В ответ один из мексиканских студентов заметил с едва уловимой горькой усмешкой:
– У нас все наоборот. Где растет зелень – там это результат труда человека.
Во время нашего разговора я почувствовал, что такая параллель не лишена основания, и мое сердце устремилось туда, к картине ада в нашем храме…
Разрушитель и созидатели начали расчистку заболоченной низины – правда, и ливень помог им, смыв много грязи, – а затем перешли к подготовке пашни. Заболоченной с незапамятных времен низине, на которой ничего не росло и откуда поднимались ядовитые миазмы, теперь угрожали густые заросли – такая угроза представлялась вполне реальной, и нужно было сковать мощь наступающих растений, а потом, по тщательно продуманному плану, выращивать только то, что было необходимо, – таков был следующий шаг. Не исключено даже, что созидателями владела неосознанная боязнь замкнутого пространства – они опасались, что зеленый лес, растущий по гребню, сомкнется вокруг них плотным кольцом и станет спускаться к долине. Может быть, этот страх, этот общий кошмар передался и нашему поколению.
Наконец началась уборка всего, что осталось на дне низины, основательно вычищенной пятидесятидневным ливнем, вызвавшим колоссальное наводнение. Видимо, костры, пылающие на красной земле в картине ада, как раз и свидетельствуют об этой работе. Между рядами костров, на которых сжигали все, что мешало превращению долины в пригодное для жизни место, энергично, не покладая рук трудились мужчины и женщины: на картине ада в отблесках колеблющихся языков пламени мужчины изображены как черти с могучими мышцами и редкими жесткими волосами, а женщины, бегающие вприпрыжку, – почти обнаженными, лишь в коротких набедренных повязках. Ливень кончился, лето было в разгаре, повсюду полыхали костры – от этого в низине стояла невыносимая жара. Поэтому все работали полуобнаженными: бедра мужчин перепоясывали фундоси, женщины были в набедренных повязках, едва прикрывавших наготу, – и это казалось совершенно естественным. Черти и женщины из картины ада в моем представлении целиком отдались работе – ничто другое не занимает их; видимо, таким и был труд в нашем крае в период созидания.
Если, сестренка, как следует вспомнить картину ада – огромные головы чертей, их стоящие дыбом волосы, налитые мышцы, словно прорезанные шрамами, сразу же возникает облик великанов, облик созидателей. Люди, создавшие деревню-государство-микрокосм, были сложены как черти на той картине, а их мужественные простодушные лица были полны решимости созидать. Повседневный изнурительный труд вернул Разрушителя и созидателей почти к первобытному состоянию. Если бы не этот естественный ход жизни, они, следуя до того обычаям средневековых самураев, не смогли бы основать деревню-государство-микрокосм, где весь уклад был близок первобытному. Этот почти первобытный образ жизни в период созидания оказался существенно важным в дальнейшем ходе истории – более того, он был возведен в культ как воплощение основополагающей идеи деревни-государства-микрокосма. В мифах и преданиях нашего края именно этот культ, сестренка, послужил истоком революционного движения, вспыхнувшего после первой смерти Разрушителя, который по преданию много раз умирал и возрождался.
