А тот, кто смотрел, начинал думать, что змеи живые или что, по крайней мере, их глаза светятся зеленым.
Пятеро сопровождающих Первого Говорящего разделились, трое из них стали по одну его сторону, двое по другую. Первый Говорящий же направился к Чабано. Он, казалось, не боялся находиться вблизи стольких копий, хотя, вероятно, уверенность ему давало колдовство.
Что представляет собой Живой ветер, даже Кваньи не хотели спрашивать, чтобы не получить ответа, могущею вселить страх. Что Живой ветер делал Посвященных богу могущественными, знали все так хорошо, что спрашивать об этом не было необходимости.
Вобеку последовал примеру Чабано и его воинов, ударив копьем о щит, отдавая честь. Первый Говорящий ответил на приветствие, вогнав конец своего посоха глубоко в землю, во время чего Вобеку почувствовал, будто почва под ним сделалась раскаленной докрасна.
Снова Вобеку последовал примеру стоящих вокруг него: ни один из них даже не поморщился. Однако он заметил, что Чабано стал более осторожен и Первый Говорящий не улыбается, — казалось, он недоволен и, более того, готов дать почувствовать свое колдовство.
— Приветствую, Гейрус, Первый Говорящий с Живым ветром! — произнес Чабано, кладя копье и щит на землю. Какое-то мгновение Вобеку казалось, что вождь собирается упасть, распростершись, но тот даже не опустился на колени. Он выпрямился в полный рост и скрестил руки на груди.
— Приветствую, Чабано, — ответил Гейрус ледяным тоном, едва ли громче шепота.
— Первый Говорящий, — сказал резко Чабано, — ты вызвал меня. Я пришел. Ты, кажется, разгневан. Что стало причиной твоего гнева?
— Ты солгал мне, — ответил Гейрус.
Вобеку был не единственным, кто затаил дыхание. Любой обычный человек, назвавший Чабано лжецом, немедленно распрощался бы с жизнью и был бы счастлив умереть на месте, а не мучиться, сидя на колу.
— Если и так, то сделал это с достаточным основанием, — бросил в ответ Чабано.
Это показалось Гейрусу столь же серьезным оскорблением. Жезлы поднялись, а лица под головными украшениями сделались слишком похожими на маски драконов, чтобы это могло понравиться Вобеку. Раньше ему было интересно, что победит в соревновании между быстро брошенным копьем и быстро брошенным заклинанием. Он не ожидал получить ответ, сам участвуя в этой битве.
Гейрус явно боролся с желанием уничтожить Чабано на месте — и победил.
— Да? Достоин ли я узнать, какую причину ты считаешь достаточной, чтобы лгать Говорящим с Живым ветром?
— Да. В твоих пещерах на Горе Грома есть те, чьи глаза и уши служат нашим врагам. Было бы лучше найти способ говорить друг другу правду, не будучи ими услышанными.
Вобеку это казалось совершенно разумным. Гейрусу, однако, сказанное показалось оскорблением, какое почти невозможно перенести. Вобеку сжал копье так, что побелели пальцы, от страха перед тем, что он прочел на лице Первого Говорящего.
Однако губы старика не произнесли ни слова. По крайней мере, до того, как гнев перестал искажать его лицо. Плечи его опустились тогда, и он будто постарел на десяток лет.
— А своему народу ты доверяешь? — спросил Гейрус тоном, каким спрашивают о цене козла.
— Да, — ответил Чабано. Можно было видеть, как он выпятил грудь, гордый верностью Кваньи.
— В таком случае пойдем в ближайшую деревню и там поговорим. И если была сказана ложь...
— Молчать! — взревел Чабано. Гейрус не оскорбился: он понял, как и Вобеку, что этот приказ был адресован не ему — он был направлен воинам вокруг Чабано. Некоторые из них были из «ближайшей деревни», и их лица ясно говорили, что жителям не хочется принимать у себя Посвященных богу.
Власть Чабано, кажется, была не без пределов.
— Великий Вождь... — начал один из воинов.
Чабано повернулся и ударил его открытой ладонью по лицу. Затем, выхватив копье из рук воина, сломал его о колено и указал рукой на землю. Воин бросил свой щит на траву и распростерся на нем.
Чабано не поднял оружия. Вместо этого он несколько раз с силой ударил воина по спине. С каждым разом из горла несчастного с хрипом выходил воздух, и Вобеку видел, как воин прикусил губу так, что пошла кровь.
