посмотреть. Их было ровно две половины – панки и публика постарше, первые прыгали и скакали, вторые отплясывали народные танцы. Но к концу второго отделения уже панки с их торчащими вихрами и кожаными куртками пустились выписывать затейливые коленца хорнпайпа, а пожилые принялись прыгать и скакать. Ясно было, что и тем и другим прежде всего хотелось повеселиться.
К началу третьего отделения Мэнди все еще тушевалась, но у нее руки чесались взяться за гитару. С ней всегда так бывало, когда она слушала хорошую игру. Пальцы сами подхватывали ритм, постукивая по бедру. Когда Колючка подошла к ней и спросила, не присоединится ли она к исполнению некоторых номеров, Мэнди поняла, что сопротивляться не в силах.
«Дорога к границе», «Вверх по Хелли-О», «Яблочная страна», «Томми, ты связался с дураками»…
Мелодии сменяли друг друга, а Мэнди за своей лисьей маской широко улыбалась и продолжала подпевать, даже когда группа затянула незнакомую мелодию. Вслушиваясь в слова, Мэнди подумала, что эта песня как раз о группе «Оленьи пляски».
Своих рогов не презирай, Ты с ними был рожден. Твой дед носил их и отец, Гордился ими он.
Хэлло-вей, джелли-вей! Мы встали до рассвета, эге-гей, Приветствуем мы лето, эгей! Здравствуй, светлый май, А ты, зима, прощай! Эгей!
«Но песня совсем не о смене времен года», – размышляла Мэнди, подпевая хору. Неважно, что сейчас на дворе. В песне поется о том, что на смену дню всегда приходит ночь, на смену веселым временам – мрачные, но вдалеке тебя всегда ждет свет – надо только стремиться к нему, а не копаться в своих неудачах. Под аккомпанемент отбивающих жесткий ритм электронных ударных Колючка громыхала на синтезаторе. Йохо играл на контрабасе, Задира прыгал на авансцене, вертя своим шутовским жезлом, остальные толпились у двух микрофонов. Гуд запевал. Мэнди улыбнулась, когда он начал третий куплет:
Поехал на ярмарку Робин Гуд, А с ним и Маленький Джон, А мы в их лесу охотимся тут на зайца, ведь лакомый он!
Музыка звучала резко и залихватски, но это нимало не портило красоту самой мелодии. Голоса поднимались и сливались в поразительной гармонии. Мэнди поймала себя на том, что, играя на врученной ей гитаре, отплясывает джигу. Эта гитара была такая же канареечно-желтая, как ее собственная, что, несомненно, сулило ей удачу.
Пусть Бог вас всех благословит – И бедных, и богатых, Пусть днем и ночью мир дарит, Пусть брат возлюбит брата!
Финал вылился в такое мощное громыхание, что было страшно, как бы у клуба не слетела крыша. И панки, и пожилые крутились, как дервиши, выделывая коленца не менее затейливые, чем мелодия песни. Когда синтезатор издал последний громоподобный аккорд, на какое-то время наступила мертвая тишина. Потом толпа восторженно захлопала и зашумела почти так же оглушительно, как электронные инструменты.
– Я знала, что ты заразишься, – сказала Колючка, спускаясь с Мэнди со сцены. – Правда, здорово?
Мэнди кивнула и налетела на Задиру, сунувшего ей в лицо свой шутовской жезл.
– А Том-Дурак ей сказал – я на тебя запал, – пропел он и умчался, скрипя кожей и тряся лентами.
Девушки прошли в комнатку, отведенную клубом для артистов, где те могли передохнуть между отделениями. Мэнди плюхнулась на скамейку и старалась согнать с лица улыбку. Она сняла лисью маску и положила рядом с собой, ее серебристые глаза ярко блестели.
– Понимаешь, мы же не умеем творить волшебство, как эльфы, – пояснила Колючка, усаживаясь рядом с Мэнди, – вот нам и приходится стараться, чтобы у нас было не хуже.
– И это у вас получается на все сто!
– Хочешь пива?
– Давай, спасибо.
– Я поговорила с нашими насчет тебя, – сказала Колючка, – они и сразу были согласны принять тебя к нам, просто с моих слов, ну а теперь, когда они тебя послушали, ты уже твердо наша. Хочешь выступать с нами?
