- Должно забывать и прощать!
- Прощать? Нет, сударь, я не прощу, покуда буду помнить. А приказывать человеку забыть - бесполезно. Обида, причиненная вчера, остается обидой и завтра. Я, насколько мне известно, никому обид не наносил и сам их терпеть не намерен. Я придерживаюсь самого низкого мнения о мистере Уорде и все же думаю о нем не настолько дурно, чтобы предположить, будто он когда-нибудь простит тебе этот удар линейкой. Полковник Вашингтон - наш враг, и особенно мой. По его совету мне было причинено зло, а теперь он замышляет причинить нам зло даже еще большее. Повторяю, брат, мы должны его покарать.
Выдержанное бордоское вино его деда воспламенило обычно бледные щеки Джорджа. Гарри, пылкий поклонник брата, не мог не восхититься его надменным видом и стремительной речью и с обычной покладистостью приготовился следовать за своим вождем. После чего юноши легли наконец спать, и старший еще раз напомнил младшему, что он должен держаться учтиво со всеми гостями до тех пор, пока они будут оставаться под кровом их матери.
Благовоспитанность и нелюбовь к сплетням не позволяют нам рассказать читателю, кто из гостей госпожи Эсмонд первым пал под бременем ее хлебосольства. Почтенным потомкам господ Толмеджа и Дэнверса, адъютантов его превосходительства, вряд ли будет приятно узнать, как пьянствовали их прадеды сто лет назад; однако сами эти джентльмены ничуть не стыдились своей невоздержанности, и нет сомнений, что и они, и все их товарищи бывали навеселе не реже двух-трех раз в неделю. Представим же себе, как они, пошатываясь, отправляются на покой, сочувственно поддерживаемые заботливыми неграми, а их нагрузившийся генерал, слишком доблестный питух, чтобы полдюжины бутылок бордоского могли взять над ним верх, удаляется в сопровождении юных хозяев дома в свою опочивальню и незамедлительно засыпает крепким сном, который дарует Бахус своим верным поклонникам.
Достойную госпожу Каслвуда состояние ее гостей не только не ввергло в ужас, но даже не удивило - она встала рано поутру, чтобы приготовить прохладительное питье для их разгоряченных глоток, и слуги разнесли его по спальням. За завтраком кто-то из английских офицеров принялся подшучивать над мистером Франклином, который вовсе не пил вина, а потому и утром отказался от холодного пунша: офицер утверждал, что филадельфиец лишил себя таким образом двух удовольствий - и вина, и пунша. Молодой человек заявил, что недуг был приятен, а лекарство - чудесно, и со смехом выразил желание продолжать болеть и лечиться. Новый американский адъютант генерала, полковник Вашингтон, был совершенно трезв и, по обыкновению, невозмутим. Английские офицеры поклялись, что возьмутся за него и научат обычаям английской армии, однако виргинец серьезно ответил, что эта часть английской военной науки его не манит.
Вдова, поглощенная накануне заботами о парадном обеде, а теперь - о парадном завтраке, не имела времени внимательно наблюдать за поведением сыновей, но, во всяком случае, она заметила, что Джордж безупречно учтив с ее любимцем, полковником Вашингтоном, и со всеми остальными гостями.
Перед отбытием мистер Брэддок побеседовал с госпожой Эсмонд с глазу на глаз и официально предложил взять ее сына в свою свиту; пока мать Джорджа и его будущий начальник договаривались о его отъезде, госпожа Эсмонд, что бы ни чувствовала она в душе, не выразила никакого чопорного ужаса перед радостями бутылки - одной из наиболее грозных и неизбежных опасностей, с которыми, по ее мнению, предстояло встретиться ее сыну. Она понимала, что ее первенец должен наконец выйти в широкий мир и изведать предназначенную ему долю добра и зла.
- Мистер Брэддок наутро держался как истинный джентльмен, - упрямо заявила она своей адъютантше, миссис Маунтин. - Конечно, папенька не пил, однако известно, что в Англии пьют многие люди, принадлежащие к самому высшему кругу.
Добродушный генерал ласково пожал руку Джорджу, который явился к его превосходительству, едва тот кончил беседовать с госпожой Эсмонд; мистер Брэддок приветствовал своего нового подчиненного и приказал ему через три дня быть в Фредерике, так как армии предстояло выступить вскоре после этого срока.
