Он был женат на нашей деревенской женщине – я отчетливо помню, как мы, ребята, старались не смотреть на нее, такая она была хмурая, неприветливая. Ты, сестренка, наверное, тоже помнишь хозяина крохотной металлоремонтной мастерской и его мрачную жену?
Женой Сверлильщика была девушка из старинного рода, уходящего своими корнями во времена основания деревни-государства-микрокосма; она жила с кем-то из родственников – то ли с матерью, то ли с сестрой, – когда они взяли в свою семью Сверлильщика, приехавшего из приморского городка в устье реки. Однако я не припомню, чтобы рядом с обширным помещением с земляным полом, тянущимся по всему фасаду их огромного дома в центре деревни – обычная для нашего края планировка, – видели кого-нибудь, кроме самой этой женщины, сидевшей у хибати. Правда, мне всегда казалось, что за перегородкой кто-то притаился. Я отчетливо помню все до мелочей, потому что довольно часто наведывался к Сверлильщику, хотя жена его меня постоянно гоняла, как и любого деревенского мальчишку.
Ты тоже, сестренка, часто ходила туда со мной. Вообще в доме Сверлильщика постоянно толпились дети. Ничего удивительного: в самом старом доме нашей долины, как бы бросая вызов ветхости, громоздился новейший токарный станок. У нас его считали сверлильным, отсюда и прозвище владельца – Сверлильщик.
Сверлильный станок. Этим словом все сказано. Уродливое сооружение, подавляющее своей тяжестью и законченностью. Эта махина занимала все помещение с земляным полом, и под ее тяжестью дом постепенно оседал.
Прозвище Сверлильщик как нельзя более точно подходило владельцу мастерской: и лицо, и фигура, и то, чем он занимался, – все обличало в нем грубость и неотесанность, и в той атмосфере, которая царила в нашей долине, он представлял собой инородное тело. Он работал на токарном станке, установленном в доме, принадлежавшем старинному роду. Его руки, перепачканные маслом, казались продолжением станка, он никогда не поднимал черного от копоти лица и, когда бы мы ни пришли, молча работал, не давая себе ни минуты передышки. Со временем Сверлильщик сделал свою мастерскую процветающим предприятием и даже смог открыть небольшой завод в том самом городке, откуда приехал к нам. Каждый день, задолго до рассвета, Сверлильщик, склонившись к рулю черного тарахтящего мотоцикла, покидал деревню, а вечером с таким же тарахтением возвращался домой. На своем токарном станке он теперь работал лишь поздно ночью или по выходным дням, а в будни, когда он отсутствовал, в общей комнате их старого дома, который под тяжестью станка кренился все сильнее, весь день в одиночестве с отсутствующим видом сидела его жена. Она склонялась в ту же сторону, куда кренился дом.
Мы, дети, хотя этого никто из нас вслух не произносил, тоже были почти убеждены, что Сверлильщик – инопланетянин. Однажды я увидел о нем сон, почти правдоподобный. Сверлильщик в черной замасленной спецовке сидел на пороге скрестив ноги. Рядом, поджав под себя ноги, сидела жена и разговаривала с деревенскими стариками. А Сверлильщик, страдая от вынужденного безделья, время от времени бросал взгляды на кучу металлической стружки у токарного станка. Жена его, тоже обычно неразговорчивая, тут, поддерживая беседу, задумчиво цедила слово за словом. Она говорила, и при этом ее лицо с крупными чертами – сразу было видно, что принадлежит она к старинному роду, – искажалось страданием.
