..
Я обнаружила, что смеюсь, как не смеялась еще ни разу в Замке грифов. Как будто я вновь вернулась в Новый Орлеан, а тот, кто приехал на этой старой машине, пригласил меня на танцы и теперь набирается смелости, чтобы получить разрешение моего деда.
Давно уже я так тщательно не занималась своим макияжем. Закончив, я поспешно сбежала по лестнице, слыша с кухни неприятный голос Габриель, ругавшей Марсо за какие-то упущения. Когда я входила в гостиную, из библиотеки, покашливая, вышел дядя и стал подниматься по лестнице.
– И к тому же, Марсо, разве тебе было позволено привозить в замок чужаков, а? – Даже в гостиной был слышен воинственный голос экономки. – Место наших арендаторов в Везоне, на полях. Им нужно работать, а не бездельничать здесь!
– Он рассказывал мне, что у месье Жерара очаровательная домоправительница, мадам Бреман, – донесся до меня насмешливый голос Этьена. – Он день и ночь пел вам дифирамбы каждый раз после того, как бывал в замке. Разве это не так, Жак? И такая прекрасная повариха, говорил он! О, я, Этьен Метье, знаю о вас довольно много, мадам Габриель Бреман, поверьте мне. Жак доводит бедную, ревнивую мадам Марсо до безумия тем, как он о вас говорит. А женщину, которая могла сделать такое с Жаком, у которого рыбьи глаза и в венах течет холодная рыбья кровь, я должен был сам увидеть, мадам. Правильно, Жак?
– Он сумасшедший, как все художники, – проворчал Марсо. – Не обращайте на парня внимания, мадам Габриель.
– Видите? – засмеялся Этьен. – Как искусно он скрывает свою любовь к вам! Но не стоит разочаровываться, мадам Бреман. Он говорит так только потому, что бедняжка Мари подслушивает у двери. Если бы вы были с ним наедине, держу пари, он запел бы иную песню.
– Дурак! – фыркнула Габриель. – Хотя вы правы насчет его рыбьих глаз и крови. Каким же ему еще быть? Лабрус не должен был позволять вам въезжать в замок... Зачем ты его привез сюда, Марсо?
– Он донимал меня, мадам Габриель. Он...
– Это художник, да? Метье? Молодой человек, вы совсем не похожи на художника. И ведете себя не так и поете...
– Tiens voila du boudin, voila du boudin, voila du boudin... – пропел Этьен. – Дорогая мадам Габриель, без всякого сомнения, вы женщина остроумная. Вы заинтриговали меня так же сильно, как бедного Жака. Но почему бы мне не петь о кровяной колбасе, когда мы привезли вам целых пять связок? Правда, почему?
– Где вы научились этой песни, а, художник? Не в студии же какой-нибудь, клянусь, что нет. Тогда где?
Этьен засмеялся.
– "Тогда где?" – передразнил он ее. – А она еще и умная, а? Мадам, разве вы не знаете, что это за песня?
– Конечно, знаю, – вновь фыркнула Габриель. – Я спрашиваю, где вы научились ей, поскольку предполагается, что вы художник, а не военный, месье.
– Возможно, мадам слышала о Дьенбьенфу и о третьем полку Иностранного легиона, который сражался против Хо Ши Мина? Это был мой полк. Это была наша песня.
– В Индокитае? Во Вьетнаме? – недоверчиво спросила Габриель.
– Ну конечно, мадам. Где же еще?
– Тогда что вы, солдат Легиона, делаете на ферме, тратя время на рисование и работу на полях?
– Если бы вы побывали в Дьенбьенфу, мадам, вы не спрашивали бы об этом, – задумчиво ответил Этьен. – Где угодно, только не там и не в сражении с вьетминовцами.
– Тьфу! – с отвращением произнесла Габриель. – Вы такой же чистоплюй, как и все остальные вашей породы. Я бывала в местах и похуже. Много раз. А теперь убирайтесь из моей кухни! У меня полно работы.
– Намек понял! – засмеялся Этьен. – Пойду понежусь на солнышке во дворе и подожду беднягу Жака.
– И пришлите эту дуру Мари. Она думает, что может сидеть на своей широкой заднице, пока я здесь вкалываю?
– Я не был бы удивлен этому. Я скажу ей.
Он начал весело насвистывать и, видимо, вышел во двор, так как свист слышался уже с улицы, затем ненадолго замешкался возле грузовика и продолжил свой музыкальный путь вокруг замка в сторону фасада.
– Это и есть тот художник? Племянник Бурже?
Я совершенно забыла о дяде Морисе, но вот он уже здесь, стоит за моей спиной. Я чуть не подпрыгнула от испуга.
– Да, дядя. Его зовут Этьен Метье.
