по этой причине он любил называть себя философом.
Он познакомился с Мартой в читальном зале городской библиотеки, где несколько вечеров в неделю листал журналы и разглядывал старшеклассниц, пытаясь вычислить, кто из них через пару лет окажется у него в классе. Его возбуждали тела девочек-подростков, но чрезмерная стеснительность ни разу не позволила что-нибудь с ними закрутить. А смотреть не запрещено. Ему нравилось выбирать особенно грациозных и изящных девочек со светлыми шелковистыми волосами, в белых блузках и юбках до колен. Грубоватые рабочие девушки ему нравились тоже – румяна во всю щеку, блестящие черные кожаные куртки, ярко-красные ногти и джинсы такие узкие, что их, наверное, больно носить.
Однажды в дождливый вечер, незадолго до закрытия, он сдал книгу и с зонтом вышел из центрального зала в маленький вестибюль за огромными стеклянными дверями. Там стояла женщина в темно-синем плаще. В руках она держала две книги и беспокойно глядела в залитое водой стекло. Он уже пару раз ее видел – она читала журнал или искала книгу. И теперь Хартер как-то пошутил насчет дождя и узнал, что женщина припарковалась в двух кварталах от библиотеки. Сначала она отказалась, а затем согласилась воспользоваться его зонтом, и он бережно довел ее до машины, прикусив собственное раздражение, когда провалился в лужу по щиколотку, и раздумывая о том, как это на него похоже: не две девчонки, которые сегодня среди стеллажей в секции «Искусство» хихикали над громадным томом, а эта пухленькая дамочка с обручальным кольцом. Она горячо благодарила. Через неделю они снова встретились в библиотеке – на этот раз она улыбнулась и поблагодарила снова. Еще через два дня они разговорились. Она любит читать; муж много разъезжает; она все время забывает всякие мелочи вроде зонтиков. В следующий раз они заговорили легко, точно старые друзья, и однажды вечером она пригласила его к себе на чашку чая.
Поначалу роман его возбуждал: его первая замужняя женщина, – и он был благодарен за то, как она любит его, балует его, слушает серьезно и внимательно. Иногда, глядя на него, она по несколько минут забывала моргать огромными добрыми глазами. Может, из-за полноты ее капитуляции ему и стало неуютно: вскоре удовольствие рассеялось, а через месяц он понял, что совершил ошибку. Адюльтеры не для него; в свои сорок три она для него слишком стара; мягкость и обильность ее плоти смущают. Он принялся искать способ порвать – аккуратно, так, чтобы она не почувствовала себя виноватой. Напоминал себе, что как бы ни было ей больно сейчас, дальше будет больнее. Он был уверен, что найдет нужные слова. Так было бы лучше для всех.
Хартер проснулся от тихого упорного стука в дверь. Так мог стучать человек, понимающий, что еще очень рано, – семи нет, – и желающий извиниться за беспокойство, настаивая однако, что побеспокоить придется. Хартер накинул старый халат и пригладил волосы. Спал он неважно.
Открыв кухонную дверь, он с удивлением воззрился на двух мужчин в форменных шинелях и с фуражками в руках.
– Позвольте зайти? – спросил один, старше и выше, густые седые волосы аккуратно зачесаны над ушами назад. Хартер замялся, тогда другой добавил:
– Мы пришли… по поводу того дела, сегодня ночью. Он просил нас с вами переговорить. – Опустил взгляд. – Мы можем зайти позже.
– Нет, все в порядке, я… еще семи даже нет. Прошу. – Хартер картинно повел рукой – жест, о легкой фривольности которого тут же пожалел и, резко его оборвав, сунул руку в слегка надорванный карман халата.
Мужчины сделали два шага по тесной кухне и остановились, сжимая фуражки в руках. Хартер начал было выдвигать стул и с отвращением заметил кофейную чашку с липким бурым осадком, тарелку с засохшей половинкой пончика, покрытую коркой ложку в сахарнице в цветочек.
Мужчины не двинулись, и Хартер в нерешительности замер, положив руку на спинку стула.
– Мистер Хартер, – сказал старший, – мы сожалеем, что побеспокоили вас. Мы сами располагаем всего несколькими минутами. Наш друг очень хотел, чтобы мы с вами увиделись.
Стоит ли говорить, что он расстроен – весьма расстроен. Он хотел бы как можно скорее встретиться с вами.
Хартер с неприязнью представил себе эту встречу и задумался, нельзя ли как-нибудь ее избежать. Но при мысли, что придется прятаться от человечка, ему стало неловко, точно он пытается удрать.
