Построенная голографическая трехмерная модель, засветившаяся в воздухе, оказалась конусовидным сооружением, верхняя треть которого была срезана под углом. Внутри пространство конуса было пронизано бесчисленным количеством ходов, идущих вертикально, горизонтально, под углом, по спирали или расходящихся лучеобразно. Никакой системы в этом хаотическом нагромождении ходов не прослеживалось. Кроме того, в нескольких местах на план-схеме высвечивалось нечто, напоминающее пчелиные соты. Правда, учитывая масштаб голографической проекции, следовало признать, что каждая такая «сотовая» ячея была размером с типовой пятиэтажный дом, которыми изобилует каждый зиймалльский город – в том числе и в Средневолжской губернии при ОАЗИСе № 12. Ближе к центру пространства, ограниченного поверхностью неправильного усеченного конуса, виднелось несколько более крупных пустых пространств довольно сложной формы. Их было четыре, три ближе к основанию конуса, а одно – очень близко к геометрическому центру огромного подземного сооружения.
…Замерев, они смотрели на светящуюся во тьме трехмерную конструкцию. Первым нарушил молчание Рэмон Ррай, он ткнул пальцем в самый верх конуса, близко к наклонной поверхности, составляющей верхний срез сооружения, и спросил:
– А это что за оранжевая точка светится? Никак мы, что ли?
– Угадал. А если увеличить, то вот тут – вход, точнее, пролом, через который мы проникли, – с легкой иронией, которой сегодня за ним еще не замечалось, отозвался Рэмон Класус. – В таком масштабе, конечно, разглядеть сложно, но…
– Так мы уже… уже шагов двести пятьдесят прошли! – медленно проговорил Табачников. – А на вашей план-схеме и не видно этого расстояния толком! Какие же размеры у этого подземного… не знаю, как назвать?..
– С самого начала понятно, что внушительные, – примирительно откликнулся Эрккин.
Олег Павлович погрозил кому-то кулаком и с придыханием выговорил:
– Ну, пусть какой-нибудь засушенный бюрократ, доктор исторических наук, только попытается вякнуть, что моя гипотеза – чушь и бредни выжившего из ума старикашки!..
В то же самое время, как Олег Павлович Табачников самоутверждался в плане своей профпригодности, патрульный катер ОАЗИСа № 12 совершал контрольный облет территории Средневолжской губернии. Высота была довольно приличной, и оба патрульных офицера, выставив режим автопилота, негромко беседовали и рассуждали о жизненных перспективах.
– После того как мы накрыли сходку торговцев оружием как раз в этих координатах и я лично в этой операции поучаствовал, – говорил один из них, по виду определенно местный уроженец, крепкий темноволосый парень, – я думал, что меня возьмут на повышение в ОАЗИС. Меня же в приказе сам Эмиссар, ллерд Зайверр, отметил. Но, наверно, не сочли нужным.
– И ты в претензии, не так ли? – осведомился второй, с ярко выраженными аррантскими чертами лица, светлой кожей и редкими рыжеватыми волосами, очень подвижный. – Обиделся?
– Зачем же, я ведь службу несу, тут обиды неуместны. Долг превыше всего, а поощрение должно быть вторичным, – смутился первый.
Он изъяснялся очень правильным русским языком, тщательно проговаривая все окончания и ставя паузы между словами, как это обычно делают иностранцы. Впрочем, Валерий Климов, уроженец Саратова, входящего в Средневолжский округ, давно уже перестал быть русским парнем Валерой и превратился в среднестатистического офицера Охранного корпуса. Он говорил правильными, словно с протокола считанными фразами, которыми не стал бы пользоваться никакой нормальный человек, – просто потому, что в такой манере разговаривают разве что роботы. Офицер Охранного корпуса Климов был по-своему очень неплохим существом (не сказать – человеком), однако ему не хватало непосредственности, воображения и инициативы. Собственного мнения и собственных желаний Климов не имел, исполнял букву аррантского Закона и любой параграф этих законов в его глазах весил неизмеримо больше, чем иная человеческая жизнь. Он был абсолютно неподкупен и абсолютно неустрашим – совершенное орудие закона, мечта всех борцов с коррупцией. И таких, как он, было много. Недаром покойный Анатолий Петрович Груздев жаловался, что ему совершенно не дают работать. Еще бы!.. При наличии таких ценных кадров, как Климов (с детства воспитанный по особым аррантским методикам), опасно было даже сморкаться в неположенном месте, а не то что проворачивать наглые сделки по продаже крупной партии ММР, за которые полагалась смерть на месте. Такие чрезвычайные полномочия патрулей, однако, оправдывались тем, что ни один офицер Охранного корпуса ОАЗИСа, так называемый «синий», никогда не привел бы приговор в исполнение, не будь он на сто, на сто пятьдесят процентов уверен в виновности подозреваемого!..
