Наконец все три действия ему удались. Кровавый бурун отметил его отход. Валерия как раз вогнала меч в шею второго поросенка, когда боров повернулся к ней. Если бы боров оказался немного проворнее, то песни, сложенные впоследствии о Валерии из Красного братства, были бы значительно короче. Но она обернулась, выхватила меч, затем кинжал и отскочила, увернувшись от борова, несущегося со скоростью, сравнимой со скоростью Конана. Киммериец вспомнил, сколь страшна была Валерия в битве в Ксухотле, когда кинжал ее полоснул борова по рылу.
Огромный боров завизжал от боли и ярости и отступил. Его копыта месили грязь почти так же сильно, как лапы крокодила до этого. Он пытался найти опору на скользком берегу, чтобы ринуться в атаку, но опять был недостаточно быстр. Боров не успел еще подготовиться к нападению, когда Конан был от него уже на расстоянии меча. Не было никакого изящества или искусства в том, как меч опустился на толстую шею борова. Мастера меча от Зингары до Ванахейма, в страхе отшатнулись бы при виде грубой силы удара, пристойной более палачу, чем мастеру фехтования.
Но на это было наплевать и Конану, нанесшему удар, и борову, замертво повалившемуся, и Валерии, обнаружившей борова лежащим у своих ног.
Валерия обернулась, в глазах ее сверкали боевые огоньки, она откинула волосы с лица. Движение ее рук колыхнуло груди. Весь ее вид заставил бы кровь кипеть и венах у мужчины: охотница рядом со своей добычей на фоне залитой солнцем реки.
Она стояла так, что опять Конан не заметил на воде ряби, предупреждавшей об опасности. Второй крокодил был такой же большой, как и первый, но не столь быстрый. Кроме того, он громко, мерзко, с шипением, дышал, когда скользил вверх на берег.
Валерия отскочила, когда челюсти сомкнулись на расстоянии руки от ее ноги. Не посмотрев, куда она прыгает, Валерия приземлилась на скользкий участок, пошатнулась, потеряла равновесие и повалилась на киммерийца. Он удержал ее и отдернул в сторону. Спина его с силой ударилась о ствол дерева, покрытый красной корой. Дерево задрожало и отозвалось гулом, похожим на звук мельничного колеса. Тут же, чувствуя новую опасность, Конан сделал шаг от дерева, отпустив Валерию.
В следующее мгновение земля исчезла у него из-под ног. Он полетел в пустоту, взяв с собой лишь память и надежду. Память об искаженном ужасом лице Валерии, провожавшей его взглядом. Надежду, что она вспомнит о крокодиле у себя за спиной, а не будет беспокоиться о нем.
* * *
Гейрус, главный из Посвященных богу — или Первый Говорящий с Живым ветром, как обращались к и во время ритуала, — потрясал посохом. Этого было недостаточно, чтобы умерить его ярость, так что он с силой ударил посохом о камень, отливающий серебром и лежащий у его ног.
Трое воинов клана Кобры попятились, будто ожидали, что камень раскроется по команде Гейруса и проглотит их. В их глазах были видны только белки, а дрожащими руками воины зажимали себе рты, что было ритуальным жестом, означающим нижайшую просьбу.
Не будет им от Гейруса пощады, и не заслуживают они ее.
— Шестеро убиты, трое захвачены, в их числе одна из моих наложниц! — бушевал Гейрус. Он мог сделать свой рык подобным львиному, если бы захотел, хотя уже не с такой легкостью, как в молодости. В те времена он мог бы поставить на колени самого Чабано силой колдовства голоса!
— Прости... — пролепетал один из воинов.
— Нет прощения такому легкомыслию! — ревел Гейрус. — Легкомысленно было брать ее с собой и такой путь. В десять раз легкомысленнее отдавать девушку жителям озера!
Гейрус не использовал в этот раз львиный голос. Ему надо было беречь силы, к тому же он не желал, чтобы все сказанное было подслушано.
Даже в самом доме Говорящего с Живым ветром те, чьи сердца лежали ближе к Чабано из племени Кваньи. Они не преминут поведать ему о любых секретах Служителей, если решат, что это может снискать им симпатию вождя.
— Вы покойники, — сказал Гейрус чуть тише. — Однако я расположен даровать вам столько милости, сколько вы заслуживаете. Вы можете избрать себе вид смерти. Отдать мне вас Живому ветру? Или предать вас иной смерти на мое усмотрение?