– Муж мой, это всем известно, не совсем обычный человек. Он изо дня в день жалуется, что наша жизнь ему не в радость, одно сплошное мучение. И для меня наше супружество тоже мука. Ведь ребенок, которого я ношу под сердцем, унаследует и качества мужа, и мои; легко ли будет ему жить – что на какой-нибудь далекой планете, что на нашей Земле? Вот о чем я думаю. А еще больше я боюсь – вдруг ребеночек не будет похож ни на мужа, ни на меня…
Долго еще я оставался во власти этого сна. Меня преследовала мысль, сестренка, что организм инопланетянина в земных условиях естественно подвергается тяжелым испытаниям и невероятным нагрузкам. И с этим инопланетянином, Сверлильщиком, должна была вести супружескую жизнь – эти слова возникли в моем сне сами собой – его бледная, изможденная жена, земная женщина. С этой женщиной – теплой, податливой, земной, – с обитательницей нашей планеты, ведет супружескую жизнь инопланетянин. Нет, он не скользкий и мягкий, как осьминог, он владелец грохочущего и лязгающего металлического агрегата. Супружеский союз машины и человека. В глухой деревушке на краю земли грустная, слабая женщина носит под сердцем существо, представляющее собой новый биологический вид – продукт скрещивания пришельца и человека. Женщина действительно проявляет огромное мужество: ведь не исключено, что она породит чудовище – металлическую трубу с мягкими мясистыми наростами на концах…
Скорее всего, сам облик Сверлильщика и его лихая езда на черном мотоцикле позволили ребятам заподозрить в нем инопланетянина. Подозрение, можно сказать, стало подтверждаться, когда он задумал соорудить с помощью токарного станка и газосварочного аппарата контейнер для спячки. Мы, мальчишки, пробирались в дом Сверлильщика затем, чтобы, во-первых, лишний раз полюбоваться токарным станком и, во-вторых, посмотреть, как продвигается сооружение контейнера.
Этот контейнер Сверлильщик сооружал уже очень давно, не обращая внимания на насмешки жителей долины и горного поселка. Он, сестренка, представлял собой кабину на одного человека, решившего погрузиться в спячку. Ты должна помнить эту штуку, мне кажется, ее забыть невозможно. Если подумать, сколько ночей трудился Сверлильщик над своим изобретением, может показаться странным, что оно так и осталось незаконченным – из мастерской в его старом доме контейнер перекочевал под дырявый навес и от дождей весь покрылся бурой ржавчиной. Контейнер для спячки – удивительное сооружение, в котором уживались небрежность и аккуратность. Топорная, брошенная на полпути работа, да к тому же еще сделанная кое-как. И в то же время отдельные детали кабины были выполнены с невероятной тщательностью. Две эти взаимоисключающие особенности были присущи агрегату, который с таким упорством сооружался Сверлильщиком.
Необыкновенно тщательно были выполнены детали, которые требовали использования возможностей токарного станка и различных к нему приспособлений. А все остальное делалось наспех, кое-как – даже нам, детям, это сразу бросалось в глаза. Особенно грешили небрежностью те части, где нужно было применять газовую сварку. Контейнер для спячки – давняя мечта Сверлильщика – должен был представлять собой полую металлическую глыбу, едва умещавшуюся в комнате в четыре с половиной дзё, с надежно застекленным иллюминатором, отверстием для вентиляции и неким подобием люка, как на подводной лодке. Немногословный Сверлильщик ни с кем не делился своими замыслами, но нам удалось кое-что выведать из сетований его жены, постоянно жаловавшейся соседям: мол, муж заранее решил себя обезопасить – случись что, где раздобудешь такое огромное количество металла?
Каждому, кому был знаком первоначальный замысел и кому удалось увидеть в натуре то, что было уже сделано, мог представить себе этот стальной стручок в законченном виде. И, глядя на него уже по-новому, начинал понимать, что эта ржавая штуковина – не просто груда сваренного металла. Кабина была сварена кое-как: будто чуть ли не веревками связали между собой какие-то металлические листы, куски газовых баллонов и металлических бочек. Что же касается иллюминатора с прочным стеклом, то, судя по всему, делать его он в конце концов отказался…
Учитывая назначение контейнера, иллюминатор противоречил бы основному замыслу, и отказ от него означал, что в ходе работы над первоначальным проектом были сделаны необходимые коррективы. К чему свет, если Сверлильщик сооружает контейнер для спячки? Более того, иллюминатор будет только мешать – не заснешь. А пробудившись от спячки, надо будет сразу же выйти наружу – опять-таки, зачем свет? По первоначальному замыслу контейнер для спячки должен был представлять собой полую тяжеленную глыбу металла, чтобы его не могли украсть вместе со спящим хозяином. Тяжеленный – не сдвинуть с места, прочный – не взломать. Поместить его в надлежащем месте, тщательно закрыв изнутри точно подогнанную на токарном станке крышку люка, и можно спокойно погрузиться в спячку…
Все же почему Сверлильщик был так увлечен именно идеей сооружения контейнера для спячки? Судя по жалобам его жены, все объясняется тем, что Сверлильщик боялся рака, особенно рака желудка.