Мэнди выпрямилась. Она растерянно закусила нижнюю губу и вглядывалась в Колючку, не веря, что та не шутит.
– Честно! – добавила Колючка.
– Но я же не… – «не совсем человек», хотела предостеречь она. – Не такая, как вы. Из-за этого вы можете схлопотать какие-нибудь неприятности.
– Что ты хочешь сказать?
Но Мэнди не успела ответить. В дверь просунул голову хозяин клуба.
– Эй вы, не знаете, где Тоби? Там какой-то парень его спрашивает. – Увидев Мэнди, он вздрогнул. – А ты что тут делаешь?
– Она со мной, – объяснила Колючка.
– Так-так. Но в моем клубе я полукровок не потерплю. Эй ты, убирайся!
– Перестань, Джордж! Говорю тебе, она наша.
– Нет! Слушай меня! У Чистокровок есть свои места, а здесь я их видеть не желаю. У меня клуб чистый. Если б я хотел иметь дело со всем барахлом, из-за которого шайки дерутся, я бы открыл клуб в Сохо. Так что пусть убирается или уберетесь вы все!
– Да ты просто расист! Если не сказать – задница! – окрысилась Колючка.
Но Мэнди схватила ее за руку.
– Все в порядке, – сказала она. – Я и так хотела сейчас уйти.
– Мэнди! Мы это уладим…
Мэнди потрясла головой. Как же она раньше не почувствовала – уж больно счастливым выдался день! С чего бы это все шло так здорово? Под злобным взглядом хозяина клуба она сняла украшенную лентами куртку и положила ее на скамейку рядом с маской.
– Еще увидимся, – сказала она Колючке.
– Подожди, дай я хоть найду Гуда.
Мэнди снова покачала головой. Глотая слезы, она надела очки и боком протиснулась мимо хозяина клуба.
– Мэнди!
Оказавшись в танцевальном зале, Мэнди бегом бросилась к дверям. К тому времени, как Колючке удалось найти кого-то из группы, чтобы вместе поспешить за ней вдогонку, Мэнди была уже далеко.
– Вот пакость! – выругалась Колючка. – Я пошла!
– Что значит – пошла? – возмутился Гуд. – Нам еще целое отделение играть!
– Для таких слизняков я играть не собираюсь!
– Колючка, он имеет право устанавливать в своем клубе такие порядки, какие хочет.
– Правильно, а я имею право сказать ему, чтобы он сунул голову в помойку. Считается же, что мы должны разбрасывать кругом добрые семена, верно? Мы же «приносим городу радость» и все такое, да? Так вот, Гуд, мне нравится эта девчонка, и я не хочу иметь дело с теми, кто, кроме серебра в глазах, ничего не замечает.
– Но послушай!
– Завтра я заберу от вас свое барахло.
– И куда же ты пойдешь? – спросила Мэри.
– Попытаюсь найти ее.
– Я с тобой, – сказал Джонни Джек. Но Колючка не согласилась.
– Нет, вы, ребята, продолжайте концерт, раз вы решили доиграть до конца. А мне еще надо подумать хорошенько.
– Я догадываюсь, куда она могла пойти, – сказала Мэри.
– Куда?
– Туда, где живет Штырь.
– А, отлично! Не хватало только разозлить еще и его!
– Колючка, послушай! – снова схватил ее за руку Гуд.
Колючка вырвала руку.
– Нет, это ты послушай! Разве ты сам не видел, как эта Мэнди сразу вошла в нашу струю! Будто всегда была с нами! Я чувствую, что ее упускать нельзя! Из нее может кое-что получиться, и я хочу дать ей шанс.
– Ну ладно, – сказал Гуд. – Иди, ищи ее. Но только с нами не рви. Подожди хоть до завтра, тогда и потолкуем.
Колючка задумалась.
– Ладно. Если я ее найду, я появлюсь завтра.
– А выступать здесь мы обязаны. У нас контракт. По крайней мере на сегодня. Больше можем здесь не бывать.
– Да нам и сразу нечего было сюда соваться, – бормотала Колючка, направляясь к своему мотоциклу. – Это же гнездо вонючих расистов!