— Будь благодарен моей милости, — сказал Чабано. — На войне ты снова будешь нести копье, но до тех пор не попадайся мне на глаза.
Воин поднялся без помощи, поскольку товарищи отшатнулись от него, будто он заражен оспой. Согнувшись и спотыкаясь, словно больной или старик, он поплелся по тропе и скрылся из виду.
Вобеку смотрел ему вслед. Инстинкт говорил ему, что столкновение еще не кончилось и что все дело по-прежнему в желании Гейруса. Вобеку не осмеливался слишком внимательно глядеть на Первого Говорящего, но он пытался следить за его взглядом, когда тот переходил от одного воина к другому. Если Гейрус поднимет посох или взгляд его задержится на одном воине дольше, чем на остальных...
Ни посох, ни глаза ничего не сказали Вобеку. Но тем не менее ему повезло. Он стоял далеко слева от Чабано, так что видел воинов за спиной вождя, не проявляя того, что смотрит на них. Воинов было трое, и сейчас один из них дышал неестественно медленно. Глаза воина, казалось, сделались пунцово-сапфировыми, копье его поднималось в положении для броска, будто увлекая руку следом.
Вдруг неожиданно копье прыгнуло. Воин прыгнул вместе с ним, или, скорее, его мертвая хватка, с какой он держал оружие, увлекла его так, что ноги воина не касались земли.
Те, кто видел это представление, онемели от удивления или, вероятно, от колдовства. Все, кроме Вобеку.
— Вождь! Сзади! — крикнул он. Предупреждение сработало. Чабано развернулся, одновременно поднимая щит и нанося удар копьем.
Копье вождя проткнуло лишь воздух. Вобеку, у которого было больше времени прицелиться, попал. Его копье вонзилось в бок воина. Воин качнулся, повернулся к Вобеку и, казалось, готов был рассмеяться, видя, как пятится воин Ичирибу.
Вобеку не мог не пятиться. Глаза у того воина казались теперь озерцами пунцово-сапфирового огня, и тонкий туман тех же оттенков вился вокруг его рук и оружия. Затем пунцовый цвет колдовства Посвященных богу уступил место алому цвету крови, льющейся из бока и рта воина. Он захлебнулся, качнулся опять и упал с копьем, все еще торчащим из бока.
Вобеку понимал, что у этого воина скоро появится компания: Чабано и сопровождающие его. И что Чабано не будет пытаться спастись от судьбы бегством. Это бесполезно: Гейрус возьмет его жизнь, неважно, куда он бежит.
Вобеку тоже пришлось однажды бежать, и у него не было желания делать это снова.
Ему так хотелось умереть смертью воина, что он даже не заметил, как Чабано сделал шаг вперед, вероятно с той же мыслью. Копье вождя было поднято, и мышцы правой руки напряглись, когда он собирался воткнуть копье в горло Гейруса.
Вобеку видел, как Первый Говорящий поднял двумя руками посох и выставил его перед собой. Он видел, как копье Чабано остановилось, будто встретилось со скалой. Он видел также, как железный наконечник начал дымиться, и холод охватил сердце и внутренности Вобеку, когда он увидел, что дым пунцово-синий.
Затем он увидел, как Безмолвный брат вышел вперед, размахнулся своим посохом, как женщины размахивают пестом, и ударил по посоху Первого Говорящего.
Вобеку в следующее мгновение понял, что за Гейрусом пришла смерть. Пламя вырвалось из посоха Первого Говорящего и охватило его, словно тело его было снопом соломы. Пламя было разноцветным, без дыма, но не без жара.
Листья вокруг Первого Говорящего сделались коричневыми и загорелись бы, не будь они мокрыми от дождя. Обычный дым поднялся от земли джунглей, там, где жар опалил подстилку из мертвых листьев и лиан. Почему-то цвет дыма примирил Вобеку с надвигающейся смертью. Он не погибнет в месте, покинутом богами.
Затем наступило мгновение, когда Вобеку начал думать, что он может и не погибнуть. Чабано отшатнулся назад, выронив копье с оплавленным наконечником, но невредимый. Он споткнулся о жертву Вобеку и чуть не упал, но двое воинов поддержали его.
Трое других, Вобеку среди них, увидели, что пламя окутывает два посоха и Первого Говорящего, но не Безмолвного брата. Они также видели, что это не нравится другим Говорящим. Действительно, те глядели своими бледными глазами на разыгрывающееся представление, будто все это происходит вопреки всему, по их понятиям, возможному.
Так, скорее всего, и было. Вобеку выхватил копье у воина, замершего от ужаса, размахнулся и метнул его.
