– Тогда я запру вас здесь навсегда. Или по крайней мере надолго.
Инженер уже давно решил: надо согласиться. Можно я раскрыть секрет интегратора, и удрать при удобном случае… Но пистолет… Кто его прислал?.. Где находится неизвестный друг, и существует ли он вообще?
– Я буду иметь в своем распоряжении полную схему интегратора?
– Пусть так в конце концов, – Харвуд сделал вид, словно пришлось пойти на большой риск.
– Тогда – согласен.
Они молча вышли из комнаты, направились по коридору. У простенка против двери бывшего кабинета Вагнера Харвуд остановился и вынул из кармана крошечный свисток.
– Старик увлекался ультразвуком и оборудовал эту лабораторию надежными запорами. А впрочем, для вас это не диво.
Он дунул в свисток. Большой отрезок очень толстой стены с тихим шорохом повернулся вокруг своей оси, открыл два узких прохода в туннель.
Еще одна дверь, еще… Бронированная кабина лифта… И вот, наконец, последняя дверь открылась в какую-то большую полутемную комнату. Посреди нее, под колпаком из прозрачной пластмассы, пульсируют, мерцают многочисленные бледно-розовые огоньки.
– Главный интегратор! – торжественно сказал Харвуд.
Щеглов внимательно посмотрел на агрегат.
Да, профессор Вагнер имел право гордиться! Ничего похожего на эту конструкцию Щеглов до сих пор не видел.

Глава XV
Друзья и враги

Даже обычный массовый радиоприемник – конструкция сложная и капризная. Казалось бы, ничего особенного в нем нет – катушки, провода, рычажки да несколько десятков неказистых сопротивлений и конденсаторов. А вот умолкнет – ищи тогда, что случилось.
С машинами легче. Повреждения там преимущественно зримые: что-то сломалось, погнулось, расшаталось. Найди испорченную деталь, замени новой – вот и все. В радиотехнике дело обстоит по-иному. Все «штучки» в приборе на вид целы-целехоньки. А режим нарушен. Возможно, перегорела лампа. Может быть, пробит конденсатор. Или приблизились друг к другу провода, которые должны быть на определенном расстоянии. Или окислился и не проводит ток какой-нибудь контакт. Или…
Этих «или» не счесть. Самое сложное в радиотехнике то, что всегда приходится иметь дело с невидимым. Неисправность могут найти лишь приборы.
Да, нелегко отремонтировать даже приемник. Какая же сложность возникла перед Щегловым, когда он столкнулся с агрегатом, имеющим тысячу электронных рядиолампочек?!
…Свыше недели, не разгибая спины, ковыряются двое инженеров в паутине проводов, а успеха нет и нет.
Они не разговаривают между собой и лишь изредка бросают друг на друга недоброжелательные взгляды. Каждый считает другого шпионом, надзирателем. И это невыносимо. Это невозможно: вместо того, чтобы объединить свои усилия, они толкутся на месте.
– Послушайте, любезный! – наконец, не выдержал Щеглов. – Вы в самом деле инженер или только надзиратель?
Петерсон вскипел:
– Именно такой вопрос я хотел задать вам! Зачем вы проверяете десятый каскад? Я его уже проверил.
– А зачем вы взялись за двенадцатый? Я его на строил еще вчера.
Это и впрямь было трагикомично: затратить целый день на бессмысленную повторную работу.
– Так вот, мистер Петерсон, предлагаю работать по очередно. Двенадцать часов я, двенадцать вы.
– Согласен, – проворчал Джек. – Начинайте вы. Терпеть не могу работать ночью.
Он тотчас ушел. А Щеглов вздохнул с облегчением: наконец, удалось избавиться от чужих глаз.
Свисток, нож, пистолет… Необъяснимое продолжалось. Неизвестный друг молчит.
Проверив закоулки и заперев дверь лаборатории, инженер вошел в небольшую, обшитую листовым свинцом камеру для исследований, поставил вместо мишени один из испорченных конденсаторов, прицелился из крошечного пистолета и нажал на гашетку.
Раздался негромкий выстрел. Пуля пробила конденсатор и глубоко врезалась в свинец.
«Неплохо! – подумал инженер. – Все-таки это настоящее оружие!»
Он проверил и сосчитал патроны, спрятал в карман пистолет и вернулся в лабораторию. Теперь осталось решить вопрос об «адской машине» под интегратором. Если Харвуд заговорил о ней наугад – надо быть начеку проверяя монтаж, можно случайно замкнуть провода управления мины и взлететь на воздух вместе со всей лабораторией.