– Художник, да? Это легко сказать. Каждый мошенник во Франции претендует на то, что он или художник, или писатель, или скульптор.
Легкий способ жить за счет благотворительности или скрывать свои истинные цели.
– Но месье Метье на самом деле художник, дядя Морис. Я видела его работы, и они действительно очень хороши.
– В Везоне? Проще простого выдать чужие работы за свои.
– Но это были его собственные работы! – возмутилась я. – Когда я была там, он показал мне незаконченную картину. Пейзаж с черными силуэтами людей в поле пшеницы.
– Ты видела, как он рисует?
Я удивленно уставилась на дядю:
– Почему вы так подозрительны к месье Метье, дядя Морис?
– Дениза, ты видела, как он рисует? – нахмурившись, настойчиво повторил он свой вопрос.
– Нет, я на самом деле этого не видела. Он работал в поле со своими дядей и тетей. Но он показал мне незаконченную картину и еще одну, которая только что высохла. Кстати, он просил позволения написать мой портрет.
Дядя вздохнул и отвернулся:
– Ты прекрасно знаешь, почему я так подозрителен. Это давно стало моей второй натурой. Я в ужасе оттого, что вся Франция однажды может узнать обо мне...
Он замолчал, и я импульсивно сказала:
– Я сожалею, дядя. Но здесь нет никакой опасности, если только она не исходит от Габриель и Альбера. Чем может вам угрожать месье Метье?
Он быстро взглянул на меня:
– Я тебе говорил, что у меня есть причины подозревать чужаков.
Тут мне в голову пришла одна мысль.
– Дядя, если вы подозреваете месье Метье, почему бы вам не позволить ему написать мой портрет? Он сказал, что сможет рисовать меня здесь или в Токсене. Это не доставит вам никакого неудобства. А когда он меня напишет, вы быстро поймете, что он не только художник, но и очень талантлив.
– Смею заверить, что я кое-что понимаю в живописи, – проворчал дядя, изучающе глядя на меня. – Я сразу это увижу.
– Я в этом уверена. И если месье Метье напишет портрет, однажды, возможно, он станет украшением чьей-нибудь коллекции.
– Во Франции больше нет хороших, по-настоящему хороших художников, – уныло заметил дядя. – Пикассо – испанец. Брак и Леже только подражают ему. Жак Вийон полу абстракционист, Кайяр – реалист, но примитивный. Ни один из них меня не вдохновляет. И, как ты знаешь, я не люблю, когда в замок приходят незнакомцы.
– Он мог бы рисовать меня в деревне.
Дядя долго и внимательно смотрел на меня.
– Ты интересуешься этим молодым человеком, Дениза? Он, как говорят американцы, "заигрывал с тобой"?
Я покраснела:
– Право же, дядя Морис! Я всего лишь раз встречалась с месье Метье как с вашим арендатором, да и то на несколько минут. У меня вообще нет к нему никакого интереса. Но было бы забавно иметь свой портрет, нарисованный настоящим художником.
Дядя задумчиво кивнул:
– Ладно. Скажи ему, что можешь попозировать. Я хорошо заплачу за портрет, если сочту его стоящим того.
Я улыбнулась, ощущая, как румянец постепенно исчезает с моих щек.
– Месье Метье захочет, без сомнения, поблагодарить вас за это. Как большинство художников, он не производит впечатление человека, имеющего много денег. Он работает в Везоне на полях, наравне с Бурже, и на мельнице, а сегодня помогает Марсо.
– Я не намерен встречаться с твоим Метье, Дениза, – ответил дядя. – Ты сама скажешь ему. А сейчас мне надо поговорить с Марсо. – Он пошел к двери, но остановился, нахмурился и пристально посмотрел на меня. – Когда он будет тебя писать, Дениза, не надевай ожерелье, которое я тебе подарил. Это очень важно. И держи рот на замке. Поняла?
Я пожала плечами. Мне вовсе не хотелось демонстрировать Этьену синяки на своей шее. Но у меня мелькнула мысль надеть ожерелье, когда дядя сказал, что позволяет Этьену писать мой портрет. И все же он был прав: надев рубины, мне пришлось бы показать свое покалеченное горло.
– Как скажете, дядя Морис.
Он улыбнулся:
– Мы постепенно начинаем понимать друг друга, да, Дениза? Ты быстро убедишься, что не останешься в проигрыше от этого. И возможно, вскоре не будет больше необходимости в подобных подозрениях, а?
– Нет никаких сомнений, дядя Морис, – с уверенностью ответила я и улыбнулась ему в ответ, пытаясь удержаться и не броситься бегом к выходу.
