Так, из тех четырнадцати евреев, которые входили в число членов и кандидатов в члены большевистского ЦК в 1917-1921 годах, всего лишь двое занимали эти партийные посты в период с 1903 года (год создания собственно большевистской партии) по 1916 год — это Зиновьев (с 1907 года) и Свердлов (с 1912 года). И особенно примечателен тот факт, что такие «цекисты» с 1917 года, как Троцкий, Урицкий, Радек, Иоффе, только в этом самом году и вошли-то в большевистскую партию! То есть получается, что евреи особенно «понадобились» тогда, когда речь пошла уже не о революционной партии, а о власти… Можно, конечно, попросту объяснить это тем, что, мол, евреи сделали ставку на большевистскую партию не тогда, когда это грозило правительственными репрессиями, а тогда, когда сама партия готова была стать правящей. Однако, во-первых, большевики — сравнительно, скажем, с террористической партией эсеров — преследовались в дореволюционное время гораздо менее жестоко. А, во-вторых, 10 из 14 евреев, которые в 1917-1921 годах были членами и кандидатами в члены ЦК, все же вступили в партию намного раньше — еще до 1907 года. Словом, в том факте, что до 1917 года большевистская «верхушка» не была очень уж «еврейской», а затем стала таковой, выразилась, надо думать, объективная «закономерность». Особенно наглядно она проявилась в своего рода послеоктябрьском «скачке»: из 29 цекистов (членов и кандидатов в члены ЦК), избранных на VI съезде, в 1917 году было 6 евреев (то есть немногим более одной пятой части) и 7 других «нерусских» (всего «нерусских» около половины), а из 23 цекистов, избранных на VII съезде, в 1918 году, — 8 евреев (уже более трети) и 5 других «нерусских» (то есть всего «нерусских» намного более половины!).Выше уже говорилось подробно о наиболее общем «законе»: в периоды великих смут для любой страны характерен приход к власти «чужаков». Более конкретные суждения о «закономерности» прихода в революционную власть «чужаков» не раз высказывал Ленин: наиболее ясно и резко он поведал об этом в одном личном разговоре, состоявшемся в конце июля — начале августа 1918 года, когда уже во всю силу разразилась гражданская война:«Русский человек добр, — говорил Ленин. — Русский человек рохля, тютя… У нас каша, а не диктатура… если повести дело круто (что абсолютно необходимо), собственная партия помешает: будут хныкать, звонить по всем телефонам, уцепятся за факты, помешают. Конечно, революция закаливает, но времени слишком мало»320. Это, между прочим, совпадает с цитированными выше словами чекистки, приведенными в воспоминаниях дипломата Г. Н. Михайловского…Предвижу негодование многих читателей по этому поводу: вот, скажут они, чудовищная постановка вопроса — вместо «добрых» русских надо поставить во главе «чужаков», которые будут расправляться без колебаний! Подобное восприятие вполне естественно, но необходимо понять, что объективная историческая задача состояла все же не в некоем самоцельном подавлении всяческого сопротивления революционной власти, а (о чем не раз шла речь в этом моем сочинении) в создании государства , — в частности, в преодолении начавшегося после Февраля распада страны. Выше было показано, что десятки тысяч русских офицеров именно поэтому стали служить большевистской власти; они убеждались на опыте, что ни белые, ни, тем более, «зеленые» — то есть предводители народных бунтов — фатально не могут возродить в России государство…Известнейший лидер дореволюционной русской партии националистов В.В.Шульгин, ставший затем одним из видных идеологов Белого движения, постоянно и подчас крайне негодующе писал о «еврейском засилье» в большевистской власти, о том, что евреи, как он определил, «явились спинным хребтом и костяком коммунистической партии», которую они «своей организованностью и сцепкой, своей настойчивостью и волей… консолидировали и укрепили»321. Однако еще до окончания гражданской войны, в 1921 году способный к трезвому размышлению Василий Витальевич недвусмысленно заявил, что именно большевики «восстанавливают военное могущество России… восстанавливают границы Российской державы до ее естественных пределов»322. Он уточнял: «Конечно, они думают, что они создали социалистическую армию, которая дерется „во имя Интернационала“, — но это вздор. Им только так кажется. На самом деле, они восстановили русскую армию… Как это ни дико, но это так… Знамя Единой России фактически подняли большевики… Конечно, Ленин и Троцкий продолжают трубить Интернационал… На самом деле их армия била поляков, как поляков. И именно за то, что они отхватили чисто русские области» (c. 515-516; имелась в виду война с Польшей Пилсудского в 1920 году).