Напарник Климова, офицер Охранного корпуса аррант Брейр, которого в редкие минуты расслабленности Климов звал на русский манер просто Борей, – никогда не был на своей исторической родине. Он родился на Земле, в семье военнослужащих армии Избавления, и всю жизнь прожил тут, на Избавленных территориях. Зиймалльцев он недолюбливал, но признавал за ними известную ловкость ума, предприимчивость и определенное обаяние. Впрочем, это не мешало ему мечтать о переводе на Аррантидо или иную престижную планету.
Брейр сказал:
– А вот если б меня не повысили и не премировали за такое, я, наверно, обиделся бы. Нет, конечно, я бы не подал виду. Это – да. Но все-таки, Валера, я бы подал апелляцию. Все-таки у тебя уже третий ранг, ты можешь претендовать на второй и тогда у тебя появится известная свобода выбора.
– А зачем она мне? – осведомился Климов, бросая быстрый взгляд на навигационные приборы.
– То есть как?! – сделал попытку удивиться Брейр, однако вовремя счел, что это будет нерационально. – Ты сможешь подать заявку на то, чтобы нести службу в более престижном месте. У нас в дивизионе был офицер твоего возраста, который отличился по службе: задержал на месте преступления целую организованную группу, которая в перестрелке – с применением ММР! – убила шесть человек. Ему и его напарнику дали повышение, и скоро он сумел перевестись не куда-нибудь, а на Йондонго IV! Понимаешь? Я видел телемост с Йондонго. так это, я тебе скажу, сказка!.. Даже здешняя Атлантика с ее курортными островами не сравнится с красотами Йондонго!
Личным распоряжением ллерда Вейтарволда, которое подтвердил император, все трансляции с Йондонго были запрещены, так что Брейр не знал, во что теперь превращен рай, в который он тщился попасть. Поэтому Брейр продолжал, мечтательно улыбаясь:
– Если бы туда!.. Конечно, у нас ничто не делается просто так. Но если бы нам с тобой подвернулось реальное преступление, настоящая организованная банда, злоумыслившая против установленного порядка, – тогда у нас были бы все шансы пойти на повышение. А там, глядишь, побываю и на Аррантидо, а то и премируют переводом… или хотя бы путевкой… на Йондонго, на Лиловую!.. А какие преступления могут совершаться в подконтрольном нам с тобой районе? Воруют помаленьку, промышляют контрабандой аррантских тканей, потому как они разрешены… Ну, бытовое убийство, так это не по нашему профилю, этим зиймалльские органы занимаются. А нарушений аррантского Закона нет как нет!.. Эх!
– Так радоваться надо, – заметил Валерий, – ведь хорошо, что нет.
– Да пойми ты, офицер, – чуть возвысил голос Брейр, – нет преступлений, нет и раскрытий, задержаний, мер по пресечению. Нет мер по пресечению – нет служебных поощрений, и в конечном итоге – нас нет и не предвидится в списках представленных к наградам и повышению!
– Наш долг, – негромко произнес Климов, – следить за тем, чтобы Закон был незыблем. На этом стоят и стоять будут Избавленные земли. Мои предки и так пережили слишком много горя и несправедливости, жертв и потерь, чтобы мне желать их снова. И ради чего?.. Ради того, чтобы самому крепко отличиться, получить приглашение в Плывущий дворец и предстать перед пресветлым ллердом Зайверром? Не слишком ли высока цена? Нет, я предпочел бы прослужить в более низком ранге, спокойно и верно блюдя Закон, чем возвыситься благодаря новому всплеску преступлений!
