Я вдруг почувствовал раздражение от его поддержки.
– В случае, если преступник признает себя виновным сам, мы добьемся почти такого же результата, – продолжал я монотонно. – Лет пятнадцать ему обеспечено. Я понимаю, что вас это вряд ли удовлетворит, но…
– Нет, вполне, – вставил Поллард. – Мы не будем протестовать.
– Это ваше право. – Я ощутил облегчение. – За вами последнее слово. Миссис Поллард?
– Что? – Она выглядела застигнутой врасплох, как будто забыла, о чем речь. Она постаралась взять себя в руки. Странно, но супруги даже не обменялись взглядами. Поллард вдруг напрягся, рельефно проступили мышцы на шее, как будто он стиснул челюсти. Его жена сидела недвижно, словно муж удерживал ее за руку.
– Вы поняли все, что я сказал?
– Да, – поспешно проговорила она. – Да, так будет лучше. Для Кевина. Мы не хотим, чтобы он… участвовал в этом.
Я добился от них желаемого, но общего языка мы с ними не нашли; мне хотелось, чтобы они поскорее покинули мой кабинет, но внутренне я противился этому. Оставалось надеяться, что Кэрен достигнет взаимопонимания с Кевином.
– Ты считаешь, что паренек справится? – спросил я ее несколькими минутами позже, когда чета Поллард наконец покинула нас.
– Кевин? – переспросила она и пожала плечами. – Что хорошего его может ждать?
Интересно было наблюдать за Кэрен, когда она сидела с нами в комнате. Она была спокойна и вежлива в присутствии ребенка, но ее лицо, видневшееся из-за спины Кевина и его родителей, явственно выражало несогласие – ее мятежной душе мир казался несправедливым.
– Надеюсь, тебя не ввела в заблуждение семейная идиллия? – сказала она, когда мы остались одни. – Это их первая встреча за год. Родители разведены.
А, вот оно что. Теперь все ясно. Я почувствовал облегчение.
– Поразительно, – произнес я. – Они показались мне благополучной семьей.
– Этому мальчику понадобится помощь, – ответила Кэрен. – Они даже не удосужились развестись юридически, поэтому отец не обязан выплачивать алименты или регулярно общаться с ребенком. Он заходит, когда ему вздумается, а с тех пор, как Кевин провел ночь с чужим мужчиной, отец не часто там появляется. Ты видел его – он убежден в том, что ребенок будет ему обузой, а не поддержкой. Теперь он исполняет свой долг, но, как только все кончится, он оттолкнет Кевина, как придорожный камень. И Кевин знает это. Он умнее своих родителей и понимает, что его отец не хочет иметь с ним ничего общего. Ты еще увидишь Кевина в этих стенах. Лет через девять-десять. Посмотришь. Надеюсь, его обвинят только в убийстве папаши, и буду свидетельствовать в его пользу.
Я кивнул. Разговор с четой Поллард был самым тяжелым и самым легким одновременно. У меня были письменные соглашения со всеми родителями. Всем нам, включая защиту, было на руку, чтобы дело прошло без шума.
– Давай покончим с этим, – внезапно сказал я, – соберем все показания и поторопимся с обвинением. – Помолчав, я добавил: – Чего ты от меня хочешь? В моей воле обвинить того, кто уже что-то совершил. Все остальные должны сами решать свои проблемы. Я ответственен за происходящее в мире не более тебя, Кэрен. – Я выпалил тираду жестче, чем хотел.
Когда все устремлены к одному, препятствия устраняются быстро. Я передал дело судье Хернандесу на той же неделе, и час спустя получил три обвинительных акта. Мы с Остином заглянули к нему, чтобы оговорить ход разбирательства, и судья с удовольствием пошел нам навстречу. Мы назначили суд за неделю до Дня независимости.
Единственной неожиданностью стал звонок от миссис Поллард. Она говорила взахлеб, как будто боялась, что отнимает у меня время или что кто-то войдет и вырвет трубку у нее из рук.
– Я знаю, что нам не надо приходить в суд и что это будет закрытое заседание, но мне хотелось узнать, можно ли нам все-таки присутствовать. Кевину и мне. Просто посмотреть. Мне кажется, Кевину поможет, если он увидит этого типа в наручниках. Он все еще… Иногда мне приходится спать с ним вместе. Он…
Это меня не касалось.
– Конечно, – сказал я. – Можете прийти. Но вы действительно думаете…
– Кевин не будет находиться от него близко, не так ли? Я никогда не была в суде. – Она сказала это извиняющимся током, как будто призналась, что не закончила школу.