Затем вновь была подана огромная карета, возле которой уже гарцевал эскорт; собрались в путь и прочие гости со своими слугами. Хозяйка Каслвуда проводила его превосходительство до крыльца, ее сыновья спустились по ступенькам и встали у дверец кареты. Драгунский трубач подал пронзительный сигнал, негры закричали "ура!" и "боже, храни короля!", мистер Брэддок весьма любезно простился с гостеприимными хозяевами и покатил в свою штаб-квартиру.
Поднимаясь на галерею, юноши увидели, что полковник прощается с их матерью. Без сомнения, она только что вновь поручила Джорджа заботам его тезки, так как мистер Вашингтон говорил:
- ...моей жизнью. Положитесь на меня.
Тут близнецы подошли к матери и еще не уехавшим гостям. Полковник был уже в сапогах и готовился сесть на лошадь.
- Прощай, милый Гарри, - сказал он. - С вами, Джордж, я не прощаюсь. Через три дня мы увидимся в лагере.
Молодые люди отправлялись навстречу опасности, может быть, даже смерти. Госпожа Эсмонд знала, что с полковником Вашингтоном она до выступления армии уже больше не увидится. Не удивительно, что она была очень расстроена.
Джордж Уорингтон заметил волнение матери, истолковал его по-своему, и сердце его сжалось от злобы и презрения.
- Погодите немного и утешьте нашу матушку, - сказал он с невозмутимым видом. - Мы с братом только наденем сапоги и проводим вас, Джордж.
Джордж Уорингтон заранее приказал оседлать их коней, так что уже вскоре трое молодых людей в сопровождении грумов отправились в путь, и миссис Маунтин, знавшая, какую вражду она между ними посеяла, и трепетавшая при мысли, чем это может кончиться, испытала большое облегчение: мистер Вашингтон уехал, не поссорившись с братьями и не сделав - во всяком случае, открыто - предложения их маменьке.
Джордж Уорингтон держался со своим соседом и тезкой чрезвычайно учтиво, и тот был очень доволен, хотя и удивлен такой переменой в поведении молодого человека. Опасности, которые им предстояло разделять, сознание, что в походе им следует быть товарищами, смягчающее влияние многолетней дружбы с семейством Эсмондов, недавнее нежное прощание с хозяйкой Каслвуда - все это побуждало полковника забыть последние неприятные дни, и он разговаривал со своим юным спутником даже более дружески, чем обычно. Джордж казался весел и беззаботен - на этот раз мрачен был Гарри, который молча и угрюмо ехал рядом с братом, держась от полковника Вашингтона на расстоянии, хотя прежде он всегда настойчиво искал его общества. Если простодушный полковник и заметил непонятное поведение своего молодого друга, он, без сомнения, объяснил эту странность всем известной привязанностью Гарри к брату и естественным желанием не расставаться с Джорджем теперь, когда близок был день разлуки.
Они беседовали о войне и о возможном исходе кампании: никто из троих не сомневался в победе. Две тысячи английских ветеранов под начальством такого генерала, если только не станут мешкать, несомненно, возьмут верх над любыми силами, которые двинут против них французы. Молодой и пылкий виргинский воин питал безграничное уважение к испытанной храбрости и выучке регулярных войск. У короля Георга II не нашлось бы подданного более преданного, нежели новый адъютант мистера Брэддока.
Маленькая кавалькада продолжала ехать вперед все так же дружески, пока не приблизилась к бревенчатой хижине, принадлежавшей некоему Бенсону, который, следуя обычаям времени и страны, не гнушался брать со своих гостей деньги за предложенное им гостеприимство. У него квартировали вербовщики, и в большой комнате сидели несколько офицеров и солдат из полка Холкетта. Полковник Вашингтон предполагал, что его молодые друзья здесь с ним простятся.
Пока их лошадям задавали корм, они вошли в общую залу, где проголодавшегося путника ждала незатейливая еда. Джордж Уорингтон вошел в трактир с особенно веселым и оживленным видом, а лицо бедняги Гарри еще более побледнело и омрачилось.
- Можно подумать, мистер Гарри, что это вы идете драться с французами и индейцами, а не мистер Джордж, - сказал Бенсон.
- Я тревожусь за своего брата, - ответил Гарри, - хотя сам был бы рад принять участие в кампании. Не моя вина, что я должен остаться дома.
- Ну конечно, брат! - воскликнул Джордж.
- Мужество Гарри Уорингтона не нуждается в доказательствах, воскликнул мистер Вашингтон.
- Вы оказываете нашей семье большую честь, полковник, отзываясь о нас столь лестно, - сказал мистер Джордж с низким поклоном. - Осмелюсь заметить, в случае нужды мы умеем за себя постоять.