«Один из необозначенных на схеме узлов… – припоминал Щеглов строку из записки Вагнера. – Где же его искать?»
Было ясно, что это приспособление находится где-то в глубине агрегата, к тому же невысоко над фундаментом, чтобы не выглядывали провода, идущие к «адской машине».
Для защиты от вибраций главный интегратор был смонтирован на громадной бетонной тумбе, возвышавшейся над полом не менее чем на метр. Беглый осмотр этой тумбы не дал ничего. Тогда Щеглов пополз под агрегат, тщательно изучая каждый квадратный сантиметр фундамента.
Откровенно говоря, это была работа не из приятных: неосторожное движение могло стоить жизни.
Инженер не торопился. Он часто переворачивался на спину и внимательно сверял монтаж со схемой. Ему, специалисту по ультразвуковой технике, должны были броситься в глаза знакомые приспособления автоматики, – нужно быть лишь внимательным.
И он все же нашел то, что нужно.
В самом неудобном месте, куда нелегко даже руку просунуть, виднелись крошечные микрофоны – веночком, а рядом с ними – усилитель и переключатель-реле. От переключателя отходили два коротко обрезанных и скрученных между собой проводничка.
– Минутку, минутку, – соображал инженер. – Не западня ли?
В охранительных приспособлениях частенько устраиваются подобные фальшивые повреждения. Прибор якобы испорчен, не включен. Но это для неосведомленных. Механизм – в напряженном ожидании, и горе тому, кто к нему прикоснется!.. А рядом с этим приспособлением для надежности запрятано еще одно, резервное.
Профессор Вагнер оказался предусмотрительным – он устроил целых четыре приспособления, которые на неслышимый призыв крошечного свистка должны были ответить мощным грохотом разрушительного взрыва. Четыре устройства разных видов, – по одному возле каждой опоры интегратора, – в таких местах, куда и не доберешься.
И все равно там уже побывала чья-то рука. Все провода у переключателей были обрезаны. Но где же концы, ведущие к «адской машине»?
Уже с меньшей осторожностью Щеглов вылез из-под интегратора и, включив мощный прожектор, направил его на фундамент агрегата. Лишь теперь, когда косые лучи обрисовали шероховатость бетона, а от выступов легла длинная тень, удалось заметить: от каждой из опор к внешней стенке бетонной глыбы протянулись неглубокие впадины. Они соединялись в одной точке и шли дальше вниз, под стальные плиты пола.
Значит, Харвуд не солгал. Он действительно обнаружил ультразвуковые приспособления и обезвредил «адскую машину». Эти углубления не что иное, как вновь забетонированные канавки, в которых когда-то проходили провода к мине.
Щеглов извлек медальон профессора Вагнера, раскрыл, внимательно посмотрел на свисток.
«Адская машина», безусловно, осталась замурованной в фундаменте. Извлечь ее оттуда не просто, да вряд ли и нужно: если отсечь провода, по которым мог бы пройти ток, она станет совершенно безвредной.
А если Вагнер хорошо замаскировал где-нибудь хотя бы еще одно приспособление?
«Тогда – конец!» – у Щеглова по спине пробежал неприятный холодок.
Инженер давно вышел из того возраста, когда жизнью рискуют отчаянно, без нужды. Хлебнув горя, познав счастье, он вовсе не собирался отправляться в иной мир и хорошо усвоил, что против хитрого и лукавого врага нужно действовать также осторожно и хитро. Но сейчас медлить было нельзя.
В конечном счете, он согласился на предложение Харвуда с тем, чтобы бороться и победить, – пусть даже ценой собственной жизни. Если мина не обезврежена – прежде всего будет разрушен этот интегратор, который в руках Харвуда может принести людям очень много бедствий…
Резким движением Щеглов поднес к губам свисток, дунул в него изо всех сил… и, выждав несколько секунд, вздохнул с облегчением.
Теперь инженер почувствовал даже раздражение: проклятый Харвуд! Все же он сильный враг и сломить его будет нелегко!
Петерсон вошел в лабораторию ровно в девять, нечленораздельно пробормотал приветствие, ткнул в руки Щеглова бутерброд:
– Ешьте.
– Тсенкью, благодарю! – инженер сел на стол и начал есть, поглядывая на Джека своими холодными серыми глазами.
Невзирая на усталость, у Щеглова было чудесное настроение: кажется, удалось найти одно из повреждений. Интересно, заметит ли это Петерсон?
– Нет, там я уже проверил. Следующий каскад.