– Нет, мадам. Вы с Кевином будете сидеть среди публики, за перегородкой, а обвиняемого введут через боковую дверь. Это не слишком близко.
– Хорошо. Тогда мы придем.
Мне хотелось спросить, будет ли с ними отец Кевина, но мой тон выдал бы, что я знаю о несогласии в их семье. Пусть думают, что смогли всех одурачить.
В день судебного заседания мы собрались по двое, будто на подпольное собрание. Судья Хернандес любезно предоставил нам будний день, свободный от других мероприятий. Жарким летним днем здание было почти безлюдно. Мои шаги отдавались эхом на лестнице.
Перед залом судебных заседаний на третьем этаже собралось несколько репортеров. Мы не держали процесс в секрете, наоборот, освещение события входило в наши планы. Это было частью предвыборной кампании, и мне пришлось ответить на пару вопросов: "Да, Джим, я могу уделить минуту, чтобы заверить твоих зрителей, что я собираюсь судить справедливо и служить людям…" лучше не придумаешь для криминальных новостей. Зрителей не было. Процесс не представлял интереса для любопытствующих. Не было и намека на борьбу, которая обычно разворачивалась в суде. Я надеялся, что все пройдет гладко.
На полпути я заметил слева темноволосую макушку, которая едва доставала до спинки кресла. Рядом, развернувшись в мою сторону, сидела миссис Поллард. На ее лице ничего не отражалось. Кэрен сидела рядом, на всякий случай. Мужа не было.
Я мрачно кивнул им, проходя мимо, подумав, что не стоит афишировать их присутствие. Когда я миновал их, другой человек привлек мое внимание. Я прибавил шагу, когда он повернулся в мою сторону.
– Элиот! – Я пожал ему руку. – Не знал, что ты придешь.
– Просто искал тебя, – тихо ответил он.
Мы немного поговорили, и я вспомнил, что мы находимся в уголовном суде, где Элиот столько раз выступал на стороне обвинения. Интересно, как Элиот воспринимал происходящее со стороны?
Появилась Бекки Ширтхарт. Как главный судебный прокурор, именно она должна была предъявить обвинение. Она выглядела довольно уверенно. Это дело напрямую ее не касалось, просто формальность, ей не о чем было беспокоиться. Но я вспомнил то время, когда она только пришла в прокуратуру, а я еще был юристом от защиты, и потом, когда я стал ее начальником, а у нее уже была репутация непреклонного обвинителя, который продумывает каждую деталь. Она стала профессионалом и свободно чувствовала себя в зале суда. Бекки была одета по-летнему, в длинном легком платье вместо делового костюма. Ее каштановые волосы, падавшие на плечи, не много выгорели на солнце. Впервые я заметил, что глаза у нее карие, с легким неуловимым оттенком, который менялся в зависимости от того, откуда падал свет.
Я представил ее Элиоту. Бекки была не промах, этим она выгодно отличалась от моих молодых помощников и хорошо знала историю. Она моментально догадалась, кто перед ней, и не стала делать вид, будто Элиот частное лицо, случайно оказавшееся в зале суда. Элиот, который был одного роста с Бекки, рядом с ней казался старше своих лет, несмотря на стройную фигуру и великолепный загар. Он посмешил нас рассказом о некоем судье, с которым ему пришлось столкнуться в должности окружного прокурора.
Я смотрел через плечо Бекки на публику. Кевин изменился в лице, видимо, что-то произошло. Он вдруг сжался в кресле. Кэрен склонилась к нему.
По проходу шел Остин Пейли, вертя головой в разные стороны, довольный тем, что обнаружил в зале мало народу. Этот процесс не принесет ему лавров, поэтому не было резона, чтобы многие знали о его участии. Он замедлил шаг, поравнявшись с двумя женщинами и Кевином, бросил на них неодобрительный взгляд и поспешил в нашу сторону. Он сделал вид, что не замечает Элиота и меня. И тут Крис Девис вошел в зал через боковую дверь и занял место подсудимого.
Он был одет в тюремную робу белого цвета, руки скованы наручниками. Они, похоже, тянули его руки вниз, обнажая внутреннюю незагорелую сторону, дряблые мышцы.
Он даже не побрился перед судом. Теперь он выглядел на пятнадцать лет старше, чем в прошлый раз. Глаза покраснели, нос утончился, так что казалось, он с трудом пропускает воздух, а волосы были гладкими и редкими. В тюремных штанах его тонкие ноги выглядели ужасающе костлявыми.