– Я встречусь с ним, если он того желает, почему нет? Но чего он хочет?
– Мистер Хартер, вы не обязаны встречаться с ним, если не желаете, – сказал второй. – Вы имеете право отказаться.
– Хотя я на вашем месте, – добавил первый, – не стал бы.
– Это угроза? – сердито спросил Хартер, и крошечный страх взрывом лопнул у него в животе.
Старший взглянул удивленно.
– Едва ли. Сожалею о недоразумении. Я лишь имел в виду, что если вы откажетесь встретиться с ним сейчас, вам придется сделать это позже. Наш друг – он очень упрям. Поэтому, с нашей точки зрения, благоразумнее было бы не тянуть, причиняя тем самым еще больше горя и боли. Но вы, разумеется, вольны поступать, как хотите.
– Ладно, – сказал Хартер. – Я же сказал, что встречусь с ним. В любое время.
– Превосходно. Это сильно упрощает нам задачу. Завтра утром вас устроит? Утром. Рано. Мы оба работаем.
Хартер замялся.
– Я вообще-то по утрам – не в лучшей форме.
Старший глянул на свою фуражку, потом поднял глаза.
– Мистер Хартер, можно мне кое-что сказать? Вы, по своим личным соображениям, стали причиной огромной боли и страданий. Вы действительно хотите сказать, что ради нескольких часов сна откажетесь встретиться с пострадавшей стороной в удобное для нее время?
В Хартере поднялась злость и он крепче сжал спинку стула. Надо бы взять этого старого ублюдка за ухо и вышвырнуть отсюда. Но тон старика был ничуть не высокомерен, а в выражении лица сквозило лишь легкое недоумение.
Хартер пожал плечами.
– В любое время. Где он хочет?..
– О, не беспокойтесь, – сказал второй, – мы за вами заедем.
– Но зачем?.. – начал было Хартер, однако решил плюнуть и не продолжать.
– Прекрасно, – сказал старший, надевая фуражку. – В таком случае, договорились. Теперь мы можем идти.
Второй выступил вперед.
– Если же вы передумаете…
– Нам не стоит принимать это во внимание, – сказал тот, что в фуражке. Он уже вышел за дверь и стоял, держась за ручку.
– Я же сказал, что встречусь, – перебил Хартер. Собственный голос показался ему чересчур громким, даже пронзительным, и он попытался взять себя в руки. – Слушайте, я ночью почти не спал.
Визитеры переглянулись и промолчали.
– Тогда увидимся, – сказал тот, что в фуражке, выходя на лестничную площадку. Второй последовал за ним с фуражкой в руке и осторожно прикрыл за собой дверь. Сквозь латунную оконную решетку, полускрытую белыми кружевными занавесками, Хартер видел, как удаляются их затылки.
Еще час Хартер безуспешно пытался заснуть, а затем после долгого душа и двух чашек кофе поехал за город. Сахарные клены уже меняли цвет; на далеких холмах они походили на раскрашенные леденцы. Маленький белый знак вывел его на знакомую грунтовку под пологом ветвей, и вскоре он подъехал к старому красному сараю, набитому книгами. Темные проходы под редкими голыми лампочками пахли сырой древесиной. Хартеру нравилось читать о Войне за независимость – временами он подумывал написать довольно пространное эссе о влиянии мушкетов, заряжаемых с дула, на стратегию кампании, но из этого так ничего и не вышло. Он просматривал монографию о данберийской кампании [3], когда боковым зрением заметил в конце прохода Марту в темно-синем плаще. Резко вздохнув, он тут же осознал ошибку: эта женщина старше Марты, крупнее, да и вообще не похожа. Втянул воздух в легкие – он явно задыхается.
Хартер сунул книгу обратно на полку и пошел по тускло освещенному сараю навстречу ясному дню.
Красный сарай, синее небо. Вдоль стены тянулись стеллажи, набитые книжками в мягких обложках, располосованные светом и тенью. Девушка лет восемнадцати склонилась над книгами в тени. Внезапно она повернулась к ослепительному солнечному свету, и что-то мгновенно сверкнуло – может, крошечная сережка? Очень короткие зачесанные набок соломенные волосы, жесткие на вид джинсы, закатанные на икрах, белая рубашка с длинными рукавами закрывает ягодицы.