Снаружи солнце ослепило меня, и я прищурилась. Когда глаза немного привыкли к яркому свету, я огляделась в поисках Этьена и обнаружила его, где и ожидала, – он сидел в тенечке на траве под деревом, склонившись над чем-то белым, лежавшим у него на коленях.
Я бесшумно подошла ближе и увидела, что он быстро делает какие-то наброски. Этьен поднял глаза, усмехнулся и продолжил работу, как будто не видел и не слышал меня.
– Вы зарисовываете замок, месье? – возмущенно спросила я. – Мой дядя был бы крайне возмущен, если бы увидел вас.
– Ужасно возмущен, – спокойно согласился Этьен. – Вот почему я и пришел сюда, где он не сможет меня увидеть с кухни. – Он склонил голову набок, пристально посмотрел на страницу блокнота и удовлетворенно кивнул. – Совсем неплохо. – Затем вскочил на ноги и схватил меня за руку. – Остались только окна с южной стороны. Пойдемте. Ваш дядя очень скоро вернется с кухни и будет искать нас. К тому времени мы должны уже повернуть за угол с набросками четырех стен замка. Нам следует поспешить.
Чтобы высвободить руку из его тисков, потребовалось бы огромное усилие, и мне пришлось почти бежать за ним по лужайке к дому.
– Вы заставляете меня принимать участие в том, чего я не понимаю! – запротестовала я. – У меня нет желания досаждать моему дяде.
– Могу это понять, Дениза, – мрачно заметил он. – Я скорее стал бы досаждать самому дьяволу. Но если мы поспешим, непосредственной опасности удастся избежать. Так что идемте быстрее.
– Нет, не хочу в этом участвовать! Я...
За угол мы свернули почти бегом. С этой стороны дома на лужайке находились клумбы роз и какие-то кустарники. Большая часть комнат в этом крыле замка пустовала. Этьен ослабил свою хватку, и я вздохнула с облегчением.
– Дайте мне пять минут, – тихо сказал он. – Это все, что мне нужно. Постойте возле угла, подождите, пока я подам вам сигнал, а потом идите к входной двери, как будто ищете меня. Это оправдает вас перед вашим дорогим дядей Морисом.
– Он не следит за мной. Это вы...
– Естественно, – кивнул Этьен. – А теперь не тратьте зря время, будьте хорошей девочкой. Когда я вам помашу, идите назад. Вы меня не видели. Хорошо?
– Нет, это не хорошо! – возмущенно ответила я. – Что бы вы, месье, ни собирались делать, мне это не нравится. Я не хочу принимать в этом участие.
Но Этьен уже зашагал по лужайке. Я наблюдала, как он повернулся и стал изучать замок, потом отступил на несколько шагов назад, сел на корточки и начал быстро делать наброски.
Я нетерпеливо смотрела на него, еле сдерживаясь. Этьен Метье казался мне самым наглым молодым человеком из всех когда-либо встреченных мной.
Он бросил взгляд на часы и помахал мне рукой, как будто прогоняя меня, как будто я была каким-то любопытным цыпленком, пробравшимся в его студию в Везоне. Ну и черт с ним! Я пойду прямо сейчас в дом, и пусть он сам объясняется с дядей Морисом, если тот застукает его с набросками замка.
Я сердито пошла к входной двери и удивленно остановилась. Дядя Морис делал именно то, что предсказал Этьен. Очевидно, вернувшись с кухни в гостиную, он посмотрел в окно и, не увидев нас, решил выйти из дома. Сейчас он медленно спускался по ступенькам и внимательно оглядывался. Меня он заметил сразу же и остановился, нахмурившись, ожидая, когда я подойду.
– Где он? – Темные глаза злобно смотрели на меня поверх бархатной маски.
– Месье Метье? – Я пожала плечами. – Не знаю, дядя. Наверное, пошел прогуляться вокруг замка. Он же художник, а замок – прекрасное старинное здание с историческим прошлым.
– А там его нет? – Дядя кивнул в сторону кухни, и его глаза засверкали от ярости.
– Я его не видела. Возможно, он вернулся на кухню, и мы разминулись. А вы его там не встретили?
– Нет, – проворчал он. – Его там не было. Он, видимо, вернулся туда, когда я ушел, поговорив с Марсо.
– И когда я решила поискать его здесь, – улыбнулась я. – Ну конечно, куда же еще он мог деться? Сидит на кухне или в грузовике и ждет остальных. Пойдемте туда вместе. Вы решили поговорить с ним сами, дядя?
На мгновение он заколебался, и я вдруг осознала, что в первый раз вижу его вне дома. Наконец он кивнул, и мы живо поспешили по тропинке из гравия мимо окон библиотеки, комнаты дяди и моей собственной, а затем повернули к кухне и помещениям для слуг.
– Кажется, его и здесь нет! – зло проворчал дядя.