Брейр отвернулся и пробормотал себе под нос, что воспитатели Климова несколько перестарались с морально-императивными установками и сделали из своего подопечного настоящего болвана, которого ничем не проймешь.
Климов все слышал, но не стал возражать. Собственно, он и не обиделся, потому что каждый имеет право на свое мнение, если это мнение не нарушает Закон.
На всякий случай офицер повторил это определение вслух.
Брейр открыл было рот, чтобы по-свойски откомментировать этот постулат патрульно-постовой службы Охранного корпуса, но тут его внимание привлек один из приборов. Крайний зеленый столбик на диаграмме вдруг пополз вверх и, преодолев знаковую отметку, стал оранжевым, а потом приобрел ядовитый фиолетовый оттенок. Брейр подскочил:
– Ф-излучение! Валера, зафиксировано Ф-излучение. вот здесь, в этом квадрате!
Климов прянул к приборам, вышел из режима автопилота и сам принял управление патрульным катером. Летательный аппарат резко снизил высоту, развернулся и пошел на бреющем полете в двухстах метрах над землей. В томное пение приборов вдруг вкатилась высокая тревожная нота, хлестнувшая по насторожившемуся слуху офицеров патруля.
– Здесь применяли мономолекулярное оружие, – констатировал Климов. – Излучение очень мощное… и я не исключаю, что одна из единиц ММР вышла из строя и взорвалась. Или ее взорвали преднамеренно. Случаи использования энергетического потенциала ММР в таком качестве не столь уж редки.
Климов был действительно опытным и ценным сотрудником..
– Засек координаты, – сообщил он. – Тут есть ориентир: старинное христианское святилище. По навигационной карте это – церковь Святого Георгия. Так… Поднимаю архив за этот год. Было ли что-либо экстраординарное зафиксировано в этом квадрате.
– Ты посмотри архив, посмотри, – быстро проговорил ар-рант. – Сколько служу, а Ф-излучение первый раз в мое дежурство фиксируется!
Климов между тем замер и впился глазами в экран, над которым высветились результаты архивного запроса.
– Так! – выговорил он. – Ну конечно! Именно под этими координатами зафиксирован инцидент с гибелью подданного Аррантидо!.. Тут еще отмечено расследование, которое было свернуто за отсутствием состава преступления. Квалифицирован инцидент как «несчастный случай». Правда, были другие мнения, но если таково официальное заключение – значит, нам следует его придерживаться. Осталось поточнее определить источник излучения.
Патрульный катер вынырнул из-за череды невысоких холмов и, примерно вдесятеро сбросив скорость, пошел совсем низко над землей. Климов не отрывал глаз от приборов, Брейр смотрел, как в напольном иллюминаторе плывут – совсем близко – верхушки деревьев.
– Так называемая Белая роща, где нашли того арранта! – бросил он. – Это здесь. А вот какая-то свежевырытая яма, похоже на воронку! Земля разбросана!
– Она, кстати, и является центром излучения, – отрывисто сообщил Климов. Патрульный катер, все замедляя ход, двинулся к котловине и, наконец, завис точно над тем местом, где еще недавно была трясина. Климов переключил сканер на инфракрасный спектр и сообщил:
– Так… тут под этой свежей насыпью, я так понимаю, находятся два… три… гм… Около четырех недавно умерших людей. По ауронейронным данным – все неаррантского происхождения, скорее всего – местные.
Катер завис над самым центром котловины, и Брейр тронул своего напарника за плечо:
– Смотри, офицер, там дыра в земле! Пустота! Ткни туда сканером!
– Я туда не только сканером, – медленно проговорил Климов и снял со стены свой табельный ММР, – я туда сейчас лазерным прицелом ткну. Все основания для вмешательства. Да и подкрепление можно вызвать на всякий случай, всех, кто сейчас в этом районе находится. Строго по инструкции. Дело найдется. Очень все это любопытно!..
И впервые за все время разговора в его голосе прозвучали живые человеческие нотки. Брейр одобрительно закивал и стал готовиться к высадке…
Ученый историк, археолог и этнограф Табачников уронил фонарь на каменные плиты, и тот разбился вдребезги.