Мэнди не ожидала, что ей будет так тошно. Ну с чего она расстраивается? Много ли времени она провела с «Оленями»? Ну и что, если ей было с ними так здорово? Она знает, что ни с кем никогда не сойдется. Ни со своими ровесниками, ни с друзьями сестры, ни с кем! Так уж некоторым суждено – ни с кем не состыковаться. И тут ничего не поделаешь. Угораздило же ее родиться с этими паршивыми серебристыми глазами, при виде которых все шарахаются! Ну что ж, в жизни всякое бывает, так ведь?
Конечно, всякое! Еще бы! Да наплевать на них на всех, надо идти своей дорогой! С ней всегда так кончается…
Живи одиночкой! Ничего, выживешь! Не так уж это трудно!
В памяти Мэнди всплыло коричневое лицо, окруженное косичками-дредами. Живет же в одиночку Штырь, и ничего. Факт! Ну почему ей-то так больно? Интересно, а ему тоже больно? Чувствует он себя одиноким?
Она ревела навзрыд, так что даже не видела, куда идет. Стащив очки, она сунула их в карман и вытерла рукавом слезы, катившиеся из глаз.
Может, стоит зайти к Штырю и спросить, как он выдерживает в одиночку? Да она ведь еще так и не поблагодарила его.
Всхлипывая, она направилась к музею у парка «Счастливого пути».
Примерно в то же самое время, когда группа «Оленьи пляски» уходила из клуба «Сердце кувырком», Штырь остановил свой «харлей» перед музеем. Выключив мотор, он повертел затекшей шеей и поставил мотоцикл на место.
– Приехали, – сказал он.
Лабби выскочил из корзинки и устроился на сиденье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Думаю, да.
– Так мы едем или будем трепать языками? – крикнул им Йохо.
Колючка засмеялась.
– Поехали, – сказала она Мэнди. – Проедешься с нами и лучше поймешь, о чем я толкую.
– А что будет, если вы разок не поедете? – спросила Мэнди.
– Не знаю! Может, ничего и не будет. Может, Крысы отовсюду полезут. Может, мы свихнемся. Кто знает? Просто, когда мы ездим, нам кажется, что это нужно!
Мэнди уселась на мотоцикл за спиной Колючки.
– Наверно, я знаю, о чем ты говоришь. Когда я вижу, как вы все проноситесь на своих мотоциклах, у меня сразу дух захватывает. Мне не удавалось попасть на ваши выступления, но я…
– Понятно! В городе столько групп. За всеми не угонишься!
– И все равно, когда Мэри спросила, не хочу ли я поездить с вами, мне показалось, что я вдруг выиграла неожиданный приз! И до сих пор у меня такое чувство.
– «Колесо Фортуны», – проговорила Колючка.
– Что?
– Было когда-то такое игровое шоу.
– Что-то вроде телевизора?
– В том мире так развлекались простые люди. А ты когда-нибудь видела телевизор?
– Нет. А ты?
– Видела. У одного моего приятеля была такая штука, которая записывала всякие шоу. Это был класс! Чего мы только не посмотрели на его старых записях! А потом кто-то эту штуку стырил.
Мотоциклы один за другим взревели, ожили, и разговаривать стало невозможно. Колючка пришпорила свою машину. Она повернула руль, и мотоцикл отозвался низким рычанием.
– Держись! – крикнула она Мэнди.
Та обхватила Колючку за талию, и они понеслись. В конце квартала Мэнди поймала себя на том, что с лица у нее не сходит улыбка, как у шутовской головы, венчающей жезл Задиры.
Сидя в «Танцующем хорьке», эти двое являли собой разительный контраст. Куривший трубку Фаррел Дин был низкорослый, плотный, в неизменных заплатанных брюках и стеганой куртке. Будучи чистокровным эльфом, родившимся в Эльфлэнде, он тем не менее казался толстым хозяином гостиницы из какой-то средневековой chanson de geste. Штырь же – худой, гибкий, в черных джинсах, сапогах и кожаной куртке, с длинными черными дредами и темно-кофейной кожей, вполне мог слиться с тенями.