Я снова посмотрел на Кевина. Никогда не видел, чтобы кто-то так пугался при виде заключенного, но Кевин явно боялся. Кэрен и мать обняли его, но мальчик казался потерянным в незнакомом месте. Он поднял к лицу левую руку, так что видны были только глаза.
– Ты должен был меня предупредить, что будут зрители, – бросил Остин резко.
– Мать решила, что для мальчика так будет лучше, – спокойно ответил я.
– Будем надеяться, что так будет лучше для всех нас, – сказал Остин. Привет, Элиот.
– Остин, как странно видеть тебя здесь.
– И тебя, – отпарировал Остин. – Просто хочу убедиться, что мой клиент доволен.
Он подошел к обвиняемому, чтобы обговорить детали, Элиот занял свое место, а мы с Бекки снова принялись за обсуждение выдвигаемого обвинения. Судья Хернандес заставил нас всех ждать. Я смотрел то на Криса Девиса, то на Кевина. Обвиняемый ни разу не взглянул на мальчика. Он не сделал ничего пугающего, но Кевин так и не мог успокоиться. Он уставился на скамью подсудимых, где сидел Девис со своим адвокатом. Вид обвиняемого, наверное, поверг его в смятение. Девис и сам выглядел уничтоженным и беспомощным. Невозможно было представить, чтобы Кевин приблизился к этому мужчине.
Наконец вошел судья Хернандес, мужчина средних лет и более чем средних размеров, и все мы в разных концах зала поднялись со своих мест, чтобы поприветствовать его.
– Штат Техас против Кристофера Девиса, – объявил судья.
– Обвинение готово, – сказал я.
Бекки встала и подошла к судье, чтобы представить стороны.
– Обвиняемый тоже готов, ваша честь, – сказал Остин официальным тоном, как того требовали обстоятельства. Он подвел своего подзащитного к судье и поставил между собой и Бекки.
– Готово ли соглашение? – спросил судья Хернандес.
После того как Бекки прочла все пункты и Остин подтвердил, что согласен, я отошел в сторону, чтобы лучше видеть обвиняемого. Это позволяло мне время от времени поглядывать на Кевина. Началось чтение обвинения ритуал, который я подготавливал или проводил тысячи раз, пока это не потеряло не только смысл, но и реальность. Но испуганное лицо Кевина Полларда оживляло судебное разбирательство. Оно должно было закончиться через десять минут. Кевину, видимо, было этого недостаточно.
Обвиняемому тоже требовалось больше времени. Я заметил, как Крис Девис жмется в стороне, отстраняясь от Остина. Остину пришлось взять его за руку. Девис ожидал приговора. Он, наверное, вплоть до этого момента втайне надеялся выйти на свободу, даже после своего согласия на пятнадцать лет заключения. Я видел многих обвиняемых, слышал их выступления. Многие из них верят до последнего, что, когда придет время, они смогут что-то сказать или на их лицах появится такое выражение, что отвратит гнев правосудия и вызовет у судьи сострадание.
Признание своей вины наряду с тем, что давало единственную возможность подсудимому заработать более легкий приговор, также отбирало право оправдаться. Это означало, что присяжные услышат только детали обвинения, но не смягчающие обстоятельства. Обвиняемый теряет шанс разбудить к себе симпатию, заставить людей убедиться, что все произошло случайно, что он стал жертвой обстоятельств, как и все остальные. Иногда я замечал, как они меняются в лице от желания высказаться.
Теперь у Криса Девиса было такое лицо. Я даже подумал, что охраннику придется удерживать его. Возможно, что именно нервозность Девиса так пугала Кевина. Девис действительно выглядел как человек, собирающийся сбежать. Я направился к местам для публики, чтобы находиться рядом с Кевином. Я наклонился и положил руку ему на плечо, только на минуту, а затем выпрямился, стараясь по возможности выглядеть полным решимости защищать мальчика. Черт бы побрал его отца.
Все должно было закончиться через несколько минут, трудно помешать процедуре добровольного признания. Однако Крис Девис нашел способ сделать это.
– Вы понимаете, – говорил ему судья, – что, соглашаясь признать себя виновным, вы отказываетесь от права быть судимым присяжными?
Девис что-то пробормотал, должно быть соглашаясь.
– Очень хорошо, – сказал судья Хернандес. – Вы признаете себя виновным?