Так и есть, пропустил!
– Послушайте, дорогой, я отсюда вижу, что индикатор пляшет как бешеный Неужели вы не догадываетесь, что этот контур расстроен?
Петерсон дернулся, еще раз проверил показания приборов, и его одутловатое лицо мгновенно стало багровым:
– Благодарю. Но не хотите ли вы пойти отсюда ко всем чертям?
– Нет, – Щеглов поспешно проглотил последний кусок бутерброда и подошел к интегратору. – Вы ведь знаете, что одному здесь не справиться. Я вам помогу.
Когда расстраивается колебательный контур сложной радиоаппаратуры, настроить его не так-то просто. Над этим узлом Щеглов и Петерсон возились часов пять. Наконец, уже около трех часов дня включили главный интегратор.
Лишь на мгновение вспыхнула и тотчас же потускнела зеленая линия на экране. Но и это был немалый успех.
– Пойдемте обедать, мистер Чеклофф… – сказал Петерсон более дружественным тоном, чем обычно.
– Ну что ж, пойдемте.
Утомленные и довольные, каждый по-своему, они вышли из лаборатории и спустились на первый этаж. Это и была дозволенная трасса выделенного им «жизненного пространства». Лаборатория и бывший кабинет Харвуда на втором этаже да спальня и столовая на первом – вот и все. Запрещалось переступать за красные линии, предусмотрительно прочерченные поперек каждого коридора. Волей-неволей приходилось подчиняться. В первый же день Харвуд показал каждому из «помощников» очень поучительный, как он выразился, фокус: протянутую за красную линию палку немедленно расщепляла пуля. Только внешняя дверь не имела электрической защиты, то она охранялась круглосуточно.
Кроме Харвуда, в лабораторный корпус имел право входить молчаливый, неприветливый повар-китаец. Петерсон и Щеглов не любили его: он вкусно готовил и умело подавал еду, однако имел неприятную привычку торчать у стола и, не моргая, смотреть на обоих сразу своими безразличными невыразительными глазами. Его старались просто не замечать, как не замечают чего-то надоедливого, но неизбежного.
Вот и сегодня: Щеглов ответил молчаливым кивком на поклон повара и уткнулся в книгу. Петерсон хотел сделать то же, но вдруг, вспомнив что-то, спросил:
– Скажите, где Гарри Блеквелл?
Китаец пожал плечами.
– Высокий, худощавый, светловолосый, – объяснил Петерсон. – Он работал два месяца назад в этой лаборатории вместе со мной.
Казалось, китаец начал что-то припоминать, но потом повторил свое движение.
– Осел! – проворчал Петерсон.
Повар не шелохнулся. Все, что касалось его лично, он пропускал мимо ушей. Но свое дело он знал хорошо. Едва Щеглов потянулся за минеральной водой, китаец, как всегда, предупредил его движение: схватил стакан и бутылку. Однако его рука почему-то вздрогнула, и на руки инженера брызнуло несколько капель влаги.
– Простите, мистер! – китаец очень испугался, выхватил салфетку, начал вытирать Щеглову руки.
– Ах, оставьте! – недовольно сказал инженер. Лакеев он не выносил.
– Простите, простите, мистер!
…И вдруг Щеглов ощутил на своей ладони нечто тяжелое, металлическое. Он взглянул и не поверил своим глазам: патроны к его пистолету! Шесть штук – комплект!
Китаец стоял за спиной Петерсона – по-прежнему безразличный, молчаливый. Лишь на одно мгновение его глаза сверкнули радостно, лукаво да на губах проскользнула теплая дружеская улыбка.

Глава XVI
Ми-Ха-Ло

Длинный, узкий ствол хорошо замаскированной ветвями и травой пушки медленно передвигается слева направо. А в ложбине, в каких-нибудь ста метрах отсюда, – также вправо, – по временному мосту через болото переползает большой пятнисто-зеленый бронетранспортер.
Осталось подать сигнал – и американский термитный снаряд, вылетев из американской противотанковой пушки, пронижет американскую броню и выкурит из бронетранспортера тех нескольких, что замерли у пулеметов и тревожно поглядывают на враждебные им дебри.
Но сигнала все нет и нет.
Смуглый юноша-наводчик укоризненно и умоляюще поглядывает на командира, а тот, оторвавшись от бинокля, отрицательно качает головой:
– Нельзя, Чен! Нельзя!.. – командиру, пожалуй, то же хочется поджечь этот бронетранспортер, но есть что-то более высокое, более важное, заставляющее его сдержать порыв. – Не имею права, Чен!