И Шульгин прямо сказал о полной бесперспективности в тогдашних условиях программы Белого движения, которое стремилось вернуть к власти Учредительное собрание: «…русский парламент героических, ответственных, безумно смелых решений принимать не может… Их (большевиков. — В. К. ) решимость — принимать на свою ответственность, принимать невероятные решения. Их жестокость — проведение однажды решенного. «Это нужно — значит это возможно» — девиз Троцкого» (c. 517).К суждениям такого человека, как В.В.Шупьгин (1878-1976), — человека, который, во-первых, с молодых лет активнейшим образом участвовал в российской политической жизни и знал ее досконально и, во-вторых, до самого конца своей почти столетней жизни был убежденнейшим русским патриотом, — стоит внимательно прислушаться.Шульгин явно считает «еврейское засилье» в послереволюционной России неизбежным и даже имеющим определенный позитивный смысл явлением. Кстати сказать, Шульгин видел и более общую закономерность: выдвижение на первый план «чужаков» вообще, а не только одних евреев; он писал в 1929 году, что большую и необходимую роль играли в большевистской власти поляки, латыши, грузины и т.п.323 (напомню, что Польша, Латвия и — до конца 1922 года — Грузия были самостоятельными государствами и, следовательно, речь шла об «иностранцах»).Вместе с тем В.В.Шульгин не считал (как это характерно и ранее и теперь для многих людей), что Российскую революцию вообще совершили-де «чужаки», и прежде всего, евреи. Вот его суждение о взбунтовавшемся русском народе: «…„жиды“ виноваты только в том, что они его, народ, натравили на самого себя» (там же, с. 124), то есть на его собственную историческую власть, а в определенной мере и на русскую национальную культуру. Кто-нибудь скажет, что «натравить» — заведомо нехорошее дело. Однако в конечном счете более «виновен» все же тот, кто дал себя, позволил себя натравить на свою собственную власть и культуру. К тому же Шульгин в этой фразе не вполне точен: народ (или, вернее, наиболее активная и вольнолюбивая его часть) явно сам был готов к безудержному бунту, и евреи, если выразиться вполне адекватно, не «натравили» некий до того «мирный» народ, а лишь дополнительно его «натравливали» (эта глагольная форма имеет более «ограниченное» значение, чем «натравили»). Впрочем, и сам Шульгин со всей определенностью утверждает: «Никогда евреям не удалось бы соткать сие чудовище, которое поразило мир под именем „большевизма“, если бы их сосредоточенная ненависть не нашла сколько угодно „злобствующего материала“ в окружающей среде» (там же, с. 133). Обратим внимание, что и Шульгин употребляет слово «среда» , и это в данном случае точное слово, ибо для большевистской власти русская жизнь поначалу была именно «средой» (а не, допустим, «почвой», «основой» и т.п.)И, наконец, еще одно суждение Шульгина о русском народе, которое, без сомнения, трудно принять, но и столь же трудно опровергнуть: «Сняв самому себе голову (то есть русскую власть и, отчасти, культуру. — В.К) , он теперь бесится, что сие совершил…» Но «ежели русскую голову этот народ сам себе „оттяпал“, то „жиды“, пожалуй, даже услугу оказали , что собственную свою еврейскую голову ему на время приставили: совсем без головы еще хуже было бы!» (там же, с. 124), — громадное безголовое тело напрочь разбило бы себя в нескончаемых «пугачевщинах»…
* * *
