– Ничего себе дождик! Пока этот дождик хоть немного не угомониться, ехать нет никакой возможности.
– Ну и не надо ехать. Смотри, какое чудо! Ты хоть раз видел что-либо подобное?
Ничего подобного Кирилл раньше действительно не видел. Зрелище было уникальным и завораживающим. Небо падало и, казалось, вот-вот раздавит. Чернота вокруг пугала и поглощала расползающиеся во все стороны мысли, слабые чувства, неокрепшие желания, заполняя собой растерянный разум. Но, несмотря на это, в душе царило восхищение и удовольствие. Смутное желание подставить себя этому неуемному, серому, неотвратимому потоку приближалось к оргазму.
В Туле светило солнце, и ничто не указывало на прошедший ливень.
– До финальных забегов еще есть время. Может, кофе попьем? – предложил Кирилл, а Кира с радостью согласилась – дорога почти убила ее. Сказано – не значит сделано. В отличие от Москвы, где кофейни растут, как грибы после дождя, в Туле найти свежесваренный кофе оказалось делом непростым и весьма проблематичным. Везде им предлагали лишь растворимый, при этом совершенно не понимая, что именно их не устраивает, и смотрели косо. Все же кофейня нашлась, и как им объяснили, единственная в городе. Кира выпила кофе с коньяком и взбитыми сливками, и ей сразу полегчало. Мир вокруг преобразился, запрыгал и задрожал всевозможными красками и оттенками и даже подмигнул одним из своих многочисленных глаз. Душа встрепенулась и стала напевать. И когда они с Кириллом вошли на гудящий, как улей, стадион, она была бодра и весела, так что перспектива провести несколько часов за наблюдением спортивных состязаний, никак ее не трогающих, уже не казалось такой уж обременительной и скучной. Кира даже без труда сделала вид, что ей все несказанно интересно, чем доставила определенное удовольствие уже начинающему пропитываться ностальгией по своему спортивному прошлому Кириллу. К нему отовсюду стекались какие-то люди разных полов и возрастов, жали руки, что-то говорили, куда-то звали. В конце концов Кирилл оставил Киру сидеть и смотреть, а сам отправился с очередным знакомым в неопределенном направлении.
– Сиди здесь и никуда не уходи, я скоро вернусь, – сказал он и растворился в пестрой толпе. Оказалось, ехали не только за воспоминаниями. Кирилла очень интересовали финальные забеги барьерного спринта, в которых принимали участие его близкие знакомые – спортсмены, для которых этот чемпионат был отборочным на олимпиаду в Афинах. Кирилл приехал поддержать друзей. Ну и пожалуйста.
Кира опять заскучала, тупо глядя перед собой и стараясь ухватиться за что-то интересное, чтобы потом раскрутить его и получить хоть какое-то удовольствие от созерцания прыгающих вверх, вперед и с шестом, бегающих по кругу и мелькающих перед глазами людей с перекошенными от усилий лицами. И надо сказать, ей это удалось, по крайней мере, когда вернулся Кирилл, она с интересом наблюдала за интригой, развивающейся в секторе для прыжков в высоту, и даже хотела досмотреть, чем там закончится. Кирилл сел рядом, но ненадолго – на этот раз его увела крашенная блондинка в белом костюме. Кира надула губы и продолжала наблюдение в гордом одиночестве. И даже после окончания всех соревнований они не смогли сразу уйти – Кирилл был востребован по полной программе, что, в конце концов, вызвало в Кире невероятною гордость.
Когда Кирилл окончательно освободился от друзей и поклонниц, было около девяти вечера. Они с Кирой еще раз посетили единственную в городе, но очень неплохую, как оказалось, кофейню, перекусили, поболтали и двинулись в обратный путь. Кирилл сначала помалкивал, пребывая под впечатлением состоявшихся встреч, увиденного и пережитого, постепенно переводя свой внутренний взгляд и внимание на Киру, которая явно скучала. Кирилл посмотрел на нее, как на капризного ребенка, и поставил диск с ее любимой группой «Тигровые Лилии», в результате чего дорога домой приобрела приятный оттенок. Жара немного спала, земля задышала полной грудью, выдувая густой туман, Мартин Жак выводил полуфальцетом:
Murder is easy,
Murder is fun,
It's better than sex,
Because I always come.
Murdered so many
I have lost count,
The pleasure it gives me
Is a large amount …
Какое-то время они ехали молча под смех и слезы, фарс и абсурд, неуемную радость и безысходное отчаяние, неординарную лирику и тонкую романтику «Тигровых Лилий».