И еще на той картине ада в некоторых сценах воспроизводилось предание о том, чем питались созидатели, вернувшись к первобытному образу жизни. После долгого пути вверх по реке, отрезанные от внешнего мира пятидесятидневным дождем, они оказались в критическом положении: запас еды, которую они принесли с собой, кончался, а ведь им предстояли еще и строительные работы. Чем же стали они питаться, чтобы восстановить силы? Ни на дне долины, освобожденной от зловонных наслоений, ни даже на склонах гор, поднимающихся к лесу, ничего не росло, но, как свидетельствует картина ада, красновато-коричневую чашу сверху окружал густой зеленый лес, и лето было в самом разгаре. Благодаря глубоким познаниям Разрушителя в ботанике они могли бы заняться сбором съедобных растений в окрестностях леса и в самом лесу. А Разрушитель, как оказалось, обладал достаточными знаниями, чтобы собственноручно заложить огромную плантацию лекарственных трав. Помнишь, сестренка, как мы в детстве, босиком поднимаясь вверх по быстрой реке, добрались однажды до плантации Разрушителя, пришедшей к тому времени в полное запустение? Нам тогда удалось обнаружить пусть одичавшие, но удивительные растения. Ни в долине, ни в горном поселке, видно, никто не разбирался в лекарственных травах, однако плантацию Разрушителя из суеверного страха не уничтожали, сохранили чисто символически, и она постепенно приходила в запустение. Помимо того, что выращивалось, Разрушитель научил созидателей выкапывать из земли съедобные коренья, именуемые «ячменем длинноносого лешего», что же касается жизненно важной белковой пищи, то, как гласят сказания, на помощь Разрушителю пришло одно странное природное явление. На дне долины, откуда пятидесятидневный дождь смыл зловонные наносы, кишели полчища пресноводных крабов. Их варили и приготовляли из них клецки, которые и стали основной пищей созидателей. Крабов поедали в таком количестве, что если бы собрали клешни в одном месте, из них можно было бы сложить не одну внушительную гору. А крабам все было нипочем – они по-прежнему кишмя кишели, и птицы, мелкие звери, а иногда и дикие кабаны, невесть откуда приходившие за этим лакомством, тоже становились добычей созидателей.
Ты, сестренка, помнишь, наверное, еще одну сцену из картины ада: могучие черти – просто оторопь берет! – свалив в ступу крохотных людишек, у которых голова с кулак черта, толкут их огромными деревянными пестиками. Я думаю, эта сцена изображает приготовление пищи созидателями, которые толкли мясо крабов, чтобы приготовить клецки. Хотя лица чертей, орудующих пестиками, казались грозными, атмосфера, царившая вокруг ступы, была нам так близка и понятна, что мы, дети, смотрели на эту сцену без всякого страха. Нарисованные все той же темной и светлой киноварью, растолченные в кровавую кашу грешники напоминали груду крабов, предназначенных для клецок.
Когда в детстве я ежегодно в день поминовения усопших ходил в храм посмотреть картину ада, меня всегда занимало, где спит такое множество чертей. Глядя сверху в чашу, обрамленную темно-зеленым лесом, охватываешь взглядом весь красновато-коричневый ад, но нигде не видно жилья. Мне, по моему детскому разумению, это казалось странным. Вот если речь шла об угодивших в ад грешниках, которые подвергались мукам на полыхающей земле, у меня никаких вопросов не возникало – я был убежден, что и ночью они должны подвергаться наказанию. А вот работающие черти, закончив свой тяжелый дневной труд, думал я, должны прийти домой и лечь спать. Но найти на картине ада жилье, куда черти могли возвращаться после работы, я так и не смог. Чувство неудовлетворенности от отсутствия домов объяснялось, скорее всего, тем, что подсознательно я с детских лет отождествлял картину ада с нашей деревней в период созидания. Я недоумевал – где находили себе приют люди в тот период? Значит, сестренка, и тогда созидателей я олицетворял не с грешниками, а с чертями.
В то время меня, я думаю, интересовало, как выглядели первые дома созидателей. Интерес был вызван тем, что в предании о самом древнем жилище, которое мне рассказывал отец-настоятель, говорилось: когда в долине и горном поселке начали строиться, было решено, что каждая семья должна занимать отдельный дом. Осуществлению этого решения помогло непредвиденное событие – неведомо откуда возник странный, загадочный звук, и люди, в зависимости от степени восприимчивости к этому звуку, стали выбирать новые места для жилья. Я, мне кажется, ясно представлял себе общие древние жилища, существовавшие до появления отдельных, на каждую семью, – моему воображению помог случай.
В разгар тихоокеанской войны нам удалось увидеть своими глазами пещеры, заставившие нас вспомнить о древних жилищах периода созидания. Дело в том, что в деревенскую управу из префектуры пришло указание рыть щели – укрытия на случай воздушных налетов. И тогда старики, которые до этого ни разу и словом не обмолвились о существовании пещер, заявили, что нет необходимости попусту тратить силы на рытье противовоздушных щелей, когда в качестве убежища можно использовать пещеры, где свободно укроются все жители долины и горного поселка. Чиновник из префектуры и полицейский сами убедились в том, что старики говорят правду: высоко на склоне, на пути к Дороге мертвецов, было множество пещер – стоило разрыть слегка засыпанные землей входы, и в них действительно могло бы укрыться огромное количество людей. Некоторые из этих пещер были давно известны отчаянным ребятам из горного поселка. Да и до нас доходили слухи о пещерах, где жили страшные звери, которых мы считали дикими собаками – помнишь, одна из них еще укусила тебя; трудно сказать, были ли это тогда еще не истребленные волки или всего-навсего потомки некогда одичавших собак.