Вспышка о чем-то напомнила Хартеру – о чем-то на краю сознания, – но, услышав его шаги по гравию, девушка обернулась, а прежде чем вернуться к книгам, на секунду задержала взгляд. И Хартер мгновенно с уверенностью понял, что она доступна, можно завязать с ней разговор, может, даже смотаться с ней в загородную гостиницу выпить чашку кофе: она ведь задержала взгляд на эту секунду. Он ей все расскажет. Ее тронет его несчастье, она протянет руку через стол и накроет его ладонь – и Хартер, повернувшись и направляясь к машине, ибо все это невероятно и абсурдно, вообразил, что в пространстве скрещенных взглядов она разглядела в угрюмом лице незнакомца тайное горе.
Дома Хартер тяжело рухнул на кровать, но даже с закрытыми глазами ощущал тревожно быстрое биение сердца. Он почти чувствовал, как мчится по венам кровь, торопясь достичь крайних пределов тела – пальцев на ногах, пальцев на руках, гудящего черепа. Человечек остановился внезапно, будто его ударили по лицу. И Марта – вытянулась в своей бледно-лиловой ночнушке, сморкается в розовый носовой платок – про розовый платок-то он и забыл. В комнате было почти темно. Марте не нравился на тумбочке ночник с этой яркой, все высвечивающей лампочкой, и в первую ночь она проявила упорство, выудив откуда-то нечто вроде фонаря с толстыми красно-синими стеклами. В каждый приход Хартера фонарь стоял в комнате, тускло, романтически ее освещая. Фонарь позволял Марте преодолеть – до некоторой степени – предельную скромность, которая поначалу казалась Хартеру такой трогательной, но потом стала все больше раздражать. Человечек вошел тихо – Хартер не помнил, как повернулась дверная ручка, – широко шагнул в комнату, а потом вдруг замер. Ничего не сказал, только стоял сурово, пока Хартер возился с дурацкими пуговицами. И теперь Хартер вспомнил, как Марта – пряди волос прилипли к мокрым щекам, – точно вдруг застеснявшись, натянула ночнушку на грудь, – большая смущенная девочка. На несколько секунд перестала плакать и уставилась на человека у двери. Тот не двигался. Хартер пожалел, что не слушал внимательнее то немногое, что она о нем рассказывала. По правде сказать, он вообще не хотел думать о ее муже. Предельно ясно дал Марте понять: он хочет, чтобы его избавили от деталей ее семейной жизни. Марта по своей раздражающей привычке отказывалась недобро говорить о людях, но однажды проговорилась, что
ее муж «упрям». Хартер не просил привести примеры. В другой раз сказала, что муж «старомоден», и Хартер почему-то решил, что тот носит до блеска начищенные туфли с дырочками на носах и предпочитает сворачивать носки в клубок. Хартер ни разу не задал ни единого вопроса о человеке, чью фотографию видел на бюро лишь однажды, – потом Марта завела привычку прятать портрет перед его приходом. У мужа была странная фамилия – Разумян. Много разъезжал.
Коммивояжер, что ли? Упрямый и старомодный человечек. Хочет встретиться с Хартером. Но зачем? Может, получить заверения. Хартер был не в настроении снова заводить волынку с извинениями, но решил, что пройти через это придется. Жена вас любит. Ей одиноко, вот и все. Мы просто случайно встретились – такое бывает. Все кончено. Ничего серьезного. Он прошипел какие-то слова.
Хартер открыл глаза и по желтому свету в окне понял, что близится вечер. Он проспал почти два часа. Заснуть ночью будет трудновато – а эти люди придут рано утром. Как он допустил, чтобы из него выжали настолько дурацкое обещание? В голове было тесно, точно она вот-вот распустится цветком головной боли, в желудке внезапно прокатилась нервозная волна. Хартер сердито сел. Ему нечего бояться сурового человечка и его странных друзей. Они встретятся, все обговорят, вот и все. Одна встреча, не более того. Хартер решительно скинул ноги с кровати, а когда ступни коснулись пола, вспомнил девушку, наполовину выступившую из тени под ослепительный солнечный свет. Что-то мгновенно сверкнуло – может, крошечная сережка? Она напомнила ему о чем-то, и он теперь знал, он знал: застежка небольшого черного портфеля, мигнувшая под лампой в гостиной.
Хартер устало поплелся в кухню – приступать к долгому ночному бдению.