У Олега Павловича были все основания уронить единственный источник света таким возмутительным образом. Потому что забирающая вниз, под уклон, и все увеличивающаяся вверх и вширь галерея вдруг закончилась, оборвалась выходом в огромный зал. Собственно, в такой темноте никто и не понял бы сразу, что это – не галерея, а зал, не оценил бы колоссальных размеров, особенно после того, как был разбит фонарь. Но пальцы Олега Павловича, державшие этот фонарь, разжались только после того, как во тьме вдруг полыхнула яркая вспышка и высоко под сводом загорелся светоносный шар. Полог мягкого, приятного для глаз светло-лилового света лег на лица путешественников и осветил все пространство зала, в котором они очутились.
Олег Павлович задрал голову и ахнул. Ему приходилось бывать в соборе Парижской Богоматери, в Реймском соборе, где короновали французских королей, в гигантском Кельнском соборе. Свод зала, в котором они оказались, живо напомнил внутреннее устройство классических готических соборов: огромные стрельчатые арки, звездообразно опирающиеся на целые пучки узких длинных колонн, напоминающих трубы католического органа. Благодаря головокружительной высоте, на которой находился свод, и особенностям конструкции несущих колонн арочное перекрытие казалось парящим, не опирающимся ни на что. Зависшим в воздухе. У Табачникова закружилась голова: размеры этого зала были совершенно недостижимыми даже для строителей прославленных готических соборов. Рэмон Ррай прикинул высоту свода, а Гендаль Эрккин одобрительно проворчал:
– Красиво строили. Надежно. Даже свет сам зажегся, как будто ждали нас.
– Да тут все на автоматике, наверно, – сказал бретт-эмиссар, – однако срок годности вызывает уважение: почти два десятка тысяч лет, и ничего – функционирует.
– А у нас в подъезде лампочка через две минуты перегорает, – послышался высокий голос Ани.
– Мне кажется, – продолжал Класус, – что это вроде как святилище, а то, где мы находимся сейчас, – центральный неф. Можно свериться по схеме, впрочем… Судя по всему, там этот зал отмечен как одно из четырех крупных полых пространств, то, что ближе всего к поверхности.
Шаги гулко разлетались по залу, и звук был такой, что казалось, будто шагают великаны. Акустика поразительная. Несмотря на эти акустические особенности и на грандиозные размеры, пространство зала не подавляло, не заставляло почувствовать себя ничтожеством, букашкой. Возможно, не последнюю роль в этом играл светящийся шар, чей уютный, почти домашний свет сообщал гигантскому нефу какую-то интимную доверительность. И все-таки во взмывающих вверх колоннах с каннелюрами (продольными желобками), в мягких тенях, затаившихся в арочных изгибах свода, в гигантском возвышении в центре зала, обведенном галереей статуй, – сквозило что-то грозное. Нельзя чувствовать себя уютно даже в квартире, где ты не бывал хотя бы месяц. А тут – гигантский свод и тысячелетия, пролегшие между незваными гостями и теми, кто воздвиг эти стены и эти колонны!..
– Хорошо поддерживается иллюзия того, как будто все это оставлено людьми совсем недавно, – сказал Табачников, – видите, даже пыли нет. Наверно, все стены, своды, перекрытия, настенные плиты обработаны по аррантскому методу, то есть особым образом… так, чтобы…
Конечно, эту своеобразную лекцию никто не слушал. Люди медленно разбрелись по огромному залу, хотя делать этого, наверно, не стоило. Размеры нефа (если принимать терминологию, предложенную Класусом) были столь значительны, что напрямую вставала угроза заблудиться, хотя пространство было полностью открытым.
Рэмон Ррай направился к возвышению в центре зала. Издали он неправильно оценил размеры этого внушительного сооружения. Возможно, сравнительно с основным пространством, перекрытым стрельчатыми арками свода, оно выглядело и не особенно большим. Однако же когда Рэмон достиг его, то глазам предстало целое здание, размерами превосходящее церковь Святого Георгия – там, наверху. Впрочем, тут, в этой величественной тишине, как-то не сразу верилось, что совсем недавно была нелепая свалка с сектантами, потом – бойня с применением ММР, страх, недоумение… Память об этом казалась слишком мелкой, ничтожной в этих стенах, удерживающих в себе поступь тысячелетий.
