Еще бы ей не устать! Тропинки тут никто не прокладывал, и каменистый, в зарослях берег ручья на каждом шагу таил в себе вероломство.
Свет дня уже гас, а Хок еще не догнал Пейдж. Разумнее всего было бы остановиться и подождать до утра. Хок не боялся потерять ее след: она держалась русла ручья, сколько это было возможно, помня его уроки. А то, что он любит ее, она помнит? Он опустился на колени у ручья и зачерпнул воды. Надо было обмозговать, что делать дальше. Шел он гораздо быстрее Пейдж: судя по ее следам, она опередила его на каких-нибудь пару часов. Но если идешь в темноте, рискуешь свернуть себе шею.
Нет, не могу сидеть тут и ждать, решил он. Порылся в рюкзаке, вытащил фонарик и зашагал вниз по склону. Ночь обещала быть долгой.
Хок потерял счет времени. Продвигался он медленно, потому что фонарик плохо освещал путь. Наконец счастье улыбнулось ему: из-за гор выплыла луна.
Полная луна, благодарение Богу! В считанные минуты все преобразилось под ее призрачным светом. Тем не менее поначалу нельзя было терять бдительность. Лунный свет обманчив, и легко ступить в яму, приняв ее за тень.
Хок поднялся на очередной пригорок – и увидел внизу костер. У него чуть ноги не подкосились: только теперь он понял, как боялся за нее все это время.
Тщательно выверяя каждый свой шаг, он пошел вниз. Дойдя до середины спуска, в ужасе замер: камни и примятая растительность сказали ему, что она покатилась вниз. Но, кажется, ничего не повредила, иначе не смогла бы разбить лагерь, да еще в таком удачном месте. Несмотря ни на что, он гордился ею.
Пейдж спала очень чутко, то и дело просыпаясь. Она сложила большой костер – не только для тепла, но и против хищных зверей. Хок, правда, уверял, что звери боятся ее больше, чем она, их, но лучше не рисковать.
Лежа на одеяле, Пейдж вспоминала, как хорошо было спать с Хоком. Ей уже решительно его недоставало. Раненое самолюбие и жалость к себе казались такими пустяками. Интересно, что он сейчас делает? Она представила, как он сидит у костра в их лощине, глядя на восходящую луну. Чудная ночь. Скучает ли он по ней? А может, рад, что она ушла?
Пейдж перебрала свои воспоминания: она вела себя как жена, влюбленная в своего красивого мужа. И он ей прекрасно подыгрывал: не слишком поощрял, но и старался не задеть ее чувства. К тому же он сказал, что любит ее.
У нее было впечатление, что эти слова он говорил не многим. Из того, что он рассказал ей о себе, явствовало, что он мало кого подпускал к себе. А с ней он был нежен, учил ее премудростям походной жизни: читать следы, ловить рыбу. Он был так снисходителен к ее невежеству…
– Пейдж!
Она мгновенно вскочила, еще не соображая, приснилось ей это или он на самом деле зовет ее. Хок стоял возле костра, освещенный его светом. Или ей померещилось? Она зажмурила глаза, а когда снова открыла, он уже шел к ней.
– Хок!
Было забыто все, что она претерпела за день. Одно чувство перевесило все: она любила Хока, как никого и никогда. То, что он солгал ей, не имело никакого значения. Главное, что он пошел за ней и нашел ее. Пейдж перелетела небольшое расстояние, разделявшее их, и бросилась ему на шею.
Боже, как хорошо держать ее в руках!
Он здесь, как я счастлива!
Неужели я мог больше никогда ее не увидеть?
Как я боялась, что никогда его не увижу!
Господи, я люблю эту женщину.
Разве я могу скрывать любовь к этому человеку?
– Все в порядке? – сквозь ком в горле проговорил Хок.
Хотя ее голова была плотно прижата к его груди, она умудрилась кивнуть.
– Да, раз ты здесь.
Он улыбнулся, крепче обнимая ее.
– Надо было просто сказать, что тебе там надоело. Мы бы вышли вместе.
Она засмеялась, но голос ее слегка дрожал.
– Почему же я до этого не додумалась? Мне сегодня было не очень-то хорошо одной.
Он чуть отстранился и снял с плеч тяжелый рюкзак.
– Я принес тебе твою постель. Подумал, может, пригодится.
– Вообще-то я не замерзла. Костер хорошо горит.
– Да, ты здорово его сложила. Я горжусь тобой.
Она пытливо заглянула ему в глаза.
– Правда? Он кивнул.
– Больше, чем ты думаешь.
– Как хорошо!
Словно электрический разряд прошел между ними, соединив их мысли, вернув в другое место, в другое время, когда их переполняла любовь и они наперебой старались проявить ее.