– Наверное, скоро, – нарушил молчание Кирилл, – женщины будут вытеснены, ну может быть, слегка потеснены, – поправился он под мгновенным залпом Кириных глаз, – резиновыми куклами нового поколения. И состоятельность мужчины будет определяться не количеством пластических операций его жены и маркой машины, а продвинутостью и красотой его куклы. Представляешь, с ней можно будет делать все, что хочешь и когда хочешь, можно научить ее даже игре в шахматы, причем играть она будет, как компьютер, какой уровень поставишь, такой и получишь, можешь выигрывать, можешь проигрывать – что кому нравится. Ласковая, приветливая, или наоборот агрессивная и жестокая, с плеткой, например, – он хитро улыбнулся начинающей закипать Кире. – На любой вкус и цвет. Страстная, похотливая, ну и так далее… Что-то я размечтался, – Кирилл засмеялся. – Ладно, не дуйся, я хотел тебя развеселить.
– И у тебя получилось. Шахматы, оказывается, твой пунктик. Или, может быть, самая сокровенная сексуальная фантазия? Шахматный секс. Тайгерсов наслушался?
– Да, наслушался. И даже в чем-то превзошел. Чувствуешь? Это тебе не с овцами совокупляться или с мухами любовью заниматься. Тут думать надо.
– Продай Тайгерсам идею:
Chess is hard,
But it's also fun to play chess
During sex.
– Супер. Обязательно продам.
Они засмеялись. Кирилл продолжал описывать бесспорные преимущества резиновой куклы. Так и доехали. В обоюдной пикировке, глубоко за полночь. Выпили вина и легли спать. Ночью Кира кричала во сне.
– Что тебе снилось? – наутро спросил Кирилл.
– Так, ничего особенного.
– А все-таки?
– Тайгерсов наслушалась. Вариации на тему…
– Рассказывай.
– Я лучше напишу.
Она села за компьютер, и пока Кирилл варил кофе, на экране появился текст:
«Сон.
…И я начала заниматься проституцией…
чтобы было не совсем противно, я завязывала глаза и затыкала уши…
представляла, что с тобой…
и даже стала уже входить во вкус и получать удовольствие,
когда с меня сорвали повязку и освободили уши это был ты ты ругался и кричал это было так непохоже на тебя и нелепо,
что я начала смеяться, а ты стал меня бить…
я смеялась все громче и не чувствовала боли а потом я умерла потому что ты бил очень сильно я увидела себя со стороны и тебя ты заплакал ты плакал молча потом подошел к окну, открыл его и хотел выброситься но подумал, что недостаточно высоко ты доехал на лифте до последнего этажа вышел на крышу, разбежался, прыгнул вниз и умер ты увидел себя со стороны я уже ждала тебя, и мы начали заниматься любовью рядом с твоим телом и нам было хорошо никто не мог ничего с нами сделать потому что все они были живые, а мы мертвые потом мы взялись за руки, и пошли по дороге машины проносились сквозь нас и ничего не повторялось и мы были счастливы».
Кирилл молча прочел. Подошел к Кире и обнял ее. Хорошо так обнял. Кира подумала, что он сейчас скажет: «Я люблю тебя». Но он ничего подобного не сказал. Он спокойно гладил ее по голове и целовал волосы. Кира снова провалилась в мягкую обволакивающую пустоту, из которой она выбралась, лишь когда, вернувшись домой, увидела на коврике перед дверью своей квартиры огромную ворону. Ворона не шевелилась и, судя по всему, была мертва. Кира перешагнула через нее, прошмыгнула в дверь и сразу же набрала номер Кирилла.
– Что делать? Это Давид. Чего он хочет? Зачем это ему? Что мне теперь делать с этой вороной? Соседи увидят… Консьержка чужих не пускает. Чтобы добраться до квартиры, нужно открыть две железных двери. Как он прошел? – задавала она бесконечные вопросы, после того как рассказала Кириллу о случившемся.
– Не паникуй. Он молодец. Действует очень грамотно. Хочет напугать тебя до смерти. Тебе нужно показать ему, что ты не боишься. Будь хладнокровна.
– Последнее время ты перестал мне рассказывать про Тень. О чем вы с ней договорились? Ты с ним заодно, да? – ее несло уже совсем не туда. Но Кирилл, похоже, привык к подобной Кириной практике и пропустил это замечание мимо ушей.
– Успокойся. Возьми ворону и похорони ее.
– Ты что, совсем с ума сошел? – негодовала Кира.