Простое упоминание о Живом ветре заставило одного из воинов упасть на колени, чего он никогда бы не сделал ни перед одним человеком, предпочтя смерть. Гейрус напряженно улыбнулся, так что показал лишь те зубы, которые были еще белыми и здоровыми.
Гейрус понимал ужас воина. Живой ветер забавлялся с теми, кто попадал к нему с незамутненным сознанием, играя с ними как кошка с мышкой. Безумие и агония длились так долго, что смерть становилась желанным избавлением.
— Пусть будет так. Вас постигнет судьба, какая ждет любую кобру, подползшую слишком близко к детенышам леопарда.
Заклятие, произнесенное Гейрусом, не вызвало грома. Мерным звуком, какой услышали воины, было рычание вызванных тайных колдовством леопардов, почуявших добычу. Когти высекли из камня золотые искры, когда леопарды набросились на воинов.
Гейрус сдержал обещание. Леопарды убили жертв быстрее, чем это обычно делал Живой ветер. Клыки вырвали горло, когти вспороли животы, и крики ужаса и агонии не долго разносились по туннелям. Леопарды все еще жадно пожирали трупы, когда Гейрус опустил прочную решетку, перегородив туннель.
Было время, когда он мог воздвигнуть преграду перед леопардами одним лишь колдовством. То время молодой силы прошло и больше не вернется.
А сейчас он только мог вызывать, когда нужно, леопардов и возвращать их назад, когда они уснут, насытившись человеческой плотью.
Гейрус не молился ни одному из богов, известных по имени среди людей. Не молился он также и Живому ветру — он не бог; это было ясно с той поры, как появились Служители.
Вместо этого он надеялся, что невозможность удержать в секрете известие о падении Ксухотла не принесет вреда. Вероятно, это было тщетной надеждой, поскольку ни Чабано, ни Добанпу не дураки. Гейрус успокоил себя, решив, что, будь они таковыми, не было бы никакой необходимости бороться с ними и он не испытывал никакой гордости от победы. И первый, и последний бой следует вести с достойным противником.
Но потерять... девушку! Одна она будет стоить Сейганко самой медленной смерти, какая только может быть, но только после того, как он посмотрит, как так же медленно умирает Эмвайя. Или, может, лучше пусть вначале дочь Добанпу посмотрит на смерть своего жениха, перед тем как умереть самой?
Будет время решить, когда они оба окажутся в его руках. В обоих случаях будет обеспечена покорности девушки до конца его дней. Первый Говорящий с Живым ветром будет спать в хорошо согретой постели, как и подобает победителю.
* * *
Исчезновение товарища Валерии произошло быстро и беззвучно. Мгновение она чувствовала его у себя спиной, в следующее же — отточенный боевой инстинкт сказал ей, что позади никого нет.
Она снова прыгнула, почти потеряв последнюю одежду. Крокодил шипел как котелок с убежавшей похлебкой и переваливаясь, полз вперед. Его пасть — длиной в рост двенадцатилетнего ребенка — зияла и затем захлопнулась со звуком, изданным скорее сталью, чем костью. Валерия кое-что знала о морских крокодилах, поскольку однажды бросала якорь в устье реки, которая кишела ими. Она никогда не была в землях вдали от моря, где реки также рождали этих тварей, но решила, что эти рептилии, должно быть, во многом походят на своих морских сородичей. Этот крокодил будет быстр в воде, медлительным на суше, живучим и медленно соображающим. Без сомнения, сейчас он ломает мозги над тем, что ему делать теперь, когда первый его бросок не удался.
Она могла давно уже убраться с берега реки подальше от всех крокодилов, если бы была готова оставить Конана перед лицом опасности, которая выпала ему. «Или и в которую он сам свалился», — заключила Валерия, поскольку видела, как, казалось, сама земля поглотила его.
Мысль эта заставила ее в следующий раз прыгнуть осторожнее, и она возблагодарила Митру, когда приземлилась на твердую почву. Затем Валерия сбросила саги. Неважно, какие там волдыри, но босиком она лучше чувствует поверхность — речной ли берег в джунглях или палубу.