На этот раз он попал своей жертве, Говорящему справа от Гейруса, в горло. Говорящий выронил посох, упал на колени, схватился за горло н торчащее в нем копье и затем согнулся вперед так, что головное украшение свалилось. Вслед за ним упал и Говорящий, перекатился на бок и судорожно задергал ногами.
Быстрота Вобеку, казалось, вернула к жизни остальных воинов — это и несколько резких слов, сказанных Чабано тоном, дающим понять, что непослушание означает смерть. За считанные мгновения оставшиеся Говорящие были окружены воинами, которые приставили им копья к горлу или к животу. Воины не позволили им сдвинуться с места, пока Первый Говорящий не сделался кучкой пепла среди травы джунглей.
Безмолвный брат взял жезлы у оставшихся Говорящих, которые не оказали сопротивления, и заговорил с ними на языке, не знакомом Вобеку. Он лишь чувствовал в его звучании такую древность, что трудно было вообразить. В языке этом были отзвуки времен до Атлантиды, времен еще до того, как боги решили, что не звери, а человек должен править миром.
Сделав это, Безмолвный брат развернулся и стал перед Чабано на колени. Вобеку показалось, что он распростерся бы, не означай это, что нужно положить охапку жезлов и отвести взгляд от Говорящих. Перебежчик Ичирибу в первый раз обратил внимание на то, что глаза Безмолвного брата имеют бледный оттенок, как у Говорящего.
Чабано перевел взгляд с Вобеку на Безмолвного брата и кивнул. Проявить почтение перед вождем, конечно, нужно, однако держать Говорящих в страхе, неважно перед чем, сейчас еще важнее.
— Я Райку, — сказал Безмолвный брат.
Вобеку начал понимать. Имя это он уже слышал, но не знал, что оно означает. Он слышал слухи и о том, что у Чабано есть шпион на Горе Грома, хотя об этом говорили лишь шепотом. Райку и шпион, очевидно, одно и то же лицо.
Приветствую Райку, друга Кваньи, — сказал Вобеку. Это казалось наименее глупым из всего, что он мог сказать.
— Ты не Кваньи, — ответил Райку. — Не ты ли глаза и уши Чабано среди Ичирибу?
— Прежде чем я отвечу на этот вопрос, — произнес Чабано с опасной мягкостью, — ты должен сам дать мне ответ.
— Спрашивай, мой вождь.
Чабано, казалось, воспринял слова буквально и не обратил внимания на тон Райку.
— Что ты сказал своим товарищам?
— Я сказал, что, если они не поклянутся повиноваться мне во всех вопросах, касающихся помощи Кваньи, я позволю твоим воинам убить их на месте.
— И они поклялись? — Чабано дал знак рукой, и воины крепче сжали копья.
В чем бы Говорящие ни клялись, делали они это страстно и долго. Еще не прозвучала и половина клятвы, как Райку попросил воинов Кваньи опустить копья. Когда клятва была произнесена, Райку сказал резко какое-то слово, и Говорящие засеменили по тропе так быстро, как только могли их нести старые ноги.
Чабано многозначительно посмотрел на своих воинов, и те удалились с такой же скоростью, но в противоположном направлении.
— Благодарю вас обоих, — сказал Чабано. — Благодарность вождя стоит многого, и она будет стоить тем больше, чем дольше я буду править. — Он бросил резкий взгляд на Вобеку: — Однако, если бы ты некоторое время назад был так же быстр, как сегодня, ты не был бы здесь.
Райку попросил, чтобы ему все объяснили, и Чабано согласился с просьбой, проявив мягкость, удивившую беглого воина, хотя ведь Верховный Вождь ниже рангом, чем Посвященный богу, который, кажется, произвел себя в Говорящие по своей воле.
Или стать Посвященным богу проще, чем внушали племенам? Это было бы радостной мыслью, захоти Вобеку следовать по стопам Райку.
Поскольку его стремлением было занять высокое положение среди Кваньи, когда те будут править всей этой землей, он не обрадовался. Неумелые Посвященные богу будут мало полезны Кваньи против Добанпу. Искусство Добанпу — не сказки, и месть, какую он обрушит на Вобеку, будет страшной!
Глава XII
Ичирибу и Кваньи не спешили искать битвы. Причиной этому были не только вновь приобретенные обоими племенами союзники, хотя и это играло роль.