В клубе только и были они двое да еще Дженни-Колокольчик, маленькая девушка-эльф, свистящая в свистульку. Сейчас она сидела в углу и тихонько насвистывала монотонную простенькую мелодию, под которую у ее ног танцевал Лабби. Время от времени Дженни поглядывала на обоих мужчин. Штыря она знала, но разговаривать с ним ей не доводилось. Видела-то она его здесь часто, поскольку бывала в клубе и в роли подавальщицы, и во время разных концертов, но когда Штырь приходил в клуб, Дженни предпочитала развлекать Лабби – хорек был явно без ума от бретонских танцевальных мелодий.
Мало кто чувствовал себя со Штырем легко. Хотя казалось, все в Граньтауне его знают, так же как и он знает каждого, друзьями Штыря можно было с уверенностью считать только Фаррела Дина и Берлин, а та большей частью работала у Диггеров или выступала с группой Джо До-ди-ди, исполнявшей старые блюзы.
Дженни часто думала: как странно, что Фаррел Дин и Штырь, видимо, помнят далекие-далекие времена. Ее это удивляло не потому, что Фаррел Дин был чистокровным эльфом, а Штырь точно – человеком, и не таким уж старым, если можно судить по внешности; нет, Дженни недоумевала потому, что Штырь, казалось, помнил времена, пред шествовавшие возвращению Эльфлэнда, словно он жил в те дни, когда это случилось.
Она закончила гавот витиеватой гаммой, и Лабби свалился у ее ног, умоляюще устремив на нее глаза в ожидании продолжения. Фаррел Дин, глядя на них, улыбнулся.
– Кажется, мы только вчера оборудовали это местечко, – проговорил он.
– Не вчера, а много-много вечеров тому назад, – поправил его Штырь.
Он кивнул, когда Фаррел Дин собрался снова наполнить его бокал. Янтарное вино, выдержанное в Граньтауне, но взращенное на виноградниках Эльфлэнда, заиграло в бокале. Они обменялись тостами, чокнулись, выпили и снова откинулись на спинки кресел. Фаррел Дин возился со своей трубкой. Вытряхнув пепел, он сосредоточенно нахмурился. Но табак тут же заалел, и он вставил трубку в рот.
– По городу бродит один из Чистокровок с револьвером, – сказал он, не выпуская изо рта трубки.
Штырь бросил на него внимательный взгляд.
– Настоящий револьвер, можешь не сомневаться, Штырь! Этот мерзавец уже и за Границей поупражнялся. Револьвер хранился у матушки Мондрейк, только кто-то у нее вчера его свистнул. Она сама не знает, как это случилось, но вечером к ней наведывалась шайка Чистокровок.
– Кто тебе сказал? – спросил Штырь.
– Джон Колдшойн. Он забрел вчера вечером посмотреть группу «Волшебное безумие».
– Так! Есть сведения, у кого этот револьвер сейчас?
Фаррел Дин покачал головой.
– Но в городе неспокойно, и я думаю, надо ждать неприятностей.
Штырь встал и залпом допил вино.
– Кто ж так непочтительно хлещет вино эльфов? – заметил Фаррел Дин.
– Надо найти этот револьвер, – ответил Штырь. – Я бы не возражал, пусть эти шайки перестреляют друг друга, только стрельба, чего доброго, пойдет и дальше.
– Может, им охота просто поиграться, – высказал надежду Фаррел Дин. – Ты же знаешь этих ребят.
– Думаешь, все ограничится игрой? Фаррел Дин вздохнул.
– Не поручусь.
– И правильно! – Штырь резко свистнул, и Лабби, прервав танец, бросился к нему. – Спасибо тебе, Дженни, что развлекаешь малыша! – сказал Штырь Дженни. Колокольчик и вышел из клуба в сопровождении хорька.
Дженни даже глаза вытаращила, так ее удивило, что он знает, как ее зовут.
Фаррел Дин, оставшись за столом, положил на него трубку и до краев наполнил бокал.