Я не слышал, что тот ответил. Но воцарилась тишина. Остин посмотрел на клиента. Бекки обернулась в мою сторону.
– Что? – переспросил судья.
– Нет, – ответил Крис Девис отчетливо, явно повторяя. Он замотал головой. Затем сказал "нет" негромко, но твердо.
Судья Хернандес выглядел недовольным, как будто подозревал, что его обвели вокруг пальца.
– Вы имеете в виду, не виновен? – спросил он низким, суровым голосом.
– Нет – вот все, что ответил Крис Девис. – Нет, нет, не виновен. – Он замотал головой и никак не мог остановиться.
– Минуту, пожалуйста, ваша честь.
Остин отвел подзащитного в сторону и начал что-то говорить с заметно возрастающей злостью. Девис продолжал мотать головой. Рука Остина поднялась, как будто он хотел ударить своего клиента. Крис Девис опустил голову, он не мог смотреть на Остина. Должна быть, он все еще повторял свое "нет, нет, нет", как заклинание.
– Трус, – прошептала стоящая рядом со мной Бекки. – Отправь его обратно в тюрьму, повтори процедуру через месяц, тогда он согласится с обвинением.
– Ну, черт, – произнес кто-то по другую сторону от меня. Мы с Бекки в удивлении обернулись и увидели Элиота Куинна, казалось, он присоединился к нашему разговору, но его взгляд был направлен в другую сторону зала, на непокорного обвиняемого.
Когда Элиот понял, что мы слышали, он повернулся к нам.
– Прости, Марк, – сказал он. – Это я втянул тебя. Я позабочусь об этом. Возможно, эта молодая леди права. – Он посмотрел на Бекки более чем холодным взглядом. – Дай ему время, он согласится с обвинением.
– Нет проблем, Элиот, это даст мне шанс провести обвинение в суде. Для выборов это будет даже лучше. – Ни Бекки, ни Элиот не поняли, что я шучу, потому что они не знали, что мой помощник советовал мне сделать именно это. Они восприняли это серьезно. Элиот, казалось, забеспокоился, начал было говорить, но затем решил попрощаться.
– Я разберусь, – сказал он на прощание.
– Интересно, буду ли я такой? – спросила Бекки, смотря ему вслед. Буду ли все еще хотеть выполнять обязанности прокурора после отставки?
– Не знаю. А сейчас насчет желания? Не хотела бы быть обвинителем этого парня?
Она повернулась, чтобы посмотреть на Криса Девиса. На мой взгляд, он не выглядел человеком, которого хотелось обвинять. Похоже, он был готов сам сдаться через день-два. Но во взгляде Бекки не было симпатии. Она будто видела преступление своими глазами.
Умение воссоздать страшную картину преступления, располагая фактами малозначительными, – качество, редкое не только для обвинителя. Дела мелькают перед глазами так быстро, что лишь успеваешь выхватить из текста обвинения основные события: оскорбление, оружие, боль, страх – итого тридцать лет заключения, но не расцениваешь их как нечто реальное. Но Бекки, похоже, принимала все близко к сердцу. Она смягчилась лишь, посмотрев на мальчика, прижавшегося к матери.
– Конечно, – сказала Бекки, – я возьмусь за это.
– Ты когда-нибудь раньше вела дело о сексуальном насилии над детьми?
– Я была помощником прокурора на двух или трех, – сказала Бекки.
– Тогда ты знаешь, что должна полностью завоевать доверие мальчика. Думаешь, у тебя получится?
Она ответила, но неубедительно:
– Дети меня любят.
Я слегка дотронулся до ее руки и пошел по проходу.
– Все в порядке? – спросил я, и Кэрен ответила:
– Да. – Но ее многозначительный взгляд говорил об обратном.
– Что происходит? – заволновалась миссис Поллард. Я больше смотрел на Кевина, чем на нее, поэтому вздрогнул, когда она подалась ко мне и схватила меня за руку.
– Подсудимый не хочет признать себя виновным, – сказал я так, будто это не было для меня неожиданностью.
– Они его не отпустят? – Она дернула меня за рукав, затем, заметив, что ведет себя бестактно, отпустила.
– Нет, нет, – убежденно сказал я, отвечая на ее вопрос, но обращался я к Кевину и смотрел на него. Он казался совсем маленьким, его била дрожь. "Господи, – подумал я, – что с ним сделал Крис Девис?"