Вобеку заметил, что, хотя воины и сторонились его, мало кто в нем сомневался. Он ведь все-таки спас Чабано, Верховного Вождя, за которым следуют уже двенадцать лет. Даже те? кто следовал за Чабано больше из страха, чем из любви, понимали, что без него Кваньи обречены. Перед человеком, спасшим вождя, племя находится в большом долгу.
К Райку тоже относились с некоторой благодарностью, но в то же время и с немалым страхом» Он тоже спас Чабано н, более того, сверг самого великого из Посвященных богу. Сделав так, он стал еще более великим Посвященным богу.
Райку радовался, что ему не нужно было появляться среди воинов чаще, чем Чабано вызывал его. Девять дней из десяти он оставался в уединении на Горе Грома, наводя порядок среди Говорящих, Безмолвных братьев, слуг и рабов настолько, насколько позволяли ему власть и время. Если бы он приходил в деревню слишком часто, кто-нибудь мог угостить его так же, как Вобеку угостил одного из Говорящих, что избавило бы Кваньи от будущих неприятностей, но они были лишь племенем храбрых воинов, а не ясновидцами или предсказателями.
* * *
Конану было трудно с Ичирибу, несмотря на то что большинство из них считало его любимцем богов, хоть и не прямо посланным ими.
Кваньи сделались непобедимыми на суше с тех пор, как Чабано обучил их драться фалангой, с высоким щитом и большим копьем, которым можно колоть и которое можно метать. Нельзя было ожидать, что Ичирибу быстро овладеют этим искусством, даже если их будет обучать сам киммериец.
Так что Конан занялся тем, что начал учить воинов Ичирибу использовать их старое оружие по-новому. У них было достаточное число лучников и пращников, которые могли беспокоить и изматывать фаланги Кваньи, Их рыболовные трезубцы тоже могли бы противостоять копьям Кваньи, если каждого воина Кваньи будут встречать двое Ичирибу.
Валерия учила, как вести бой на каноэ, с большим искусством, чем прежде. То, что она не знала о лодках, вероятно, вообще не дано знать людям. Даже наиболее бывалые рыбаки Ичирибу скоро вслух заговорили о том, что женщина Конана стоит почти столько же, сколько и сам киммериец.
— Мы должны стать муравьями, а Кваньи — боровом, — говорил Конан столько раз, что Сейганко надоело это слышать, хотя он понимал, что это правда. — Из них получится больший боров, чем из нас. Сражайтесь с ними клык к клыку, и мы обречены. Укусите их сотню раз, и обречены окажутся они.
Способности, какие проявляли Ичирибу в учении, радовали сердце Конана. Он был бы еще более уверен, если бы вопрос о том, идти ли туннелями, не висел в воздухе.
Добанпу согласился, что, если духи позволят, это окажется хитрым и смертоносным приемом, когда воины выскочат из-под земли. Он не сказал больше ничего, кроме того, что ждет знака от духов.
Он все тянул, и Конан терял терпение.
— Что, духи разучились говорить? — спросил он однажды утром Эмвайю. — Или твой отец?
— Если бы я и знала ответ, это бы нам не помогло, — ответила девушка. — Никто из людей не может принуждать духов, и моего отца тоже трудно заставить говорить против его воли.
— Если он будет молчать слишком долго, то получится, что он решит покончить со своим народом, — сказала резко Валерия. Оба гостя видели, что Эмвайя сама беспокоится из-за нежелания отца говорить. Никто не сомневался, что она говорит правду.
— Он тоже это знает, — сказала Эмвайя и удалилась с таким достоинством, какое только могла изобразить.
— Колдуны! — произнес Конан. Он проговорил это слово как особенно мерзкое ругательство. Затем киммериец посмотрел на небо: солнце сияло, хотя и через дымку, которая сулила дождь.
Сезон дождей приближался с каждым восходом, и Конан склонялся к мысли оставить племена Озера смерти самих решать свои проблемы, если Добанпу не заговорит до того, как ливни начнутся всерьез. Уровень воды в реке повысится, и дождь затруднит погоню.
— Если до полудня у тебя нет работы, давай возьмем каноэ и пойдем ловить рыбу, — предложила Валерия. — Лучше большое каноэ.
Конан рассмеялся. Большие каноэ, как обнаружили Конан и Валерия, несколько тяжеловаты для двух гребцов, но зато они широки. Если на дно положить одну или две циновки, они становятся отличным местом для жарких занятий любовью.