Рэмон Ррай задрал голову и стал осматривать здание. Оно было обведено спиралевидной балюстрадой, на которой стояли десятки статуй. С удивительным искусством высеченные из желтоватого, с мягкими переходами светотени, мрамора, в свете огромного шара они казались почти живыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
…Замерев, они смотрели на светящуюся во тьме трехмерную конструкцию. Первым нарушил молчание Рэмон Ррай, он ткнул пальцем в самый верх конуса, близко к наклонной поверхности, составляющей верхний срез сооружения, и спросил:
– А это что за оранжевая точка светится? Никак мы, что ли?
– Угадал. А если увеличить, то вот тут – вход, точнее, пролом, через который мы проникли, – с легкой иронией, которой сегодня за ним еще не замечалось, отозвался Рэмон Класус. – В таком масштабе, конечно, разглядеть сложно, но…
– Так мы уже… уже шагов двести пятьдесят прошли! – медленно проговорил Табачников. – А на вашей план-схеме и не видно этого расстояния толком! Какие же размеры у этого подземного… не знаю, как назвать?..
– С самого начала понятно, что внушительные, – примирительно откликнулся Эрккин.
Олег Павлович погрозил кому-то кулаком и с придыханием выговорил:
– Ну, пусть какой-нибудь засушенный бюрократ, доктор исторических наук, только попытается вякнуть, что моя гипотеза – чушь и бредни выжившего из ума старикашки!..
В то же самое время, как Олег Павлович Табачников самоутверждался в плане своей профпригодности, патрульный катер ОАЗИСа № 12 совершал контрольный облет территории Средневолжской губернии. Высота была довольно приличной, и оба патрульных офицера, выставив режим автопилота, негромко беседовали и рассуждали о жизненных перспективах.
– После того как мы накрыли сходку торговцев оружием как раз в этих координатах и я лично в этой операции поучаствовал, – говорил один из них, по виду определенно местный уроженец, крепкий темноволосый парень, – я думал, что меня возьмут на повышение в ОАЗИС. Меня же в приказе сам Эмиссар, ллерд Зайверр, отметил. Но, наверно, не сочли нужным.
– И ты в претензии, не так ли? – осведомился второй, с ярко выраженными аррантскими чертами лица, светлой кожей и редкими рыжеватыми волосами, очень подвижный. – Обиделся?
– Зачем же, я ведь службу несу, тут обиды неуместны. Долг превыше всего, а поощрение должно быть вторичным, – смутился первый.
Он изъяснялся очень правильным русским языком, тщательно проговаривая все окончания и ставя паузы между словами, как это обычно делают иностранцы. Впрочем, Валерий Климов, уроженец Саратова, входящего в Средневолжский округ, давно уже перестал быть русским парнем Валерой и превратился в среднестатистического офицера Охранного корпуса. Он говорил правильными, словно с протокола считанными фразами, которыми не стал бы пользоваться никакой нормальный человек, – просто потому, что в такой манере разговаривают разве что роботы. Офицер Охранного корпуса Климов был по-своему очень неплохим существом (не сказать – человеком), однако ему не хватало непосредственности, воображения и инициативы. Собственного мнения и собственных желаний Климов не имел, исполнял букву аррантского Закона и любой параграф этих законов в его глазах весил неизмеримо больше, чем иная человеческая жизнь. Он был абсолютно неподкупен и абсолютно неустрашим – совершенное орудие закона, мечта всех борцов с коррупцией. И таких, как он, было много. Недаром покойный Анатолий Петрович Груздев жаловался, что ему совершенно не дают работать. Еще бы!.. При наличии таких ценных кадров, как Климов (с детства воспитанный по особым аррантским методикам), опасно было даже сморкаться в неположенном месте, а не то что проворачивать наглые сделки по продаже крупной партии ММР, за которые полагалась смерть на месте. Такие чрезвычайные полномочия патрулей, однако, оправдывались тем, что ни один офицер Охранного корпуса ОАЗИСа, так называемый «синий», никогда не привел бы приговор в исполнение, не будь он на сто, на сто пятьдесят процентов уверен в виновности подозреваемого!..