– Он вредит сам себе, – продолжал я. – Сейчас он отправится обратно в камеру и, после того как пораскинет мозгами, возможно, попросит повторить процесс и признает себя виновным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– В случае, если преступник признает себя виновным сам, мы добьемся почти такого же результата, – продолжал я монотонно. – Лет пятнадцать ему обеспечено. Я понимаю, что вас это вряд ли удовлетворит, но…
– Нет, вполне, – вставил Поллард. – Мы не будем протестовать.
– Это ваше право. – Я ощутил облегчение. – За вами последнее слово. Миссис Поллард?
– Что? – Она выглядела застигнутой врасплох, как будто забыла, о чем речь. Она постаралась взять себя в руки. Странно, но супруги даже не обменялись взглядами. Поллард вдруг напрягся, рельефно проступили мышцы на шее, как будто он стиснул челюсти. Его жена сидела недвижно, словно муж удерживал ее за руку.
– Вы поняли все, что я сказал?
– Да, – поспешно проговорила она. – Да, так будет лучше. Для Кевина. Мы не хотим, чтобы он… участвовал в этом.
Я добился от них желаемого, но общего языка мы с ними не нашли; мне хотелось, чтобы они поскорее покинули мой кабинет, но внутренне я противился этому. Оставалось надеяться, что Кэрен достигнет взаимопонимания с Кевином.
– Ты считаешь, что паренек справится? – спросил я ее несколькими минутами позже, когда чета Поллард наконец покинула нас.
– Кевин? – переспросила она и пожала плечами. – Что хорошего его может ждать?
Интересно было наблюдать за Кэрен, когда она сидела с нами в комнате. Она была спокойна и вежлива в присутствии ребенка, но ее лицо, видневшееся из-за спины Кевина и его родителей, явственно выражало несогласие – ее мятежной душе мир казался несправедливым.
– Надеюсь, тебя не ввела в заблуждение семейная идиллия? – сказала она, когда мы остались одни. – Это их первая встреча за год. Родители разведены.
А, вот оно что. Теперь все ясно. Я почувствовал облегчение.
– Поразительно, – произнес я. – Они показались мне благополучной семьей.
– Этому мальчику понадобится помощь, – ответила Кэрен. – Они даже не удосужились развестись юридически, поэтому отец не обязан выплачивать алименты или регулярно общаться с ребенком. Он заходит, когда ему вздумается, а с тех пор, как Кевин провел ночь с чужим мужчиной, отец не часто там появляется. Ты видел его – он убежден в том, что ребенок будет ему обузой, а не поддержкой. Теперь он исполняет свой долг, но, как только все кончится, он оттолкнет Кевина, как придорожный камень. И Кевин знает это. Он умнее своих родителей и понимает, что его отец не хочет иметь с ним ничего общего. Ты еще увидишь Кевина в этих стенах. Лет через девять-десять. Посмотришь. Надеюсь, его обвинят только в убийстве папаши, и буду свидетельствовать в его пользу.
Я кивнул. Разговор с четой Поллард был самым тяжелым и самым легким одновременно. У меня были письменные соглашения со всеми родителями. Всем нам, включая защиту, было на руку, чтобы дело прошло без шума.
– Давай покончим с этим, – внезапно сказал я, – соберем все показания и поторопимся с обвинением. – Помолчав, я добавил: – Чего ты от меня хочешь? В моей воле обвинить того, кто уже что-то совершил. Все остальные должны сами решать свои проблемы. Я ответственен за происходящее в мире не более тебя, Кэрен. – Я выпалил тираду жестче, чем хотел.
Когда все устремлены к одному, препятствия устраняются быстро. Я передал дело судье Хернандесу на той же неделе, и час спустя получил три обвинительных акта. Мы с Остином заглянули к нему, чтобы оговорить ход разбирательства, и судья с удовольствием пошел нам навстречу. Мы назначили суд за неделю до Дня независимости.
Единственной неожиданностью стал звонок от миссис Поллард. Она говорила взахлеб, как будто боялась, что отнимает у меня время или что кто-то войдет и вырвет трубку у нее из рук.
– Я знаю, что нам не надо приходить в суд и что это будет закрытое заседание, но мне хотелось узнать, можно ли нам все-таки присутствовать. Кевину и мне. Просто посмотреть. Мне кажется, Кевину поможет, если он увидит этого типа в наручниках. Он все еще… Иногда мне приходится спать с ним вместе. Он…
Это меня не касалось.
– Конечно, – сказал я. – Можете прийти. Но вы действительно думаете…
– Кевин не будет находиться от него близко, не так ли? Я никогда не была в суде. – Она сказала это извиняющимся током, как будто призналась, что не закончила школу.