Они подгребли к берегу Кваньи ближе, чем во время обычных рыбалок. Это не было идеей Конана и тем более Валерии. Мысль подала Эмвайя, которая появилась на берегу, когда они грузили в каноэ рыболовные снасти и циновки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Пятеро сопровождающих Первого Говорящего разделились, трое из них стали по одну его сторону, двое по другую. Первый Говорящий же направился к Чабано. Он, казалось, не боялся находиться вблизи стольких копий, хотя, вероятно, уверенность ему давало колдовство.
Что представляет собой Живой ветер, даже Кваньи не хотели спрашивать, чтобы не получить ответа, могущею вселить страх. Что Живой ветер делал Посвященных богу могущественными, знали все так хорошо, что спрашивать об этом не было необходимости.
Вобеку последовал примеру Чабано и его воинов, ударив копьем о щит, отдавая честь. Первый Говорящий ответил на приветствие, вогнав конец своего посоха глубоко в землю, во время чего Вобеку почувствовал, будто почва под ним сделалась раскаленной докрасна.
Снова Вобеку последовал примеру стоящих вокруг него: ни один из них даже не поморщился. Однако он заметил, что Чабано стал более осторожен и Первый Говорящий не улыбается, — казалось, он недоволен и, более того, готов дать почувствовать свое колдовство.
— Приветствую, Гейрус, Первый Говорящий с Живым ветром! — произнес Чабано, кладя копье и щит на землю. Какое-то мгновение Вобеку казалось, что вождь собирается упасть, распростершись, но тот даже не опустился на колени. Он выпрямился в полный рост и скрестил руки на груди.
— Приветствую, Чабано, — ответил Гейрус ледяным тоном, едва ли громче шепота.
— Первый Говорящий, — сказал резко Чабано, — ты вызвал меня. Я пришел. Ты, кажется, разгневан. Что стало причиной твоего гнева?
— Ты солгал мне, — ответил Гейрус.
Вобеку был не единственным, кто затаил дыхание. Любой обычный человек, назвавший Чабано лжецом, немедленно распрощался бы с жизнью и был бы счастлив умереть на месте, а не мучиться, сидя на колу.
— Если и так, то сделал это с достаточным основанием, — бросил в ответ Чабано.
Это показалось Гейрусу столь же серьезным оскорблением. Жезлы поднялись, а лица под головными украшениями сделались слишком похожими на маски драконов, чтобы это могло понравиться Вобеку. Раньше ему было интересно, что победит в соревновании между быстро брошенным копьем и быстро брошенным заклинанием. Он не ожидал получить ответ, сам участвуя в этой битве.
Гейрус явно боролся с желанием уничтожить Чабано на месте — и победил.
— Да? Достоин ли я узнать, какую причину ты считаешь достаточной, чтобы лгать Говорящим с Живым ветром?
— Да. В твоих пещерах на Горе Грома есть те, чьи глаза и уши служат нашим врагам. Было бы лучше найти способ говорить друг другу правду, не будучи ими услышанными.
Вобеку это казалось совершенно разумным. Гейрусу, однако, сказанное показалось оскорблением, какое почти невозможно перенести. Вобеку сжал копье так, что побелели пальцы, от страха перед тем, что он прочел на лице Первого Говорящего.
Однако губы старика не произнесли ни слова. По крайней мере, до того, как гнев перестал искажать его лицо. Плечи его опустились тогда, и он будто постарел на десяток лет.
— А своему народу ты доверяешь? — спросил Гейрус тоном, каким спрашивают о цене козла.
— Да, — ответил Чабано. Можно было видеть, как он выпятил грудь, гордый верностью Кваньи.
— В таком случае пойдем в ближайшую деревню и там поговорим. И если была сказана ложь...
— Молчать! — взревел Чабано. Гейрус не оскорбился: он понял, как и Вобеку, что этот приказ был адресован не ему — он был направлен воинам вокруг Чабано. Некоторые из них были из «ближайшей деревни», и их лица ясно говорили, что жителям не хочется принимать у себя Посвященных богу.
Власть Чабано, кажется, была не без пределов.
— Великий Вождь... — начал один из воинов.
Чабано повернулся и ударил его открытой ладонью по лицу. Затем, выхватив копье из рук воина, сломал его о колено и указал рукой на землю. Воин бросил свой щит на траву и распростерся на нем.
Чабано не поднял оружия. Вместо этого он несколько раз с силой ударил воина по спине. С каждым разом из горла несчастного с хрипом выходил воздух, и Вобеку видел, как воин прикусил губу так, что пошла кровь.
— Будь благодарен моей милости, — сказал Чабано. — На войне ты снова будешь нести копье, но до тех пор не попадайся мне на глаза.