– По-моему, кто-то есть в грузовике, – быстро сказала я, надеясь, что мой голос звучит не слишком обеспокоено. Я думала, что человек, сидевший в кабине машины, – это Мари Марсо, а не Этьен, который, вероятно, все еще бродил с южной стороны замка, делая свои наброски.
– Там двое в кабине, – сердито заметил дядя и внезапно остановился, пристально глядя в сторону грузовика. Я тоже остановилась и пригляделась. – Кого еще этот идиот Марсо притащил с собой?
– Я не видела больше никого. Может, мадам Марсо?
Дядя угрюмо направился к машине, и я последовала за ним, пытаясь не отставать. Передняя дверца грузовика открылась, и из кабины, весело улыбаясь нам обоим, выпрыгнул Этьен.
– Доброе утро, мадемуазель... месье! – приветствовал он нас.
Его взгляд на миг задержался на моем лице. Я знала, что Этьену пришлось бежать, чтобы добраться сюда так быстро, и карабкаться через разрушенное крыло почти под носом Габриель и людей на кухне, но он выглядел таким спокойным и дышал так легко, что это казалось просто невероятным.
Я уставилась на него, онемев от удивления, в то время как дядя Морис грубо спросил:
– Вы Метье?
– Да, месье! Этьен Метье, к вашим услугам.
Дядя Морис бросил взгляд в кабину грузовика:
– А это кто там?
– Пьер Бурже, месье. Мой дядя и ваш арендатор. Пьер! Где твои хорошие манеры? Попрощайся же с месье и мадемуазель Жерар.
– До свидания, месье... мадемуазель...
Знакомым мне жестом Пьер снял свой берет и смиренно склонил голову. Мой дядя сердито смотрел на него.
– Что вы здесь делаете, Бурже? – требовательно спросил он.
– Я помогал с разгрузкой, месье.
– Сколько же человек требуется, чтобы загрузить и разгрузить один грузовик? Предоставьте Марсо самому в будущем делать его работу, Бурже. И вы тоже, Метье. В Замке грифов не приветствуют чужаков.
– Это моя вина, месье, – быстро сказал Этьен. – Поскольку Пьер – ваш арендатор в Везоне, я подумал, что вы должны с ним встретиться. Пьер, ты же прежде не встречался с месье Жераром, не так ли?
– Лицо месье закрыто... – пробормотал Пьер. – Как я могу сказать?
Мой дядя вновь напряженно уставился на Пьера, и я заметила, как руки бедняги, сжимавшие берет, начали дрожать.
– Этот человек думает, что встречался со мной где-то раньше? – спросил дядя злобным голосом.
– Месье, – спокойно ответил Этьен, – я всего лишь подумал, что, как землевладелец и арендатор, вы должны познакомиться. Это проявление вежливости. Мой дядя Пьер привел в порядок ваши земли, я ему помог в этом. Хозяин должен знать, что делают его арендаторы. Но если эта мысль вас чем-то оскорбляет...
Дядя посмотрел на него, потом вновь перевел взгляд на Пьера:
– Вы думаете, что когда-то давно мы с вами могли встречаться?
– Очень давно, месье. Но... не могу вспомнить, месье...
– Возможно, во время войны? – Мой дядя подошел ближе.
Этьен осторожно отступил в сторону.
– Возможно, месье, – испуганно пробормотал Пьер. – Моя память... не та, что была раньше. Я...
– Мы все теперь не такие, как прежде, Пьер, – странным голосом заметил дядя и поднялся на подножку грузовика.
Я с удивлением увидела, как он левой рукой сдернул с лица маску и, нагнувшись, заглянул в кабину. Он приблизил свое лицо к Пьеру, тот съежился и испуганно отпрянул, вытаращив глаза и непроизвольно выставив вперед ладони. Дядя Морис какое-то время стоял так, сжимая в левой руке сложенный треугольником кусок бархата, затем резко вытянул правую руку, и Пьер громко вскрикнул – железная клешня, как тиски, сомкнулась на его запястье.
Уставившись в лицо моего дяди, бедняга медленно покачал головой, пробормотал что-то неразборчивое и отодвинулся в дальний угол кабины.
– Если бы я тебя встречал, Бурже, я бы это запомнил, – сквозь зубы произнес дядя Морис.
Он освободил его запястье и поднял кусок бархата, закрепив маску на лице левой рукой и протезом правой с удивительным проворством. Затем медленно повернулся и презрительно посмотрел на Этьена.
– Я говорил вам, месье, что это моя вина, – холодно сказал Этьен. – Не было необходимости обижать или пугать его, если, конечно, его можно испугать подобными рубцами.