«Досадно!» – думал он. Он дорого бы дал, чтобы не сообщать Штырю об этом револьвере. Но кто еще сможет отыскать подонка так же быстро? А ведь беспорядки, которые может породить оружие в руках юнцов, им сейчас меньше всего нужны. И так напряжение в городе все нарастает. Но почему-то ему кажется, что Штырь так и так столкнется с этим револьвером – будет он его искать или нет. Фаррел Дин нахмурился и залпом осушил стакан, так же мало уделяя внимания тому, какое ценное вино он пьет, как до этого Штырь. Может, хотел заглушить забродившие в голове дурные предчувствия? С тех пор как он покинул Эльфлэнд, способность предвидеть редко давала себя знать. С чего же вдруг она тревожит его именно сейчас?
Он налил себе еще бокал.
Для Мэнди этот день был сплошным праздником. Она по очереди ехала за спиной то одного, то другого байкера из «Оленьих плясок» и чувствовала, что снова, как в детстве, влюбляется в эти рычащие низкими голосами машины. Ей всегда хотелось иметь мотоцикл. Уж в крайнем случае она бы и на мотороллер согласилась, но, будь ее воля, она выбрала бы чоппер или такой старый мотоцикл, как у Штыря.
На первой же остановке Джонни Джек вручил ей маску, чтобы она действительно выглядела как член их группы. Это была маска лисы – легкая, дырочки для глаз забраны цветным стеклом, так что серебристые, как у всех эльфов, глаза Мэнди не могли ее выдать. Когда она попыталась скрепя сердце отказаться от таких подарков, Джонни сказал, что маска все равно уже давно валяется без дела. Мэнди не знала, правду он говорит или нет, но предпочла поверить и радостно завладела этой чудесной вещью.
В лисьей маске и в украшенной лентами куртке, с бубенчиками, позвякивающими на щиколотках, Мэнди лихо, прыгая с ноги на ногу, отплясывала вместе с остальными в импровизированном шоу на углу Хо-стрит и Брюс-стрит под аккомпанемент Колючки, которая на старом, видавшем виды аккордеоне наяривала старинный английский танец хорнпайп. Потом все снова оседлали мотоциклы и понеслись дальше – цепочка пестрых цыганистых байкеров; в глаза тем, кто видел, как они мчатся мимо, только искры летели, словно волшебная эльфийская пыль.
В этот вечер группа выступала в клубе «Сердце кувырком», расположенном в большом, похожем на амбар складском помещении на окраине Скандального предместья. Играть Мэнди постеснялась, но с удовольствием, стоя в своем новом костюме у самой сцены, наблюдала за выступающими. Да и на зрителей стоило посмотреть. Их было ровно две половины – панки и публика постарше, первые прыгали и скакали, вторые отплясывали народные танцы. Но к концу второго отделения уже панки с их торчащими вихрами и кожаными куртками пустились выписывать затейливые коленца хорнпайпа, а пожилые принялись прыгать и скакать. Ясно было, что и тем и другим прежде всего хотелось повеселиться.
К началу третьего отделения Мэнди все еще тушевалась, но у нее руки чесались взяться за гитару. С ней всегда так бывало, когда она слушала хорошую игру. Пальцы сами подхватывали ритм, постукивая по бедру. Когда Колючка подошла к ней и спросила, не присоединится ли она к исполнению некоторых номеров, Мэнди поняла, что сопротивляться не в силах.
«Дорога к границе», «Вверх по Хелли-О», «Яблочная страна», «Томми, ты связался с дураками»…
Мелодии сменяли друг друга, а Мэнди за своей лисьей маской широко улыбалась и продолжала подпевать, даже когда группа затянула незнакомую мелодию. Вслушиваясь в слова, Мэнди подумала, что эта песня как раз о группе «Оленьи пляски».
Своих рогов не презирай, Ты с ними был рожден. Твой дед носил их и отец, Гордился ими он.
Хэлло-вей, джелли-вей! Мы встали до рассвета, эге-гей, Приветствуем мы лето, эгей! Здравствуй, светлый май, А ты, зима, прощай! Эгей!