– Мы все уже давно сумасшедшие. Или ты хочешь, чтобы она разлагалась под твоей дверью?
– Не хочу, но…
– Тогда вперед.
– У меня нет лопаты.
– Найди.
– Я боюсь прикасаться к этой вороне… Как он ее поймал? Ворону поймать очень тяжело. Как он ее убил? – Кира опять перешла к вопросам, на которые не было ответов, по крайней мере, у Кирилла.
– Тебе очень хочется знать?
– Да.
– Тогда осмотри труп.
– ???
– Хочешь, я приеду и помогу тебе, если ты такая беспомощная?
– Сама справлюсь.
Ничего похожего на лопату Киру не нашла, и недолго думая, просто выбросила ворону в помойку, недалеко от дома, предварительно брезгливо осмотрев ее и обнаружив чуть заметный темный подтек на перьях в области груди.
– Знаешь, – говорила она потом Кириллу, – у ворон черная кровь.
На следующее утро, на коврике перед дверью Кира опять нашла мертвую ворону. Кира сразу поняла, что это другая птица. Она была гораздо меньше предыдущей и светлее. Вчерашняя – черная-пречерная, а эта почти вся серая. «Наверное, вороненок», – подумала Кира. На этот раз она уже так не переживала. Нашла на балконе какой-то старый совок Апреля и отправилась хоронить бедную, ни в чем неповинную птицу. Выйдя на улицу, она испытала какой-то невероятный прилив смелости и решительности, так что даже полезла в помойку за вчерашней вороной, чтобы закопать обеих птиц вместе, введя тем самым в страшное замешательство прогуливающихся рядом бодрых старушек и озабоченных мамашек, выгуливающих своих ненаглядных чад.
– Наплевать, – подумала Кира, укладывая вчерашнюю ворону рядом с вороненком. – Пусть думают, что хотят, – она вызывающе посмотрела на наблюдающих за ней во все глаза молодых и старых. – Если им делать нечего, – и принялась копать детским совком под деревом яму.
– Бог в помощь…
Кира оглянулась. Рядом стоял Давид, улыбаясь от уха до уха.
– Спасибо, ответила Кира, продолжая копать.
– Кому это ты яму роешь?
– Не тебе.
– Я вижу. Мне яму таким совочком не выкопаешь, тут экскаватор нужен.
– Да вот, птиц хочу похоронить. Их кто-то убивает и складывает у меня под дверью.
– Забавно… Наверно, это намек.
– Возможно, но я не понимаю намеков.
– Зря… Я думаю, что тот, кто это делает, хочет тебя убить, и готов сам быть убитым, но просто так не сдастся и не отступит – ему, вероятно, нечего терять. Он – это большая ворона, а ты поменьше.
– Обязательно кого-то убивать?
– Нет, не обязательно, но тогда вы с ним должны быть вместе и заодно.
– Интересно.
– Грустно, Кирочка, очень грустно. – Он сел на корточки и стал помогать Кире укладывать в яму ворон. – Я очень люблю тебя, и хочу тебе помочь выбрать правильный путь. Возможно, я излишне жесток, но это любовь к тебе сделала меня таким – значит такая любовь, значит ты такая. И ты будешь моей, живой или мертвой. – Он грустно улыбнулся. И не было в его улыбке ни угрозы, ни сарказма – ничего, кроме бесконечной грусти.
– Давид, я прошу тебя…
– Нет уж, это я тебя прошу, оставь его и будь со мной. Он не любит тебя, он пренебрегает тобой и смеется над твоей глупой любовью. Он готов использовать тебя и твою наивность; если ему представилось бы выбирать, я не уверен, что он выбрал бы тебя – он играет с тобой, поверь мне. Впрочем, можешь не верить – у меня есть доказательства, и я готов предоставить их тебе в любой момент.
Кира впала в неприятное замешательство, ее даже замутило, голова закружилась. Но она не подала вида.
– Хорошо. Но мне не нужны никакие доказательства. Я верю ему, – сказала она, услышала, что сказала и вяло удивилась – она сейчас никому не верила, ни Давиду, ни Кириллу, ни себе… Кира снова неотвратимо проваливалась в бесконечную засасывающую пустоту…
Давид взял птиц за лапы, вытащил их из выкопанной Кирой могилы и унес их прочь.
– Хочешь, я убью его? – спросил Кирилл, выслушав сумбурный Кирин рассказ о вороньих похоронах.
– Нет. Я сама могу, если надо будет. Еще не время.
– А по-моему, уже пора. Он перешел границу.