– Нет, мадам. Вы с Кевином будете сидеть среди публики, за перегородкой, а обвиняемого введут через боковую дверь. Это не слишком близко.
– Хорошо. Тогда мы придем.
Мне хотелось спросить, будет ли с ними отец Кевина, но мой тон выдал бы, что я знаю о несогласии в их семье. Пусть думают, что смогли всех одурачить.
В день судебного заседания мы собрались по двое, будто на подпольное собрание. Судья Хернандес любезно предоставил нам будний день, свободный от других мероприятий. Жарким летним днем здание было почти безлюдно. Мои шаги отдавались эхом на лестнице.
Перед залом судебных заседаний на третьем этаже собралось несколько репортеров. Мы не держали процесс в секрете, наоборот, освещение события входило в наши планы. Это было частью предвыборной кампании, и мне пришлось ответить на пару вопросов: "Да, Джим, я могу уделить минуту, чтобы заверить твоих зрителей, что я собираюсь судить справедливо и служить людям…" лучше не придумаешь для криминальных новостей. Зрителей не было. Процесс не представлял интереса для любопытствующих. Не было и намека на борьбу, которая обычно разворачивалась в суде. Я надеялся, что все пройдет гладко.
На полпути я заметил слева темноволосую макушку, которая едва доставала до спинки кресла. Рядом, развернувшись в мою сторону, сидела миссис Поллард. На ее лице ничего не отражалось. Кэрен сидела рядом, на всякий случай. Мужа не было.
Я мрачно кивнул им, проходя мимо, подумав, что не стоит афишировать их присутствие. Когда я миновал их, другой человек привлек мое внимание. Я прибавил шагу, когда он повернулся в мою сторону.
– Элиот! – Я пожал ему руку. – Не знал, что ты придешь.
– Просто искал тебя, – тихо ответил он.
Мы немного поговорили, и я вспомнил, что мы находимся в уголовном суде, где Элиот столько раз выступал на стороне обвинения. Интересно, как Элиот воспринимал происходящее со стороны?
Появилась Бекки Ширтхарт. Как главный судебный прокурор, именно она должна была предъявить обвинение. Она выглядела довольно уверенно. Это дело напрямую ее не касалось, просто формальность, ей не о чем было беспокоиться. Но я вспомнил то время, когда она только пришла в прокуратуру, а я еще был юристом от защиты, и потом, когда я стал ее начальником, а у нее уже была репутация непреклонного обвинителя, который продумывает каждую деталь. Она стала профессионалом и свободно чувствовала себя в зале суда. Бекки была одета по-летнему, в длинном легком платье вместо делового костюма. Ее каштановые волосы, падавшие на плечи, не много выгорели на солнце. Впервые я заметил, что глаза у нее карие, с легким неуловимым оттенком, который менялся в зависимости от того, откуда падал свет.
Я представил ее Элиоту. Бекки была не промах, этим она выгодно отличалась от моих молодых помощников и хорошо знала историю. Она моментально догадалась, кто перед ней, и не стала делать вид, будто Элиот частное лицо, случайно оказавшееся в зале суда. Элиот, который был одного роста с Бекки, рядом с ней казался старше своих лет, несмотря на стройную фигуру и великолепный загар. Он посмешил нас рассказом о некоем судье, с которым ему пришлось столкнуться в должности окружного прокурора.
Я смотрел через плечо Бекки на публику. Кевин изменился в лице, видимо, что-то произошло. Он вдруг сжался в кресле. Кэрен склонилась к нему.
По проходу шел Остин Пейли, вертя головой в разные стороны, довольный тем, что обнаружил в зале мало народу. Этот процесс не принесет ему лавров, поэтому не было резона, чтобы многие знали о его участии. Он замедлил шаг, поравнявшись с двумя женщинами и Кевином, бросил на них неодобрительный взгляд и поспешил в нашу сторону. Он сделал вид, что не замечает Элиота и меня. И тут Крис Девис вошел в зал через боковую дверь и занял место подсудимого.
Он был одет в тюремную робу белого цвета, руки скованы наручниками. Они, похоже, тянули его руки вниз, обнажая внутреннюю незагорелую сторону, дряблые мышцы.
Он даже не побрился перед судом. Теперь он выглядел на пятнадцать лет старше, чем в прошлый раз. Глаза покраснели, нос утончился, так что казалось, он с трудом пропускает воздух, а волосы были гладкими и редкими. В тюремных штанах его тонкие ноги выглядели ужасающе костлявыми.