– Моя единственная радость в жизни – вкусно поесть, – говорил он, – а ведь при раке желудка умирают от голода.
В сочетании с контейнером для спячки и без того ужасно звучащее слово «рак» указывало уже на нечто большее, чем просто на навязчивую идею. Во всей Японии не было человека, способного спасти от рака. Не забывай, что все это происходило в разгар войны, поэтому я и говорю «во всей Японии» – в то время говорить «во всем мире» не имело смысла. И Сверлильщик решил искать спасения в спячке, пока не появится человек, которому будет под силу избавить его от рака или отвести от него призрак голодной смерти. Забравшись в стальной стручок, в свой контейнер, он погрузится в сон. И грядущие поколения из года в год будут любоваться нашей деревенской достопримечательностью – стальной глыбой, слишком тяжелой, чтобы ее украсть, и слишком прочной, чтобы разрушить. В какую-то минуту какого-то дня какого-то года Сверлильщик проснется. Открыв изнутри люк и высунув голову, он обнаружит, что хоть и находится на том же самом месте, где много лет назад был установлен его контейнер, но сама деревня уже совсем не та. Перед ним – пейзаж далекого будущего. И грядет уже человек, которому под силу избавить его от навязчивого ужаса заболеть раком. Возможно, то будет пришелец из Космоса… Может быть, именно эта его фантазия и вселила в нас, детей, уверенность, что Сверлильщик и сам инопланетянин.
Одержимый одной тайной мыслью, сестренка, я прокрадывался в его мастерскую в доме, покосившемся под тяжестью станка, и замирал там в оцепенении. Весь во власти корыстной мечты, в которой стыдно было признаться даже тебе, я преисполнился желания обратиться с просьбой к Сверлильщику, который вообще не замечал посторонних, особенно детей. Что это была за мечта? Я хотел, чтобы Сверлильщик, когда настанет час, взял и меня в свою кабину – разумеется, вместе с тобой, сестренка!
Как сладостна была для меня мечта оказаться с тобой в темном стручке и погрузиться в долгую спячку! Это было бы похоже на возвращение в утробу матери, где мы, близнецы, покоились до рождения. В конце этого путешествия мы бы проснулись в той самой деревне, где жили, но уже в совсем непохожем на нынешний мире будущего. Случись такое, и ко времени нашего пробуждения оказалось бы, что товарищи наших игр – они-то, безусловно, но и те, кто был намного моложе нас и даже еще не родившиеся, когда мы забрались в стручок, тоже – превратились в древних стариков, а некоторых уже нет в живых; поэтому чем сладостней была моя мечта, тем более корыстной и постыдной казалась она мне. Я не оставлял мысли просить Сверлильщика только потому, что мной подсознательно владел страх ничуть не меньший, чем страх Сверлильщика заболеть раком, – была причина, заставлявшая меня бежать из той действительности, где я обитал, в мир будущего. Я боялся, что отец-настоятель безжалостной муштрой будет и впредь готовить из меня летописца нашего края. Я был убежден, что иным путем мне не удастся избежать этой миссии.
Я мечтал, сестренка, о том, чтобы забраться в контейнер для спячки и отправиться в мир будущего, где никто не помнит мифов и преданий деревни-государства-микрокосма, жить с тобой вдвоем и тогда уже спокойно заняться своим делом, не опасаясь, что кто-нибудь скажет: «Нет, это не так, такого никогда не было!» Ты была бы единственной читательницей мифов и преданий деревни-государства-микрокосма и, читая их, приобщилась бы к Разрушителю, чего так добивается от тебя отец-настоятель…
Если вдуматься, сестренка, то, может быть, сейчас как никогда я близок к осуществлению своей мечты, увлекавшей меня в контейнер для спячки, который так и не был достроен Сверлильщиком. Потому что в письмах, адресованных тебе одной, начал описывать мифы и предания нашего края, а ты читаешь их, держа на коленях Разрушителя – существо величиной с собаку, – и таким способом готовишь себя в его жрицы.