Воин поднялся без помощи, поскольку товарищи отшатнулись от него, будто он заражен оспой. Согнувшись и спотыкаясь, словно больной или старик, он поплелся по тропе и скрылся из виду.
Вобеку смотрел ему вслед. Инстинкт говорил ему, что столкновение еще не кончилось и что все дело по-прежнему в желании Гейруса. Вобеку не осмеливался слишком внимательно глядеть на Первого Говорящего, но он пытался следить за его взглядом, когда тот переходил от одного воина к другому. Если Гейрус поднимет посох или взгляд его задержится на одном воине дольше, чем на остальных...
Ни посох, ни глаза ничего не сказали Вобеку. Но тем не менее ему повезло. Он стоял далеко слева от Чабано, так что видел воинов за спиной вождя, не проявляя того, что смотрит на них. Воинов было трое, и сейчас один из них дышал неестественно медленно. Глаза воина, казалось, сделались пунцово-сапфировыми, копье его поднималось в положении для броска, будто увлекая руку следом.
Вдруг неожиданно копье прыгнуло. Воин прыгнул вместе с ним, или, скорее, его мертвая хватка, с какой он держал оружие, увлекла его так, что ноги воина не касались земли.
Те, кто видел это представление, онемели от удивления или, вероятно, от колдовства. Все, кроме Вобеку.
— Вождь! Сзади! — крикнул он. Предупреждение сработало. Чабано развернулся, одновременно поднимая щит и нанося удар копьем.
Копье вождя проткнуло лишь воздух. Вобеку, у которого было больше времени прицелиться, попал. Его копье вонзилось в бок воина. Воин качнулся, повернулся к Вобеку и, казалось, готов был рассмеяться, видя, как пятится воин Ичирибу.
Вобеку не мог не пятиться. Глаза у того воина казались теперь озерцами пунцово-сапфирового огня, и тонкий туман тех же оттенков вился вокруг его рук и оружия. Затем пунцовый цвет колдовства Посвященных богу уступил место алому цвету крови, льющейся из бока и рта воина. Он захлебнулся, качнулся опять и упал с копьем, все еще торчащим из бока.
Вобеку понимал, что у этого воина скоро появится компания: Чабано и сопровождающие его. И что Чабано не будет пытаться спастись от судьбы бегством. Это бесполезно: Гейрус возьмет его жизнь, неважно, куда он бежит.
Вобеку тоже пришлось однажды бежать, и у него не было желания делать это снова.
Ему так хотелось умереть смертью воина, что он даже не заметил, как Чабано сделал шаг вперед, вероятно с той же мыслью. Копье вождя было поднято, и мышцы правой руки напряглись, когда он собирался воткнуть копье в горло Гейруса.
Вобеку видел, как Первый Говорящий поднял двумя руками посох и выставил его перед собой. Он видел, как копье Чабано остановилось, будто встретилось со скалой. Он видел также, как железный наконечник начал дымиться, и холод охватил сердце и внутренности Вобеку, когда он увидел, что дым пунцово-синий.
Затем он увидел, как Безмолвный брат вышел вперед, размахнулся своим посохом, как женщины размахивают пестом, и ударил по посоху Первого Говорящего.
Вобеку в следующее мгновение понял, что за Гейрусом пришла смерть. Пламя вырвалось из посоха Первого Говорящего и охватило его, словно тело его было снопом соломы. Пламя было разноцветным, без дыма, но не без жара.
Листья вокруг Первого Говорящего сделались коричневыми и загорелись бы, не будь они мокрыми от дождя. Обычный дым поднялся от земли джунглей, там, где жар опалил подстилку из мертвых листьев и лиан. Почему-то цвет дыма примирил Вобеку с надвигающейся смертью. Он не погибнет в месте, покинутом богами.
Затем наступило мгновение, когда Вобеку начал думать, что он может и не погибнуть. Чабано отшатнулся назад, выронив копье с оплавленным наконечником, но невредимый. Он споткнулся о жертву Вобеку и чуть не упал, но двое воинов поддержали его.
Трое других, Вобеку среди них, увидели, что пламя окутывает два посоха и Первого Говорящего, но не Безмолвного брата. Они также видели, что это не нравится другим Говорящим. Действительно, те глядели своими бледными глазами на разыгрывающееся представление, будто все это происходит вопреки всему, по их понятиям, возможному.
Так, скорее всего, и было. Вобеку выхватил копье у воина, замершего от ужаса, размахнулся и метнул его.