Она вынула кинжал, занесла меч и внимательно оглядела противника. Для нее было немыслимо искать безопасности, покинув Конана, — это против ее природы и всего, чем она жила еще до того, как стала женщиной.
Аквилонка и киммериец были связаны боевыми узами так же прочно, как если бы их соединяло кровное родство или клятва, произнесенная перед десятком священников. И столькими же богами. Она скорее вернется на службу к парикмахеру или даже будет танцевать в таверне, чем нарушит такой союз, какой связывает ее с Конаном.
То, что он желает ее, конечно, помеха, подобно мухе, жужжащей вокруг головы. Но не бьют же себя по голове молотком, чтобы избавиться от мухи!
Крокодил снова зашипел и пополз вперед. Валерия переместилась так, чтобы видеть весь берег, а не только своего врага. Больше всего она боялась, что появится его собрат. Первый крокодил скорее всего будет жрать свинью, но там, где есть два чудовища, может появиться и третье. Валерия не видела никаких признаков еще одной рептилии, но заметила небольшое углубление в земле, где мох и спутанные мертвые лианы, казалось, проседали. Если это место поглотило Конана, возможно, его можно уговорить поглотить и крокодила.
Вдруг монстр бросился вперед со скоростью, удивившей Валерию. Неожиданность не замедлила действий Валерии и не заставила позабыть, что глаза у всех тварей находятся недалеко от мозга.
Пока крокодил совершал свой бросок, Валерия отскочила — более того, она развернулась в воздухе с изяществом, заставлявшим не одного воина кидать серебро, даже золото, в прежние годы. Приземлилась она верхом на неровную спину крокодила, как раз пониже массивной шеи.
Прежде чем крокодил успел сообразить, что жертва исчезла из виду, Валерия ударила. Кинжал с силой опустился па покрытую чешуей шкуру, отыскивая щель и вошел достаточно глубоко, чтобы за него можно была держаться. Затем Валерия подняла меч, направила концом вниз и глубоко вогнала в правый глаз крокодила.
Клинок был неудобен для того, чтобы им колоть, и ни в какую другую часть тела животного он бы не смог войти. Но нанесенный в это место удар стоил крокодилу жизни.
Шипение переросло в пронзительный вой, когда Валерия спрыгнула с твари с таким отчаянием, будто запрыгивала из кишащей акулами воды в лодку. Хвост крокодила бешено колотил, ломая кусты, сдирая кору с толстых деревьев и осыпая Валерию землей и листьями. Затем животное последний раз дернулось, перекатилось и ударилось головой о дно того самого углубления.
В таинственной тишине земля разверзлась. Раздался звук рвущихся лиан и ломающихся корней, и крокодил начал заваливаться в отверстие. На какое-то мгновение хвост его снова взмахнул, будто последней конвульсией чудовище слало прощальный привет своему победителю. Затем крокодил исчез.
Но земля не сомкнулась над ним. У того устройства или заклятия, что захлопнуло ее перед этим, казалось истощились силы. Дыра у ног Валерии зияла шириной в рост человека. Она вгляделась в полумрак и дальше в темноту, столь же непроглядную, как морская бездна.
Валерия проглотила слюну. Она не могла прогнать мысль, что даже Конан не способен пережить такое падение... если вдруг остался в живых, то крокодил непременно прикончит его.
Однако ей не убедиться в этом, если только самой не спуститься и не отыскать киммерийца или его тело. Она не хотела думать о том, с чем столкнется, если найдет его живым, но беспомощным от ударов, полученных во время падения.
— Конан, — проговорила она, — жизнь моя бы проще, если бы ты никогда не покидал своей Киммерии.
«Да и, без сомнения, также и короче».
Голос, прозвучавший в ее сознании, не был голосом Конана, но довольно близко напоминал его, что заставило Валерию вздрогнуть.
Что ж, пусть так и будет. Она лазит с самого детства, а однажды один матрос сказал, что у нее глаза на всех пальцах рук и ног. Это поможет, а также прочный кусок лианы или несколько кусков, связанных в длину и сплетенных вместе, чтобы удержать ее вес.
Мертвые лианы слишком гнилые для этого, но вокруг полно живых. Не успели солнечные блики на реке измениться, как Валерия имела уже при себе веревку. Она закончила свои старания тем, что привязала один конец веревки скользящей петлей, перекинула сапоги, связанные тесемкой, через шею и привязала к мечу тонкую лиану вместо ремешка.