Сейчас мне приходит в голову мысль, не сомневались ли тогда и сами старики в том, что пещеры смогут служить противовоздушными укрытиями? Не исключено, что, предложив для этого пещеры, они хотели лишний раз самоутвердиться, продемонстрировав тем, кто прислал из префектуры приказ о рытье щелей: люди долины и горного поселка по традиции все еще имеют тайны от властей; мы, дескать, отличаемся от всех вас. Эту попытку выразить протест активно поддержали дед Апо и дед Пери, авторитеты в области небесной механики. Их специальностью были, разумеется, небесные тела, но в то время они были заняты точным определением веса земли. Оба ученых подтвердили, что хотя пещеры вырыты в глубокой древности, они достаточно надежны, чтобы укрыть на длительное время большое число людей; нужно лишь укрепить досками входы и несколько их благоустроить. И чиновнику из префектуры не оставалось ничего иного, как убраться восвояси. Думаю, дед Апо и дед Пери имели при этом в виду и малую вероятность воздушных налетов на такой отдаленный горный район, как наш. Но так или иначе, в то время когда признаки упадка деревни-государства-микрокосма становились все очевиднее, жителям долины и горного поселка при острой нехватке рабочих рук удалось, к счастью, избежать напрасной траты сил на рытье противовоздушных щелей. А нам, детям, был дан повод для новых фантазий…
Постоянно обдумывая мифы и предания нашего края, я предположил, что Разрушитель и созидатели, приступая к строительству нового мира, поначалу жили сообща в этих пещерах. Если это предположение верно, то горные пещеры вполне могли сойти за жилье для чертей из картины ада; но, как не трудно убедиться, сверху – а именно так изображен ад на картине – действительно их заметить невозможно. Разумеется, мне, тогда еще ребенку, находившемуся под огромным влиянием мифов и преданий нашего края, было трудно позволить себе ассоциировать Разрушителя и созидателей с чертями…
2
Еще из письма, полученного мной в Мексике, я узнал, сестренка, что ты в конце концов взяла на себя роль жрицы Разрушителя, даже сама отыскала его, крохотного и сморщенного, как гриб, в пещере, где он впал в спячку, вернула к жизни и вырастила до размеров собаки. А теперь, держа его на коленях, ты читаешь мое первое письмо о мифах и преданиях нашего края – представляя себе это, я испытываю огромный подъем. Мифы и предания деревни-государства-микрокосма, созданные Разрушителем, в то время великаном, ты, его жрица, читаешь, держа на коленях того самого Разрушителя, но теперь величиной с собаку. Я вспоминаю это как очередное подтверждение слияния начала и конца, крайних точек огромного исторического периода. Так прочитывать мифы и предания нашего края – это касается и тебя, и Разрушителя, признавшего тебя своей жрицей, – совсем не означает ставить точку на истории нашего края. Недавно от молодого человека, выходца из наших мест, одного из немногих родившихся в последние двадцать лет, когда в нашем крае уже почти никто не рождается, что явно свидетельствует о полном упадке, я узнал кое-что о Разрушителе и о тебе. Этот юноша живет в огромном Токио и руководит крохотной театральной группой. Он пытается совершенно по-иному, чем я, утвердить реальность существования деревни-государства-микрокосма: юноша задумал пьесу, основанную на бытующих у нас сказаниях.