Итак, Василий Витальевич, прошедший весь крестный путь Белой армии, признает, что большевистская — во многом «еврейская» — власть все же «лучше» безвластия, и, кроме того, вообще не видит другой силы, которая в тогдашних условиях могла бы восстановить государственность. В первой части этого моего сочинения приводились размышления виднейшего «черносотенца» Б.В.Никольского, расстрелянного большевиками в 1919 году, который гораздо раньше, чем Шульгин, еще в начале 1918 года, пришел к тому же самому выводу324.Целесообразно напомнить и цитированные ранее точные характеристики самого состояния России после Февральского переворота — характеристики, которые согласно сформулировали совершенно разные люди, — гениальный «черносотенный» мыслитель В.В.Розанов: «Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска… Что же осталось-то? Странным образом — буквально ничего», — и влиятельный сподвижник Керенского В.Б.Станкевич: «стихийное движение» русского народа, «сразу испепелившее всю старую власть без остатка: и в городах, и в провинции, и полицейскую, и военную, и власть самоуправлений».И восстановить власть «на пустом месте» можно было только посредством самого жестокого насилия и, как оказалось, при громадной и, более того, необходимой роли «чужаков», способных «идти до конца»… Словом, есть все основания согласиться с приведенными суждениями В.В.Шульгина.Вместе с тем нельзя, конечно, не видеть, что восстановление власти «чужаками» имело свою тяжелейшую «оборотную» сторону: они ничего не щадили в так или иначе чуждом им русском бытии, они подавляли и то, что вовсе не обязательно нужно было подавлять… И это уже в первые послереволюционные годы вызывало решительное сопротивление даже в тех кругах, которые всецело поддерживали дело Октября.Ярчайшим примером могут служить в этом отношении судьбы трех военачальников Красной армии, притом из ряда самых выдающихся: командующего Красной армией Северного Кавказа И.Л. Сорокина, командующего Первым конным корпусом Б.М. Думенко и командующего Второй конной армией Ф.К. Миронова. После их убийства имена их были «заслонены» именами С.М. Буденного, Г.И. Котовского А.Я. Пархоменко, С.К. Тимошенко и других, но в свое время они значили не меньше или даже больше…Эти люди вовсе не были «контрреволюционерами», но они выступали против подавления национального бытия и сознания русского народа. Ф.К. Миронов писал Ленину 31 июля 1919 года про «коммунистов… большинство из которых не может отличить пшеницу от ячменя, хотя и с большим апломбом во время митингов поучает крестьянина ведению сельского хозяйства… Я все же хочу остаться искренним работником народа, искренним защитником его чаяний… Социальная жизнь русского народа… должна быть построена в соответствии с его историческими, бытовыми и религиозными традициями и мировоззрением, а дальнейшее должно быть предоставлено времени»325.В составленной позже декларации под названием «Да здравствует Российская пролетарская крестьянская трудовая республика» Миронов писал про «коммунистов, захвативших всю жизнь в свои руки»:«…эта дерзкая монополия кучки людей, вообразивших себя в своем фанатизме строителями социальной жизни»326. В другом обращении «ко всему русскому народу» он призывал: «Долой самодержавие комиссаров!» (там же, с. 232).Понимая, очевидно, сколь опасно открыто ставить вопрос о «чужаках» в коммунистической власти, Миронов только говорил об этом, но избегал затрагивать сию тему в своих письмах и обращениях. Однако о его устных высказываниях, разумеется, стало известно на верхах. А Миронов, например, звал Троцкого «Бронштейном», утверждал, что народ гонят на «жидовско-европейский фронт» (то есть используют в «еврейско-интернациональных» целях), клеймил члена ЦК Смилгу и других чужаков «вампирами, проливающими невинную кровь» и т.п. (там же, с. 248, 249).13 сентября 1919 года Троцкий издал приказ: «…Как изменник и предатель, Миронов объявлен вне закона. Каждый гражданин, которому Миронов попадется на пути, обязан пристрелить его как собаку. Смерть предателю!»327.Однако в этот момент в судьбу Миронова вмешался Ленин, который, как полагают биографы Филиппа Кузьмича, именно в сентябре ознакомился с цитированным выше мироновским письмом к нему, отправленным 31 июля 1919 года328. Роль Ленина не вполне выяснена, и нет существенных оснований утверждать, что Ленин «защитил» русского военачальника от «чужаков» (к тому же через полтора года Миронова все-таки убили). Но, во всяком случае, Миронов был тогда не только «реабилитирован», но и назначен на высокий пост, и Ленин в течение двух часов беседовал с недавно объявленным «вне закона» военачальником.