Напарник Климова, офицер Охранного корпуса аррант Брейр, которого в редкие минуты расслабленности Климов звал на русский манер просто Борей, – никогда не был на своей исторической родине. Он родился на Земле, в семье военнослужащих армии Избавления, и всю жизнь прожил тут, на Избавленных территориях. Зиймалльцев он недолюбливал, но признавал за ними известную ловкость ума, предприимчивость и определенное обаяние. Впрочем, это не мешало ему мечтать о переводе на Аррантидо или иную престижную планету.
Брейр сказал:
– А вот если б меня не повысили и не премировали за такое, я, наверно, обиделся бы. Нет, конечно, я бы не подал виду. Это – да. Но все-таки, Валера, я бы подал апелляцию. Все-таки у тебя уже третий ранг, ты можешь претендовать на второй и тогда у тебя появится известная свобода выбора.
– А зачем она мне? – осведомился Климов, бросая быстрый взгляд на навигационные приборы.
– То есть как?! – сделал попытку удивиться Брейр, однако вовремя счел, что это будет нерационально. – Ты сможешь подать заявку на то, чтобы нести службу в более престижном месте. У нас в дивизионе был офицер твоего возраста, который отличился по службе: задержал на месте преступления целую организованную группу, которая в перестрелке – с применением ММР! – убила шесть человек. Ему и его напарнику дали повышение, и скоро он сумел перевестись не куда-нибудь, а на Йондонго IV! Понимаешь? Я видел телемост с Йондонго. так это, я тебе скажу, сказка!.. Даже здешняя Атлантика с ее курортными островами не сравнится с красотами Йондонго!
Личным распоряжением ллерда Вейтарволда, которое подтвердил император, все трансляции с Йондонго были запрещены, так что Брейр не знал, во что теперь превращен рай, в который он тщился попасть. Поэтому Брейр продолжал, мечтательно улыбаясь:
– Если бы туда!.. Конечно, у нас ничто не делается просто так. Но если бы нам с тобой подвернулось реальное преступление, настоящая организованная банда, злоумыслившая против установленного порядка, – тогда у нас были бы все шансы пойти на повышение. А там, глядишь, побываю и на Аррантидо, а то и премируют переводом… или хотя бы путевкой… на Йондонго, на Лиловую!.. А какие преступления могут совершаться в подконтрольном нам с тобой районе? Воруют помаленьку, промышляют контрабандой аррантских тканей, потому как они разрешены… Ну, бытовое убийство, так это не по нашему профилю, этим зиймалльские органы занимаются. А нарушений аррантского Закона нет как нет!.. Эх!
– Так радоваться надо, – заметил Валерий, – ведь хорошо, что нет.
– Да пойми ты, офицер, – чуть возвысил голос Брейр, – нет преступлений, нет и раскрытий, задержаний, мер по пресечению. Нет мер по пресечению – нет служебных поощрений, и в конечном итоге – нас нет и не предвидится в списках представленных к наградам и повышению!
– Наш долг, – негромко произнес Климов, – следить за тем, чтобы Закон был незыблем. На этом стоят и стоять будут Избавленные земли. Мои предки и так пережили слишком много горя и несправедливости, жертв и потерь, чтобы мне желать их снова. И ради чего?.. Ради того, чтобы самому крепко отличиться, получить приглашение в Плывущий дворец и предстать перед пресветлым ллердом Зайверром? Не слишком ли высока цена? Нет, я предпочел бы прослужить в более низком ранге, спокойно и верно блюдя Закон, чем возвыситься благодаря новому всплеску преступлений!
Брейр отвернулся и пробормотал себе под нос, что воспитатели Климова несколько перестарались с морально-императивными установками и сделали из своего подопечного настоящего болвана, которого ничем не проймешь.
Климов все слышал, но не стал возражать. Собственно, он и не обиделся, потому что каждый имеет право на свое мнение, если это мнение не нарушает Закон.
На всякий случай офицер повторил это определение вслух.