Судя по его рассказу, ты, сестренка, нашла в пещере пребывавшего там в долгой спячке Разрушителя величиной с гриб, направлял же твои поиски отец-настоятель. Собственно, отец-настоятель был чужаком, присланным в наш храм Мисима-дзиндзя, но, завоевав доверие стариков долины и горного поселка, он проявил большой интерес к местным сказаниям и на свой страх и риск стал заниматься их изучением до тех пор, пока я не избрал в качестве главной цели всей своей жизни описание мифов и преданий деревни-государства-микрокосма. Именно он в наши детские и юношеские годы муштровал меня, готовя к миссии летописца, а тебя – в жрицы Разрушителя. Ты, разумеется, упорно сопротивлялась, но после долгих скитаний на чужбине неожиданно, восстав из небытия, вернулась в деревню, и тогда отец-настоятель употребил все свое влияние, чтобы ты все-таки стала жрицей. Наш земляк рассказал мне, что отец-настоятель после тщательного изучения сказаний смог точно указать место, где пребывает в спячке Разрушитель. На горном склоне недалеко от Дороги мертвецов, в глубине одной из пещер, вход в которую во время войны был открыт, а потом снова засыпан.
Молодой человек, от которого я услышал об этом, кажется, сам сомневался в достоверности рассказанного, но в то же время – это было видно по нему – находил удовольствие в распространении слухов. Он, кстати, поведал мне и несколько более реалистичную версию. Это уж совсем нечто несусветное: будто сидевший у тебя на коленях Разрушитель, которого ты вырастила до размеров собаки, – кстати, его никто не видел – на самом деле твой ребенок. Но, сестренка, с тех пор как ты вернулась в деревню, тебя никто не видел с мужчиной. Кроме того, после возвращения ты ни разу оттуда не уезжала. И, что самое главное, сообщивший мне это юноша – один из немногих, кто родился там за последние двадцать лет. Он убежден, что слухи о том, будто ты тайно родила ребенка, совершенно необоснованны.
Наш земляк, передавая мне эти слухи, как человек искусства, дал им свое объяснение, драматически сгустив при этом краски. Он, мол, хотел бы верить, что Разрушитель действительно найден в пещере, где, ссохшись до размеров гриба, пребывал в спячке. А отец-настоятель каким-то ему одному ведомым способом заключил его в твою утробу, и ты разрешилась от бремени – так на свет появился возрожденный Разрушитель. Не исключено, что отец-настоятель вложил его в тебя, «как вкладывают саблю в сая»…
Я был потрясен таким предположением! Оно привело меня в неописуемое волнение, однако больше всего меня поразило слово «сая»: оно ведь означает «ножны», но точно так же звучит и слово «влагалище». Еще в детстве эти иероглифы приводили меня в трепет, щеки начинали гореть. И не только когда я видел их – достаточно было услышать «сая». Мне в то время это слово казалось самым прекрасным, потому что оно ассоциировалось с чем-то запретным, с женщиной…
Твои ножны! Представить их себе отчетливо я, разумеется, не мог, но чувствовал, сколь прекрасны они. Я видел их даже в своих снах. Это бесконечно волновало меня. И теперь я очень ясно представил себе, как крохотный младенец уютно расположился в твоих ножнах…
Ты извлекаешь из пещеры маленького и сморщенного, как гриб, Разрушителя, пребывавшего в спячке. Вымытого, его помещают в твои ножны. Туда, где сохраняется определенная температура и влажность, необходимые для развития плода. Когда похожее на гриб крохотное сморщенное существо округлилось, стало мягким и начало самостоятельно двигаться, ты вынула его из ножен и искупала. Потом завернула в марлю и прижала к груди. Вот он уже тот самый Разрушитель, которого ты вырастила до размеров собаки и посадила к себе на колени.
Соединив оба слуха и дав им свое толкование, молодой человек высказал такую мысль: стоило Разрушителю, проспавшему сто пятьдесят или даже двести лет, очнуться, как вся предшествующая долгая жизнь и сама эта спячка представились ему единым бесконечным сном, промчавшимся как один миг. Обладает ли испытавший это Разрушитель – хотя, возродившись, он и физически и духовно стал прежним – достаточными жизненными силами, чтобы активно начать новую жизнь? То есть способен ли он вновь сделать то же, что совершил в период основания деревни-государства-микрокосма? Впрочем, все равно я с восторгом приму его возрождение, даже если опасения юноши оправдаются, и возрожденный Разрушитель до конца дней будет в полном бездействии нежиться у тебя на коленях…
3
Слова о спячке и возрождении напомнили мне еще об одном чужаке по прозвищу Сверлильщик – поговаривали, что он инопланетянин, присланный к нам с каким-то особым заданием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
– У нас все наоборот. Где растет зелень – там это результат труда человека.