И все же поведение Миронова было слишком «непростительным», и, несмотря на его громкие победы над Врангелем в следующем, 1920 году, он оказался в Бутырской тюрьме и 2 апреля 1921 года был пристрелен там именно «как собака» — без всякого суда, неожиданным выстрелом неведомого лица. Биографы Филиппа Кузьмича убеждены, что за этим убийством стоял очень влиятельный, но «неизвестный нам пока человек или группа людей» (там же, с. 360).Намного раньше Миронова, еще 1 ноября 1918 года, был так же убит блистательный полководец Иван Лукич Сорокин. Правда, в отличие от Миронова, он сам начал кровавую борьбу с теми, кого считал врагами русского народа. Факты таковы:«13 октября (1918 года. — В. К. ) он (И.Л.Сорокин. — В. К. ) арестовал председателя ЦИК Кавказской республики Рубина, товарищей (то есть заместителей. — В. К. ) председателя Дунаевского и Крайнего, члена ЦИК Власова и начальника «чрезвычайной комиссии» Рожанского. Все эти лица — кроме Власова, евреи — были в тот же день (согласно другим сведениям — 21 октября. — В. К. ) расстреляны. По объяснению приближенных Сорокина, пойманных и заключенных в тюрьму, Сорокин «ненавидел евреев, возглавлявших кавказскую власть»329.28 октября он был объявлен «вне закона» и вскоре же, 1 ноября, застрелен.Наконец, Б.М. Думенко, заслуги которого позднее во многом приписали его бывшему «помощнику» С.М. Буденному, был 24 февраля 1920 года арестован вместе со своим штабом и расстрелян 11 мая. «Пункт первый» обвинения: «…проводили юдофобскую и антисоветскую политику… обзывая руководителей Красной Армии жидами». К делу подшито «донесение политработника Пескарева… в котором он сообщал, что Думенко в его присутствии сорвал со своей груди орден Красного Знамени и, забросив в угол, сказал: „Не надо мне его от жида Троцкого“… Трибунал Республики имел указание Троцкого об осуждении и расстреле Думенко, который нанес ему личное оскорбление»330.Перед нами судьбы трех виднейших и в свое время знаменитейших военачальников Красной армии. Все они были безоговорочно против и дореволюционных порядков, и Белой армии. Но они не могли примириться с подавлением «русского народа с его, — пользуясь словами из цитированного мироновского письма Ленину, — историческими, бытовыми и религиозными традициями и мировоззрением». А находившиеся на верхах власти «чужаки» постоянно этим занимались, «углубляя», по их определению, революцию…И дело, понятно, не сводилось к трем названным крупнейшим военачальникам. Нельзя усомниться в том, что подобная же гибель постигла тогда многих занимавших высокие посты людей. Так, согласно убедительным новейшим исследованиям, 30 августа 1919 года был во время боя убит пулей в затылок командир дивизии Николай Щорс, — убит «своими»… Позднее, уже в 1930 годах, его имя было прославлено — в особенности, благодаря превосходному киноэпосу Александра Довженко «Щорс» (1939). Застрелил его, как доказывается, «политинспектор Реввоенсовета» одесский еврей П.С.Танхиль-Танхилевич; ранее член Реввоенсовета Юго-Западного фронта С.И.Аралов доложил Троцкому, что «в частях дивизии (Щорсовской. — В. К. ) развит антисемитизм…»331.Все это наверняка воспринимается сегодня многими с гневом и проклятиями по адресу властвовавших «чужаков». Но необходимо вдуматься в объективный смысл этой трагической ситуации. Во-первых, при беспристрастном размышлении становится ясно. что такие люди, как И.Л. Сорокин, Б.М. Думенко, Ф.К. Миронов, Н.А. Щорс, если бы даже они «свергли» стоявших над ними «чужаков», едва ли смогли в тогдашних условиях создать и удержать власть. А, во-вторых, «на стороне Троцкого» было преобладающее большинство русских военачальников. Так, командующий Первой конной армией С.М. Буденный самым активным образом выступал и против Ф.К. Миронова, и против Б.М. Думенко (он даже через сорок с лишним лет, в 1962 году, протестовал против «реабилитации» последнего!)332; «разоблачал» Думенко и командир Первого конного корпуса, весьма известный герой гражданской войны Д.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73