Хартер шел по узкому библиотечному коридору за девушкой – она вела пальцами по книжным корешкам. Он подошел ближе, девушка обернулась, и он увидел, что это маленькая девочка в короткой ночнушке, одно плечо голое, а на коленке пластырь. Ярко накрашенные губы – она улыбнулась, а когда он нагнулся поцеловать ее в плечо, нахмурилась, неожиданно вцепилась в его руку и больно сжала, твердя: «Вставайте! Вста! Вайте! Вста!» Хартер открыл глаза. Голос в темноте произнес: «Вставайте». Хартер резко сел, от страха стало дурно, но в следующую секунду он уже понимал, нет – точно знал, что происходит.
– Как вы сюда попали? – спросил он, сжав кулак. – Есть же законы, я могу полицию вызвать.
– Полицию! – отозвался голос старшего. – Зачем же полицию, мистер Хартер? Мы предупреждали, что еще придем. И вам стоит на секунду задуматься, хотите ли вы, чтобы ктонибудь узнал, почему мы здесь. Разумеется, мы сожалеем, что разбудили вас в такую рань. Но вы спали так крепко! Боюсь, вы не оставили нам выбора. Честное слово, мы стучали.
– Да, мы стучали, можете не сомневаться. Мы оба постучали дважды.
– И дверь была открыта, мистер Хартер, как будто вы ее нарочно так оставили. «Он, должно быть, ее нарочно так оставил, – сказал мой друг. – Для нас». Но вам пора вставать, времени нет.
– Ночь на дворе. – Но Хартер уже наклонился к часам и увидел, что почти пять. – Ладно, все равно больше не усну. Кошмарная ночь, – и откинув одеяло, он с такой силой сбросил ноги с кровати, что один из посетителей отпрыгнул.
– Но вы согласились на встречу, – сказал старший, все еще стоя у кровати. – Мы так поняли.
Мы думали, вы будете готовы.
– Черт знает что, – ответил Хартер, шагнув к стулу, куда кинул рубашку и штаны.
– Полагаю, мы все согласны, что это черт знает что, мистер Хартер. Вопрос в том, как найти удовлетворительное решение проблемы. Что касается раннего часа, мы, разумеется, приносим свои извинения, хотя по справедливости вы должны признать, что мы также встали очень рано, причем по делу, которое нас непосредственно не касается. Мы были бы вам очень признательны, если бы вы поторопились. Нам самим нужно на работу – целый рабочий день после всего пяти часов сна.
Вы себе представляете, что такое целый день работать, проспав всего пять часов? Но сегодня необычный день – уверен, вы со мною согласитесь.
– Совсем не обычный день, – сказал второй. – Во всяком случае, не в обычном смысле.
– И почему тогда мы столько болтаем? – спросил Хартер, сгреб одежду и направился в ванную.
– Я хочу с этим покончить не меньше вашего. – В ванной он умылся и влез в одежду – ощущение было такое, будто он в перчатках: ему едва удавалось протиснуть скользкие пуговицы в мелкие петли. В сумеречном свете ночника он провел щеткой по волосам и подумал, что все это сплошной абсурд, ему следует выставить их за дверь и лечь спать дальше, разобраться со всем в ясном утреннем свете. Ему казалось, что при малейшем признаке сопротивления они капитулируют и оставят его в покое, он даже спросил себя – может, они втайне надеются, что он избавит их от хлопот? В конце концов, разве один из них не намекнул с самого начала, что они, как и он сам, находят это все отвратительным. Но ему не терпелось отделаться. Если человечку так хочется его увидеть, то Хартер чинить препятствий не станет; он потянулся к полотенцу вытереть пальцы, и отдернул руки, когда из складок бесшумно вылетела ночная бабочка.
Прижав палец к губам, он повел визитеров по сумрачной лестнице; каждую площадку освещала двадцатипятиваттная лампочка в абажуре из желтой вощанки с бурыми пятнами ожогов.
На темном крыльце он разглядел облачко собственного дыхания. При виде перистого, хрупкого на вид пара ему стало холодно и чуточку странно – точно человеку его габаритов следует дышать солиднее. Черно-серое небо на горизонте окрашивалось сернистым мерцанием. Никаких звезд: лишь это мерцание, позаимствованное небом у неоновых вывесок и натриевых фонарей. Верхушки остроконечных крыш двухэтажных домиков черно выделялись на фоне неба.
Мужчины провели Хартера к припаркованной машине.
– Куда мы едем? – прошептал он, садясь на переднее сиденье.