На этот раз он попал своей жертве, Говорящему справа от Гейруса, в горло. Говорящий выронил посох, упал на колени, схватился за горло н торчащее в нем копье и затем согнулся вперед так, что головное украшение свалилось. Вслед за ним упал и Говорящий, перекатился на бок и судорожно задергал ногами.
Быстрота Вобеку, казалось, вернула к жизни остальных воинов — это и несколько резких слов, сказанных Чабано тоном, дающим понять, что непослушание означает смерть. За считанные мгновения оставшиеся Говорящие были окружены воинами, которые приставили им копья к горлу или к животу. Воины не позволили им сдвинуться с места, пока Первый Говорящий не сделался кучкой пепла среди травы джунглей.
Безмолвный брат взял жезлы у оставшихся Говорящих, которые не оказали сопротивления, и заговорил с ними на языке, не знакомом Вобеку. Он лишь чувствовал в его звучании такую древность, что трудно было вообразить. В языке этом были отзвуки времен до Атлантиды, времен еще до того, как боги решили, что не звери, а человек должен править миром.
Сделав это, Безмолвный брат развернулся и стал перед Чабано на колени. Вобеку показалось, что он распростерся бы, не означай это, что нужно положить охапку жезлов и отвести взгляд от Говорящих. Перебежчик Ичирибу в первый раз обратил внимание на то, что глаза Безмолвного брата имеют бледный оттенок, как у Говорящего.
Чабано перевел взгляд с Вобеку на Безмолвного брата и кивнул. Проявить почтение перед вождем, конечно, нужно, однако держать Говорящих в страхе, неважно перед чем, сейчас еще важнее.
— Я Райку, — сказал Безмолвный брат.
Вобеку начал понимать. Имя это он уже слышал, но не знал, что оно означает. Он слышал слухи и о том, что у Чабано есть шпион на Горе Грома, хотя об этом говорили лишь шепотом. Райку и шпион, очевидно, одно и то же лицо.
Приветствую Райку, друга Кваньи, — сказал Вобеку. Это казалось наименее глупым из всего, что он мог сказать.
— Ты не Кваньи, — ответил Райку. — Не ты ли глаза и уши Чабано среди Ичирибу?
— Прежде чем я отвечу на этот вопрос, — произнес Чабано с опасной мягкостью, — ты должен сам дать мне ответ.
— Спрашивай, мой вождь.
Чабано, казалось, воспринял слова буквально и не обратил внимания на тон Райку.
— Что ты сказал своим товарищам?
— Я сказал, что, если они не поклянутся повиноваться мне во всех вопросах, касающихся помощи Кваньи, я позволю твоим воинам убить их на месте.
— И они поклялись? — Чабано дал знак рукой, и воины крепче сжали копья.
В чем бы Говорящие ни клялись, делали они это страстно и долго. Еще не прозвучала и половина клятвы, как Райку попросил воинов Кваньи опустить копья. Когда клятва была произнесена, Райку сказал резко какое-то слово, и Говорящие засеменили по тропе так быстро, как только могли их нести старые ноги.
Чабано многозначительно посмотрел на своих воинов, и те удалились с такой же скоростью, но в противоположном направлении.
— Благодарю вас обоих, — сказал Чабано. — Благодарность вождя стоит многого, и она будет стоить тем больше, чем дольше я буду править. — Он бросил резкий взгляд на Вобеку: — Однако, если бы ты некоторое время назад был так же быстр, как сегодня, ты не был бы здесь.
Райку попросил, чтобы ему все объяснили, и Чабано согласился с просьбой, проявив мягкость, удивившую беглого воина, хотя ведь Верховный Вождь ниже рангом, чем Посвященный богу, который, кажется, произвел себя в Говорящие по своей воле.
Или стать Посвященным богу проще, чем внушали племенам? Это было бы радостной мыслью, захоти Вобеку следовать по стопам Райку.
Поскольку его стремлением было занять высокое положение среди Кваньи, когда те будут править всей этой землей, он не обрадовался. Неумелые Посвященные богу будут мало полезны Кваньи против Добанпу. Искусство Добанпу — не сказки, и месть, какую он обрушит на Вобеку, будет страшной!
Глава XII
Ичирибу и Кваньи не спешили искать битвы. Причиной этому были не только вновь приобретенные обоими племенами союзники, хотя и это играло роль.
Вобеку заметил, что, хотя воины и сторонились его, мало кто в нем сомневался. Он ведь все-таки спас Чабано, Верховного Вождя, за которым следуют уже двенадцать лет. Даже те? кто следовал за Чабано больше из страха, чем из любви, понимали, что без него Кваньи обречены. Перед человеком, спасшим вождя, племя находится в большом долгу.