Разрушитель все больше восстанавливает свои силы, и, может быть, следуя его воле, ты станешь вслух читать ему мои письма? Но я этого совсем не боюсь! Если он скажет: «Нет, это не так, такого никогда не было!», то уже само отрицание описанных мной мифов и преданий будет способствовать выявлению истины. С детских лет я боялся, что, описывая мифы и предания нашего края, я допущу множество ошибок и неточностей, которые погубят истинные мифы и предания деревни-государства-микрокосма. Мной владел смутный страх, что большинство из них просто невозможно передать словами. Если бы по поводу написанного мной Разрушитель сказал бы: «Нет, это не так, такого никогда не было!», разве это не означало бы, сестренка, что для воссоздания мифов и преданий нашего края я совершаю важное и нужное дело?
4
Ты, сестренка, предполагаешь, что возраст Разрушителя, взращенного тобой до размеров собаки, примерно пятьсот лет. В том, что ты определяешь его столь приблизительно, сказывается еще с детства отличавшая тебя склонность создавать для людей неразрешимые проблемы: тебе и в голову не пришло позаботиться о том, чтобы придать правдоподобие тому факту – честно говоря, совершенно немыслимому, – что ему так много лет. В основе твоего предположения лежит глубокая вера в воскрешение Разрушителя. В одном из преданий сказано, что он жил долго и, даже достигнув столетнего возраста, продолжал расти, в конце концов став великаном. Превратившийся в великана Разрушитель, говорилось в предании, мог, ухватившись за верхушку, легко перемахнуть через любимый нами огромный тополь, который рос на утесе, возвышавшемся над долиной. Наряду с преданием о том, что Разрушитель жил вечно и рос вечно, существовали и другие, утверждавшие, что он неоднократно умирал, причем каждый раз его смерти сопутствовали самые неожиданные события. В одной из легенд говорилось даже о его убийстве. Там сказано, что Разрушитель много раз умирал, а однажды был убит, но если считать его смертью спячку, во время которой он высох и сморщился, как гриб, а потом был возвращен тобой к жизни, то, пожалуй, можно согласиться, что ему и в самом деле лет пятьсот. Теперь я все больше убеждаюсь, что каждая смерть Разрушителя была своего рода спячкой. От последней он пробудился благодаря твоему могуществу и вновь полон жизненных сил. Если это действительно была спячка, нет никаких оснований сомневаться в том, что в своей долгой жизни, в которой за каждой смертью следовало воскрешение, он достиг пятисотлетнего возраста.
Теперь, сестренка, я перейду к своему последнему сну о Разрушителе, порожденному дошедшими до меня слухами. Я думаю, что он отразил мое стремление самому разобраться в смысле возрождений Разрушителя. Правда, мой сон можно истолковать и как обыкновенную чисто мужскую ревность к тебе, все-таки ставшей его жрицей.
Во сне я все понял. Разрушитель пребывал в спячке, сморщенный и высохший, как гриб, но тело его спало не одинаково и, возвращаясь к жизни, просыпалось тоже по частям. Даже пробудившись, я по-прежнему испытывал чувство, что благодаря сну мне все стало ясно. С точки зрения логики сон вполне соответствовал легенде, согласно которой Разрушитель, став великаном, был убит и расчленен на триста частей. Ради чего же Разрушитель принял такую муку? Чтобы понять это, достаточно вспомнить, как сажают в поле разрезанный на куски картофель…
Среди самых разных легенд о Разрушителе та, которая повествует о первой его смерти, как ни странно, восходит ко времени, когда созидатели только вступили в наш край. Разрушитель, проявив незаурядный талант подрывника, в сложных условиях, не располагая запальным шнуром достаточной длины, взорвал огромные обломки скал и глыбы черной окаменевшей земли, преграждавшие созидателям путь. И не успел еще рассеяться окутавший всю округу дым, как начался проливной дождь, продолжавшийся пятьдесят дней, а жизнь Разрушителя оказалась под угрозой. Покрыв все свое обожженное тело специальной мазью, Разрушитель лежал, похожий на черную мумию, в течение всех пятидесяти дней, пока шел дождь, но в одной из легенд говорилось, что на самом деле это лежал его почерневший труп.