Я снова посмотрел на Кевина. Никогда не видел, чтобы кто-то так пугался при виде заключенного, но Кевин явно боялся. Кэрен и мать обняли его, но мальчик казался потерянным в незнакомом месте. Он поднял к лицу левую руку, так что видны были только глаза.
– Ты должен был меня предупредить, что будут зрители, – бросил Остин резко.
– Мать решила, что для мальчика так будет лучше, – спокойно ответил я.
– Будем надеяться, что так будет лучше для всех нас, – сказал Остин. Привет, Элиот.
– Остин, как странно видеть тебя здесь.
– И тебя, – отпарировал Остин. – Просто хочу убедиться, что мой клиент доволен.
Он подошел к обвиняемому, чтобы обговорить детали, Элиот занял свое место, а мы с Бекки снова принялись за обсуждение выдвигаемого обвинения. Судья Хернандес заставил нас всех ждать. Я смотрел то на Криса Девиса, то на Кевина. Обвиняемый ни разу не взглянул на мальчика. Он не сделал ничего пугающего, но Кевин так и не мог успокоиться. Он уставился на скамью подсудимых, где сидел Девис со своим адвокатом. Вид обвиняемого, наверное, поверг его в смятение. Девис и сам выглядел уничтоженным и беспомощным. Невозможно было представить, чтобы Кевин приблизился к этому мужчине.
Наконец вошел судья Хернандес, мужчина средних лет и более чем средних размеров, и все мы в разных концах зала поднялись со своих мест, чтобы поприветствовать его.
– Штат Техас против Кристофера Девиса, – объявил судья.
– Обвинение готово, – сказал я.
Бекки встала и подошла к судье, чтобы представить стороны.
– Обвиняемый тоже готов, ваша честь, – сказал Остин официальным тоном, как того требовали обстоятельства. Он подвел своего подзащитного к судье и поставил между собой и Бекки.
– Готово ли соглашение? – спросил судья Хернандес.
После того как Бекки прочла все пункты и Остин подтвердил, что согласен, я отошел в сторону, чтобы лучше видеть обвиняемого. Это позволяло мне время от времени поглядывать на Кевина. Началось чтение обвинения ритуал, который я подготавливал или проводил тысячи раз, пока это не потеряло не только смысл, но и реальность. Но испуганное лицо Кевина Полларда оживляло судебное разбирательство. Оно должно было закончиться через десять минут. Кевину, видимо, было этого недостаточно.
Обвиняемому тоже требовалось больше времени. Я заметил, как Крис Девис жмется в стороне, отстраняясь от Остина. Остину пришлось взять его за руку. Девис ожидал приговора. Он, наверное, вплоть до этого момента втайне надеялся выйти на свободу, даже после своего согласия на пятнадцать лет заключения. Я видел многих обвиняемых, слышал их выступления. Многие из них верят до последнего, что, когда придет время, они смогут что-то сказать или на их лицах появится такое выражение, что отвратит гнев правосудия и вызовет у судьи сострадание.
Признание своей вины наряду с тем, что давало единственную возможность подсудимому заработать более легкий приговор, также отбирало право оправдаться. Это означало, что присяжные услышат только детали обвинения, но не смягчающие обстоятельства. Обвиняемый теряет шанс разбудить к себе симпатию, заставить людей убедиться, что все произошло случайно, что он стал жертвой обстоятельств, как и все остальные. Иногда я замечал, как они меняются в лице от желания высказаться.
Теперь у Криса Девиса было такое лицо. Я даже подумал, что охраннику придется удерживать его. Возможно, что именно нервозность Девиса так пугала Кевина. Девис действительно выглядел как человек, собирающийся сбежать. Я направился к местам для публики, чтобы находиться рядом с Кевином. Я наклонился и положил руку ему на плечо, только на минуту, а затем выпрямился, стараясь по возможности выглядеть полным решимости защищать мальчика. Черт бы побрал его отца.
Все должно было закончиться через несколько минут, трудно помешать процедуре добровольного признания. Однако Крис Девис нашел способ сделать это.
– Вы понимаете, – говорил ему судья, – что, соглашаясь признать себя виновным, вы отказываетесь от права быть судимым присяжными?
Девис что-то пробормотал, должно быть соглашаясь.
– Очень хорошо, – сказал судья Хернандес. – Вы признаете себя виновным?
Я не слышал, что тот ответил. Но воцарилась тишина. Остин посмотрел на клиента. Бекки обернулась в мою сторону.