Во время нашего разговора я почувствовал, что такая параллель не лишена основания, и мое сердце устремилось туда, к картине ада в нашем храме…
Разрушитель и созидатели начали расчистку заболоченной низины – правда, и ливень помог им, смыв много грязи, – а затем перешли к подготовке пашни. Заболоченной с незапамятных времен низине, на которой ничего не росло и откуда поднимались ядовитые миазмы, теперь угрожали густые заросли – такая угроза представлялась вполне реальной, и нужно было сковать мощь наступающих растений, а потом, по тщательно продуманному плану, выращивать только то, что было необходимо, – таков был следующий шаг. Не исключено даже, что созидателями владела неосознанная боязнь замкнутого пространства – они опасались, что зеленый лес, растущий по гребню, сомкнется вокруг них плотным кольцом и станет спускаться к долине. Может быть, этот страх, этот общий кошмар передался и нашему поколению.
Наконец началась уборка всего, что осталось на дне низины, основательно вычищенной пятидесятидневным ливнем, вызвавшим колоссальное наводнение. Видимо, костры, пылающие на красной земле в картине ада, как раз и свидетельствуют об этой работе. Между рядами костров, на которых сжигали все, что мешало превращению долины в пригодное для жизни место, энергично, не покладая рук трудились мужчины и женщины: на картине ада в отблесках колеблющихся языков пламени мужчины изображены как черти с могучими мышцами и редкими жесткими волосами, а женщины, бегающие вприпрыжку, – почти обнаженными, лишь в коротких набедренных повязках. Ливень кончился, лето было в разгаре, повсюду полыхали костры – от этого в низине стояла невыносимая жара. Поэтому все работали полуобнаженными: бедра мужчин перепоясывали фундоси, женщины были в набедренных повязках, едва прикрывавших наготу, – и это казалось совершенно естественным. Черти и женщины из картины ада в моем представлении целиком отдались работе – ничто другое не занимает их; видимо, таким и был труд в нашем крае в период созидания.
Если, сестренка, как следует вспомнить картину ада – огромные головы чертей, их стоящие дыбом волосы, налитые мышцы, словно прорезанные шрамами, сразу же возникает облик великанов, облик созидателей. Люди, создавшие деревню-государство-микрокосм, были сложены как черти на той картине, а их мужественные простодушные лица были полны решимости созидать. Повседневный изнурительный труд вернул Разрушителя и созидателей почти к первобытному состоянию. Если бы не этот естественный ход жизни, они, следуя до того обычаям средневековых самураев, не смогли бы основать деревню-государство-микрокосм, где весь уклад был близок первобытному. Этот почти первобытный образ жизни в период созидания оказался существенно важным в дальнейшем ходе истории – более того, он был возведен в культ как воплощение основополагающей идеи деревни-государства-микрокосма. В мифах и преданиях нашего края именно этот культ, сестренка, послужил истоком революционного движения, вспыхнувшего после первой смерти Разрушителя, который по преданию много раз умирал и возрождался.
И еще на той картине ада в некоторых сценах воспроизводилось предание о том, чем питались созидатели, вернувшись к первобытному образу жизни. После долгого пути вверх по реке, отрезанные от внешнего мира пятидесятидневным дождем, они оказались в критическом положении: запас еды, которую они принесли с собой, кончался, а ведь им предстояли еще и строительные работы. Чем же стали они питаться, чтобы восстановить силы? Ни на дне долины, освобожденной от зловонных наслоений, ни даже на склонах гор, поднимающихся к лесу, ничего не росло, но, как свидетельствует картина ада, красновато-коричневую чашу сверху окружал густой зеленый лес, и лето было в самом разгаре. Благодаря глубоким познаниям Разрушителя в ботанике они могли бы заняться сбором съедобных растений в окрестностях леса и в самом лесу. А Разрушитель, как оказалось, обладал достаточными знаниями, чтобы собственноручно заложить огромную плантацию лекарственных трав. Помнишь, сестренка, как мы в детстве, босиком поднимаясь вверх по быстрой реке, добрались однажды до плантации Разрушителя, пришедшей к тому времени в полное запустение? Нам тогда удалось обнаружить пусть одичавшие, но удивительные растения. Ни в долине, ни в горном поселке, видно, никто не разбирался в лекарственных травах, однако плантацию Разрушителя из суеверного страха не уничтожали, сохранили чисто символически, и она постепенно приходила в запустение. Помимо того, что выращивалось, Разрушитель научил созидателей выкапывать из земли съедобные коренья, именуемые «ячменем длинноносого лешего», что же касается жизненно важной белковой пищи, то, как гласят сказания, на помощь Разрушителю пришло одно странное природное явление. На дне долины, откуда пятидесятидневный дождь смыл зловонные наносы, кишели полчища пресноводных крабов. Их варили и приготовляли из них клецки, которые и стали основной пищей созидателей. Крабов поедали в таком количестве, что если бы собрали клешни в одном месте, из них можно было бы сложить не одну внушительную гору. А крабам все было нипочем – они по-прежнему кишмя кишели, и птицы, мелкие звери, а иногда и дикие кабаны, невесть откуда приходившие за этим лакомством, тоже становились добычей созидателей.