Пока полковник Вашингтон превозносил его мужество, Гарри, по правде говоря, выглядел скорее испуганным. В глазах своего брата привязчивый, прямодушный юноша прочел твердую решимость, которая повергла его в отчаяние.
- Неужели ты хочешь сделать это теперь? - шепнул он Джорджу.
- Да, теперь, - неумолимо ответил мистер Джордж.
- Во имя всего святого, уступи это мне. Ты идешь на войну - и должен хоть что-то уступить мне... И, может быть, все это не так, Джордж. Вдруг мы ошибаемся?
- Пф! Ошибаться мы не можем. И заняться этим надо теперь же... но не тревожься! Никакие имена упомянуты не будут - я без труда найду какой-нибудь предлог.
На веранде перед чашей виргинского холодного пунша сидели два офицера из полка Холкетта, знакомые наших молодых джентльменов.
- Что вас сюда привело, господа? Не жажда ли? - осведомился один из них.
По их голосам и пылающим щекам легко было догадаться, что сами офицеры с утра уже не раз утоляли жажду.
- Вот именно, сэр, - весело воскликнул Джордж. - Чистые стаканы, мистер Бенсон! Как, у вас нет стаканов? Ну, так будем пить прямо из чаши.
- Из нее пило немало хороших людей, - сообщил мистер Бенсон, и юноши, поклонившись сперва знакомым, по очереди приложились к чаше. Когда они кончили пить, пунша как будто почти не убыло, хотя Джордж тоном заправского гуляки и объявил, что после прогулки верхом нет ничего восхитительнее такого напитка. Он окликнул полковника Вашингтона, стоявшего в дверях веранды, приглашая его присоединиться к ним и выпить.
Тон юноши был оскорбителен - он снова вернулся к той манере держаться, которая в последние дни так раздражала мистера Вашингтона. Полковник поклонился и сказал, что ему не хочется пить.
- Но ведь за пунш уже заплачено, - настаивал Джордж. - Вы можете быть спокойны, полковник.
- Я сказал, что не хочу пить. Я не говорил, что за пунш не заплачено, ответил тот, постукивая ногой.
- Когда пьют за здоровье короля, офицеру не к лицу отказываться. Пью за здоровье его величества, господа! - воскликнул Джордж. - Полковник Вашингтон волен пить или не пить. Здоровье короля!
Это был вопрос воинской чести. Оба холкеттовских офицера - капитан Грейс и капитан Уоринг - выпили за здоровье короля. Гарри Уорингтон выпил за здоровье короля. Полковник Вашингтон, яростно сверкнув глазами, также отпил глоток из чаши.
Затем капитан Грейс предложил выпить "за герцога и армию" - тост столь же обязательный. Полковнику Вашингтону пришлось проглотить герцога и армию.
- Этот тост вам как будто не по вкусу, полковник, - сказал Джордж.
- Я уже говорил вам, что не хочу пить, - ответил полковник. - Мне кажется, герцог и армия только выиграли бы, если бы за их здоровье пили пореже.
- Вы пока плохо знаете обычаи регулярных войск, - заявил капитан Грейс уже заметно осипшим голосом.
- Возможно, сэр.
- Британский офицер, - продолжал капитан Грейс с большой горячностью, но довольно неразборчиво, - ни при каких обстоятельствах не пренебрегает таким тостом, как и любым другим своим долгом. Человек, который отказывается выпить за здоровье герцога... черт меня побери, да такого человека надо судить военно-полевым судом!
- Как вы смеете разговаривать со мной подобным образом? Вы пьяны, сэр! - загремел полковник Вашингтон и, вскочив, стукнул кулаком по столу.
- Распроклятый провинциальный офицеришка говорит, что я пьян! взвизгнул капитан Грейс. - Уоринг, вы слышали это?
- Я слышал, сэр! - воскликнул Джордж Уорингтон. - Мы все это слышали. Он здесь по моему приглашению, пунш заказал я, все вы были моими гостями - и я возмущен, капитан Уоринг, что за моим столом были сказаны столь чудовищные слова, с какими полковник Вашингтон только что обратился к моему благородному гостю.
- Черт бы побрал вашу наглость, проклятый мальчишка! - взревел полковник Вашингтон. - Вы смеете оскорблять меня в присутствии английских офицеров и называть мои слова чудовищными? Это уже далеко не первая ваша наглая выходка, и если бы я не любил вашу мать... да, сэр, и вашего деда, и вашего брата, я бы... я бы... - Тут разгневанный полковник окончательно лишился дара речи и, побагровев, содрогаясь от бешенства, несколько мгновений безмолвно смотрел на своего юного врага сверкающими глазами.