– Что? – переспросил судья.
– Нет, – ответил Крис Девис отчетливо, явно повторяя. Он замотал головой. Затем сказал "нет" негромко, но твердо.
Судья Хернандес выглядел недовольным, как будто подозревал, что его обвели вокруг пальца.
– Вы имеете в виду, не виновен? – спросил он низким, суровым голосом.
– Нет – вот все, что ответил Крис Девис. – Нет, нет, не виновен. – Он замотал головой и никак не мог остановиться.
– Минуту, пожалуйста, ваша честь.
Остин отвел подзащитного в сторону и начал что-то говорить с заметно возрастающей злостью. Девис продолжал мотать головой. Рука Остина поднялась, как будто он хотел ударить своего клиента. Крис Девис опустил голову, он не мог смотреть на Остина. Должна быть, он все еще повторял свое "нет, нет, нет", как заклинание.
– Трус, – прошептала стоящая рядом со мной Бекки. – Отправь его обратно в тюрьму, повтори процедуру через месяц, тогда он согласится с обвинением.
– Ну, черт, – произнес кто-то по другую сторону от меня. Мы с Бекки в удивлении обернулись и увидели Элиота Куинна, казалось, он присоединился к нашему разговору, но его взгляд был направлен в другую сторону зала, на непокорного обвиняемого.
Когда Элиот понял, что мы слышали, он повернулся к нам.
– Прости, Марк, – сказал он. – Это я втянул тебя. Я позабочусь об этом. Возможно, эта молодая леди права. – Он посмотрел на Бекки более чем холодным взглядом. – Дай ему время, он согласится с обвинением.
– Нет проблем, Элиот, это даст мне шанс провести обвинение в суде. Для выборов это будет даже лучше. – Ни Бекки, ни Элиот не поняли, что я шучу, потому что они не знали, что мой помощник советовал мне сделать именно это. Они восприняли это серьезно. Элиот, казалось, забеспокоился, начал было говорить, но затем решил попрощаться.
– Я разберусь, – сказал он на прощание.
– Интересно, буду ли я такой? – спросила Бекки, смотря ему вслед. Буду ли все еще хотеть выполнять обязанности прокурора после отставки?
– Не знаю. А сейчас насчет желания? Не хотела бы быть обвинителем этого парня?
Она повернулась, чтобы посмотреть на Криса Девиса. На мой взгляд, он не выглядел человеком, которого хотелось обвинять. Похоже, он был готов сам сдаться через день-два. Но во взгляде Бекки не было симпатии. Она будто видела преступление своими глазами.
Умение воссоздать страшную картину преступления, располагая фактами малозначительными, – качество, редкое не только для обвинителя. Дела мелькают перед глазами так быстро, что лишь успеваешь выхватить из текста обвинения основные события: оскорбление, оружие, боль, страх – итого тридцать лет заключения, но не расцениваешь их как нечто реальное. Но Бекки, похоже, принимала все близко к сердцу. Она смягчилась лишь, посмотрев на мальчика, прижавшегося к матери.
– Конечно, – сказала Бекки, – я возьмусь за это.
– Ты когда-нибудь раньше вела дело о сексуальном насилии над детьми?
– Я была помощником прокурора на двух или трех, – сказала Бекки.
– Тогда ты знаешь, что должна полностью завоевать доверие мальчика. Думаешь, у тебя получится?
Она ответила, но неубедительно:
– Дети меня любят.
Я слегка дотронулся до ее руки и пошел по проходу.
– Все в порядке? – спросил я, и Кэрен ответила:
– Да. – Но ее многозначительный взгляд говорил об обратном.
– Что происходит? – заволновалась миссис Поллард. Я больше смотрел на Кевина, чем на нее, поэтому вздрогнул, когда она подалась ко мне и схватила меня за руку.
– Подсудимый не хочет признать себя виновным, – сказал я так, будто это не было для меня неожиданностью.
– Они его не отпустят? – Она дернула меня за рукав, затем, заметив, что ведет себя бестактно, отпустила.
– Нет, нет, – убежденно сказал я, отвечая на ее вопрос, но обращался я к Кевину и смотрел на него. Он казался совсем маленьким, его била дрожь. "Господи, – подумал я, – что с ним сделал Крис Девис?"
– Он вредит сам себе, – продолжал я. – Сейчас он отправится обратно в камеру и, после того как пораскинет мозгами, возможно, попросит повторить процесс и признает себя виновным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42