Лиана не так хороша в качестве веревки или ремешка, как шемитская кожа, но Валерия привыкла обходиться подручными средствами. Пока будет лезть, она привяжет меч тонкой лианой за спиной, но как только окажется на твердой поверхности, оружие снова понадобится.
Она сделала всю работу при данном самими богами дневном свете здесь, на речном берегу, который теперь, казалось, был даже приятен по сравнению с темнотой у ее ног. Остальная часть ее обязанностей лежала внизу.
Валерия сделала несколько глубоких вдохов, пока не успокоила себя настолько, насколько можно. Затем свесила ноги через край дыры и начала спуск.
Глава IV
Падение Конана началось с неудачи, которая очень скоро сменилась везением. Если бы случилось иначе, истории многих людей и нескольких королевств были бы во многом иными.
Он не был ведуном, иначе смог бы почувствовать колдовскую силу, сдерживающую землю при входе в дыру. Хотя, возможно, и нет. Это была древняя земляная колдовская сила, и имена открывших ее были потеряны для людской памяти задолго до того, как был построен Атлантис и затем поглощен океаном.
Искусство это, однако, не было утеряно. Волшебство, известное строителям Ксухотла, восприняло часть его. Не был обреченный город и единственным их созданием, где использовали они свои колдовские приемы. Глубоко в джунглях они возвели огромные постройки, в то время как Черные Королевства представляли собой банды воюющих между собой дикарей.
И то, куда попал Конан, было одним из остатком этих построек. Земля разверзлась у него под ногами, н он полетел в темноту, на миг освещенную светом сверху, и продолжал полет в еще более глубокой темноте, когда отверстие закрылось над его головой.
Трижды он ударялся о земляные стены, которые тем не менее казались слишком твердыми и гладкими, чтобы полностью иметь природное происхождение. Удары эти несколько замедлили падение Конана, но вышибли дух из его груди. Только он восстановил дыхание, как ударился в последний раз там, где стена дыры осыпалась под неумолимым давлением корней какого-то лесного гиганта. Удар пришелся поперек груди и сломал ребра любому более слабому человеку.
В случае же с киммерийцем это лишь вышибло из него вновь обретенный дух и швырнуло его, как детский мячик, в туннель, открывающийся на другой стороне ямы. Киммериец ударился, прокатился, отскакивая от неровностей, шагов десять и остался лежать, в то время как земля дрожала, слышался рокот, а от входа в туннель осыпались куски.
Он с удовольствием полежал бы, пока не восстановится дыхание, но инстинкт подсказал ему, что вход в туннель очень непрочно держится той магической силой, которая правит здесь. Краткий отдых может оказаться последним пристанищем.
Когда Конан пытался ползти, казалось, что железные пальцы сжимают грудь, но звук падающей земли подгонял его. Киммериец весь вспотел, и не только от усилий, когда снова наступила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием.
Ощупав ребра пальцами, он не нашел переломов, хотя поспорил бы на цену хорошей гостиницы, что завтра он будет сплошным синяком. Дыхание Конана успокоилось, и он сел.
Со стороны входа в туннель послышался гул и глухие удары. Звук достиг силы грома и стих так же внезапно, как и появился. Что-то большое упало, как и киммериец, в яму и полетело до самого дна, чего Конану удалось избежать.
Он сказал себе, что звук слишком тяжел, чтобы это могла быть Валерия. Такое предположение избавило Конана от мысли, что Валерия наверняка последует за ним, если одолеет крокодила. В ней есть та верность боевого товарища, что противоречит здравому смыслу и которой живет сам Конан.
Вход в туннель был сейчас на две трети завален землей, и Конан был как молнией поражен, поняв, что видит это. Он больше не находится в абсолютной темноте, достойной тюрем Стигии.
Конан оглянулся и посмотрел вглубь туннеля. Туннель плавно шел вниз и терялся в тени, но ясно был различим на расстоянии пятидесяти шагов или более. В самом дальнем конце, какой видел киммериец, стены, казалось, превращались из земляных в каменные, к тому же резные.
На всем играл тонко окрашенный свет, оттенок которого в одно мгновение казался сапфировым, а в следующее — алым, как прозрачный рубин. От попыток проследить за изменением цвета у Конана стала кружиться голова, и через некоторое время он бросил это занятие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25