– Значит, вы художник? – спросил дядя, как будто не замечая слов Этьена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Я обнаружила, что смеюсь, как не смеялась еще ни разу в Замке грифов. Как будто я вновь вернулась в Новый Орлеан, а тот, кто приехал на этой старой машине, пригласил меня на танцы и теперь набирается смелости, чтобы получить разрешение моего деда.
Давно уже я так тщательно не занималась своим макияжем. Закончив, я поспешно сбежала по лестнице, слыша с кухни неприятный голос Габриель, ругавшей Марсо за какие-то упущения. Когда я входила в гостиную, из библиотеки, покашливая, вышел дядя и стал подниматься по лестнице.
– И к тому же, Марсо, разве тебе было позволено привозить в замок чужаков, а? – Даже в гостиной был слышен воинственный голос экономки. – Место наших арендаторов в Везоне, на полях. Им нужно работать, а не бездельничать здесь!
– Он рассказывал мне, что у месье Жерара очаровательная домоправительница, мадам Бреман, – донесся до меня насмешливый голос Этьена. – Он день и ночь пел вам дифирамбы каждый раз после того, как бывал в замке. Разве это не так, Жак? И такая прекрасная повариха, говорил он! О, я, Этьен Метье, знаю о вас довольно много, мадам Габриель Бреман, поверьте мне. Жак доводит бедную, ревнивую мадам Марсо до безумия тем, как он о вас говорит. А женщину, которая могла сделать такое с Жаком, у которого рыбьи глаза и в венах течет холодная рыбья кровь, я должен был сам увидеть, мадам. Правильно, Жак?
– Он сумасшедший, как все художники, – проворчал Марсо. – Не обращайте на парня внимания, мадам Габриель.
– Видите? – засмеялся Этьен. – Как искусно он скрывает свою любовь к вам! Но не стоит разочаровываться, мадам Бреман. Он говорит так только потому, что бедняжка Мари подслушивает у двери. Если бы вы были с ним наедине, держу пари, он запел бы иную песню.
– Дурак! – фыркнула Габриель. – Хотя вы правы насчет его рыбьих глаз и крови. Каким же ему еще быть? Лабрус не должен был позволять вам въезжать в замок... Зачем ты его привез сюда, Марсо?
– Он донимал меня, мадам Габриель. Он...
– Это художник, да? Метье? Молодой человек, вы совсем не похожи на художника. И ведете себя не так и поете...
– Tiens voila du boudin, voila du boudin, voila du boudin... – пропел Этьен. – Дорогая мадам Габриель, без всякого сомнения, вы женщина остроумная. Вы заинтриговали меня так же сильно, как бедного Жака. Но почему бы мне не петь о кровяной колбасе, когда мы привезли вам целых пять связок? Правда, почему?
– Где вы научились этой песни, а, художник? Не в студии же какой-нибудь, клянусь, что нет. Тогда где?
Этьен засмеялся.
– "Тогда где?" – передразнил он ее. – А она еще и умная, а? Мадам, разве вы не знаете, что это за песня?
– Конечно, знаю, – вновь фыркнула Габриель. – Я спрашиваю, где вы научились ей, поскольку предполагается, что вы художник, а не военный, месье.
– Возможно, мадам слышала о Дьенбьенфу и о третьем полку Иностранного легиона, который сражался против Хо Ши Мина? Это был мой полк. Это была наша песня.
– В Индокитае? Во Вьетнаме? – недоверчиво спросила Габриель.
– Ну конечно, мадам. Где же еще?
– Тогда что вы, солдат Легиона, делаете на ферме, тратя время на рисование и работу на полях?
– Если бы вы побывали в Дьенбьенфу, мадам, вы не спрашивали бы об этом, – задумчиво ответил Этьен. – Где угодно, только не там и не в сражении с вьетминовцами.
– Тьфу! – с отвращением произнесла Габриель. – Вы такой же чистоплюй, как и все остальные вашей породы. Я бывала в местах и похуже. Много раз. А теперь убирайтесь из моей кухни! У меня полно работы.
– Намек понял! – засмеялся Этьен. – Пойду понежусь на солнышке во дворе и подожду беднягу Жака.
– И пришлите эту дуру Мари. Она думает, что может сидеть на своей широкой заднице, пока я здесь вкалываю?
– Я не был бы удивлен этому. Я скажу ей.
Он начал весело насвистывать и, видимо, вышел во двор, так как свист слышался уже с улицы, затем ненадолго замешкался возле грузовика и продолжил свой музыкальный путь вокруг замка в сторону фасада.
– Это и есть тот художник? Племянник Бурже?
Я совершенно забыла о дяде Морисе, но вот он уже здесь, стоит за моей спиной. Я чуть не подпрыгнула от испуга.
– Да, дядя. Его зовут Этьен Метье.