Брейр открыл было рот, чтобы по-свойски откомментировать этот постулат патрульно-постовой службы Охранного корпуса, но тут его внимание привлек один из приборов. Крайний зеленый столбик на диаграмме вдруг пополз вверх и, преодолев знаковую отметку, стал оранжевым, а потом приобрел ядовитый фиолетовый оттенок. Брейр подскочил:
– Ф-излучение! Валера, зафиксировано Ф-излучение. вот здесь, в этом квадрате!
Климов прянул к приборам, вышел из режима автопилота и сам принял управление патрульным катером. Летательный аппарат резко снизил высоту, развернулся и пошел на бреющем полете в двухстах метрах над землей. В томное пение приборов вдруг вкатилась высокая тревожная нота, хлестнувшая по насторожившемуся слуху офицеров патруля.
– Здесь применяли мономолекулярное оружие, – констатировал Климов. – Излучение очень мощное… и я не исключаю, что одна из единиц ММР вышла из строя и взорвалась. Или ее взорвали преднамеренно. Случаи использования энергетического потенциала ММР в таком качестве не столь уж редки.
Климов был действительно опытным и ценным сотрудником..
– Засек координаты, – сообщил он. – Тут есть ориентир: старинное христианское святилище. По навигационной карте это – церковь Святого Георгия. Так… Поднимаю архив за этот год. Было ли что-либо экстраординарное зафиксировано в этом квадрате.
– Ты посмотри архив, посмотри, – быстро проговорил ар-рант. – Сколько служу, а Ф-излучение первый раз в мое дежурство фиксируется!
Климов между тем замер и впился глазами в экран, над которым высветились результаты архивного запроса.
– Так! – выговорил он. – Ну конечно! Именно под этими координатами зафиксирован инцидент с гибелью подданного Аррантидо!.. Тут еще отмечено расследование, которое было свернуто за отсутствием состава преступления. Квалифицирован инцидент как «несчастный случай». Правда, были другие мнения, но если таково официальное заключение – значит, нам следует его придерживаться. Осталось поточнее определить источник излучения.
Патрульный катер вынырнул из-за череды невысоких холмов и, примерно вдесятеро сбросив скорость, пошел совсем низко над землей. Климов не отрывал глаз от приборов, Брейр смотрел, как в напольном иллюминаторе плывут – совсем близко – верхушки деревьев.
– Так называемая Белая роща, где нашли того арранта! – бросил он. – Это здесь. А вот какая-то свежевырытая яма, похоже на воронку! Земля разбросана!
– Она, кстати, и является центром излучения, – отрывисто сообщил Климов. Патрульный катер, все замедляя ход, двинулся к котловине и, наконец, завис точно над тем местом, где еще недавно была трясина. Климов переключил сканер на инфракрасный спектр и сообщил:
– Так… тут под этой свежей насыпью, я так понимаю, находятся два… три… гм… Около четырех недавно умерших людей. По ауронейронным данным – все неаррантского происхождения, скорее всего – местные.
Катер завис над самым центром котловины, и Брейр тронул своего напарника за плечо:
– Смотри, офицер, там дыра в земле! Пустота! Ткни туда сканером!
– Я туда не только сканером, – медленно проговорил Климов и снял со стены свой табельный ММР, – я туда сейчас лазерным прицелом ткну. Все основания для вмешательства. Да и подкрепление можно вызвать на всякий случай, всех, кто сейчас в этом районе находится. Строго по инструкции. Дело найдется. Очень все это любопытно!..
И впервые за все время разговора в его голосе прозвучали живые человеческие нотки. Брейр одобрительно закивал и стал готовиться к высадке…
Ученый историк, археолог и этнограф Табачников уронил фонарь на каменные плиты, и тот разбился вдребезги.
У Олега Павловича были все основания уронить единственный источник света таким возмутительным образом. Потому что забирающая вниз, под уклон, и все увеличивающаяся вверх и вширь галерея вдруг закончилась, оборвалась выходом в огромный зал. Собственно, в такой темноте никто и не понял бы сразу, что это – не галерея, а зал, не оценил бы колоссальных размеров, особенно после того, как был разбит фонарь. Но пальцы Олега Павловича, державшие этот фонарь, разжались только после того, как во тьме вдруг полыхнула яркая вспышка и высоко под сводом загорелся светоносный шар. Полог мягкого, приятного для глаз светло-лилового света лег на лица путешественников и осветил все пространство зала, в котором они очутились.