Юноша обиженно надул толстые, по-детски – розовые губы, но глянул на часы и вскрикнул:
– Двенадцать!.. Что передать?
– Все в порядке. Один – на Гринхауз. Оттуда – ничего.
Устроившись на ящике радиостанции, юноша начал торопливо шифровать сводку.
Все здесь американское и английское: авторучка, блокнот, часы, пушка, радиостанция. А люди – местные. И новейшая «импортная» техника им, вероятно, по вкусу.
– Быстрее, Чей! – торопит командир, стуча пальцем по циферблату хронометра. – Ты опоздал на три минуты.
– Ми-Ха-Ло тебе этого не простит!
– О, Ми-Ха-Ло – знаменитый радист! – грустно вздохнул юноша, включая радиостанцию. – Его передатчик поет как цикада!.. А мой…
Он не докончил: в наушниках послышалось громкое повизгивание передатчика партизанской базы. Но оно походило не на пение цикады, а скорее на пулеметную очередь.
Чен едва поспевал записывать. За полторы минуты приема он изрядно вспотел, и все же был вынужден передать сигнал «РПТ» – «Повторите!». Зато и свою сводку он прострочил ключом буквально за несколько секунд и лишь тогда вздохнул с облегчением.
Командир наблюдал за юношей с дружеской улыбкой:
– Ну, передал тебе Ми-Ха-Ло «сто чертей»?
– Передал! – ответил Чен с гордостью. – За опоздание. А за прием – нет!.. Я ведь лишь один раз попросил «РПТ»!.. Не верите?
– Верю, верю, только расшифровывай побыстрее.
В радиограмме ничего особенного не содержалось. Предлагалось замаскироваться более тщательно, усилить наблюдение и открывать огонь лишь для самозащиты. Сводки на базу посылать с голубями.
– С голубями! – презрительно повторил радист и любовно вытер крышку радиостанции довольно грязным рукавом. – Что там голуби?!.. Медленно, ненадежно… Подобьют голубя – да и попадет сводка в чужие руки…
Он был совсем юн, этот радист-наводчик, и опытный командир пушки улыбнулся тайком: паренек уверен, что малайские партизаны испокон веков используют радиосвязь!.. Нет, голуби еще послужат, как служили и раньше!
…А в нескольких километрах от этого места низко над лесом в эти минуты действительно летел небольшой пепельно-серый голубок.
Ему было туговато: кто-то пустил в него автоматную очередь. Пуля перебила его маховые перья. Он летел, проваливаясь на левое крыло, часто отдыхал и вновь настойчиво продолжал свой путь над джунглями Малайи.
Голубку было невдомек, что он несет на себе письмо с очень важным сообщением. – трубочка под крылом лишь тормозила движения. Его просто влекло «домой» – к той небольшой бамбуковой клетке, которая так часто меняет свое местонахождение, к тем теплым и нежным рукам, которые умеют ласкать и кормить.
Ах, и далек же тот «дом»!.. Плывет и плывет внизу бесконечный серо-зеленый массив. Ползут вверху тяжелые темные тучи.
Голубок не знает, что вот-вот начнется ливень, ему почему-то тяжко, душно, он старается как можно быстрее лететь вперед.
Но вот, наконец, и большая поляна среди чащи. Вот и знакомая хижина на высоких сваях…
Голубок напряг последние силы и с размаху сел на остроконечную кровлю, однако не удержался там: с неба хлынули сплошные потоки дождя.
Мокрая, изнемогающая птица упала на ступеньки хижины и поползла к двери.
– Кай прилетел! – послышался звонкий девичий голос. – Милый Кай, что случилось?
Девушка подбежала, взяла голубка, стала вытирать ему перья… А пепельно-серый Кай доверчиво посматривал на нее своими черными блестящими глазенками: да, это она – та, что всегда ласкает и кормит.
Девушка отвязала трубочку с шифровкой, посадила голубя в клетку и, надев плащ, выбежала из хижины.
Хотя ливень длился лишь несколько минут, вода стояла уже чуть не до колен. Девушку это не смутило. Она быстро перебежала ко второй хижине, ловко, как обезьянка, взобралась по лесенке.
– Шифровка от Чена-старшего! – сказала она торжественно, кладя на неуклюжий деревянный стол крошечный кусочек бумаги. – Видишь, и пригодились мои голуби!
Командир партизанского отряда, – невысокий коренастый малаец, – взял записку и, то и дело заглядывая в шифровальный код, начал читать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21