– Художник, да? Это легко сказать. Каждый мошенник во Франции претендует на то, что он или художник, или писатель, или скульптор.
Легкий способ жить за счет благотворительности или скрывать свои истинные цели.
– Но месье Метье на самом деле художник, дядя Морис. Я видела его работы, и они действительно очень хороши.
– В Везоне? Проще простого выдать чужие работы за свои.
– Но это были его собственные работы! – возмутилась я. – Когда я была там, он показал мне незаконченную картину. Пейзаж с черными силуэтами людей в поле пшеницы.
– Ты видела, как он рисует?
Я удивленно уставилась на дядю:
– Почему вы так подозрительны к месье Метье, дядя Морис?
– Дениза, ты видела, как он рисует? – нахмурившись, настойчиво повторил он свой вопрос.
– Нет, я на самом деле этого не видела. Он работал в поле со своими дядей и тетей. Но он показал мне незаконченную картину и еще одну, которая только что высохла. Кстати, он просил позволения написать мой портрет.
Дядя вздохнул и отвернулся:
– Ты прекрасно знаешь, почему я так подозрителен. Это давно стало моей второй натурой. Я в ужасе оттого, что вся Франция однажды может узнать обо мне...
Он замолчал, и я импульсивно сказала:
– Я сожалею, дядя. Но здесь нет никакой опасности, если только она не исходит от Габриель и Альбера. Чем может вам угрожать месье Метье?
Он быстро взглянул на меня:
– Я тебе говорил, что у меня есть причины подозревать чужаков.
Тут мне в голову пришла одна мысль.
– Дядя, если вы подозреваете месье Метье, почему бы вам не позволить ему написать мой портрет? Он сказал, что сможет рисовать меня здесь или в Токсене. Это не доставит вам никакого неудобства. А когда он меня напишет, вы быстро поймете, что он не только художник, но и очень талантлив.
– Смею заверить, что я кое-что понимаю в живописи, – проворчал дядя, изучающе глядя на меня. – Я сразу это увижу.
– Я в этом уверена. И если месье Метье напишет портрет, однажды, возможно, он станет украшением чьей-нибудь коллекции.
– Во Франции больше нет хороших, по-настоящему хороших художников, – уныло заметил дядя. – Пикассо – испанец. Брак и Леже только подражают ему. Жак Вийон полу абстракционист, Кайяр – реалист, но примитивный. Ни один из них меня не вдохновляет. И, как ты знаешь, я не люблю, когда в замок приходят незнакомцы.
– Он мог бы рисовать меня в деревне.
Дядя долго и внимательно смотрел на меня.
– Ты интересуешься этим молодым человеком, Дениза? Он, как говорят американцы, "заигрывал с тобой"?
Я покраснела:
– Право же, дядя Морис! Я всего лишь раз встречалась с месье Метье как с вашим арендатором, да и то на несколько минут. У меня вообще нет к нему никакого интереса. Но было бы забавно иметь свой портрет, нарисованный настоящим художником.
Дядя задумчиво кивнул:
– Ладно. Скажи ему, что можешь попозировать. Я хорошо заплачу за портрет, если сочту его стоящим того.
Я улыбнулась, ощущая, как румянец постепенно исчезает с моих щек.
– Месье Метье захочет, без сомнения, поблагодарить вас за это. Как большинство художников, он не производит впечатление человека, имеющего много денег. Он работает в Везоне на полях, наравне с Бурже, и на мельнице, а сегодня помогает Марсо.
– Я не намерен встречаться с твоим Метье, Дениза, – ответил дядя. – Ты сама скажешь ему. А сейчас мне надо поговорить с Марсо. – Он пошел к двери, но остановился, нахмурился и пристально посмотрел на меня. – Когда он будет тебя писать, Дениза, не надевай ожерелье, которое я тебе подарил. Это очень важно. И держи рот на замке. Поняла?
Я пожала плечами. Мне вовсе не хотелось демонстрировать Этьену синяки на своей шее. Но у меня мелькнула мысль надеть ожерелье, когда дядя сказал, что позволяет Этьену писать мой портрет. И все же он был прав: надев рубины, мне пришлось бы показать свое покалеченное горло.
– Как скажете, дядя Морис.
Он улыбнулся:
– Мы постепенно начинаем понимать друг друга, да, Дениза? Ты быстро убедишься, что не останешься в проигрыше от этого. И возможно, вскоре не будет больше необходимости в подобных подозрениях, а?
– Нет никаких сомнений, дядя Морис, – с уверенностью ответила я и улыбнулась ему в ответ, пытаясь удержаться и не броситься бегом к выходу.