Ты, сестренка, помнишь, наверное, еще одну сцену из картины ада: могучие черти – просто оторопь берет! – свалив в ступу крохотных людишек, у которых голова с кулак черта, толкут их огромными деревянными пестиками. Я думаю, эта сцена изображает приготовление пищи созидателями, которые толкли мясо крабов, чтобы приготовить клецки. Хотя лица чертей, орудующих пестиками, казались грозными, атмосфера, царившая вокруг ступы, была нам так близка и понятна, что мы, дети, смотрели на эту сцену без всякого страха. Нарисованные все той же темной и светлой киноварью, растолченные в кровавую кашу грешники напоминали груду крабов, предназначенных для клецок.
Когда в детстве я ежегодно в день поминовения усопших ходил в храм посмотреть картину ада, меня всегда занимало, где спит такое множество чертей. Глядя сверху в чашу, обрамленную темно-зеленым лесом, охватываешь взглядом весь красновато-коричневый ад, но нигде не видно жилья. Мне, по моему детскому разумению, это казалось странным. Вот если речь шла об угодивших в ад грешниках, которые подвергались мукам на полыхающей земле, у меня никаких вопросов не возникало – я был убежден, что и ночью они должны подвергаться наказанию. А вот работающие черти, закончив свой тяжелый дневной труд, думал я, должны прийти домой и лечь спать. Но найти на картине ада жилье, куда черти могли возвращаться после работы, я так и не смог. Чувство неудовлетворенности от отсутствия домов объяснялось, скорее всего, тем, что подсознательно я с детских лет отождествлял картину ада с нашей деревней в период созидания. Я недоумевал – где находили себе приют люди в тот период? Значит, сестренка, и тогда созидателей я олицетворял не с грешниками, а с чертями.
В то время меня, я думаю, интересовало, как выглядели первые дома созидателей. Интерес был вызван тем, что в предании о самом древнем жилище, которое мне рассказывал отец-настоятель, говорилось: когда в долине и горном поселке начали строиться, было решено, что каждая семья должна занимать отдельный дом. Осуществлению этого решения помогло непредвиденное событие – неведомо откуда возник странный, загадочный звук, и люди, в зависимости от степени восприимчивости к этому звуку, стали выбирать новые места для жилья. Я, мне кажется, ясно представлял себе общие древние жилища, существовавшие до появления отдельных, на каждую семью, – моему воображению помог случай.
В разгар тихоокеанской войны нам удалось увидеть своими глазами пещеры, заставившие нас вспомнить о древних жилищах периода созидания. Дело в том, что в деревенскую управу из префектуры пришло указание рыть щели – укрытия на случай воздушных налетов. И тогда старики, которые до этого ни разу и словом не обмолвились о существовании пещер, заявили, что нет необходимости попусту тратить силы на рытье противовоздушных щелей, когда в качестве убежища можно использовать пещеры, где свободно укроются все жители долины и горного поселка. Чиновник из префектуры и полицейский сами убедились в том, что старики говорят правду: высоко на склоне, на пути к Дороге мертвецов, было множество пещер – стоило разрыть слегка засыпанные землей входы, и в них действительно могло бы укрыться огромное количество людей. Некоторые из этих пещер были давно известны отчаянным ребятам из горного поселка. Да и до нас доходили слухи о пещерах, где жили страшные звери, которых мы считали дикими собаками – помнишь, одна из них еще укусила тебя; трудно сказать, были ли это тогда еще не истребленные волки или всего-навсего потомки некогда одичавших собак.