Олег Павлович задрал голову и ахнул. Ему приходилось бывать в соборе Парижской Богоматери, в Реймском соборе, где короновали французских королей, в гигантском Кельнском соборе. Свод зала, в котором они оказались, живо напомнил внутреннее устройство классических готических соборов: огромные стрельчатые арки, звездообразно опирающиеся на целые пучки узких длинных колонн, напоминающих трубы католического органа. Благодаря головокружительной высоте, на которой находился свод, и особенностям конструкции несущих колонн арочное перекрытие казалось парящим, не опирающимся ни на что. Зависшим в воздухе. У Табачникова закружилась голова: размеры этого зала были совершенно недостижимыми даже для строителей прославленных готических соборов. Рэмон Ррай прикинул высоту свода, а Гендаль Эрккин одобрительно проворчал:
– Красиво строили. Надежно. Даже свет сам зажегся, как будто ждали нас.
– Да тут все на автоматике, наверно, – сказал бретт-эмиссар, – однако срок годности вызывает уважение: почти два десятка тысяч лет, и ничего – функционирует.
– А у нас в подъезде лампочка через две минуты перегорает, – послышался высокий голос Ани.
– Мне кажется, – продолжал Класус, – что это вроде как святилище, а то, где мы находимся сейчас, – центральный неф. Можно свериться по схеме, впрочем… Судя по всему, там этот зал отмечен как одно из четырех крупных полых пространств, то, что ближе всего к поверхности.
Шаги гулко разлетались по залу, и звук был такой, что казалось, будто шагают великаны. Акустика поразительная. Несмотря на эти акустические особенности и на грандиозные размеры, пространство зала не подавляло, не заставляло почувствовать себя ничтожеством, букашкой. Возможно, не последнюю роль в этом играл светящийся шар, чей уютный, почти домашний свет сообщал гигантскому нефу какую-то интимную доверительность. И все-таки во взмывающих вверх колоннах с каннелюрами (продольными желобками), в мягких тенях, затаившихся в арочных изгибах свода, в гигантском возвышении в центре зала, обведенном галереей статуй, – сквозило что-то грозное. Нельзя чувствовать себя уютно даже в квартире, где ты не бывал хотя бы месяц. А тут – гигантский свод и тысячелетия, пролегшие между незваными гостями и теми, кто воздвиг эти стены и эти колонны!..
– Хорошо поддерживается иллюзия того, как будто все это оставлено людьми совсем недавно, – сказал Табачников, – видите, даже пыли нет. Наверно, все стены, своды, перекрытия, настенные плиты обработаны по аррантскому методу, то есть особым образом… так, чтобы…
Конечно, эту своеобразную лекцию никто не слушал. Люди медленно разбрелись по огромному залу, хотя делать этого, наверно, не стоило. Размеры нефа (если принимать терминологию, предложенную Класусом) были столь значительны, что напрямую вставала угроза заблудиться, хотя пространство было полностью открытым.
Рэмон Ррай направился к возвышению в центре зала. Издали он неправильно оценил размеры этого внушительного сооружения. Возможно, сравнительно с основным пространством, перекрытым стрельчатыми арками свода, оно выглядело и не особенно большим. Однако же когда Рэмон достиг его, то глазам предстало целое здание, размерами превосходящее церковь Святого Георгия – там, наверху. Впрочем, тут, в этой величественной тишине, как-то не сразу верилось, что совсем недавно была нелепая свалка с сектантами, потом – бойня с применением ММР, страх, недоумение… Память об этом казалась слишком мелкой, ничтожной в этих стенах, удерживающих в себе поступь тысячелетий.
Рэмон Ррай задрал голову и стал осматривать здание. Оно было обведено спиралевидной балюстрадой, на которой стояли десятки статуй. С удивительным искусством высеченные из желтоватого, с мягкими переходами светотени, мрамора, в свете огромного шара они казались почти живыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47