Хок встряхнулся первым.
– Давай-ка я поставлю палатку, и ты сможешь лечь в спальник. Я устроюсь у костра.
Как рассветет, тронемся с места. Отсюда не должно быть слишком далеко до цивилизации, – сдержанно говорил он, и его выдавала только хрипотца в голосе.
Пейдж помогла ему растянуть брезент палатки, они работали молча и слаженно. Новый лагерь был разбит в мгновение ока.
– Ты ел? – спросила она, нарушая молчание, невыносимое для ее нервов.
– Перекусил вяленым мясом с хлебом. Не хотелось останавливаться, затевать стряпню.
– А сейчас больше ничего не хочешь? Вопрос повис в воздухе, своей двусмысленностью взывая к прямому ответу.
– Нет, подожду до утра. Сейчас надо отдохнуть.
Он сел на край одеяла и стал стаскивать башмаки.
Пейдж в нерешительности наблюдала за ним. Чего же еще можно было ждать? Она понимала, что, если чего-то хочет от него, надо дать ему знак. Он не из тех мужчин, которые пользуются ситуацией, хоть она и упрекала его именно в этом не далее как сегодня днем.
Чего же она хочет? В палатке ее ждал раскрытый спальный мешок. Она разделась, радуясь уединению и возможности отдохнуть от тяжелой одежды. Забралась в спальник и вздохнула. Какая божественная пуховость после твердой земли – земли, на которой сейчас лежит Хок. Интересно, спит он уже или нет?
Она села и подняла входной клапан палатки. Хок лежал поверх одеяла, руки под головой, и смотрел в огонь. Шорох привлек его внимание, он обернулся.
– Все в порядке?
Пейдж улыбнулась. Он всегда так спрашивает. А все ли с ней в порядке? Трудно сказать с уверенностью. Твердо она знала только одно: она любит его и хочет быть с ним.
– Почему бы тебе тоже не переночевать в палатке?
– Не надо искушений, Пейдж, – ответил он с обезоруживающей улыбкой. – Боюсь, на сегодня я остался без силы воли.
Негнущимся голосом она прошептала:
– Я тебя приглашаю, Хок. Так и быть, обойдемся без силы воли.
Он в изумлении уставился на нее через разделявшее их пространство. Нет, никак нельзя было неверно истолковать ее предложение.
Как лунатик, Хок медленно поднялся на ноги. Подобрал свои башмаки и одеяло и направился к ней.
Пейдж отодвинулась в сторону, давая ему проход. Только блики костра проникали сквозь брезент в палатку. Пейдж скользнула в спальник и затаилась.
Хок выждал с минуту, потом, судя по характерным шорохам, стал раздеваться. Сердце Пейдж глухо билось в унисон с его затрудненным дыханием. Когда он на ощупь нашел ее, она откинула верх мешка, впуская его. Не дыша, он втиснулся рядом.
Никогда еще спальный мешок не казался им таким тесным. Двое могли уместиться в нем только впритирку друг к другу, и Пейдж моментально заняла позу, к которой привыкла за эти дни: прильнула к нему всем телом, голову положила ему на плечо, ногу вплела в его ноги. Однако теперь напряжение между ними дошло до градуса нестерпимости.
Хок тщетно пытался выровнять дыхание и унять сердце. Как за спасительную соломинку, он хватался за самые неприятные воспоминания – о самой черной поденной работе, которая выпадала ему на долю, – лишь бы не думать о женщине, застывшей в его объятиях. Но она шевельнулась, и он погиб.
– Хок!
– Что?
– Научи, как любить тебя.
Почувствовав, как трепыхнулось у нее под ладонью его сердце, она медленно потянулась к его губам.
Он встретил их, еще крепче обнимая Пейдж. Всю жизнь он ждал эту женщину – и вот теперь она с ним. Больше он не мог сопротивляться тому, чего хотели они оба.
Пейдж очень продвинулась в любовных делах в послеполуденный час у водопада. Впервые в жизни она открыла свою чувственную природу и узнала кое-что про Хока. Теперь ей не терпелось дать ему наслаждение, выразить свою любовь всеми доступными ей путями.
Пейдж была только тенью в полутемной палатке, но Хок видел ее при ярком свете – так, как это было сегодня у водопада, когда она лежала в его руках, отвечая на поцелуи. Он сдерживался из последних сил – и лоб у него покрылся испариной. Ему ни в коем случае не хотелось причинить ей боль своей торопливостью, но истомившиеся взаперти чувства рвались на волю.