Снаружи солнце ослепило меня, и я прищурилась. Когда глаза немного привыкли к яркому свету, я огляделась в поисках Этьена и обнаружила его, где и ожидала, – он сидел в тенечке на траве под деревом, склонившись над чем-то белым, лежавшим у него на коленях.
Я бесшумно подошла ближе и увидела, что он быстро делает какие-то наброски. Этьен поднял глаза, усмехнулся и продолжил работу, как будто не видел и не слышал меня.
– Вы зарисовываете замок, месье? – возмущенно спросила я. – Мой дядя был бы крайне возмущен, если бы увидел вас.
– Ужасно возмущен, – спокойно согласился Этьен. – Вот почему я и пришел сюда, где он не сможет меня увидеть с кухни. – Он склонил голову набок, пристально посмотрел на страницу блокнота и удовлетворенно кивнул. – Совсем неплохо. – Затем вскочил на ноги и схватил меня за руку. – Остались только окна с южной стороны. Пойдемте. Ваш дядя очень скоро вернется с кухни и будет искать нас. К тому времени мы должны уже повернуть за угол с набросками четырех стен замка. Нам следует поспешить.
Чтобы высвободить руку из его тисков, потребовалось бы огромное усилие, и мне пришлось почти бежать за ним по лужайке к дому.
– Вы заставляете меня принимать участие в том, чего я не понимаю! – запротестовала я. – У меня нет желания досаждать моему дяде.
– Могу это понять, Дениза, – мрачно заметил он. – Я скорее стал бы досаждать самому дьяволу. Но если мы поспешим, непосредственной опасности удастся избежать. Так что идемте быстрее.
– Нет, не хочу в этом участвовать! Я...
За угол мы свернули почти бегом. С этой стороны дома на лужайке находились клумбы роз и какие-то кустарники. Большая часть комнат в этом крыле замка пустовала. Этьен ослабил свою хватку, и я вздохнула с облегчением.
– Дайте мне пять минут, – тихо сказал он. – Это все, что мне нужно. Постойте возле угла, подождите, пока я подам вам сигнал, а потом идите к входной двери, как будто ищете меня. Это оправдает вас перед вашим дорогим дядей Морисом.
– Он не следит за мной. Это вы...
– Естественно, – кивнул Этьен. – А теперь не тратьте зря время, будьте хорошей девочкой. Когда я вам помашу, идите назад. Вы меня не видели. Хорошо?
– Нет, это не хорошо! – возмущенно ответила я. – Что бы вы, месье, ни собирались делать, мне это не нравится. Я не хочу принимать в этом участие.
Но Этьен уже зашагал по лужайке. Я наблюдала, как он повернулся и стал изучать замок, потом отступил на несколько шагов назад, сел на корточки и начал быстро делать наброски.
Я нетерпеливо смотрела на него, еле сдерживаясь. Этьен Метье казался мне самым наглым молодым человеком из всех когда-либо встреченных мной.
Он бросил взгляд на часы и помахал мне рукой, как будто прогоняя меня, как будто я была каким-то любопытным цыпленком, пробравшимся в его студию в Везоне. Ну и черт с ним! Я пойду прямо сейчас в дом, и пусть он сам объясняется с дядей Морисом, если тот застукает его с набросками замка.
Я сердито пошла к входной двери и удивленно остановилась. Дядя Морис делал именно то, что предсказал Этьен. Очевидно, вернувшись с кухни в гостиную, он посмотрел в окно и, не увидев нас, решил выйти из дома. Сейчас он медленно спускался по ступенькам и внимательно оглядывался. Меня он заметил сразу же и остановился, нахмурившись, ожидая, когда я подойду.
– Где он? – Темные глаза злобно смотрели на меня поверх бархатной маски.
– Месье Метье? – Я пожала плечами. – Не знаю, дядя. Наверное, пошел прогуляться вокруг замка. Он же художник, а замок – прекрасное старинное здание с историческим прошлым.
– А там его нет? – Дядя кивнул в сторону кухни, и его глаза засверкали от ярости.
– Я его не видела. Возможно, он вернулся на кухню, и мы разминулись. А вы его там не встретили?
– Нет, – проворчал он. – Его там не было. Он, видимо, вернулся туда, когда я ушел, поговорив с Марсо.
– И когда я решила поискать его здесь, – улыбнулась я. – Ну конечно, куда же еще он мог деться? Сидит на кухне или в грузовике и ждет остальных. Пойдемте туда вместе. Вы решили поговорить с ним сами, дядя?
На мгновение он заколебался, и я вдруг осознала, что в первый раз вижу его вне дома. Наконец он кивнул, и мы живо поспешили по тропинке из гравия мимо окон библиотеки, комнаты дяди и моей собственной, а затем повернули к кухне и помещениям для слуг.
– Кажется, его и здесь нет! – зло проворчал дядя.