К Райку тоже относились с некоторой благодарностью, но в то же время и с немалым страхом» Он тоже спас Чабано н, более того, сверг самого великого из Посвященных богу. Сделав так, он стал еще более великим Посвященным богу.
Райку радовался, что ему не нужно было появляться среди воинов чаще, чем Чабано вызывал его. Девять дней из десяти он оставался в уединении на Горе Грома, наводя порядок среди Говорящих, Безмолвных братьев, слуг и рабов настолько, насколько позволяли ему власть и время. Если бы он приходил в деревню слишком часто, кто-нибудь мог угостить его так же, как Вобеку угостил одного из Говорящих, что избавило бы Кваньи от будущих неприятностей, но они были лишь племенем храбрых воинов, а не ясновидцами или предсказателями.
* * *
Конану было трудно с Ичирибу, несмотря на то что большинство из них считало его любимцем богов, хоть и не прямо посланным ими.
Кваньи сделались непобедимыми на суше с тех пор, как Чабано обучил их драться фалангой, с высоким щитом и большим копьем, которым можно колоть и которое можно метать. Нельзя было ожидать, что Ичирибу быстро овладеют этим искусством, даже если их будет обучать сам киммериец.
Так что Конан занялся тем, что начал учить воинов Ичирибу использовать их старое оружие по-новому. У них было достаточное число лучников и пращников, которые могли беспокоить и изматывать фаланги Кваньи, Их рыболовные трезубцы тоже могли бы противостоять копьям Кваньи, если каждого воина Кваньи будут встречать двое Ичирибу.
Валерия учила, как вести бой на каноэ, с большим искусством, чем прежде. То, что она не знала о лодках, вероятно, вообще не дано знать людям. Даже наиболее бывалые рыбаки Ичирибу скоро вслух заговорили о том, что женщина Конана стоит почти столько же, сколько и сам киммериец.
— Мы должны стать муравьями, а Кваньи — боровом, — говорил Конан столько раз, что Сейганко надоело это слышать, хотя он понимал, что это правда. — Из них получится больший боров, чем из нас. Сражайтесь с ними клык к клыку, и мы обречены. Укусите их сотню раз, и обречены окажутся они.
Способности, какие проявляли Ичирибу в учении, радовали сердце Конана. Он был бы еще более уверен, если бы вопрос о том, идти ли туннелями, не висел в воздухе.
Добанпу согласился, что, если духи позволят, это окажется хитрым и смертоносным приемом, когда воины выскочат из-под земли. Он не сказал больше ничего, кроме того, что ждет знака от духов.
Он все тянул, и Конан терял терпение.
— Что, духи разучились говорить? — спросил он однажды утром Эмвайю. — Или твой отец?
— Если бы я и знала ответ, это бы нам не помогло, — ответила девушка. — Никто из людей не может принуждать духов, и моего отца тоже трудно заставить говорить против его воли.
— Если он будет молчать слишком долго, то получится, что он решит покончить со своим народом, — сказала резко Валерия. Оба гостя видели, что Эмвайя сама беспокоится из-за нежелания отца говорить. Никто не сомневался, что она говорит правду.
— Он тоже это знает, — сказала Эмвайя и удалилась с таким достоинством, какое только могла изобразить.
— Колдуны! — произнес Конан. Он проговорил это слово как особенно мерзкое ругательство. Затем киммериец посмотрел на небо: солнце сияло, хотя и через дымку, которая сулила дождь.
Сезон дождей приближался с каждым восходом, и Конан склонялся к мысли оставить племена Озера смерти самих решать свои проблемы, если Добанпу не заговорит до того, как ливни начнутся всерьез. Уровень воды в реке повысится, и дождь затруднит погоню.
— Если до полудня у тебя нет работы, давай возьмем каноэ и пойдем ловить рыбу, — предложила Валерия. — Лучше большое каноэ.
Конан рассмеялся. Большие каноэ, как обнаружили Конан и Валерия, несколько тяжеловаты для двух гребцов, но зато они широки. Если на дно положить одну или две циновки, они становятся отличным местом для жарких занятий любовью.
Они подгребли к берегу Кваньи ближе, чем во время обычных рыбалок. Это не было идеей Конана и тем более Валерии. Мысль подала Эмвайя, которая появилась на берегу, когда они грузили в каноэ рыболовные снасти и циновки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25