– Понимаешь, он был для меня последние лет десять одним из самых близких людей, я доверяла ему бесконечно, и мне очень тяжело сейчас. Я отказываюсь понимать, что произошло и происходит.
– Может быть, этого нельзя понять…
На следующий день там же, на коврике у двери, Кира обнаружила деревянный ящик с землей, над которым возвышались два креста – один поменьше, другой побольше, с одной стороны из земли торчало воронье крыло, с другой лежала записка: «Выбор за ним».
В следующую субботу мы поехали в Тулу, посмотреть несколько финалов на Чемпионате России по легкой атлетике. Я бывший профессиональный спортсмен, время от времени занимал призовые места на европейских и мировых первенствах. Так хочется иногда вернуться назад, в ту золотую жизнь, прямую и прозрачную. Не было ни капризных клиентов, ни партнеров, с которыми нужно поддерживать дружеские отношения, ни подчиненных с их проблемами. Увы, система-ниппель, назад дороги нет. После спорта меня приглашали остаться тренером или функционером, но я, чувствуя, что попасть в колею – не выбор, а бездействие, сделал усилие и, отбросив все связи, начал заниматься совершенно другим. Не хотелось оставаться в системе, мне всегда была по душе индивидуальная работа – не коллективный я человек.
Мы выехали с утра, взяв все для купания и еду для пикника. Но оказалось, что или что-то изменилось со времен моего детства, или я забыл как выглядят современные водоемы и леса. Вода в реках была настолько грязной, что даже моей индейской решимости хватило, чтобы зайти в нее только по колено. Кира даже раздеваться побрезговала. Пикник получился не намного лучше. Различных насекомых, жаждущих человеческой плоти, было нездоровое количество. Похоже, что пикник был у них, а не у нас. На ходу поев, бегом вернулись в машину. Эти неудачи меня расстроили лишь в отношении Киры, потому что я знал, как болезненно она реагирует на малейшее затруднение. Осталось только посмотреть соревнования, но вряд ли они вызовут у Киры интерес.
В машине ей стало плохо – очередной приступ головной боли. Кира сама уже стала более-менее справляться с этими состояниями, после того, как я сказал ей, что это не болезнь, а нападение. Ну и я тоже учился понемногу отводить влияние. В этот раз мы справились. Правда в моей голове взорвалась осколочная бомба, но я перетерпел, не останавливая машину, и своей красавице ничего не сказал. Через полчаса позвонил Давид, справился о самочувствии Киры. Она резко ответила:
– Я теперь всегда буду чувствовать себя хорошо, ты о себе побеспокойся.
На другом конце послышался смех. Кира выключила телефон и убрала его.
Я совсем не понимал плана Давида. Если он хотел нас разъединить, то делал это очень неумело, и медленно, но верно получал противоположный результат. Тем не менее, я испытывал к нему большую симпатию, совершенно непонятно, почему. Где-то глубоко внутри меня жило что-то, что пело с ним в один голос. Или подпевало. Для себя я объяснял это тем, что у него было то, чего не было у меня или чего мне не хватало. Меня очень привлекали его целеустремленность и настойчивость, желание не останавливаться и развивать в себе новые способности. Судя по нашей переписке, он был большим выдумщиком и, наверное, крайне решительным человеком. Хотя спорные моменты в его характере тоже были.
Началась гроза. Никогда раньше мне не доводилось наблюдать такого ливня. Дворники оказались совершенно бесполезными, мы были на дне водного океана. Все машины на трасе остановились и включили аварийки. Видимость была… Нет, пожалуй, видимости не было никакой. Я выключил музыку и ненужные дворники, мы внимали звукам ливня. Шуму падения воды на крышу машины и редким, но очень громким раскатам грома. Мне кажется, я бы не удивился, если бы за окном проплыла рыба. После грозы стало свежо, настроение несколько улучшилось. Давид остался в прошлой жизни.
Когда мы приехали, до начала финалов было около часа. Пятнадцать минут из него, мы потратили на поиски кофейни с кофе-машиной. Нашли. Выпили эспрессо, съели по кусочку чизкейка. Я рассказывал какие-то байки о своей спортивной жизни. Кира внимала…
Поздно ночью вернулись в Москву.
В понедельник утром я с уговорами отвез Киру в больницу. Ей начали делать какие-то уколы, судя по всему, очень болезненные, по крайней мере, она боялась и задолго начинала нервничать. Сам поехал в офис. Чувствовал себя неуютно – Кира почти ревела, вылезая из машины, а я ничего не мог сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35