– На вашу встречу, – ответил старший. Хартером овладело непреодолимое желание закрыть глаза. Веки жгло, он ощущал горячечное тепло и вдруг вспомнил, как в детстве боролся со сном в поездках затемно, балансировал на грани полудремы, все больше сдаваясь вкрадчивой усталости, что ощущалась сладостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Он познакомился с Мартой в читальном зале городской библиотеки, где несколько вечеров в неделю листал журналы и разглядывал старшеклассниц, пытаясь вычислить, кто из них через пару лет окажется у него в классе. Его возбуждали тела девочек-подростков, но чрезмерная стеснительность ни разу не позволила что-нибудь с ними закрутить. А смотреть не запрещено. Ему нравилось выбирать особенно грациозных и изящных девочек со светлыми шелковистыми волосами, в белых блузках и юбках до колен. Грубоватые рабочие девушки ему нравились тоже – румяна во всю щеку, блестящие черные кожаные куртки, ярко-красные ногти и джинсы такие узкие, что их, наверное, больно носить.
Однажды в дождливый вечер, незадолго до закрытия, он сдал книгу и с зонтом вышел из центрального зала в маленький вестибюль за огромными стеклянными дверями. Там стояла женщина в темно-синем плаще. В руках она держала две книги и беспокойно глядела в залитое водой стекло. Он уже пару раз ее видел – она читала журнал или искала книгу. И теперь Хартер как-то пошутил насчет дождя и узнал, что женщина припарковалась в двух кварталах от библиотеки. Сначала она отказалась, а затем согласилась воспользоваться его зонтом, и он бережно довел ее до машины, прикусив собственное раздражение, когда провалился в лужу по щиколотку, и раздумывая о том, как это на него похоже: не две девчонки, которые сегодня среди стеллажей в секции «Искусство» хихикали над громадным томом, а эта пухленькая дамочка с обручальным кольцом. Она горячо благодарила. Через неделю они снова встретились в библиотеке – на этот раз она улыбнулась и поблагодарила снова. Еще через два дня они разговорились. Она любит читать; муж много разъезжает; она все время забывает всякие мелочи вроде зонтиков. В следующий раз они заговорили легко, точно старые друзья, и однажды вечером она пригласила его к себе на чашку чая.
Поначалу роман его возбуждал: его первая замужняя женщина, – и он был благодарен за то, как она любит его, балует его, слушает серьезно и внимательно. Иногда, глядя на него, она по несколько минут забывала моргать огромными добрыми глазами. Может, из-за полноты ее капитуляции ему и стало неуютно: вскоре удовольствие рассеялось, а через месяц он понял, что совершил ошибку. Адюльтеры не для него; в свои сорок три она для него слишком стара; мягкость и обильность ее плоти смущают. Он принялся искать способ порвать – аккуратно, так, чтобы она не почувствовала себя виноватой. Напоминал себе, что как бы ни было ей больно сейчас, дальше будет больнее. Он был уверен, что найдет нужные слова. Так было бы лучше для всех.
Хартер проснулся от тихого упорного стука в дверь. Так мог стучать человек, понимающий, что еще очень рано, – семи нет, – и желающий извиниться за беспокойство, настаивая однако, что побеспокоить придется. Хартер накинул старый халат и пригладил волосы. Спал он неважно.
Открыв кухонную дверь, он с удивлением воззрился на двух мужчин в форменных шинелях и с фуражками в руках.
– Позвольте зайти? – спросил один, старше и выше, густые седые волосы аккуратно зачесаны над ушами назад. Хартер замялся, тогда другой добавил:
– Мы пришли… по поводу того дела, сегодня ночью. Он просил нас с вами переговорить. – Опустил взгляд. – Мы можем зайти позже.
– Нет, все в порядке, я… еще семи даже нет. Прошу. – Хартер картинно повел рукой – жест, о легкой фривольности которого тут же пожалел и, резко его оборвав, сунул руку в слегка надорванный карман халата.
Мужчины сделали два шага по тесной кухне и остановились, сжимая фуражки в руках. Хартер начал было выдвигать стул и с отвращением заметил кофейную чашку с липким бурым осадком, тарелку с засохшей половинкой пончика, покрытую коркой ложку в сахарнице в цветочек.
Мужчины не двинулись, и Хартер в нерешительности замер, положив руку на спинку стула.
– Мистер Хартер, – сказал старший, – мы сожалеем, что побеспокоили вас. Мы сами располагаем всего несколькими минутами. Наш друг очень хотел, чтобы мы с вами увиделись.
Стоит ли говорить, что он расстроен – весьма расстроен. Он хотел бы как можно скорее встретиться с вами.
Хартер с неприязнью представил себе эту встречу и задумался, нельзя ли как-нибудь ее избежать. Но при мысли, что придется прятаться от человечка, ему стало неловко, точно он пытается удрать.