- Так что же вы сделали бы, сэр? - очень спокойно спросил Джордж. Если бы не любили моего деда, моего брата и мою мать? Вы прячетесь за ее юбки, оправдывая этим какие-то свои намерения... так что же вы сделали бы, сэр, могу я спросить еще раз?
- Я положил бы вас поперек колена и выпорол бы, злобный щенок! Вот что я сделал бы! - воскликнул полковник, который к этому времени успел перевести дух и снова дал волю ярости.
- Вы знаете нас с рождения и приезжали к нам, как к себе домой, но это еще не причина, чтобы вы нас оскорбляли! - Это крикнул Гарри, вскакивая на ноги. - То, что вы сказали, Джордж Вашингтон, это оскорбление не только моему брату, но и мне. Вы попросите у нас извинения, сэр!
- Извинения?
- Или дадите нам удовлетворение, как принято между джентльменами, продолжал Гарри.
Сердце доблестного полковника вдруг сжалось при мысли, что смертельная вражда неожиданно разделила его и юношей, которых он любил, и, быть может, ему даже придется пролить кровь одного из них. Глядя на Гарри, на его белокурые волосы и пылающее лицо, слушая его дрожащий голос, старший почувствовал, что сердце его исполнилось нежности: он был обезоружен.
- Я... я ничего не понимаю, - сказал он. - Возможно, мои слова были необдуманны. Но почему Джордж уже несколько месяцев ведет себя со мной так странно? Скажи мне, и, может быть...
Джордж Уорингтон был весь во власти злобы; его черные глаза метали молнии презрения и ненависти в стоявшего перед ним прямодушного и честного человека.
- Вы уклоняетесь от моего вопроса, сэр, как только что уклонились от тоста, - сказал он. - Я не мальчик и не желаю сносить ваше высокомерие. Вы публично оскорбили меня в публичном месте, и я требую удовлетворения.
- Пусть будет так, - ответил полковник Вашингтон с выражением глубочайшего горя на лице.
- И вы оскорбили меня! - заявил капитан Грейс, который, пошатываясь, приблизился к нему. - Что он сказал? Какой-то проклятый капитан милиции... полковник милиции, да кто он такой? Вы меня оскорбили! Ах, Уоринг! Только подумать, что меня оскорбил капитан милиции! - И при этой душещипательной мысли слезы оросили щеки благородного капитана.
- Я оскорбил вас? Боров! - опять загремел полковник, не наделенный чувством юмора, а потому, в отличие от остальных, не увидевший в этой сцене ничего смешного. И тотчас перед ним оказался четвертый противник.
- Силы небесные, сэр! - воскликнул капитан Уоринг. - Неужто вам мало троих и в эту ссору придется вмешаться еще, и мне? Вы оскорбили этих двух молодых людей...
- Необдуманные слова, сэр! - воскликнул бедняга Гарри.
- Необдуманные слова? - повторил капитан Уоринг. - Джентльмен говорит другому джентльмену, что положит его поперек колена и выпорет, а вы называете это необдуманными словами? Позвольте сообщить вам, сэр, что скажи мне кто-нибудь: "Чарльз Уоринг" или "Капитан Уоринг, я положу вас поперек колена и выпорю", - я бы ответил: "Я проткну вас насквозь моим вертелом", и проткнул бы, будь он ростом хоть с Голиафа. Следовательно, вы должны дать удовлетворение мистеру Джорджу Уорингтону. Мистер Гарри, как подобает мужественному юноше, поддержит брата. Это уже двое. Примирение между Грейсом и полковником невозможно. И вот теперь... пусть меня проткнут насквозь! Вы в моем присутствии назвали офицера моего полка - полка Холкетта, сэр! боровом! Боже великий, сэр! Мистер Вашингтон, вы в Виргинии все такие? Прошу извинения, я воздержусь от оскорбительных намеков, как - черт побери! - сам их ни от кого не потерплю! Но, клянусь дьяволом, полковник, позвольте сказать вам, что такого любителя ссор, как вы, я в жизни не видывал. Назвать обессилевшего офицера моего полка... ведь он же обессилел... верно, Грейс? назвать его боровом в моем присутствии! Вы берете свои слова назад, сэр... берете?
- Это что, какой-то дьявольский заговор против меня и вы все в нем участвуете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22