Сейчас мне приходит в голову мысль, не сомневались ли тогда и сами старики в том, что пещеры смогут служить противовоздушными укрытиями? Не исключено, что, предложив для этого пещеры, они хотели лишний раз самоутвердиться, продемонстрировав тем, кто прислал из префектуры приказ о рытье щелей: люди долины и горного поселка по традиции все еще имеют тайны от властей; мы, дескать, отличаемся от всех вас. Эту попытку выразить протест активно поддержали дед Апо и дед Пери, авторитеты в области небесной механики. Их специальностью были, разумеется, небесные тела, но в то время они были заняты точным определением веса земли. Оба ученых подтвердили, что хотя пещеры вырыты в глубокой древности, они достаточно надежны, чтобы укрыть на длительное время большое число людей; нужно лишь укрепить досками входы и несколько их благоустроить. И чиновнику из префектуры не оставалось ничего иного, как убраться восвояси. Думаю, дед Апо и дед Пери имели при этом в виду и малую вероятность воздушных налетов на такой отдаленный горный район, как наш. Но так или иначе, в то время когда признаки упадка деревни-государства-микрокосма становились все очевиднее, жителям долины и горного поселка при острой нехватке рабочих рук удалось, к счастью, избежать напрасной траты сил на рытье противовоздушных щелей. А нам, детям, был дан повод для новых фантазий…
Постоянно обдумывая мифы и предания нашего края, я предположил, что Разрушитель и созидатели, приступая к строительству нового мира, поначалу жили сообща в этих пещерах. Если это предположение верно, то горные пещеры вполне могли сойти за жилье для чертей из картины ада; но, как не трудно убедиться, сверху – а именно так изображен ад на картине – действительно их заметить невозможно. Разумеется, мне, тогда еще ребенку, находившемуся под огромным влиянием мифов и преданий нашего края, было трудно позволить себе ассоциировать Разрушителя и созидателей с чертями…
2
Еще из письма, полученного мной в Мексике, я узнал, сестренка, что ты в конце концов взяла на себя роль жрицы Разрушителя, даже сама отыскала его, крохотного и сморщенного, как гриб, в пещере, где он впал в спячку, вернула к жизни и вырастила до размеров собаки. А теперь, держа его на коленях, ты читаешь мое первое письмо о мифах и преданиях нашего края – представляя себе это, я испытываю огромный подъем. Мифы и предания деревни-государства-микрокосма, созданные Разрушителем, в то время великаном, ты, его жрица, читаешь, держа на коленях того самого Разрушителя, но теперь величиной с собаку. Я вспоминаю это как очередное подтверждение слияния начала и конца, крайних точек огромного исторического периода. Так прочитывать мифы и предания нашего края – это касается и тебя, и Разрушителя, признавшего тебя своей жрицей, – совсем не означает ставить точку на истории нашего края. Недавно от молодого человека, выходца из наших мест, одного из немногих родившихся в последние двадцать лет, когда в нашем крае уже почти никто не рождается, что явно свидетельствует о полном упадке, я узнал кое-что о Разрушителе и о тебе. Этот юноша живет в огромном Токио и руководит крохотной театральной группой. Он пытается совершенно по-иному, чем я, утвердить реальность существования деревни-государства-микрокосма: юноша задумал пьесу, основанную на бытующих у нас сказаниях.