– Я встречусь с ним, если он того желает, почему нет? Но чего он хочет?
– Мистер Хартер, вы не обязаны встречаться с ним, если не желаете, – сказал второй. – Вы имеете право отказаться.
– Хотя я на вашем месте, – добавил первый, – не стал бы.
– Это угроза? – сердито спросил Хартер, и крошечный страх взрывом лопнул у него в животе.
Старший взглянул удивленно.
– Едва ли. Сожалею о недоразумении. Я лишь имел в виду, что если вы откажетесь встретиться с ним сейчас, вам придется сделать это позже. Наш друг – он очень упрям. Поэтому, с нашей точки зрения, благоразумнее было бы не тянуть, причиняя тем самым еще больше горя и боли. Но вы, разумеется, вольны поступать, как хотите.
– Ладно, – сказал Хартер. – Я же сказал, что встречусь с ним. В любое время.
– Превосходно. Это сильно упрощает нам задачу. Завтра утром вас устроит? Утром. Рано. Мы оба работаем.
Хартер замялся.
– Я вообще-то по утрам – не в лучшей форме.
Старший глянул на свою фуражку, потом поднял глаза.
– Мистер Хартер, можно мне кое-что сказать? Вы, по своим личным соображениям, стали причиной огромной боли и страданий. Вы действительно хотите сказать, что ради нескольких часов сна откажетесь встретиться с пострадавшей стороной в удобное для нее время?
В Хартере поднялась злость и он крепче сжал спинку стула. Надо бы взять этого старого ублюдка за ухо и вышвырнуть отсюда. Но тон старика был ничуть не высокомерен, а в выражении лица сквозило лишь легкое недоумение.
Хартер пожал плечами.
– В любое время. Где он хочет?..
– О, не беспокойтесь, – сказал второй, – мы за вами заедем.
– Но зачем?.. – начал было Хартер, однако решил плюнуть и не продолжать.
– Прекрасно, – сказал старший, надевая фуражку. – В таком случае, договорились. Теперь мы можем идти.
Второй выступил вперед.
– Если же вы передумаете…
– Нам не стоит принимать это во внимание, – сказал тот, что в фуражке. Он уже вышел за дверь и стоял, держась за ручку.
– Я же сказал, что встречусь, – перебил Хартер. Собственный голос показался ему чересчур громким, даже пронзительным, и он попытался взять себя в руки. – Слушайте, я ночью почти не спал.
Визитеры переглянулись и промолчали.
– Тогда увидимся, – сказал тот, что в фуражке, выходя на лестничную площадку. Второй последовал за ним с фуражкой в руке и осторожно прикрыл за собой дверь. Сквозь латунную оконную решетку, полускрытую белыми кружевными занавесками, Хартер видел, как удаляются их затылки.
Еще час Хартер безуспешно пытался заснуть, а затем после долгого душа и двух чашек кофе поехал за город. Сахарные клены уже меняли цвет; на далеких холмах они походили на раскрашенные леденцы. Маленький белый знак вывел его на знакомую грунтовку под пологом ветвей, и вскоре он подъехал к старому красному сараю, набитому книгами. Темные проходы под редкими голыми лампочками пахли сырой древесиной. Хартеру нравилось читать о Войне за независимость – временами он подумывал написать довольно пространное эссе о влиянии мушкетов, заряжаемых с дула, на стратегию кампании, но из этого так ничего и не вышло. Он просматривал монографию о данберийской кампании [3], когда боковым зрением заметил в конце прохода Марту в темно-синем плаще. Резко вздохнув, он тут же осознал ошибку: эта женщина старше Марты, крупнее, да и вообще не похожа. Втянул воздух в легкие – он явно задыхается.
Хартер сунул книгу обратно на полку и пошел по тускло освещенному сараю навстречу ясному дню.
Красный сарай, синее небо. Вдоль стены тянулись стеллажи, набитые книжками в мягких обложках, располосованные светом и тенью. Девушка лет восемнадцати склонилась над книгами в тени. Внезапно она повернулась к ослепительному солнечному свету, и что-то мгновенно сверкнуло – может, крошечная сережка? Очень короткие зачесанные набок соломенные волосы, жесткие на вид джинсы, закатанные на икрах, белая рубашка с длинными рукавами закрывает ягодицы.