Осторожно уложив ее на спину, Хок склонился над ней. Ее руки обвились вокруг его шеи так пылко, что он понял: она не боится. Подсунув под нее руки, он бережно выровнял ее. Это была его женщина, он знал – и знал исконно, незыблемо. Чувствуя, что она ждет, он с бесконечной нежностью начал.
От остроты ощущений Пейдж затрясло. Теперь я принадлежу ему, подумала она. Порядок вещей восстановился. Она чувствовала, что он – вокруг, он поглощает ее, вступает во владение ею, и она захотела его до дрожи, когда в глубине ее начались осторожные и мягкие толчки.
Она инстинктивно следовала их ритму, сливалась с ним, качаясь на качелях неизъяснимой радости, скрепляя физической близостью союз сердец.
Впиваясь кончиками пальцев в его плечи, она чувствовала ласку его рук, ласку его рта, но больше всего – растущее в ней самой напряжение. Как будто все сильнее и сильнее сжималась пружина – и вдруг распрямилась, взметнув ее прямо в залитое луной небо, в бриллиантовую россыпь звезд.
В последнем спазме Хок сжал ее так, что она задохнулась. Потом, не отпуская, повернулся на бок и глотнул воздух. Отдыхать на его груди было все равно что на бурной прибрежной волне, и Пейдж фыркнула.
– Ну, знаешь ли, – проворчал Хок, – не ожидал от тебя такого. У меня чуть сердце не лопается, а ты еще можешь смеяться!
Она зажала ему рот рукой.
– Не над тобой, любовь моя. Ни в коем случае не над тобой. Я просто подумала, что я за подушку нашла – так и ходит под головой.
Пальцами она почувствовала его улыбку. Оторвавшись от нее, он сел и потянулся за рюкзаком.
– Ты куда? – полюбопытствовала она.
– За полотенцем. Я прямо как из душа.
– Моя любовь для тебя как холодный душ, это ты хочешь сказать?
– Да нет. – Он снова опрокинулся назад, прижимая ее к себе. – Тебе не было больно?
– Если и было, я не заметила. – Она напрягла глаза, чтобы увидеть его лицо, но слишком темно было в палатке. – Хок, это всегда так?
– А Бог его знает.
– Если всегда, значит, я потеряла много лет. Я и представления не имела, что это так дивно – заниматься любовью.
– Я тоже. Первый раз в моей жизни – любовью. Просто опомниться не могу.
Пейдж прислонилась к его плечу с лукавой улыбкой. И не опомнишься, раз уж я добилась своего.

Глава 9

Блаженный сон снился Пейдж – свет, счастье, разноцветье мира. Разгар их с Хоком медового месяца. Медовый месяц? Она резко открыла глаза и очутилась в продолжении своего сна.
Она лежала на груди у Хока, голову укачивал мерный ритм его дыхания, рука покоилась на его сердце, нога – вплетена в его ноги. Сверху, сквозь брезент, било яркое солнце. Мы – два имбирных пряника, печемся в печке, подумала Пейдж.
Хок пошевелился, теснее прижав ее к себе. Была умиротворяющая интимность в этой уже привычной сцене. И только одно кольнуло Пейдж, пришпорило ее сердце.
Новизна сегодняшнего утра заключалась в том, что их больше не разделяла одежда. В объятиях Хока появилась властность. Мужская рука накрыла ее грудь, как свою собственность.
Пейдж разглядывала его лицо и думала, что никогда не видела его спящим. Он всегда успевал уйти до ее пробуждения. Теперь он , принадлежал ей, и это тоже было благоприобретение.
Она изучала линию густых бровей, почти сходившихся на переносице, чуть лоснящуюся от тепла кожу, темные ресницы, высокие скулы, придающие его лицу гордое, почти надменное выражение. Провела пальцем по его тугой щеке, коснулась губ.
Он вдруг цапнул ее зубами за кончик пальца. Пейдж взвизгнула.
– Так-то ты обращаешься со своим проводником! Не даешь поспать старому усталому индейцу, – проворчал он хрипло, не открывая глаз.
– Разве это моя вина, что ты устал? – полюбопытствовала она, подозрительно вглядываясь в него.
– Солнышко, если ты не помнишь, значит, у тебя с памятью хуже, чем мы предполагали.
И долгим ленивым поцелуем он благополучно завершил их препирательства.
Конечно, Пейдж помнила. Помнила, как ночью ее будили чувственные прикосновения:
Хок, похоже, взялся изучить каждый дюйм ее тела. Разве такое забудешь?
В любви он был нетороплив и основателен. Пожалуй, можно было провести в его объятиях всю жизнь, не рискуя соскучиться.
– Нам не пора идти? – выдохнула она, когда поцелуй кончился.