В легенде о первой смерти Разрушителя рассказывается и о его первом воскрешении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Женой Сверлильщика была девушка из старинного рода, уходящего своими корнями во времена основания деревни-государства-микрокосма; она жила с кем-то из родственников – то ли с матерью, то ли с сестрой, – когда они взяли в свою семью Сверлильщика, приехавшего из приморского городка в устье реки. Однако я не припомню, чтобы рядом с обширным помещением с земляным полом, тянущимся по всему фасаду их огромного дома в центре деревни – обычная для нашего края планировка, – видели кого-нибудь, кроме самой этой женщины, сидевшей у хибати. Правда, мне всегда казалось, что за перегородкой кто-то притаился. Я отчетливо помню все до мелочей, потому что довольно часто наведывался к Сверлильщику, хотя жена его меня постоянно гоняла, как и любого деревенского мальчишку.
Ты тоже, сестренка, часто ходила туда со мной. Вообще в доме Сверлильщика постоянно толпились дети. Ничего удивительного: в самом старом доме нашей долины, как бы бросая вызов ветхости, громоздился новейший токарный станок. У нас его считали сверлильным, отсюда и прозвище владельца – Сверлильщик.
Сверлильный станок. Этим словом все сказано. Уродливое сооружение, подавляющее своей тяжестью и законченностью. Эта махина занимала все помещение с земляным полом, и под ее тяжестью дом постепенно оседал.
Прозвище Сверлильщик как нельзя более точно подходило владельцу мастерской: и лицо, и фигура, и то, чем он занимался, – все обличало в нем грубость и неотесанность, и в той атмосфере, которая царила в нашей долине, он представлял собой инородное тело. Он работал на токарном станке, установленном в доме, принадлежавшем старинному роду. Его руки, перепачканные маслом, казались продолжением станка, он никогда не поднимал черного от копоти лица и, когда бы мы ни пришли, молча работал, не давая себе ни минуты передышки. Со временем Сверлильщик сделал свою мастерскую процветающим предприятием и даже смог открыть небольшой завод в том самом городке, откуда приехал к нам. Каждый день, задолго до рассвета, Сверлильщик, склонившись к рулю черного тарахтящего мотоцикла, покидал деревню, а вечером с таким же тарахтением возвращался домой. На своем токарном станке он теперь работал лишь поздно ночью или по выходным дням, а в будни, когда он отсутствовал, в общей комнате их старого дома, который под тяжестью станка кренился все сильнее, весь день в одиночестве с отсутствующим видом сидела его жена. Она склонялась в ту же сторону, куда кренился дом.
Мы, дети, хотя этого никто из нас вслух не произносил, тоже были почти убеждены, что Сверлильщик – инопланетянин. Однажды я увидел о нем сон, почти правдоподобный. Сверлильщик в черной замасленной спецовке сидел на пороге скрестив ноги. Рядом, поджав под себя ноги, сидела жена и разговаривала с деревенскими стариками. А Сверлильщик, страдая от вынужденного безделья, время от времени бросал взгляды на кучу металлической стружки у токарного станка. Жена его, тоже обычно неразговорчивая, тут, поддерживая беседу, задумчиво цедила слово за словом. Она говорила, и при этом ее лицо с крупными чертами – сразу было видно, что принадлежит она к старинному роду, – искажалось страданием.