«Но песня совсем не о смене времен года», – размышляла Мэнди, подпевая хору. Неважно, что сейчас на дворе. В песне поется о том, что на смену дню всегда приходит ночь, на смену веселым временам – мрачные, но вдалеке тебя всегда ждет свет – надо только стремиться к нему, а не копаться в своих неудачах. Под аккомпанемент отбивающих жесткий ритм электронных ударных Колючка громыхала на синтезаторе. Йохо играл на контрабасе, Задира прыгал на авансцене, вертя своим шутовским жезлом, остальные толпились у двух микрофонов. Гуд запевал. Мэнди улыбнулась, когда он начал третий куплет:
Поехал на ярмарку Робин Гуд, А с ним и Маленький Джон, А мы в их лесу охотимся тут на зайца, ведь лакомый он!
Музыка звучала резко и залихватски, но это нимало не портило красоту самой мелодии. Голоса поднимались и сливались в поразительной гармонии. Мэнди поймала себя на том, что, играя на врученной ей гитаре, отплясывает джигу. Эта гитара была такая же канареечно-желтая, как ее собственная, что, несомненно, сулило ей удачу.
Пусть Бог вас всех благословит – И бедных, и богатых, Пусть днем и ночью мир дарит, Пусть брат возлюбит брата!
Финал вылился в такое мощное громыхание, что было страшно, как бы у клуба не слетела крыша. И панки, и пожилые крутились, как дервиши, выделывая коленца не менее затейливые, чем мелодия песни. Когда синтезатор издал последний громоподобный аккорд, на какое-то время наступила мертвая тишина. Потом толпа восторженно захлопала и зашумела почти так же оглушительно, как электронные инструменты.
– Я знала, что ты заразишься, – сказала Колючка, спускаясь с Мэнди со сцены. – Правда, здорово?
Мэнди кивнула и налетела на Задиру, сунувшего ей в лицо свой шутовской жезл.
– А Том-Дурак ей сказал – я на тебя запал, – пропел он и умчался, скрипя кожей и тряся лентами.
Девушки прошли в комнатку, отведенную клубом для артистов, где те могли передохнуть между отделениями. Мэнди плюхнулась на скамейку и старалась согнать с лица улыбку. Она сняла лисью маску и положила рядом с собой, ее серебристые глаза ярко блестели.
– Понимаешь, мы же не умеем творить волшебство, как эльфы, – пояснила Колючка, усаживаясь рядом с Мэнди, – вот нам и приходится стараться, чтобы у нас было не хуже.
– И это у вас получается на все сто!
– Хочешь пива?
– Давай, спасибо.
– Я поговорила с нашими насчет тебя, – сказала Колючка, – они и сразу были согласны принять тебя к нам, просто с моих слов, ну а теперь, когда они тебя послушали, ты уже твердо наша. Хочешь выступать с нами?
Мэнди выпрямилась. Она растерянно закусила нижнюю губу и вглядывалась в Колючку, не веря, что та не шутит.
– Честно! – добавила Колючка.
– Но я же не… – «не совсем человек», хотела предостеречь она. – Не такая, как вы. Из-за этого вы можете схлопотать какие-нибудь неприятности.
– Что ты хочешь сказать?
Но Мэнди не успела ответить. В дверь просунул голову хозяин клуба.
– Эй вы, не знаете, где Тоби? Там какой-то парень его спрашивает. – Увидев Мэнди, он вздрогнул. – А ты что тут делаешь?
– Она со мной, – объяснила Колючка.
– Так-так. Но в моем клубе я полукровок не потерплю. Эй ты, убирайся!
– Перестань, Джордж! Говорю тебе, она наша.
– Нет! Слушай меня! У Чистокровок есть свои места, а здесь я их видеть не желаю. У меня клуб чистый. Если б я хотел иметь дело со всем барахлом, из-за которого шайки дерутся, я бы открыл клуб в Сохо. Так что пусть убирается или уберетесь вы все!
– Да ты просто расист! Если не сказать – задница! – окрысилась Колючка.
Но Мэнди схватила ее за руку.
– Все в порядке, – сказала она. – Я и так хотела сейчас уйти.
– Мэнди! Мы это уладим…
Мэнди потрясла головой. Как же она раньше не почувствовала – уж больно счастливым выдался день! С чего бы это все шло так здорово? Под злобным взглядом хозяина клуба она сняла украшенную лентами куртку и положила ее на скамейку рядом с маской.
– Еще увидимся, – сказала она Колючке.