Вспышка о чем-то напомнила Хартеру – о чем-то на краю сознания, – но, услышав его шаги по гравию, девушка обернулась, а прежде чем вернуться к книгам, на секунду задержала взгляд. И Хартер мгновенно с уверенностью понял, что она доступна, можно завязать с ней разговор, может, даже смотаться с ней в загородную гостиницу выпить чашку кофе: она ведь задержала взгляд на эту секунду. Он ей все расскажет. Ее тронет его несчастье, она протянет руку через стол и накроет его ладонь – и Хартер, повернувшись и направляясь к машине, ибо все это невероятно и абсурдно, вообразил, что в пространстве скрещенных взглядов она разглядела в угрюмом лице незнакомца тайное горе.
Дома Хартер тяжело рухнул на кровать, но даже с закрытыми глазами ощущал тревожно быстрое биение сердца. Он почти чувствовал, как мчится по венам кровь, торопясь достичь крайних пределов тела – пальцев на ногах, пальцев на руках, гудящего черепа. Человечек остановился внезапно, будто его ударили по лицу. И Марта – вытянулась в своей бледно-лиловой ночнушке, сморкается в розовый носовой платок – про розовый платок-то он и забыл. В комнате было почти темно. Марте не нравился на тумбочке ночник с этой яркой, все высвечивающей лампочкой, и в первую ночь она проявила упорство, выудив откуда-то нечто вроде фонаря с толстыми красно-синими стеклами. В каждый приход Хартера фонарь стоял в комнате, тускло, романтически ее освещая. Фонарь позволял Марте преодолеть – до некоторой степени – предельную скромность, которая поначалу казалась Хартеру такой трогательной, но потом стала все больше раздражать. Человечек вошел тихо – Хартер не помнил, как повернулась дверная ручка, – широко шагнул в комнату, а потом вдруг замер. Ничего не сказал, только стоял сурово, пока Хартер возился с дурацкими пуговицами. И теперь Хартер вспомнил, как Марта – пряди волос прилипли к мокрым щекам, – точно вдруг застеснявшись, натянула ночнушку на грудь, – большая смущенная девочка. На несколько секунд перестала плакать и уставилась на человека у двери. Тот не двигался. Хартер пожалел, что не слушал внимательнее то немногое, что она о нем рассказывала. По правде сказать, он вообще не хотел думать о ее муже. Предельно ясно дал Марте понять: он хочет, чтобы его избавили от деталей ее семейной жизни. Марта по своей раздражающей привычке отказывалась недобро говорить о людях, но однажды проговорилась, что
ее муж «упрям». Хартер не просил привести примеры. В другой раз сказала, что муж «старомоден», и Хартер почему-то решил, что тот носит до блеска начищенные туфли с дырочками на носах и предпочитает сворачивать носки в клубок. Хартер ни разу не задал ни единого вопроса о человеке, чью фотографию видел на бюро лишь однажды, – потом Марта завела привычку прятать портрет перед его приходом. У мужа была странная фамилия – Разумян. Много разъезжал.
Коммивояжер, что ли? Упрямый и старомодный человечек. Хочет встретиться с Хартером. Но зачем? Может, получить заверения. Хартер был не в настроении снова заводить волынку с извинениями, но решил, что пройти через это придется. Жена вас любит. Ей одиноко, вот и все. Мы просто случайно встретились – такое бывает. Все кончено. Ничего серьезного. Он прошипел какие-то слова.
Хартер открыл глаза и по желтому свету в окне понял, что близится вечер. Он проспал почти два часа. Заснуть ночью будет трудновато – а эти люди придут рано утром. Как он допустил, чтобы из него выжали настолько дурацкое обещание? В голове было тесно, точно она вот-вот распустится цветком головной боли, в желудке внезапно прокатилась нервозная волна. Хартер сердито сел. Ему нечего бояться сурового человечка и его странных друзей. Они встретятся, все обговорят, вот и все. Одна встреча, не более того. Хартер решительно скинул ноги с кровати, а когда ступни коснулись пола, вспомнил девушку, наполовину выступившую из тени под ослепительный солнечный свет. Что-то мгновенно сверкнуло – может, крошечная сережка? Она напомнила ему о чем-то, и он теперь знал, он знал: застежка небольшого черного портфеля, мигнувшая под лампой в гостиной.
Хартер устало поплелся в кухню – приступать к долгому ночному бдению.