– Муж мой, это всем известно, не совсем обычный человек. Он изо дня в день жалуется, что наша жизнь ему не в радость, одно сплошное мучение. И для меня наше супружество тоже мука. Ведь ребенок, которого я ношу под сердцем, унаследует и качества мужа, и мои; легко ли будет ему жить – что на какой-нибудь далекой планете, что на нашей Земле? Вот о чем я думаю. А еще больше я боюсь – вдруг ребеночек не будет похож ни на мужа, ни на меня…
Долго еще я оставался во власти этого сна. Меня преследовала мысль, сестренка, что организм инопланетянина в земных условиях естественно подвергается тяжелым испытаниям и невероятным нагрузкам. И с этим инопланетянином, Сверлильщиком, должна была вести супружескую жизнь – эти слова возникли в моем сне сами собой – его бледная, изможденная жена, земная женщина. С этой женщиной – теплой, податливой, земной, – с обитательницей нашей планеты, ведет супружескую жизнь инопланетянин. Нет, он не скользкий и мягкий, как осьминог, он владелец грохочущего и лязгающего металлического агрегата. Супружеский союз машины и человека. В глухой деревушке на краю земли грустная, слабая женщина носит под сердцем существо, представляющее собой новый биологический вид – продукт скрещивания пришельца и человека. Женщина действительно проявляет огромное мужество: ведь не исключено, что она породит чудовище – металлическую трубу с мягкими мясистыми наростами на концах…
Скорее всего, сам облик Сверлильщика и его лихая езда на черном мотоцикле позволили ребятам заподозрить в нем инопланетянина. Подозрение, можно сказать, стало подтверждаться, когда он задумал соорудить с помощью токарного станка и газосварочного аппарата контейнер для спячки. Мы, мальчишки, пробирались в дом Сверлильщика затем, чтобы, во-первых, лишний раз полюбоваться токарным станком и, во-вторых, посмотреть, как продвигается сооружение контейнера.
Этот контейнер Сверлильщик сооружал уже очень давно, не обращая внимания на насмешки жителей долины и горного поселка. Он, сестренка, представлял собой кабину на одного человека, решившего погрузиться в спячку. Ты должна помнить эту штуку, мне кажется, ее забыть невозможно. Если подумать, сколько ночей трудился Сверлильщик над своим изобретением, может показаться странным, что оно так и осталось незаконченным – из мастерской в его старом доме контейнер перекочевал под дырявый навес и от дождей весь покрылся бурой ржавчиной. Контейнер для спячки – удивительное сооружение, в котором уживались небрежность и аккуратность. Топорная, брошенная на полпути работа, да к тому же еще сделанная кое-как. И в то же время отдельные детали кабины были выполнены с невероятной тщательностью. Две эти взаимоисключающие особенности были присущи агрегату, который с таким упорством сооружался Сверлильщиком.
Необыкновенно тщательно были выполнены детали, которые требовали использования возможностей токарного станка и различных к нему приспособлений. А все остальное делалось наспех, кое-как – даже нам, детям, это сразу бросалось в глаза. Особенно грешили небрежностью те части, где нужно было применять газовую сварку. Контейнер для спячки – давняя мечта Сверлильщика – должен был представлять собой полую металлическую глыбу, едва умещавшуюся в комнате в четыре с половиной дзё, с надежно застекленным иллюминатором, отверстием для вентиляции и неким подобием люка, как на подводной лодке. Немногословный Сверлильщик ни с кем не делился своими замыслами, но нам удалось кое-что выведать из сетований его жены, постоянно жаловавшейся соседям: мол, муж заранее решил себя обезопасить – случись что, где раздобудешь такое огромное количество металла?
Каждому, кому был знаком первоначальный замысел и кому удалось увидеть в натуре то, что было уже сделано, мог представить себе этот стальной стручок в законченном виде. И, глядя на него уже по-новому, начинал понимать, что эта ржавая штуковина – не просто груда сваренного металла. Кабина была сварена кое-как: будто чуть ли не веревками связали между собой какие-то металлические листы, куски газовых баллонов и металлических бочек. Что же касается иллюминатора с прочным стеклом, то, судя по всему, делать его он в конце концов отказался…
Учитывая назначение контейнера, иллюминатор противоречил бы основному замыслу, и отказ от него означал, что в ходе работы над первоначальным проектом были сделаны необходимые коррективы. К чему свет, если Сверлильщик сооружает контейнер для спячки? Более того, иллюминатор будет только мешать – не заснешь. А пробудившись от спячки, надо будет сразу же выйти наружу – опять-таки, зачем свет? По первоначальному замыслу контейнер для спячки должен был представлять собой полую тяжеленную глыбу металла, чтобы его не могли украсть вместе со спящим хозяином. Тяжеленный – не сдвинуть с места, прочный – не взломать. Поместить его в надлежащем месте, тщательно закрыв изнутри точно подогнанную на токарном станке крышку люка, и можно спокойно погрузиться в спячку…
Все же почему Сверлильщик был так увлечен именно идеей сооружения контейнера для спячки? Судя по жалобам его жены, все объясняется тем, что Сверлильщик боялся рака, особенно рака желудка.