– Подожди, дай я хоть найду Гуда.
Мэнди снова покачала головой. Глотая слезы, она надела очки и боком протиснулась мимо хозяина клуба.
– Мэнди!
Оказавшись в танцевальном зале, Мэнди бегом бросилась к дверям. К тому времени, как Колючке удалось найти кого-то из группы, чтобы вместе поспешить за ней вдогонку, Мэнди была уже далеко.
– Вот пакость! – выругалась Колючка. – Я пошла!
– Что значит – пошла? – возмутился Гуд. – Нам еще целое отделение играть!
– Для таких слизняков я играть не собираюсь!
– Колючка, он имеет право устанавливать в своем клубе такие порядки, какие хочет.
– Правильно, а я имею право сказать ему, чтобы он сунул голову в помойку. Считается же, что мы должны разбрасывать кругом добрые семена, верно? Мы же «приносим городу радость» и все такое, да? Так вот, Гуд, мне нравится эта девчонка, и я не хочу иметь дело с теми, кто, кроме серебра в глазах, ничего не замечает.
– Но послушай!
– Завтра я заберу от вас свое барахло.
– И куда же ты пойдешь? – спросила Мэри.
– Попытаюсь найти ее.
– Я с тобой, – сказал Джонни Джек. Но Колючка не согласилась.
– Нет, вы, ребята, продолжайте концерт, раз вы решили доиграть до конца. А мне еще надо подумать хорошенько.
– Я догадываюсь, куда она могла пойти, – сказала Мэри.
– Куда?
– Туда, где живет Штырь.
– А, отлично! Не хватало только разозлить еще и его!
– Колючка, послушай! – снова схватил ее за руку Гуд.
Колючка вырвала руку.
– Нет, это ты послушай! Разве ты сам не видел, как эта Мэнди сразу вошла в нашу струю! Будто всегда была с нами! Я чувствую, что ее упускать нельзя! Из нее может кое-что получиться, и я хочу дать ей шанс.
– Ну ладно, – сказал Гуд. – Иди, ищи ее. Но только с нами не рви. Подожди хоть до завтра, тогда и потолкуем.
Колючка задумалась.
– Ладно. Если я ее найду, я появлюсь завтра.
– А выступать здесь мы обязаны. У нас контракт. По крайней мере на сегодня. Больше можем здесь не бывать.
– Да нам и сразу нечего было сюда соваться, – бормотала Колючка, направляясь к своему мотоциклу. – Это же гнездо вонючих расистов!
Мэнди не ожидала, что ей будет так тошно. Ну с чего она расстраивается? Много ли времени она провела с «Оленями»? Ну и что, если ей было с ними так здорово? Она знает, что ни с кем никогда не сойдется. Ни со своими ровесниками, ни с друзьями сестры, ни с кем! Так уж некоторым суждено – ни с кем не состыковаться. И тут ничего не поделаешь. Угораздило же ее родиться с этими паршивыми серебристыми глазами, при виде которых все шарахаются! Ну что ж, в жизни всякое бывает, так ведь?
Конечно, всякое! Еще бы! Да наплевать на них на всех, надо идти своей дорогой! С ней всегда так кончается…
Живи одиночкой! Ничего, выживешь! Не так уж это трудно!
В памяти Мэнди всплыло коричневое лицо, окруженное косичками-дредами. Живет же в одиночку Штырь, и ничего. Факт! Ну почему ей-то так больно? Интересно, а ему тоже больно? Чувствует он себя одиноким?
Она ревела навзрыд, так что даже не видела, куда идет. Стащив очки, она сунула их в карман и вытерла рукавом слезы, катившиеся из глаз.
Может, стоит зайти к Штырю и спросить, как он выдерживает в одиночку? Да она ведь еще так и не поблагодарила его.
Всхлипывая, она направилась к музею у парка «Счастливого пути».
Примерно в то же самое время, когда группа «Оленьи пляски» уходила из клуба «Сердце кувырком», Штырь остановил свой «харлей» перед музеем. Выключив мотор, он повертел затекшей шеей и поставил мотоцикл на место.
– Приехали, – сказал он.
Лабби выскочил из корзинки и устроился на сиденье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36