Хартер шел по узкому библиотечному коридору за девушкой – она вела пальцами по книжным корешкам. Он подошел ближе, девушка обернулась, и он увидел, что это маленькая девочка в короткой ночнушке, одно плечо голое, а на коленке пластырь. Ярко накрашенные губы – она улыбнулась, а когда он нагнулся поцеловать ее в плечо, нахмурилась, неожиданно вцепилась в его руку и больно сжала, твердя: «Вставайте! Вста! Вайте! Вста!» Хартер открыл глаза. Голос в темноте произнес: «Вставайте». Хартер резко сел, от страха стало дурно, но в следующую секунду он уже понимал, нет – точно знал, что происходит.
– Как вы сюда попали? – спросил он, сжав кулак. – Есть же законы, я могу полицию вызвать.
– Полицию! – отозвался голос старшего. – Зачем же полицию, мистер Хартер? Мы предупреждали, что еще придем. И вам стоит на секунду задуматься, хотите ли вы, чтобы ктонибудь узнал, почему мы здесь. Разумеется, мы сожалеем, что разбудили вас в такую рань. Но вы спали так крепко! Боюсь, вы не оставили нам выбора. Честное слово, мы стучали.
– Да, мы стучали, можете не сомневаться. Мы оба постучали дважды.
– И дверь была открыта, мистер Хартер, как будто вы ее нарочно так оставили. «Он, должно быть, ее нарочно так оставил, – сказал мой друг. – Для нас». Но вам пора вставать, времени нет.
– Ночь на дворе. – Но Хартер уже наклонился к часам и увидел, что почти пять. – Ладно, все равно больше не усну. Кошмарная ночь, – и откинув одеяло, он с такой силой сбросил ноги с кровати, что один из посетителей отпрыгнул.
– Но вы согласились на встречу, – сказал старший, все еще стоя у кровати. – Мы так поняли.
Мы думали, вы будете готовы.
– Черт знает что, – ответил Хартер, шагнув к стулу, куда кинул рубашку и штаны.
– Полагаю, мы все согласны, что это черт знает что, мистер Хартер. Вопрос в том, как найти удовлетворительное решение проблемы. Что касается раннего часа, мы, разумеется, приносим свои извинения, хотя по справедливости вы должны признать, что мы также встали очень рано, причем по делу, которое нас непосредственно не касается. Мы были бы вам очень признательны, если бы вы поторопились. Нам самим нужно на работу – целый рабочий день после всего пяти часов сна.
Вы себе представляете, что такое целый день работать, проспав всего пять часов? Но сегодня необычный день – уверен, вы со мною согласитесь.
– Совсем не обычный день, – сказал второй. – Во всяком случае, не в обычном смысле.
– И почему тогда мы столько болтаем? – спросил Хартер, сгреб одежду и направился в ванную.
– Я хочу с этим покончить не меньше вашего. – В ванной он умылся и влез в одежду – ощущение было такое, будто он в перчатках: ему едва удавалось протиснуть скользкие пуговицы в мелкие петли. В сумеречном свете ночника он провел щеткой по волосам и подумал, что все это сплошной абсурд, ему следует выставить их за дверь и лечь спать дальше, разобраться со всем в ясном утреннем свете. Ему казалось, что при малейшем признаке сопротивления они капитулируют и оставят его в покое, он даже спросил себя – может, они втайне надеются, что он избавит их от хлопот? В конце концов, разве один из них не намекнул с самого начала, что они, как и он сам, находят это все отвратительным. Но ему не терпелось отделаться. Если человечку так хочется его увидеть, то Хартер чинить препятствий не станет; он потянулся к полотенцу вытереть пальцы, и отдернул руки, когда из складок бесшумно вылетела ночная бабочка.
Прижав палец к губам, он повел визитеров по сумрачной лестнице; каждую площадку освещала двадцатипятиваттная лампочка в абажуре из желтой вощанки с бурыми пятнами ожогов.
На темном крыльце он разглядел облачко собственного дыхания. При виде перистого, хрупкого на вид пара ему стало холодно и чуточку странно – точно человеку его габаритов следует дышать солиднее. Черно-серое небо на горизонте окрашивалось сернистым мерцанием. Никаких звезд: лишь это мерцание, позаимствованное небом у неоновых вывесок и натриевых фонарей. Верхушки остроконечных крыш двухэтажных домиков черно выделялись на фоне неба.
Мужчины провели Хартера к припаркованной машине.
– Куда мы едем? – прошептал он, садясь на переднее сиденье.
– На вашу встречу, – ответил старший. Хартером овладело непреодолимое желание закрыть глаза. Веки жгло, он ощущал горячечное тепло и вдруг вспомнил, как в детстве боролся со сном в поездках затемно, балансировал на грани полудремы, все больше сдаваясь вкрадчивой усталости, что ощущалась сладостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21