Судя по его рассказу, ты, сестренка, нашла в пещере пребывавшего там в долгой спячке Разрушителя величиной с гриб, направлял же твои поиски отец-настоятель. Собственно, отец-настоятель был чужаком, присланным в наш храм Мисима-дзиндзя, но, завоевав доверие стариков долины и горного поселка, он проявил большой интерес к местным сказаниям и на свой страх и риск стал заниматься их изучением до тех пор, пока я не избрал в качестве главной цели всей своей жизни описание мифов и преданий деревни-государства-микрокосма. Именно он в наши детские и юношеские годы муштровал меня, готовя к миссии летописца, а тебя – в жрицы Разрушителя. Ты, разумеется, упорно сопротивлялась, но после долгих скитаний на чужбине неожиданно, восстав из небытия, вернулась в деревню, и тогда отец-настоятель употребил все свое влияние, чтобы ты все-таки стала жрицей. Наш земляк рассказал мне, что отец-настоятель после тщательного изучения сказаний смог точно указать место, где пребывает в спячке Разрушитель. На горном склоне недалеко от Дороги мертвецов, в глубине одной из пещер, вход в которую во время войны был открыт, а потом снова засыпан.
Молодой человек, от которого я услышал об этом, кажется, сам сомневался в достоверности рассказанного, но в то же время – это было видно по нему – находил удовольствие в распространении слухов. Он, кстати, поведал мне и несколько более реалистичную версию. Это уж совсем нечто несусветное: будто сидевший у тебя на коленях Разрушитель, которого ты вырастила до размеров собаки, – кстати, его никто не видел – на самом деле твой ребенок. Но, сестренка, с тех пор как ты вернулась в деревню, тебя никто не видел с мужчиной. Кроме того, после возвращения ты ни разу оттуда не уезжала. И, что самое главное, сообщивший мне это юноша – один из немногих, кто родился там за последние двадцать лет. Он убежден, что слухи о том, будто ты тайно родила ребенка, совершенно необоснованны.
Наш земляк, передавая мне эти слухи, как человек искусства, дал им свое объяснение, драматически сгустив при этом краски. Он, мол, хотел бы верить, что Разрушитель действительно найден в пещере, где, ссохшись до размеров гриба, пребывал в спячке. А отец-настоятель каким-то ему одному ведомым способом заключил его в твою утробу, и ты разрешилась от бремени – так на свет появился возрожденный Разрушитель. Не исключено, что отец-настоятель вложил его в тебя, «как вкладывают саблю в сая»…
Я был потрясен таким предположением! Оно привело меня в неописуемое волнение, однако больше всего меня поразило слово «сая»: оно ведь означает «ножны», но точно так же звучит и слово «влагалище». Еще в детстве эти иероглифы приводили меня в трепет, щеки начинали гореть. И не только когда я видел их – достаточно было услышать «сая». Мне в то время это слово казалось самым прекрасным, потому что оно ассоциировалось с чем-то запретным, с женщиной…
Твои ножны! Представить их себе отчетливо я, разумеется, не мог, но чувствовал, сколь прекрасны они. Я видел их даже в своих снах. Это бесконечно волновало меня. И теперь я очень ясно представил себе, как крохотный младенец уютно расположился в твоих ножнах…
Ты извлекаешь из пещеры маленького и сморщенного, как гриб, Разрушителя, пребывавшего в спячке. Вымытого, его помещают в твои ножны. Туда, где сохраняется определенная температура и влажность, необходимые для развития плода. Когда похожее на гриб крохотное сморщенное существо округлилось, стало мягким и начало самостоятельно двигаться, ты вынула его из ножен и искупала. Потом завернула в марлю и прижала к груди. Вот он уже тот самый Разрушитель, которого ты вырастила до размеров собаки и посадила к себе на колени.
Соединив оба слуха и дав им свое толкование, молодой человек высказал такую мысль: стоило Разрушителю, проспавшему сто пятьдесят или даже двести лет, очнуться, как вся предшествующая долгая жизнь и сама эта спячка представились ему единым бесконечным сном, промчавшимся как один миг. Обладает ли испытавший это Разрушитель – хотя, возродившись, он и физически и духовно стал прежним – достаточными жизненными силами, чтобы активно начать новую жизнь? То есть способен ли он вновь сделать то же, что совершил в период основания деревни-государства-микрокосма? Впрочем, все равно я с восторгом приму его возрождение, даже если опасения юноши оправдаются, и возрожденный Разрушитель до конца дней будет в полном бездействии нежиться у тебя на коленях…
3
Слова о спячке и возрождении напомнили мне еще об одном чужаке по прозвищу Сверлильщик – поговаривали, что он инопланетянин, присланный к нам с каким-то особым заданием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58