– Моя единственная радость в жизни – вкусно поесть, – говорил он, – а ведь при раке желудка умирают от голода.
В сочетании с контейнером для спячки и без того ужасно звучащее слово «рак» указывало уже на нечто большее, чем просто на навязчивую идею. Во всей Японии не было человека, способного спасти от рака. Не забывай, что все это происходило в разгар войны, поэтому я и говорю «во всей Японии» – в то время говорить «во всем мире» не имело смысла. И Сверлильщик решил искать спасения в спячке, пока не появится человек, которому будет под силу избавить его от рака или отвести от него призрак голодной смерти. Забравшись в стальной стручок, в свой контейнер, он погрузится в сон. И грядущие поколения из года в год будут любоваться нашей деревенской достопримечательностью – стальной глыбой, слишком тяжелой, чтобы ее украсть, и слишком прочной, чтобы разрушить. В какую-то минуту какого-то дня какого-то года Сверлильщик проснется. Открыв изнутри люк и высунув голову, он обнаружит, что хоть и находится на том же самом месте, где много лет назад был установлен его контейнер, но сама деревня уже совсем не та. Перед ним – пейзаж далекого будущего. И грядет уже человек, которому под силу избавить его от навязчивого ужаса заболеть раком. Возможно, то будет пришелец из Космоса… Может быть, именно эта его фантазия и вселила в нас, детей, уверенность, что Сверлильщик и сам инопланетянин.
Одержимый одной тайной мыслью, сестренка, я прокрадывался в его мастерскую в доме, покосившемся под тяжестью станка, и замирал там в оцепенении. Весь во власти корыстной мечты, в которой стыдно было признаться даже тебе, я преисполнился желания обратиться с просьбой к Сверлильщику, который вообще не замечал посторонних, особенно детей. Что это была за мечта? Я хотел, чтобы Сверлильщик, когда настанет час, взял и меня в свою кабину – разумеется, вместе с тобой, сестренка!
Как сладостна была для меня мечта оказаться с тобой в темном стручке и погрузиться в долгую спячку! Это было бы похоже на возвращение в утробу матери, где мы, близнецы, покоились до рождения. В конце этого путешествия мы бы проснулись в той самой деревне, где жили, но уже в совсем непохожем на нынешний мире будущего. Случись такое, и ко времени нашего пробуждения оказалось бы, что товарищи наших игр – они-то, безусловно, но и те, кто был намного моложе нас и даже еще не родившиеся, когда мы забрались в стручок, тоже – превратились в древних стариков, а некоторых уже нет в живых; поэтому чем сладостней была моя мечта, тем более корыстной и постыдной казалась она мне. Я не оставлял мысли просить Сверлильщика только потому, что мной подсознательно владел страх ничуть не меньший, чем страх Сверлильщика заболеть раком, – была причина, заставлявшая меня бежать из той действительности, где я обитал, в мир будущего. Я боялся, что отец-настоятель безжалостной муштрой будет и впредь готовить из меня летописца нашего края. Я был убежден, что иным путем мне не удастся избежать этой миссии.
Я мечтал, сестренка, о том, чтобы забраться в контейнер для спячки и отправиться в мир будущего, где никто не помнит мифов и преданий деревни-государства-микрокосма, жить с тобой вдвоем и тогда уже спокойно заняться своим делом, не опасаясь, что кто-нибудь скажет: «Нет, это не так, такого никогда не было!» Ты была бы единственной читательницей мифов и преданий деревни-государства-микрокосма и, читая их, приобщилась бы к Разрушителю, чего так добивается от тебя отец-настоятель…
Если вдуматься, сестренка, то, может быть, сейчас как никогда я близок к осуществлению своей мечты, увлекавшей меня в контейнер для спячки, который так и не был достроен Сверлильщиком. Потому что в письмах, адресованных тебе одной, начал описывать мифы и предания нашего края, а ты читаешь их, держа на коленях Разрушителя – существо величиной с собаку, – и таким способом готовишь себя в его жрицы.