– По-моему, кто-то есть в грузовике, – быстро сказала я, надеясь, что мой голос звучит не слишком обеспокоено. Я думала, что человек, сидевший в кабине машины, – это Мари Марсо, а не Этьен, который, вероятно, все еще бродил с южной стороны замка, делая свои наброски.
– Там двое в кабине, – сердито заметил дядя и внезапно остановился, пристально глядя в сторону грузовика. Я тоже остановилась и пригляделась. – Кого еще этот идиот Марсо притащил с собой?
– Я не видела больше никого. Может, мадам Марсо?
Дядя угрюмо направился к машине, и я последовала за ним, пытаясь не отставать. Передняя дверца грузовика открылась, и из кабины, весело улыбаясь нам обоим, выпрыгнул Этьен.
– Доброе утро, мадемуазель... месье! – приветствовал он нас.
Его взгляд на миг задержался на моем лице. Я знала, что Этьену пришлось бежать, чтобы добраться сюда так быстро, и карабкаться через разрушенное крыло почти под носом Габриель и людей на кухне, но он выглядел таким спокойным и дышал так легко, что это казалось просто невероятным.
Я уставилась на него, онемев от удивления, в то время как дядя Морис грубо спросил:
– Вы Метье?
– Да, месье! Этьен Метье, к вашим услугам.
Дядя Морис бросил взгляд в кабину грузовика:
– А это кто там?
– Пьер Бурже, месье. Мой дядя и ваш арендатор. Пьер! Где твои хорошие манеры? Попрощайся же с месье и мадемуазель Жерар.
– До свидания, месье... мадемуазель...
Знакомым мне жестом Пьер снял свой берет и смиренно склонил голову. Мой дядя сердито смотрел на него.
– Что вы здесь делаете, Бурже? – требовательно спросил он.
– Я помогал с разгрузкой, месье.
– Сколько же человек требуется, чтобы загрузить и разгрузить один грузовик? Предоставьте Марсо самому в будущем делать его работу, Бурже. И вы тоже, Метье. В Замке грифов не приветствуют чужаков.
– Это моя вина, месье, – быстро сказал Этьен. – Поскольку Пьер – ваш арендатор в Везоне, я подумал, что вы должны с ним встретиться. Пьер, ты же прежде не встречался с месье Жераром, не так ли?
– Лицо месье закрыто... – пробормотал Пьер. – Как я могу сказать?
Мой дядя вновь напряженно уставился на Пьера, и я заметила, как руки бедняги, сжимавшие берет, начали дрожать.
– Этот человек думает, что встречался со мной где-то раньше? – спросил дядя злобным голосом.
– Месье, – спокойно ответил Этьен, – я всего лишь подумал, что, как землевладелец и арендатор, вы должны познакомиться. Это проявление вежливости. Мой дядя Пьер привел в порядок ваши земли, я ему помог в этом. Хозяин должен знать, что делают его арендаторы. Но если эта мысль вас чем-то оскорбляет...
Дядя посмотрел на него, потом вновь перевел взгляд на Пьера:
– Вы думаете, что когда-то давно мы с вами могли встречаться?
– Очень давно, месье. Но... не могу вспомнить, месье...
– Возможно, во время войны? – Мой дядя подошел ближе.
Этьен осторожно отступил в сторону.
– Возможно, месье, – испуганно пробормотал Пьер. – Моя память... не та, что была раньше. Я...
– Мы все теперь не такие, как прежде, Пьер, – странным голосом заметил дядя и поднялся на подножку грузовика.
Я с удивлением увидела, как он левой рукой сдернул с лица маску и, нагнувшись, заглянул в кабину. Он приблизил свое лицо к Пьеру, тот съежился и испуганно отпрянул, вытаращив глаза и непроизвольно выставив вперед ладони. Дядя Морис какое-то время стоял так, сжимая в левой руке сложенный треугольником кусок бархата, затем резко вытянул правую руку, и Пьер громко вскрикнул – железная клешня, как тиски, сомкнулась на его запястье.
Уставившись в лицо моего дяди, бедняга медленно покачал головой, пробормотал что-то неразборчивое и отодвинулся в дальний угол кабины.
– Если бы я тебя встречал, Бурже, я бы это запомнил, – сквозь зубы произнес дядя Морис.
Он освободил его запястье и поднял кусок бархата, закрепив маску на лице левой рукой и протезом правой с удивительным проворством. Затем медленно повернулся и презрительно посмотрел на Этьена.
– Я говорил вам, месье, что это моя вина, – холодно сказал Этьен. – Не было необходимости обижать или пугать его, если, конечно, его можно испугать подобными рубцами.
– Значит, вы художник? – спросил дядя, как будто не замечая слов Этьена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18