– Было пора несколько часов назад, – спокойно заметил Хок.

Она попробовала высвободить ногу, но его ноги защелкнулись, точно капкан, взяв ее в плен – впрочем, вполне добровольный. Тесно прижатая к его чреслам, она подумала, что при всей своей неопытности ухитрилась ответить ему, удовлетворить – и остаться желанной. Было отчего довольно вздохнуть.
Он подбросил ее и уложил поверх себя. Она улыбнулась.
– Это то, что называется «вид сверху»?
– Может быть. Какого ты вообще мнения?
– Смотри, я могу пристраститься. Его губы нашли то место на ее шее, где пульсировала жилка, и до тех пор ласкали все ее окрестности, пока Пейдж не задрожала. Тогда он пригнул к себе ее голову и приник ко рту.
Время исчезло. Они утонули в неутомимом познании друг друга. Хок вводил ее в курс новых ощущений, новых интимных жестов, поднимая на тот уровень, где она могла в полной мере проявлять себя и разделять его чувства.
В то утро Пейдж нашла ритм для их любви. Со своего «высока» она научилась дразнить и мучить Хока до тех пор, пока он не брал ее перевесом силы, заставляя принять в себя его набухшую тяжесть, что и было венцом сладкого для обоих мучительства. Постепенно она выстроила спираль эмоций, ведущую к вершине, где их вместе взрывало бездумным блаженством и наслаждением, а потом медленно, кружа, опускало на землю, в объятия друг друга. Когда, ослабев от усилий, Пейдж тихо лежала у Хока на груди, радуясь передышке, она вдруг услышала:
– Надо двигаться, любовь моя. Она приподняла голову и в замешательстве спросила:
– Еще?
Он расплылся в улыбке.
– Я имею в виду наш поход.
– О!
Она снова уронила голову к нему на грудь, внезапно вспомнив про отца. Они с Хоком провели в горах около недели. Значит, приступ у отца был неделю назад. Семь дней. Если он тогда выдержал, значит, теперь кризис должен быть уже позади. Как он там?
Одним грациозным движением она соскользнула с Хока, проигнорировав его попытку изобразить невероятное облегчение, что он опять может свободно дышать. Точно так же проигнорировала она и собственную наготу, когда откинула клапан палатки и вышла наружу. Погода снова была великолепная.
Пейдж взглянула на свое плечо и обнаружила длинную царапину – несомненно, след ее вчерашних приключений. Выйдя к ручью, она присела, чтобы умыться.
В ту же секунду сильные руки схватили ее поперек живота и окунули в воду, не отпуская для вящей надежности.
Хок плюхнулся рядом с громким всплеском. Пейдж, ошарашенная и нападением, и холодом воды, выплыла, отплевываясь, и встала на ноги: ей оказалось по пояс. Хок сидел на дне, и ему вода доходила почти до подбородка.
– Это грубо! – заявила Пейдж, чинно поджав губки.
– Виноват!
Его покаянному виду явно недоставало убедительности.
– Я могла утонуть!
– Если бы я тебя отпустил.
Заразительная улыбка, сопровождавшая эти слова, окончательно расстроила ее попытку серьезно обсудить его дурные манеры. Она ограничилась тем, что брызнула ему водой в лицо, начав таким образом водную баталию, которая распугала живность, обитавшую окрест.
Никогда Пейдж так не ребячилась – ни в детстве, ни в целеустремленном отрочестве. Обнаружив, что ей не угнаться за Хоком, что он плавает как рыба и угадывает все ее хитрые маневры, Пейдж признала свое поражение и стала мирно плескаться, как будто идея утреннего купания принадлежала ей.
К тому времени, как она выбралась на берег и распушила мокрые волосы на солнце, Хок уже приготовил завтрак. Пейдж с удивлением обнаружила, как раскованно она чувствует себя с ним. Надев после купанья его рубаху, она беззаботно уплетала завтрак, нисколько не смущаясь его откровенными взглядами. Она считала, что мужская рубашка – достаточно скромное одеяние, и не ее вина, если Хок знает, что под нею ничего нет.
– Вот уж никогда бы не подумал, что буду завидовать какой-то тряпке, – сказал он, допив кофе и оглядывая Пейдж с головы до ног.
Тщательно модулируя голос, она спросила тоном профессионального врача:
– Скажите, пожалуйста, сэр, как давно вы замечаете за собой этот ненасытный сексуальный аппетит?
Подбирая пустые тарелки, он пожал плечами.
– С тех пор, как я рядом с вами, доктор.
– Ясно. Тогда это лечится просто. Она поднялась и пошла к палатке.
– Будто бы? – бросил он ей вслед, провожая взглядом грациозную фигурку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14