Разрушитель все больше восстанавливает свои силы, и, может быть, следуя его воле, ты станешь вслух читать ему мои письма? Но я этого совсем не боюсь! Если он скажет: «Нет, это не так, такого никогда не было!», то уже само отрицание описанных мной мифов и преданий будет способствовать выявлению истины. С детских лет я боялся, что, описывая мифы и предания нашего края, я допущу множество ошибок и неточностей, которые погубят истинные мифы и предания деревни-государства-микрокосма. Мной владел смутный страх, что большинство из них просто невозможно передать словами. Если бы по поводу написанного мной Разрушитель сказал бы: «Нет, это не так, такого никогда не было!», разве это не означало бы, сестренка, что для воссоздания мифов и преданий нашего края я совершаю важное и нужное дело?
4
Ты, сестренка, предполагаешь, что возраст Разрушителя, взращенного тобой до размеров собаки, примерно пятьсот лет. В том, что ты определяешь его столь приблизительно, сказывается еще с детства отличавшая тебя склонность создавать для людей неразрешимые проблемы: тебе и в голову не пришло позаботиться о том, чтобы придать правдоподобие тому факту – честно говоря, совершенно немыслимому, – что ему так много лет. В основе твоего предположения лежит глубокая вера в воскрешение Разрушителя. В одном из преданий сказано, что он жил долго и, даже достигнув столетнего возраста, продолжал расти, в конце концов став великаном. Превратившийся в великана Разрушитель, говорилось в предании, мог, ухватившись за верхушку, легко перемахнуть через любимый нами огромный тополь, который рос на утесе, возвышавшемся над долиной. Наряду с преданием о том, что Разрушитель жил вечно и рос вечно, существовали и другие, утверждавшие, что он неоднократно умирал, причем каждый раз его смерти сопутствовали самые неожиданные события. В одной из легенд говорилось даже о его убийстве. Там сказано, что Разрушитель много раз умирал, а однажды был убит, но если считать его смертью спячку, во время которой он высох и сморщился, как гриб, а потом был возвращен тобой к жизни, то, пожалуй, можно согласиться, что ему и в самом деле лет пятьсот. Теперь я все больше убеждаюсь, что каждая смерть Разрушителя была своего рода спячкой. От последней он пробудился благодаря твоему могуществу и вновь полон жизненных сил. Если это действительно была спячка, нет никаких оснований сомневаться в том, что в своей долгой жизни, в которой за каждой смертью следовало воскрешение, он достиг пятисотлетнего возраста.
Теперь, сестренка, я перейду к своему последнему сну о Разрушителе, порожденному дошедшими до меня слухами. Я думаю, что он отразил мое стремление самому разобраться в смысле возрождений Разрушителя. Правда, мой сон можно истолковать и как обыкновенную чисто мужскую ревность к тебе, все-таки ставшей его жрицей.
Во сне я все понял. Разрушитель пребывал в спячке, сморщенный и высохший, как гриб, но тело его спало не одинаково и, возвращаясь к жизни, просыпалось тоже по частям. Даже пробудившись, я по-прежнему испытывал чувство, что благодаря сну мне все стало ясно. С точки зрения логики сон вполне соответствовал легенде, согласно которой Разрушитель, став великаном, был убит и расчленен на триста частей. Ради чего же Разрушитель принял такую муку? Чтобы понять это, достаточно вспомнить, как сажают в поле разрезанный на куски картофель…
Среди самых разных легенд о Разрушителе та, которая повествует о первой его смерти, как ни странно, восходит ко времени, когда созидатели только вступили в наш край. Разрушитель, проявив незаурядный талант подрывника, в сложных условиях, не располагая запальным шнуром достаточной длины, взорвал огромные обломки скал и глыбы черной окаменевшей земли, преграждавшие созидателям путь. И не успел еще рассеяться окутавший всю округу дым, как начался проливной дождь, продолжавшийся пятьдесят дней, а жизнь Разрушителя оказалась под угрозой. Покрыв все свое обожженное тело специальной мазью, Разрушитель лежал, похожий на черную мумию, в течение всех пятидесяти дней, пока шел дождь, но в одной из легенд говорилось, что на самом деле это лежал его почерневший труп.
В легенде о первой смерти Разрушителя рассказывается и о его первом воскрешении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58